* * *
День склонялся к вечеру. Наступил момент, когда Милли увидела, как передние ряды бизонов стали скрываться за горизонтом, до которого, казалось, было теперь рукой подать. Когда повозка достигла того места, где исчезали из виду косматые спины, Милли обнаружила спуск, который кончался у извилистой зеленой полосы деревьев. Местами блестели пятна воды. А дальше шла бесконечная плоская равнина и на ней тысячи и тысячи бизонов…
Лошади добрались до леска. И Милли решила, что здесь она может подождать, пока стадо пройдет. Она завернула за большую группу деревьев и остановилась под их зеленым навесом. Усталые лошади, тяжело дыша, даже не тянулись к траве. Со всех сторон группами и рядами шли бизоны и спускались, видимо, к реке, откуда доносился все усиливающийся плеск воды. Через некоторое время количество проходящих бизонов стало уменьшаться, и наконец топот копыт затих.
Тишина! Это было невероятно! Целый день Милли терзал непрестанный грохот, и теперь она не могла привыкнуть к тишине и чувствовала себя растерянной. Ее охватило чувство одиночества. Она совсем одна в этой дикой и пустынной местности!
— Что мне делать теперь? — воскликнула она. — Но я не должна задумываться! Я должна действовать!
Она слезла с повозки и распрягла лошадей, которые с ржаньем поскакали к реке. Милли вспомнила о своей собственной жажде и побежала к берегу, где, не обращая внимания на грязь, легла ничком и стала жадно пить прямо из реки. Вернувшись, она забралась в повозку и стала смотреть, что там есть. Она нашла мешок овса, ящики с едой и кухонной посудой, сверток одеял и, наконец, топор и лопату. В ящике с посудой лежали и спички, а среди съестных припасов она нашла каравай хлеба, мешок с сухарями, копченое мясо, соль и сахар, сушеные яблоки.
— С голоду я во всяком случае не умру, — прошептала Милли.
Она набрала сухих веток, развела костер, принесла в ведре воду и поела с таким аппетитом, как никогда в жизни. Спустились сумерки. И суровая действительность предстала перед ней еще обнаженнее. Она вся затрепетала. Ведь она совсем одна, а в лесу, на берегах реки — пантеры, медведи, волки… У нее не было никакого оружия, кроме топора. Чем же она защитит себя?
Прежде чем укрыться в повозке, она обошла «свою» территорию, вглядываясь в сумрак и прислушиваясь. Ночная темнота окутала реку, и на темно-синем небе замигали звезды. Близость пасущихся рядом лошадей немного приободрила ее. Она влезла в повозку и, не снимая даже сапог, закуталась в одеяла. Тело ее ныло от боли и усталости, сердце мучительно сжималось, в голове роились неясные мысли… Она не могла сразу улечься и успокоиться. Но постепенно она все меньше и меньше ворочалась в повозке и вдруг замерла неподвижно. У нее блеснула мысль о Томе Дооне, и она представила его себе. Милли заплакала. Слишком мучительно было воспоминание о нем, его любви, мечтах об их будущей совместной жизни. Может быть, она никогда не увидит его больше… Нет, она должна во что бы то ни стало выбраться отсюда! Обессиленная, она погрузилась в легкую дремоту.
Пение птиц разбудило Милли. Взошло солнце, и тихо шелестели листья. Она расчесала свои растрепавшиеся короткие кудри. Лицо горело от ветра и солнца. Она вылезла из повозки, накормила лошадей овсом, поела сама и собралась ехать дальше. При мысли о том, что поедет по прерии одна, она едва не лишилась чувств. «Но я не могу оставаться здесь. Эго будет еще хуже, чем ехать но прерии, — в отчаянии думала она. — Я должна ехать! Но куда, как?»
Милли приходилось видеть, как мужчины рисовали географические схемы на песке. Она опустилась на колени на небольшом песчаном участке и, напрягая все свои мысли, стала рассматривать его.
— Здесь запад, — задумчиво проговорила она. — Я видела, как здесь заходило солнце. Значит, север здесь. Я должна держаться северо-запада. От Красной реки до Спрэга мы ехали десять дней… Здесь река… — Она провела черту на песке. — Вчера я проехала, наверное, миль тридцать-сорок почти прямо па север, до этой реки. Значит, я нахожусь здесь. — Она поставила точку на песке и провела другую черту. — Я не должна ехать обратно к охотничьим лагерям, потому что могу натолкнуться на индейцев. Я не должна двигаться и вдоль этой реки на запад. Мне надо переправиться через нее и держаться северо-запада. Я должна переправляться через все встречающиеся реки и искать для этого удобные места…
Она достаточно путешествовала по пустынной прерии, чтобы иметь некоторое представление о том, что ей предстоит. Мысль о встрече с охотниками вызывала в ней надежду, подбадривала ее… Наконец Милли решилась и выехала из леска направо, туда, где бизоны проложили широкую дорогу вниз, к реке. Лошади рысью преодолели ее — она была неглубокой и легко въехали на низкий противоположный берег. Милли не успела опомниться, как очутилась на гладкой, ровной поверхности прерии.
— Как просто! — восторженно воскликнула она. — О Уайти и Спэкс! — обратилась она к лошади. — Как я люблю вас! — Она стала искать свой красный шарф, чтобы вытереть лицо и волосы. Но он, как и ее маленький револьвер, пропал. Она потеряла его. Нет! Она вспомнила, что привязала его к верхушке повозки в лагере Джэтта и оставила там. Это воспоминание взволновало ее. Что, если Том Доон найдет наконец лагерь Джэтта и увидит ее красный шарф? Нет, этого не случится. Индейцы, конечно, сожгли весь лагерь.
Милли определила по солнцу направление и поехала по прерии — беспредельной равнине, густо поросшей травой. Ехала она с раннего утра до заката солнца и, когда впервые за весь день встретила реку, почти высохшую и превратившуюся в лужу, остановилась, распрягла лошадей и позаботилась обо всем необходимом для себя. Лошади напились из лужи и вернулись к повозке. Они проявляли необычайный интерес к Милли и даже ходили за ней следом. Она отсыпала им овса, приласкала и даже начала разговаривать с ними, ибо одиночество тяготило се. Вскоре темнота скрыла от взора пустынную безграничную даль. Стояла тишина, только слабый шорох и жужжание насекомых! Она легла, напуганная и темнотой, и тишиной, боясь уснуть… Однако долго лежать с открытыми глазами и бороться со сном она была не в состоянии…
Когда солнечные лучи разбудили ее, она тотчас загорелась желанием ехать дальше. Лошади ждали ее и при приближении заржали. Кое-как выполнив обычные работы, она села в повозку. Ее тревожил вопрос, где она раздобудет воду, чтобы напоить лошадей. Милли закрыла глаза и дремала, держа в руке вожжи. Когда повозку встряхивало, она просыпалась. Вдруг загрохотал гром и тучи заволокли небо. Разразилась гроза — с ветром, холодным дождем, белыми зигзагами молний… Милли насквозь промокла, и это необычайно освежило ее. А лошади шлепали по лужам и пили свежую дождевую воду.
Гроза быстро пронеслась, снова показалось голубое небо, и засияло солнце. Прерия дымилась, от лошадей шел пар. Одежда на Милли постепенно высыхала. В тот день путешествие закончилось у реки. Переправы в этом месте не было, и Милли сделала остановку. Утром она чувствовала себя вялой и утомленной, но готова была ехать дальше. Река поворачивала на северо-запад, и весь день Милли следовала вдоль нее, иногда в тени деревьев. Вокруг ни следов, ни колеи, ни остатков лагерей — сплошная пустыня.
