Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Итоговый взгляд на действия и личности военачальников Второй мировой войны в беседе с президентом Академии военных наук генералом армии Махмутом Гареевым
– Известно, что все познается в сравнении. Во время Второй мировой войны, важнейшую часть которой составила наша Великая Отечественная, было задействовано немало полководцев разных стран. Прошу вас, Махмут Ахметович, хотя бы в самой краткой форме, сравнить с ними наших высших командующих. Уж очень много несправедливостей и клеветы в их адрес приходится слышать и читать…
– Американский генерал Макартур на церемонии подписания акта о капитуляции Японии 2 сентября 1945 года на борту линкора «Миссури» говорил: «Все проблемы, связанные с различными идеологиями, и военные разногласия мы разрешили на полях сражений. Теперь нам нужно подписать акт об окончании войны». Тогда, особенно для людей военных, всё казалось ясным. Но оказалось, что не все политические и военные разногласия были разрешены на полях сражений. Они давали о себе знать и во время войны, и тем более после ее окончания. Сегодня тоже, безусловно, сказываются, причем весьма ощутимо.
– Что вы имеете в виду с учетом темы нашего разговора?
– Прежде всего отношение к тому вкладу, который внесен в достижение Великой Победы нашей страной, нашим народом и армией, а соответственно теми, кто Красной армией и нашим Военно-Морским Флотом командовал. Вот же не раз возникало у вас в беседах и собственных ваших размышлениях, как нередко отзываются теперь о прославленных некогда советских маршалах и генералах: «Эти бездарные полководцы, положившие 27 миллионов…». Вранье?
– Вопиющее вранье!
– Однако за последние тридцать лет оно приняло настолько широкое распространение, что в головы многим крепко засело. Повторяется, зачастую почти механически, и у нас в стране, где надо бы победителями гордиться. Но на Западе постарались нашу Победу всячески принизить, и нашлись тому отечественные подпевалы.
– Для которых западный взгляд превыше всего…
– Абсолютный факт!.. Что ж, победа во Второй мировой войне действительно достигнута совместными усилиями стран антигитлеровской коалиции, их военачальников, офицеров и солдат. Но все же решающую роль в разгроме мощнейшего фашистского нашествия сыграли советский народ и его Вооруженные Силы. Бесценный вклад в достижение военной победы вложили наш Генштаб, многие полководцы, флотоводцы, военачальники, командиры и штабы, начальники родов войск под общим руководством Ставки ВГК и Верховного Главнокомандующего.
Да, конечная победа была общей. Полководцы наши, советские, и союзных нам армий разбили сильнейшие в мире армии фашистской Германии и империалистической Японии, а также их саттелитов. До этого они сумели завоевать всю Западную Европу и значительную часть Азии, однако была ниспровергнута хваленая немецкая военная школа, которая десятилетиями почиталась во всем мире как эталон. Наглядным подтверждением этого является тот исторический факт, что не вражеские войска пришли в Москву, Лондон или Вашингтон, а армии союзников вошли в Берлин, Рим и Токио.
Конечно, были разные дни и месяцы войны. Были крупные неудачи и поражения 1941–1942 годов. У американцев был Перл-Харбор. Но и в первой половине войны происходили не только поражения и неудачи. Были великие победы под Москвой, Сталинградом, Курском, а также и в других сражениях, о чем необходимо всем помнить.
А в операциях 1944–1945 годов Советские Вооруженные Силы настолько превосходили армии противника во всех отношениях (в вооружении, технике, умении воевать, высоком моральном духе), что в короткие сроки прорывали его оборонительные рубежи, сходу форсировали крупные водные преграды, окружали и уничтожали мощные группировки противника. То были высочайшие образцы военного искусства, хотя успехи и в этих операциях достигались огромным напряжением сил армии, флота и тружеников тыла. Именно эти блестящие наступательные операции, о которых в последние десятилетия зачастую было принято «скромно» умалчивать, в конечном счете привели нас к желанной победе.