На следующий день она нашла заброшенную переправу со старыми следами бизонов. Это несколько оживило ее, пробудило заглохшую надежду. Она немного воспрянула духом. Если бы только можно было отпустить вожжи и дать отдохнуть рукам! Но неукротимыми лошадьми необходимо было править. Выедет ли она когда-нибудь на дорогу? Неужели никогда не кончится эта прерия, серая, однообразная, как мертвое море?
Потом она попала в полосу, где валялось множество трупов бизонов. И надежда опять овладела ею. Где она? Может быть, в ста или пятидесяти милях от Стэкед Плэнс? А дорогу найти не может! Туши были уже черные и высохшие, никакого запаха от них не исходило. Десять миль проехала она по этой полосе смерти и разложения, но ее напряженно ищущие глаза не обнаружили ни лошади, ни повозки.
Милли потеряла счет дням и часам. Солнечные закаты, остановки у реки, темные ночи с ненавистными звездами, бледные рассветы и раскаленное солнце — и ужасная усталость, тоска…
— Что это? — воскликнула Милли и широко открыла глаза. Она лежала в повозке. Солнце стояло уже высоко. Повозка качалась, скрипела, раскачивалась, и при этом слышался странный звук: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Лошади бежали по твердой дороге! Не сниться ли ей это? Она закрыла глаза, чтобы лучше слышать: тук-тук, тук-тук, тук-тук! Это не обман ее болезненно обостренного слуха…
— О, наконец-то! — вздохнула Милли. — Дорога!;. Дорога!.. — И она приподнялась. Как всегда, серая беспредельная прерия, но теперь перерезанная до самого горизонта белой линией дороги, Милли, вне себя от радости, едва не упала в обморок. Она заставила себя попить и поесть, хотя мясо и хлеб так высохли, что их было трудно проглотить. Она должна собраться с силами! Много охотников, должно быть, проезжает по этой дороге. Наверное, скоро она увидит, как на горизонте забелеет повозка… Милли посмотрела вокруг. Прерия по-прежнему была пустынна, но в ней появилось и что-то новое… Милли почувствовала себя бодрее: надежда чудесным образом оживила ее. И она погнала лошадей.
Наконец она доехала до одного из холмов, долго казавшегося недосягаемым. Речка, окаймленная зелеными вязами, протекала как раз у его подножия. Измученное сердце Милли забилось при внезапном воспоминании. Она здесь уже останавливалась, она узнала эти вязы… Лошади заржали, забили пыльными мохнатыми копытами и остановились. Милли взглянула вниз, на зеленый берег, где когда-то Кэтли говорил ей о своем сочувствии.
Еще один солнечный закат… Золотистые, красные и пурпурные облака запылали над прерией. Постепенно сумерки опускались на равнину, и среди колышущейся травы появились тусклые пятна костров и клубящиеся столбы синего дыма. Повозка Милли, пробиралась теперь среди мелкого скота, который пасся по обеим берегам реки около Спрэга. На дорогу выбегали собаки и лаем встречали новую повозку. Любопытные охотники, направлявшиеся на юг, выходили из палаток, чтобы расспросить о новостях новоприбывшего из охотничьей области.
— Здравствуйте, сынок! — приветствовал Милли седой старик, живыми голубыми глазами оглядывая усталых лошадей и повозку с единственным седоком. — Вы один?
— Да, — ответила Милли, с волнением услышав его хриплый голос.
— Откуда вы? — спросил старик.
— С Красной реки, — ответила Милли.
— Скажите-ка, сынок, вы… — Он прервал вопрос, подошел ближе и положил руку на спину лошади, от которой шел пар. Грубые лица, одни загоревшие, другие бледные, еще не обвеянные ветром прерии, смотрели на Милли. Они казались ей прекрасными: столько жизни, радушия и интереса было в них!
— Да, с Красной реки, — быстро и тихо ответила она. — В моем отряде произошла ссора — все перебили друг друга… Потом команчи переправились через реку… И я убежала из лагеря. Уайти и Спэкс вывезли меня из лесу на равнину… И тут я увидела гнавшихся за нами индейцев… Мы попали, в стадо бизонов, которые неслись в панике… Пыль и топот… Это было ужасно!.. Потом они побежали тише, но окружали нас весь день… сорок миль… Когда же наконец мы остались одни, мы день за днем ехали и останавливались, ехали и останавливались… Не знаю, сколько дней это продолжалось!
После взволнованного рассказа Милли воцарилась тишина. Затем старик недоумевающе почесал бороду:
— Сынок, вы шутите над нами? Выдумываете все это? Правда, вид у вас усталый и замученный…
— Это истинная… правда, — со вздохом ответила Милли.
— Ну, мальчик… — более серьезным голосом начал добродушный старик и снова с любопытством оглядел изнуренных лошадей и поломанную повозку.
— Мальчик? — живо, насколько позволяла усталость, воскликнула Милли. — Я не мальчик!.. Я девушка… Милли Фэйр.
Глава XV
Том приподнялся, чтобы осмотреть путь к скале, потом он дополз до конца камня и оттуда, лежа на левом боку и вытянув вперед левую руку, а правой таща ружье, пополз насколько мог быстро и бесшумно. Смотрел он только прямо перед собой. Страха не было. С самого начала он подумал, что человек умирает только раз, и если это суждено ему теперь, то умрет он за своих товарищей. Темные, манящие глаза Милли Фэйр мелькнули перед ним, и острая мучительная тоска сжала сердце… И ради спасения этой девушки он готов на любую опасность. Так или иначе, это команчи были причиной бегства Милли. Из-за них он потерял ее.
Когда он прополз несколько десятков футов, он почувствовал облегчение, страшное напряжение ослабело. Его товарищи стреляли теперь как будто залпами. Он знал, что таким способом Пилчэк старается отвлечь от него внимание индейцев. Те тоже стреляли. Но он уже порядочно удалился от места перекрестного огня. Пули уже не визжали над его головой. Он выполз на более открытую местность и теперь, по-видимому, был недалеко от цели — от красной скалы. Лежа у плоского камня — высокого рядом не было, — он выглянул. Большой скалы с этого места видно не было. Не в состоянии ползти дальше, утомленный и физически, и духовно, он приподнялся повыше, чтобы отыскать скалу. Опять не видно! Тогда он отполз несколько шагов к левому концу камня и снова приподнялся, чтобы выглянуть.
Как будто резкий порыв ветра пронесся мимо него. Он услышал свист и почувствовал сильный неожиданный толчок, а затем острую, жгучую боль в спине. Почти в то же мгновение донесся резкий звук ружейного выстрела. И взгляд Тома сейчас же уловил впереди фигуру индейца, который стоял с дымящимся ружьем в руке. Том упал ничком за камнем, оглушенный и пораженный этой неожиданностью. А в следующую секунду, опомнившись, он крепко сжал ружье, вскочил и мгновенно выстрелил. Том увидел, как индеец широко открыл рот и зашатался. Кровь хлынула у него изо рта. Покачнувшись, он упал. Рана была смертельной.
Скорчившись, Том огляделся и увидел нужную ему скалу. Тогда быстро, собрав последние силы, он бросился бежать и вскоре достиг цели. Но места, где были укрыты лошади, он найти не мог, пока Джэк Дивайн не окликнул его и не объяснил. Том, пошатываясь, обошел скалу и попал на лужайку, где стояли лошади. Дивайн с шумом скатился с выступа, где он наблюдал за обстановкой. Затем с другой стороны появился второй сторожевой — Ол Сорндайк. Они подбежали к Тому.
— Смотрите, вы весь в крови! — испуганно крикнул Джэк.
— Я ранен… Не знаю, насколько серьезно… — тяжело дыша, сказал он. — Я пришел за водой. Скорее, ребята, перевяжите меня. Мне надо торопиться обратно.
— Мы тоже пойдем с вами, — сказал Дивайн. — Принеси воды, Ол.
Они обмыли Тому рану и перевязали ее платком.
— Я должен отнести туда несколько фляжек, — заявил Том.
— Я пойду, а вы оставайтесь с Олом, — ответил Дивайн.
— Нет, я не намерен оставаться. Я тоже хочу помочь нашим товарищам, — решительно сказал Сорндайк.
— Мне не приказывали привести вас.
— Это не имеет значения. Какая польза от того, что мы здесь? Если команчи найдут нас, мы не сможем спасти лошадей. А если уйдем отсюда, то сможем присоединиться к остальным.
Логика Дивайна была неопровержима. И Том не стал больше возражать. Они захватили по две фляжки каждый, взяли ружья и поспешно отправились в путь. Том указывал дорогу. Идти было легко, но, когда они добрались до того места, откуда, как он считал, нужно было ползти, начались трудности. Тяжелые фляги свисали с шеи и мешали передвигаться. Том лег на землю и полз как змея. Он был первым. За ним в десяти шагах полз Сорндайк, за которым на таком же расстоянии следовал Дивайн. Тому часто приходилось останавливаться и отдыхать: мускулы его ослабели. Однако он был уверен, что одолеет этот путь. Большими глотками он пил воду из фляги, и это оживляло его. Они уже довольно близко подползли к тому месту, где находились Пилчэк и его товарищи, как вдруг у самой головы Тома ударилась, подняв пыль, пуля. Его зашатало. Другая пуля задела верхушку его шляпы. Это заставило его судорожно проползти дальше и укрыться за большим камнем. Пули теперь жужжали и свистели над головой, отскакивали от обломков скал.
Наконец Том с товарищами добрался до позиции Пилчэка.
— Сейчас будет самый опасный для нас момент, — сказал Дивайн. — Вдруг они примут нас за краснокожих.
Но Пилчэк был слишком мудрым и опытным, чтобы допустить такую ошибку. Он был на страже, и его озабоченное, суровой лицо просветлело при виде Тома.
— Это ловко проделано, Том! — сказал он. — А здесь настоящий ад! Идите скорей к Ори и Робертсу.
Том поспешил к молодому парню, лежавшему под навесом, который соорудил Робертс из своей рубашки и палки. Он хрипом приветствовал Тома. Лицо у Ори было бледное и потное. Когда Том поднял его голову, он открыл глаза, попытался что-то сказать, но не мог.
— Ори, вот вода, — сказал Том и поднес фляжку к его бледным губам.
Впервые в жизни он понял, как драгоценна простая вода! Он смотрел, как Ори пил, и был вполне вознагражден его слабой благодарной улыбкой.
— Очень благодарен, Том, — прошептал Ори, откинувшись назад. Взгляд у него был какой-то странный. Затем он закрыл глаза и как будто успокоился. Тому не понравилось выражение его лица в тот момент, но в возбуждении он скоро забыл об этом.
Робертс передал фляжку другому раненому и подождал, пока тот напьется. Затем сам утолил жажду.
— Вот все, что мне было нужно, — с глубоким вздохом проговорил он.
Старый, седой охотник подполз, чтобы отпить свою долю.
— Сын мой, такую фляжку вылизал бы и Ниггер Хоре, — сказал он.
— Как! Мы сражаемся с этим вождем? — удивленно спросил Том.
— Если верить Пилчэку, так оно и есть, — весело ответил охотник. — Старик Ниггер и около тысячи краснокожих с ним.
Том отполз к удобному месту за обломком скалы, где он находился раньше, и стал следить за тем, чтобы не попасть под огонь индейцев. Рана причиняла ему мучительную боль. Он был почти без сил. Солнце адски палило. Ружье и камни как огонь обжигали руки. Но когда он снова вступил в бой и стал искать цель, он забыл и о своих страданиях, и обо всем остальном.
Бой усиливался. Теперь яростно наступали команчи и отчаянно сопротивлялись осажденные. Опасность принимала угрожающий характер. Пуля попала Тому в плечо, но все возрастающая смелость индейцев заразила его. Он еще больше высунулся из укрытия и усилил огонь. Когда, страдая от второй раны, он вынужден был отползти в укрытие, он уже знал, как происходит наступление.
Команчи подступали все ближе и ближе, почти совершенно скрытые пеленой дыма, застилавшей поле боя.
— Прекратите огонь! Ждите атаки! — громовым голосом крикнул Пилчэк.
Грохот тяжелых охотничьих ружей прекратился, и это позволило отчетливее различить стрельбу индейцев. Их винчестеры трещали непрестанно, залп за залпом, и свинцовый град осыпал каменистые позиции осажденных.
Очевидно, индейцы сосредоточились на западной стороне, между позициями Старуэлла и Пилчэка. Это побудило разведчика отвести своих людей в сторону, где укрывался Том. Все ближе и жарче становился огонь индейцев. Сквозь синюю завесу дыма Том видел быстро мелькавшие фигуры, похожие на призраки. То команчи перебегали от скалы к скале. Сердце у Тома готово было разорваться. Если у индейцев достаточно сил, то они смогут перебить весь отряд Пилчэка! И вдруг, когда Том уже готовился к худшему, огонь прекратился. Наступила напряженная тишина, странная после такой оглушительной стрельбы.
— Это хитрость. Следите внимательно! — предупредил Пилчэк своих людей.
Едва он произнес эти слова, как индейцы открыли сильный огонь с очень близкого расстояния. Пилчэк выкрикнул какое-то приказание. И хотя его невозможно было разобрать среди ружейного треска, в ответ грянули залпы тяжелых охотничьих ружей. В следующий момент стрельба стала такой интенсивной, что Тому казалось, будто он слышит непрерывный раскат грома. Сквозь дым он увидел, как с невероятной быстротой ринулись вперед индейцы, и среди ружейного грохота услышал их странный оглушительный крик. Однако охотничьи ружья по-прежнему непрерывно грохотали, и, вероятно, это подействовало на отчаянно смелых команчей. Может быть, они не рассчитывали на такое могучее сопротивление? Их воинственный крик стал более пронзительным и тонким и наконец замер. А затем прекратились и раскатистые залпы. Тогда и Пилчэк приказал прекратить стрельбу.
Старый, седой охотник встал, оглядел окутанную дымом местность и сказал:
— Ребята, они подбирают своих убитых и раненых. Они разбиты! И мы должны отогнать их совсем, к их лошадям.
— Правильно, — мрачно ответил Пилчэк, — но подождем и посмотрим, верно ли это.
Если отступление и было, то Том не мог увидеть его из за дымовой завесы. Он вышел из своего укрытия. Рубашка у него была вся мокрая от крови. Его вторая рана оказалась легкой, но очень болезненной. Он попросил Дивайна перевязать ее платком. В этот момент поспешно вернулся Пилчэк.
— Ребята, дело идет к тому, что мы выиграем! — сказал он, и серые глаза его заблестели. — Если мы разобьем и обратим в бегство Ниггера Хорса, то это будет первая победа охотников в этой войне из-за бизонов… Харкэуэй, оставайтесь здесь с двумя людьми, чтобы охранять раненых. Остальные забирайте запасные патроны и следуйте за мной.
Том из последних сил опустил руку в мешок с патронами и последовал за разведчиками. Пилчэк продвигался вперед осторожно. По мере того как становилось ясно, что засада маловероятна, он проявлял все большую смелость и решительность и наконец бросился бегом.
— Живей, за мной! — крикнул он, обернувшись назад.
Том старался преодолеть тяжелую дорогу и не глядел перед собой, пока не достиг края подъема. Команчи отступали. В этом не было никакого сомнения. Отступали в полном порядке, с линией воинов, охраняющих тыл. Том увидел, что одни индейцы подбирают и уносят своих раненых и убитых, другие столпились около лошадей, но главная масса собралась в середине лагеря, где была суматоха и спешка.
— Вперед, ребята! — крикнул Пилчэк и бросился вниз по спуску.
Охотники Пилчэка с криками, потрясая оружием, рассыпались по спуску. Внизу, в лагере, внезапно показался дым и грянул залп из винчестеров. Тогда Пилчэк остановился, встал на одно колено и приподнял ружье. Его примеру сейчас же последовали другие. Он выстрелил, за ним Дивайн и старый охотник, а затем дали залп остальные. Если бы команчи в этот момент, несмотря на залпы охотничьих ружей, ринулись вперед, то охотникам Пилчэка пришел бы конец. Они были бы сметены. Но индейцы не способны были на такой маневр. Они стреляли так же, как скакали верхом, — бешено, неистово, но без определенного плана. Что же касается белых, то они продолжали наступать, испуская громкие крики и стреляя. Дым и грохот окружали Тома. Ружье жгло руки, и лицо было опалено порохом. Вдруг что-то ударило его и сшибло с ног. И он погрузился во мрак…
Когда Том пришел в себя, он почувствовал тупую боль и никак не мог понять, где находится и что с ним произошло. Его куда-то несли, слышались людские голоса, а дневной свет казался красноватым и туманным… Том опять лишился сознания, а когда очнулся, почувствовал головокружение. Он лежал на спине, а над ним возвышалась темная скала. Затем в лицо ему брызнули холодной водой, и он услышал знакомый голос.
— Том не опасно ранен, — говорил Джэк Дивайн. — Последняя пуля только оцарапала ему кожу. Он парень крепкий.
— Да? Я очень рад, — ответил Пилчэк. — Мне казалось, будто он уже готов…
— Нет! Он скоро поправится… Назови меня как угодно, если он не очнется сейчас. Эй, Том!
— Я чувствую себя хорошо, спасибо, — слабым голосом сказал Том. — Как наши дела?
Тут Дивайн начал красноречивый рассказ о том, как они заставили отступить Ниггера Хорса с его сотнями воинов, преследовали их и наконец окончательно разбили и обратили в бегство. Но Дивайн не упомянул о том, как пострадал отряд Пилчэка. Хотя Том и сильно мучился и был очень слаб из-за потери крови, но он все-таки поел и утомленный уснул.
Дневной свет вернул ему сознание. И первый же взгляд на лежащих вокруг раненых и перевязанных товарищей дал ему представление о том, чего стоила победа над Ниггером Хорсом. Никто не избежал хотя бы одного ранения. Том не увидел многих знакомых лиц, но не стал задавать вопросов. Он испытывал постоянную боль, поэтому был рад, что может лежать спокойно, с закрытыми глазами.
Однако позднее в то же утро у него хватило сил сесть верхом на лошадь и присоединиться к отряду, медленно возвращавшемуся в постоянный лагерь. Тенистый и прохладный, с проточной водой, он был самым желанным местом отдыха. Всех раненых устроили как можно удобнее. И тут Том узнал, что семь человек из отряда Пилчэка убито. Ори Тэск погиб первым.
Глава XVI
Когда весной 1877 года, по донесениям разведчиков, сопротивление кочевых племен на юго-западе было сломлено, Том распрощался с Бэрном Хэдноллом, своим давним другом и товарищем. Дэв Стронгхэрл уже несколько месяцев как уехал в Спрэг к своей жене, и Бэрн тоже хотел повидаться с женой и родными.
— Что вы будете делать теперь, Том? — спросил Бэрн.
Доон опустил голову:
— Мне было бы слишком тяжело вернуться в Спрэг как раз теперь. Видите ли, Бэрн, я не могу забыть Милли. Конечно, она уже давно умерла. Но иногда я вижу ее во сне, и она кажется мне живой. Мне хотелось бы узнать правду о ее судьбе. Когда- нибудь мне это удастся. Я отправлюсь с Пилчэком на Бразос. Крупная охота теперь там.
— Я собираюсь основаться около Спрэга, бросить ружье и взяться за плут, — сказал Бэрн. — Отец всегда говорил, что наступит день, когда Спрэг будет центром скотоводческого и фермерского района.
— Да, я помню. Это была раньше и моя мечта. Но я изменился. Вероятно, это бродячая жизнь подействовала на меня. Пока меня еще манит простор. Когда-нибудь я вернусь обратно.
— Том, у вас есть сбережения, — задумчиво ответил Бэрн. — Разве не рискованно возить с собой все деньги! Теперь в охотничьих областях есть люди опаснее, чем команчи.
— Я уже думал об этом, — сказал Том. — Это действительно рискованно. И я попрошу вас взять большую часть моих денег и положить их в банк.
— Это хорошая идея. Но представьте себе, что вы не вернетесь. Вы ведь знаете, что нам приходилось переживать, сколько сильных и способных людей погибло.
— Я думал и об этом, — многозначительно сказал Том. — Если я не приеду в течение пяти дней, то переведите деньги на имя ваших детей. Деньги теперь не имеют для меня большого значения… Но, по всей вероятности, я вернусь.
Этот разговор происходил в апреле в лагере, расположенном в верховьях Красной реки. В тот день уезжало множество охотников, их повозки были доверху нагружены шкурами бизонов. С одним из таких охотничьих караванов и отправлялся на север Бэрн Хэднолла. А Том и Пилчэк готовились к большой охоте в окрестностях реки Бразос. Ходили слухи, что там — золотое дно. Когда они собирали отряд, к ним пришел смуглый человек небольшого роста с очень оригинальным лицом, на котором была печать чего-то возвышенного и в то же время комичного.
— Я хотел бы присоединиться к вам, — заявил он Пилчэку.
Разведчик, привыкший оценивать людей с первого взгляда, увидел, что это услужливый и способный парень.
— Да, человек нам нужен, но имеющий опыт, — ответил Пилчэк.
— К глупым новичкам я не принадлежу, — ухмыльнулся тот. — Я убил и ободрал более четырех тысяч бизонов. А кроме того, я кузнец и повар.
— Ну, я вижу, что вы один — целый отряд! — широко улыбаясь, что с ним бывало редко, ответил Пилчэк. — на каких условиях хотите присоединиться к нам?
— Расходы, работа, прибыль — все поровну.
— Нет ничего лучшего. Думаю, мы будем рады принять вас. Как ваше имя?
— Джонс, — ответил новоприбывший.
— Том Доон, — добродушно сказал разведчик, — познакомьтесь с Джонсом.
* * *
Вместе с другим отрядом новоприбывшего охотника Хэултона, с которым были сын пятнадцати лет и еще два мальчика немного постарше, отряд Пилчэка отправился к реке Бразос. После благополучного путешествия, большей частью по проезжим дорогам, они достигли одного из притоков Бразоса, где им навстречу стали попадаться отдельные небольшие стада бизонов.
— Остановимся здесь на пару дней, прежде чем доберемся до главного стада, — сказал Пилчэк. — Мне очень хотелось бы поохотиться одному. Думаю, что у главной реки охотники теснятся, как пчелы в улье. Пока есть возможность, побудем подальше от вони и насекомых.
* * *
Отряды раскинули свои лагеря на близком расстоянии один от другого. Место здесь было самое живописное из всех, встречавшихся Тому в его путешествиях по западному Техасу. Пилчэк сказал, что главное стадо, преследуемое охотниками, прошло в нескольких милях к востоку от этого места. Поэтому воздух здесь был чистый, вода не загрязнена, а трава не измята. Бой с индейцами так закалил Тома Доона, что истребительная охота на бизонов теперь не вызывала в нем таких чувств, как раньше, а бродячая жизнь на открытом воздухе превратилась в привычку и притягивала к себе. Кроме того, Том постоянно испытывал тоску и недовольство, которые могли смягчить только работа и движение.
Он очень привязался к сыну Хэултона — Черри. Это был стройный мальчик с рыжими волосами и с веснушчатым лицом. Как это и подобало мальчику из западных штатов, он преклонялся перед разведчиком и Томом — опытными охотниками на бизонов. Он и его братья Дэн и Джо пользовались каждой свободной минутой, чтобы побыть с Пилчэком и Томом, послушать их рассказы.
Оба отряда решили двигаться вдоль притока по направлению к слиянию его с Бразосом. По мере того как количество бизонов увеличивалось, они встречали и все большее число охотников. В начале мая подошли к окрестности, где находилось главное стадо и густо расположились охотничьи лагери. Среди охотников теперь было немало воров и грабителей, поэтому лагери приходилось охранять — всегда оставлять одного или двух человек на страже. Тому и Черри часто приходилось по целым дням оставаться в лагере. Это было приятным разнообразием в жизни, хотя работы всегда было много. Их лагери были расположены как раз в том месте, где Бразос пересекала старинная испанская дорога на Стэкед Плэнс, по которой непрерывным потоком двигались охотничьи повозки. И редко выдавался день, когда никто из путешественников не останавливался хотя бы на час около их лагерей.
Однажды проездом в форт Уорс на дороге остановился старый знакомый Тома.
— Робертс! — радостно воскликнул Том.
— Я только что из форта Силла, — сказал Робертс, тоже обрадованный. — И у меня есть новости для вас. Помните Ниггера Хорса, вождя команчей, с которым мы сражались?
— Вряд ли я когда-нибудь его забуду! — ответил Том.
— Ну, так команчи, оставшиеся в живых, понемногу стали являться в форт Силли и сдаваться. И от них мы узнали, что солдаты выдержали долгий бой с Ниггером Хорсом и какой-то сержант убил старого вождя и его жену.
— А слыхали вы что-нибудь о ружье Хэднолла?
— Слыхал. Вы, вероятно, помните, что у Хэднолла было замечательное ружье. Как раз такое, о каком мечтал каждый краснокожий. Интересно, что обладание этим ружьем оказалось роковым для всех индейцев, которые им владели. Первым получил его сын Ниггера Хорса. Это он повел на нас атаку, попал под наш огонь и был убит. Затем оно перешло к индейцу по имени Пять Перьев, который тоже был убит нами. И после этого каждый краснокожий, к которому попадало ружье Хэднолла, погибал. В конце концов они перестали стрелять из него, считая, что оно приносит несчастье. А дело-то было просто в том, что владевшие ружьем Хэднолла становились безрассудно смелым и лезли прямо под наш огонь…
Глава XVII
Середина июля застала Тома Доона и Пилчэка далеко в низовьях Бразоса, в самой гуще бойни. На расстоянии тридцати миль охотники день за днем истребляли последнее огромное стадо бизонов. Стояла невыносимая жара. Однако ранним утром охота была сравнительно легкой. Напряженно работая более двух месяцев, Том Доон, Пилчэк и Джонс убили три тысячи девятьсот двадцать бизонов и потеряли совсем небольшой процент шкур. Им теперь не надо было отвозить шкуры в город: они продавали их на месте.
Вокруг был настоящий ад. Том не мог проехать нескольких шагов, чтобы не натолкнуться на кучу костей, прогнившую тушу или труп только что ободранного бизона. Бывали дни, когда сотни ободранных, окровавленных туш валялись ка протяжении многих миль. Хищные птицы носились над ними густыми стаями, а запах разложения был невыносим. Прерия как будто превратилась в какой-то чудовищный мясной рынок, а охотники — в мясников. И все это неизбежно отразилось на их душевном состоянии. Целыми днями треск ружейных выстрелов наполнял раскаленный воздух. Ради наживы все отряды работали день и ночь: носились верхом за бизонами, стреляли, сдирали шкуры, растягивали их — как будто жизнь каждого охотника зависела от этой непрерывной охоты. Это была настоящая бойня.
Том Доон теперь снова испытывал то мучительное чувство, против которого одно время боролся, — самообличения и осознания того, что эта бойня окончательно унизит и обесчестит его как человека, если он немедленно все не бросит. Когда-то у него был чудесный повод отказаться от охоты — желание Милли Фэйр. Иногда взгляд ее темных глаз еще преследовал его. Если бы она так неожиданно не пропала, он уже давно покончил бы с этим кровавым развлечением. Любовь к Милли продолжала жить в нем и спасала от окончательного падения в этих суровых и жестоких условиях жизни.
* * *
Наступил август. Бизоны сгрудились в одно колоссальное стадо. Пришла пора случки. И самцы, и самки, покорные чудесному инстинкту, стали более медлительными и менее осторожными, не обращали внимания на человеческий запах, приносимый ветром. От стада доносились глухие и рокочущие звуки. Это было мычание самцов. Со дня на день эти звуки становились все громче и сильнее. Их было слышно уже за несколько миль. Постепенно все больше и больше бизонов присоединялось к этому мычанию, и оно стало непрерывным, заглушающим грохот стрельбы и не прекращающимся ни днем, ни ночью.
Лагерь Тома Доона находился в это время в десяти милях от главного стада. На таком расстоянии мычание было похоже на отдаленный гром. Но оно мешало Тому спать, а когда он засыпал, навевало кошмарные сны. В темноте ночи ему начинало казаться, что он слышит голос, умоляющий о пощаде, о жизни… жизни… жизни… И он не мог отделаться от этого наваждения. Эти великолепные животные погибают и истребляются ради обогащения небольшой кучки охотников, развращенных этой жестокой бойней. Тщетная мольба природы слышалась Тому в этом мычании…
* * *
Том Доон и Пилчэк остановили лошадей на вершине холма, всматриваясь вдаль. К их изумлению, бесконечной черной полосы — стада бизонов — на горизонте не было. Не слышно было и ружейных выстрелов…
— Вчера мы целый, день занимались обработкой шкур в лагере и не спросили у Джона, не тронулось ли стадо, — в раздумье заметил Пилчэк. — Сезон случки кончился, и стада здесь нет, это факт… Что это, не лошади ли там видны?
Том оглядел прерию в подзорную трубу:
— Да. Это охотники. Дальше их еще больше. Они спускаются вниз по реке.
— Кстати, я вспоминаю, что не слышал сильной стрельбы вчера. А вы?
— Слышал немного, и то рано утром и издалека.
— Часть бизонов и несколько отрядов, видимо, направились на север. Река в десяти милях отсюда делает поворот и течет на восток. Готов биться об заклад, что главное стадо не пошло за этот поворот.
— Почему?
— Потому что оно никогда больше не пойдет на север. Два месяца изо дня в день оно держало направление на юг, что неестественно для середины лета. Оно должно было идти на север. А дело в том, что на юг бизонов загоняла толпа охотников.
— Но что же случилось сегодня?
— Право, не могу объяснить! Но чувствую, что все эти охотники, отправляющиеся на север, только даром тратят время.
— А что же мы будем делать?
— Я хотел бы проехать на запад и посмотреть, какова ближайшая переправа, — сказал разведчик. — Мы скоро двинемся на юг. Нам нужно перебраться на тот берег реки.
Они повернули на запад с намерением миль через пять выехать к реке. Время от времени Пилчэк поворачивался и смотрел на пустынную прерию и скопившиеся тучи. Казалось, он присматривается и прислушивается к чему-то.
— Чего вы ждете? — с любопытством спросил Том. — Грозы?
— Я и сам не знаю, — воскликнул Пилчэк. — Я и не думал о грозе. Совсем не думал! Это у меня привычка такая, должно быть… Но раз вы спрашиваете, признаюсь, что меня беспокоит, куда делось главное стадо.
Пилчэк проехал на запад дальше, чем предполагал, и подъехал к реке в том месте, где прерия постепенно спускалась к мелкой воде. Бизоны ежегодно переходили здесь реку в брод. Деревьев не было, а кустарники и трава не разрослись так густо, как обычно по берегам реки. Место это показалось Тому мрачным и пустынным, когда он, сидя верхом на лошади, ждал Пилчэка, переезжавшего через реку. Наконец разведчик вернулся.
— Ну, я не побоюсь гнать лошадей с повозкой по такому песку, — сказал он. — Дайте мне вашу подзорную трубу.
Он окинул взглядом горизонт и остановился на какой-то точке в западном направлении на некотором расстоянии от реки.
— Видите несколько маленьких стад бизонов? — сказал он. — Едем к ним! Поохотимся, снимем шкуры с убитых, а подберем их завтра, по дороге на юг.
Они проскакали по прерии несколько миль. Бизоны были уже ясно видны. Тем временем с севера поднялся легкий ветер.
— Черт возьми! — с досадой воскликнул Пилчэк. — Ветер снова меняется. Если он окрепнет, то нам не видать этих бизонов!
Когда они проехали еще милю, ветер усилился, и осторожные бизоны, почуяв запах охотников, пустились вскачь по прерии. Пилчэк пренебрежительно посмотрел им вслед:
— Скачите, дурачье, скачите!.. Том, я думаю, что все мы испорчены былой легкой охотой. Такой она уже никогда больше не будет. И я отчасти даже рад этому. Повернем обратно!
Они повернули и поехали против ветра, уже сильно окрепшего и прохладного, приносившего тяжелый запах разлагающихся бизоньих туш.
— Тьфу! — воскликнул разведчик. — Я предпочел бы вдыхать дым от костра, пусть бы лучше он разъедал мне глаза.
Том своим чутким слухом уловил глухой громовой раскат. Он повернул голову, но звук исчез. Доносился он только при сильном порыве ветра.
— Что вы услышали? — осведомился разведчик, всегда все замечавший.
— Гром.
— Да, как будто приближается гроза. Но я никогда не доверяю грому в этих краях, — многозначительно ответил он.
Они остановили лошадей и посмотрели на север. Темные свинцовые облака надвигались не быстро, но неуклонно, и очертания их постепенно изменялись. Они превращались в темно-багровую груду, края которой прорезали тонкие зигзаги молний.
— Действительно, гроза, — заметил Пилчэк и слез с лошади.
— Слезайте, Том! И отойдите от лошадей. А теперь слушайте.
Том услышал глухой отдаленный гул.
— Слышу.
— Это настоящий гром. И он предвещает дождь на этой вонючей, пыльной, раскаленной равнине… Прислушайтесь еще, Том.
Они стояли далеко друг от друга. Пилчэк прислушивался правым ухом, а Том — левым. Несколько раз раскат грома, который теперь Том слышал ясно, заставлял разведчика кивать головой.
— Ну, это не то, что я думал, — мрачно сказал он. — И у нас нет времени целый день оставаться здесь… Прислушайтесь получше, Том. Вы моложе меня.
Том, обычно спокойный, немного заволновался. Два года провел он вместе с этим человеком, и у него была масса возможностей убедиться в его здравом уме, проницательности и замечательной житейской опытности. Пилчэк был озабочен судьбой стада бизонов. Том наклонился пониже и затаил дыхание, изо всех сил напряг слух. Снова услышал он долгий, раскатистый гул. Опять гром. Он выпрямился:
— Ничего не слышу, кроме грозы!
— Я знаю, слух у меня не такой, как в молодости. Но мне все кажется, что я слышу что-то особенное, — ответил разведчик. — Но минуту тому назад… Попробуйте послушать опять. Я хочу знать наверняка.
Заинтересованный, Том стал прислушиваться еще напряженнее. На этот раз ему показалось, что гром немного усилился, и одновременно он услышал другой звук, более слабый, — непрерывный глухой шум, который замирал при раскатах грома и снова усиливался, когда они кончались. Том выпрямился и рассказал Пилчэку о том, что слышал. Надо было видеть, как засверкали серые глаза разведчика! Он ничего не ответил, только поднял свою загоревшую руку и застыл в позе прислушивающегося индейца.
Том снова склонил голову. И порыв ветра донес до него раскат грома, а потом долгий глухой, все усиливающийся шум, затем снова гром, и опять шум… Том сделал свои собственные выводы, но ждал, что скажет разведчик. Долго стоял Пилчэк в напряженной позе с поднятой рукой. По-видимому, определял расстояние, силу и направление этого тревожного звука, а не его происхождение. Наконец, опустив руку и ударив ею по ладони другой руки, он посмотрел на Тома блестящими глазами.
— Паническое бегство… Бежит все стадо! — крикнул он. — Я ждал этого все дни.
Разведчик оглядел весь северный горизонт прерии.
— Вы говорите, что видите только на расстоянии четырех или пяти миль, — сказал он. — Приблизительно на таком расстоянии прерия поднимается вверх, а затем спускается вниз. Потому и звук заглушается, и не видно никакого движения. Я не уверен, что это стадо далеко. Думаю, нам лучше поскорей уехать!
Они сели верхом и поскакали. У Тома уже не было быстрой и преданной Дести. Теперь он ехал на сильной и тоже довольно быстрой лошади, которая, однако, не могла тягаться с лошадью Пилчэка. И Том стал постепенно отставать. Пока он видел Пилчэка, он не боялся, что они разъедутся. Том был уверен, что, если он и натолкнется на бизонов, он сам справится с положением. Казалось странным убегать от невидимой опасности. Во время езды он ничего не слышал, кроме равномерного стука копыт и завывания ветра.
Вскоре он увидел, что Пилчэк остановил свою лошадь, соскочил с седла, пробежал несколько шагов и ничком лег на землю. Том понял, что Пилчэк приложил ухо к земле и слушает. Видимо, положение становилось серьезным. Пилчэк минуту лежал, а затем поднялся, постоял и внезапно вскочил на лошадь. Но вместо того чтобы ехать дальше, он стоял на месте и смотрел на север. Том быстро подъехал к нему и остановил лошадь.
— Джюд, что случилось? — живо крикнул он.
— Я не уверен, но, кажется, положение чертовски опасное, — ответил разведчик.
— Почему? Я ничего не вижу и не слышу.
— Посмотрите на эту желтую пыльную полосу вправо от темного клочка неба. Видите, она движется! Я боюсь, что если мы поедем так дальше, то окажемся отрезанными рекой. Мы, конечно, сможем переправиться через нее, но это потребует времени и, кроме того, вынудит ехать на север. А этого мы не должны делать ни в коем случае! Надо держаться запада или востока.
— Джюд, я слышу шум, — сказал Том.
— И я тоже. Но меня тревожит эта пыль… Если я еще кое-что понимаю, мы в опаснейшем положении. Надо решать, что делать, и скорее!
Том стал рассматривать низкое желтое облако пыли. Оно передвигалось, по-видимому, медленно и распространялось в основном вправо. Но Том заметил, что постепенно, не так быстро, оно росло и слева. Смутный отдаленный гул, хотя и негромкий, был слышен непрестанно. Вдруг этот гул стал громким и отчетливым. Том оглянулся на Пилчэка. Разведчик остановил свою испуганную лошадь, вытянул шею и поднял голову. Вдруг он откинулся назад, как будто его ударили.
— Доон, глядите! — крикнул он голосом, которого Том никогда не слышал у него. И этот крик был заглушен громовым раскатом…
Том оглянулся. Вдоль всего горизонта показалась темная колеблющаяся линия и над ней поднималась желтая пыль. А сзади надвигалась багровая грозовая туча. Передние ряды бизонов, широкие и темные, казалось, появились из-за возвышения. Они росли и распространялись, как стелющийся по земле дым, передвигаясь, по-видимому, не прямо, а загибая справа. Минуту Том смотрел, пораженный и взволнованный. Огромное стадо, охваченное паникой, неслось на них и находилось на расстоянии не более пяти миль.
— Черт возьми, мы попали в ловушку! — сдавленным голосом крикнул Пилчэк. — У нас есть только одна возможность спастись. Поезжайте за мной!
Он повернул свою лошадь и погнал ее во весь дух по направлению к речной переправе. Том понесся за ним с такой быстротой, с какой он еще никогда не ездил по прерии. Ему показалось, что сзади шум утихает, но справа усиливается. Лошадь Пилчэка стрелой летела вперед. Том вспомнил, как боялись панического бегства бизонов старые охотники. Это наводило на них ужас и было страшнее пожара в прерии. С команчами можно было вступить в бой, огонь преградить, но бегущие в панике обезумевшие животные, как ураган, все сметали на своем пути. Ногами, руками и криком погонял Том свою лошадь, стараясь не отстать от Пилчэка. Он не мог различить спуска к реке, но уже давно заметил вершину каменистого холма, находившегося у переправы.
Сначала Том думал, что разведчик намерен перебраться через реку раньше стада. Но теперь было очевидно, что он стремится спастись на вершине холма. Это рассеяло все сомнения Тома. Если лошади не падут, то они смогут своевременно добраться до убежища.
Серый массивный холм казался совсем близко, но как медленно сокращалось до него расстояние! Том увидел, как Пилчэк оглянулся и помахал рукой. Призыв и одобрение! Опасность еще не миновала, но спасение было уже близко. Неожиданно разведчик вдруг остановил лошадь. И через его голову Том увидел сверкающую полосу воды. Река! Том стал сдерживать свою обезумевшую лошадь, но не мог остановить ее. Пилчэк стоял в нескольких шагах — над берегом. Он в ужасе поднял руки. Том соскочил с лошади как раз в том момент, когда она замедлила шаг у подножия холма. Таща ее за собой, Том вскарабкался к Пилчэку, который как будто что-то кричал ему. Каменистый холм занимал не более чем пол-акра, но был достаточно высок, и стадо вынуждено было огибать его. Том опустил повод и обернулся… Испуганный и пораженный, он не мог оторваться от страшного зрелища…
С ошеломляющей скоростью проносились под ним мохнатые головы, спины, копыта. А над движущейся пыльной завесой вспыхивали белые полосы молний. Но грома сверху слышно не было. «А вдруг бизоны не обогнут этого возвышения и понесутся через холм?» — мелькнуло у него в голове. Быть раздавленным, превращенным в месиво и пыль под копытами бегущего стада — какое справедливое возмездие, отмщение природы! Жестокие убийцы, истребляющие бизонов ради наживы, не заслуживали сожаления! Он не чувствовал никакой жалости даже к себе.
Пилчэк потащил Тома к самому краю холма. Весь спуск к реке был покрыт сплошной массой бизонов. Поднимаемая ими пыль, клубясь, подобно желтым столбам дыма, неслась через реку, над спуском к ней и дальше по прерии. Том и Пилчэк находились на такой высоте, что пыль проносилась над ними, а бизоны были под ними. Вскоре вся прерия позади них, откуда бежали животные, скрылась в пыли. И передние ряды бизонов, перебравшихся на противоположную сторону, исчезали за такой же завесой. Но река пока была хорошо видна.
Вдруг показалось, будто наступила ночь. Ветер унес всю пыль за реку, и желтые клубящиеся столбы ее сменились серой косой пеленой дождя. В наступившей темноте сверкали молнии. Пилчэк затащил Тома под узкий каменистый выступ, защищавший их от ливня. Им казалось, что прошло много часов, а колоссальному стаду все не было конца. Когда дождь прекратился и небо просветлело, снова стали хорошо видны и прерия, и река. И охотники увидели, что все вокруг по-прежнему заполнено бизонами. Только небо и бизоны… Солнце выглянуло из-за туч. Пыль рассеялась. А бизоны все бежали…
Наконец наступил момент, когда бегущая масса стала казаться не такой плотной, а шум уменьшился настолько, что перестал оглушать охотников. Громоподобные раскаты, от которых кровь стыла в жилах, утихали по мере того, как последние ряды бизонов сбегали к берегу и переправлялись через реку.
* * *
Когда все стадо скрылось из виду, Пилчэк выпрямился во весь свой огромный рост и взглянул за реку, в серо-багровую туманную даль, поглотившую бизонов. У него был вид человека, пережившего нечто ужасное.
— Последнее стадо! — прочувствованно сказал он. — Они переправились через Бразос и никогда не вернутся обратно…
Том, пошатываясь, тоже выпрямился и посмотрел на юг. Он не мог высказать того, что пережил в последние часы. Он избежал смерти, которую, по его мнению, заслуживал, и увидел величественное зрелище, оставившее неизгладимое впечатление. Том почувствовал могучую жизненную силу этих животных, их страстную привязанность к жизни. И глубокая тоска охватила его. Больше никогда он не убьет ни одного бизона!
Пока он стоял и смотрел вдаль, огромный старый бизон-самец, застрявший в грязи при переправе, тяжело ступая и переваливаясь, выбрался на противоположный берег. Глупо оглядываясь вокруг, стоял он, растерянный и одинокий, — символ того стада, которое ушло без него… А затем повернул на юг и исчез в серой дали прерии.
— Джюд! Я… отправлюсь… на север! — прерывающимся голосом воскликнул Том. В голове у него теснились слова, которых он не мог выговорить.
— Жму вашу руку, — тихо ответил старый разведчик, протягивая ему свою.
Глава XVIII
С вершины длинного спуска, начинавшего приобретать под лучами сентябрьского солнца золотистую окраску, Том Доон смотрел на Спрэг. Он так разросся, что стал почти неузнаваем. Прекрасная плодородная местность была усеяна фермами. Недалеко извивалась река, то скрываясь в зелени, то сверкая под солнечными лучами.
Несмотря на острую тоску, томившую его, и нежелание возвращаться к работе на земле. Том испытывал радость. Конечно, дикая, первобытная жизнь охотника рассеяла его былые юношеские надежды и давнее стремление работать на земле. Но разве он не может найти для себя что-нибудь взамен?
Длинный караван охотничьих повозок и лошадей, направлявшихся в Спрэг, остановился на зеленой поляне между городом и рекой, где теперь вместо палаток стояли домики и хижины. Были и новые повозки, принадлежащие охотникам, впервые едущим на охоту. И Тому хотелось рассказать им о том, сколько мучений и разочарований ждет каждого из них там, куда они так радостно собираются ехать.
Такие большие охотничьи караваны, как этот, постоянно приезжали в Спрэг. Охотники обычно привозили много новостей, поэтому на поляне их всегда встречала толпа людей. Впереди Тома ехало с полдюжины повозок, и последней из них правил Пилчэк. Высокого худого разведчика сразу окружили охотники, жаждущие узнать, что нового в охотничьих областях.
Среди встречавших Том заметил Бэрна Хэднолла и Дэва Стронгэрла. Как хорошо они выглядели! Лица у них были белые и не такие обветренные, как раньше в прерии. Они показались ему веселыми и оживленными. Том быстрым и решительным движением отбросил вожжи и соскочил с повозки.
— Здравствуйте, ребята! Как я рад видеть вас! — сердечно сказал он.
Оба крепко обняли его и потом уже не отходили.
— Послушайте, ребята, вы не принесли с собой выпивку? — спросил Том, стараясь скрыть, как тронут он теплой встречей. — Я еще не совсем пришел в себя после тряски по прерии.
— Том… я… все мы боялись, что вы никогда не вернетесь, — вырвалось у Бэрна. — Вы отлично выглядите! Похудели, а может быть, и закалились… Право, я очень рад.
— Том… у меня ребенок… мальчик! — сообщил Дэв, и его мужественное лицо просветлело.
— Вот как! Поздравляю вас… Очень рад. Как идет время! Кажется, еще недавно…
— У нас есть и другие новости, но мы расскажем их по дороге домой, — прервал его Бэрн. — Том, я купил те пятьсот акров, которые так нравились отцу. Помните? Вы можете приобрести участок по соседству со мной, на берегу реки. Дэв устроился там же. Город растет. У нас есть и банк, и школа. Вот подождите, увидите учительницу…
Он запнулся: взгляд Дэва заставил его замолчать. Тогда Дэв, человек более практичный, тут же взял у Тома сумку с вещами, ружье и сверток одеял.
— Вы поедете с нами сейчас же, — решительно заявил он, когда Том стал извиняться и отказываться. — Эти лошади и повозки принадлежат Пилчэку, вероятно?
— Да, это его повозка, — ответил Том.
— Ну а теперь пошли, охотник, — сказал Дэв.
Они вытащили Тома из толпы, усадили в повозку, и, пока Бэрн укладывал его багаж сзади, Дэв уселся рядом и погнал пару лошадей по дороге вдоль реки.
Если приветливая встреча Бэрна и Дэва тронула Тома, то прием, оказанный ему женщинами, глубоко его взволновал. Все они стояли на пороге красивого деревенского дома Бэрна. Его жена от радости расплакалась. Сэлли Хэднолл звонко поцеловала Тома, к его большому смущению. Миссис Хэднолл, на лице которой были видны следы горя, встретила его так сердечно, что Тому стало стыдно, как мог он забыть этих славных людей! Она первая вошла в дом вместе с ним. Том увидел большую, освещенную солнцем комнату. Он собрался заговорить, но взволнованное лицо миссис Хэднолл, ее глаза заставили его замолчать. И все остальные казались каким-то возбужденными, как будто-то что-то скрывали.
— Том, вы изменились, — быстро начала она. — Вы уже не мальчик! Я вижу, как вам тяжело возвращаться к нам.
— Да, из-за… Милли, — просто ответил он. — Но не думайте, что я не рад видеть всех вас. Я очень рад! Вы мои добрые друзья. Мне совестно, что я никогда не ценил этого так, как следовало бы. Но эта суровая жизнь там…
— Не говорите, — сдержанно прервал миссис Хэднолл. — Вы знаете, как это мучает меня… Но, Том, не будем вспоминать прошлого. Подумаем о настоящем!
— Мое сердце живет только прошлым. Это, кажется, было так давно. Я…
— А вы не думали о том, что Милли, может быть, и не пропала? — спросила она.
— Да, вначале я думала так. Но потом всякая надежда у меня исчезла, — тихо ответил Том.
— Дорогой мой! А мы слышали, что она не убита и не попала в плен и что с ней ничего не случилось, — мягко сказала миссис Хэднолл.
— Вы слышали, что с ней ничего не случилось?! — взволнованно спросил Том. Он был потрясен. Эти люди что-то скрывают от него?
— Том, мы точно знаем, что она не погибла! — воскликнула миссис Хэднолл.
Пораженный, он отпрянул назад. Он начинал понимать, почему они так странно ведут себя. Он почуял правду! Милли Фэйр не умерла! На мгновение он закрыл глаза и собрал все свои физические и душевные силы, чтобы справиться с нахлынувшей на него радостью. Он должен овладеть собой и не пропустить ни слова из рассказа этой женщины, вернувшей ему любовь и жизнь. Сердце его бешено забилось в сладостной муке…
— Милли здесь, — сказала миссис Хэднолл. — Мы не раз пытались сообщить вам об этом, но никак не могли разыскать вас. Милли жила здесь… с тех пор, как спаслась от Джэтта и от индейцев. Она преподает теперь в школе. Милли все время ждала вас… Она так любит вас!
Том прошептал:
— Я вижу по вашему лицу, что это правда, но я не могу поверить… Я хочу видеть ее!
Миссис Хэднолл открыла дверь и вышла. Кто-то неслышно проскользнул в комнату — девушка или женщина с горящим лицом и блестящими черными глазами! Неужели это Милли Фэйр?
— О… Том! — тихим, прерывающимся голосом воскликнула она. Девушка сделала шаг вперед, протянула руки, но потом отступила назад и прислонилась к двери. — Ты… не узнаешь меня?
— Я потерял всякую надежду, — прошептал Том как бы про себя. — Это слишком неожиданно! Мне не верится… Это ты, это твои глаза, которые я так любил!..
— Я — твоя Милли, живая… живая!.. — крикнула она и бросилась к нему в объятия.
Некоторое время спустя они стояли у открытого окна и смотрели на золотистый закат солнца. Она рассказала ему свою историю. Том мог только поражаться и восхищаться ею: она расцвела и была прекрасна, но осталась такой же простой, как в былые времена.
— Ты никогда не должен уезжать от меня. Не будешь и охотиться на бизонов! — сказала она, и в тоне ее слышались и требование, и мольба.
— Нет, Милли! — ответил он и рассказал о том, как в паническом страхе убегало стадо.
— О, это страшно! — заметила она. — Я всегда любила бизонов.
Миссис Хэднолл весело окликнула их с порога:
— Том… Милли! Одной любовью не проживешь. Ужин готов.
— Мы не голодны, — мечтательно ответила Милли.
— Нет, голодны, — энергично возразил Том. — Мы идем… Милли, я очень проголодался. Полтора года на бизоньем мясе!
— Я пошутила, — шепнула она и, опустив свои черные, как ночь, глаза, прильнула к нему. — Ты помнишь, когда день моего рождения?
— Я никогда этого не знал, — улыбаясь, ответил он.
— Завтра.
— Что ты! Ну, значит, я вернулся как раз вовремя. Ведь тебе восемнадцать лет?
— Ах, так ты забыл? Девятнадцать! Ты опоздал на целый год!
— Я никогда не забывал о том, что должно было произойти в день, когда тебе исполнится восемнадцать лет, хотя точной даты и не знал.
— А что должно было произойти? — лукаво спросила она, слегка вспыхнув.
— Ты должна была выйти за меня замуж.
— Разве я это обещала? — с деланным изумлением спросила она.
— Да.
— Ну, так я имела в виду тот день, когда мне исполнится восемнадцать! Ты никогда не увлекался мною так, как бизонами! Ты только о них и думал и не искал меня. Я могла бы уже давно быть твоей. А теперь подожди, пока… пока мне не исполнится двадцать!
— Милли, я искал тебя все лето, осень и зиму. И сердце мое разрывалось на части.
— Но… но раз я обещала выйти за тебя замуж в день моего рождения, так это и будет! — сказала она, и темные глаза ее выразительно взглянули на него.
— Дорогая, я так счастлив, что нашел тебя, что ты жива и превратилась в необыкновенную красавицу и что ты любишь меня! Но зачем заставлять меня ждать? В прерии я вел такую одинокую и тяжелую жизнь! Я должен вернуться к тому, о чем мечтал, — бросить охоту и начать обрабатывать землю. Разве ты забыла, какие планы мы строили, когда встречались тайком под вязами? Забыла эти лунные ночи?
— Нет, я никогда ничего не забывала, — прошептала она.
— Ну так если завтра день твоего рождения, а я напрасно потерял целый бесконечный год, то выходи за меня замуж завтра! Хочешь?
— Да. Хочу…
Назад: Глава IX
На главную: Предисловие