– Получалось, да и сейчас еще получается у некоторых «аналитиков» так, что победа свалилась на нас как бы сама собой. Воевать не умели, командующие бездарные, неумелые, глупые (против блестящих немецких!), а почему-то победили… Ну да, конечно, «не благодаря, а вопреки», «завалили трупами». То ли, мол, командующие у наших тогдашних союзников…
– Должное им мы всегда воздавали, особенно когда были реальные основания. Однако это вовсе не означало какого-то самоунижения. Всё по истинным заслугам! Как, собственно, и должно быть.
– Но последние десятилетия – это сплошное самоунижение! Пусть победа союзников под Эль-Аламейном в Северной Африке была значительной. И все же разве можно при всем при том ставить ее на один уровень со Сталинградской битвой или даже выше? А ведь именно так и происходило. В учебниках истории, изданных для наших школ фондом Сороса, об Эль-Аламейне – целые страницы, а о Сталинграде – несколько строк…
– Еще раз повторю: воздавать должное, объективно оценивать – это одно, а самоунижаться подобострастно, искажая реальность, – совсем другое. Во время Второй мировой войны, решающей частью которой стала наша Великая Отечественная, Г.К. Жуков, А.М. Василевский, К.К. Рокоссовский и другие наши полководцы внимательно следили за деятельностью полководцев союзных армий. И, например, высоко отзывались о крупнейшей в истории Нормандской десантной операции, проведенной под командованием американского генерала Д. Эйзенхауэра. В свою очередь и Эйзенхауэр по достоинству оценивал наших полководцев.
В послевоенные годы в Генштабе, в наших военных академиях внимательно изучался опыт ряда операций, проведенных англо-американскими войсками в Африке, в зоне Тихого океана и в Европе.
– Дайте, пожалуйста, хотя бы краткую характеристику командующих, которые теми операциями руководили.
– Если говорить о военачальниках союзных нам стран, то на Западе особенно видным организатором строительства и стратегического применения вооруженных сил считался американский генерал Д.К. Маршалл, бывший во время Второй мировой войны начальником штаба армии, фактическим председателем комитета начальников штабов США. Упомянутый уже генерал Д. Эйзенхауэр, по существу не имевший до войны почти никакого командного опыта, но зато получивший большой опыт штабной службы, оказался на месте во главе союзных войск и сыграл значительную роль в завершающих операциях Второй мировой войны. Его полководческая деятельность – это пример сочетания в одном лице политика, дипломата и стратега. Он был большим мастером планирования стратегических операций, в том числе крупных комбинированных десантных. Его планы подкреплялись обычно добротными, всесторонними расчетами. Эйзенхауэр проявил себя особенно находчивым в условиях сложной военно-политической обстановки.
Умелым мастером вождения войск был британский фельдмаршал Монтгомери. Его отличали и стойкость перед политиками, когда это требовалось, и способность добиваться наиболее полного учета военной стороны вопроса. Когда, скажем, премьер-министр Черчилль предлагал ему немедленно вылететь в Африку, принять командование 81-й армией и начать операции против генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля, он твердо ответил, что примет решение, только разобравшись в положении дел. В последующем премьер-министр забрасывал его телеграммами, требуя более решительных действий. Но Монтгомери не сдвинулся с места, пока не подготовил операцию наверняка. Он был также искусным тактиком, перехитрил в ряде случаев генерала Роммеля, который считался непревзойденным в этом отношении.
Несколько блестящих операций было проведено в тихоокеанской зоне под руководством генерала армии США Дугласа Макартура, который среди полководцев Второй мировой войны имел, пожалуй, наибольший опыт организации взаимодействия и проведения совместных операций военно-морскими, военно-воздушными силами и сухопутными войсками.
Особо следует сказать о генерале де Голле, который сумел сплотить силы сопротивления Франции и вместе с союзными армиями привести их к победе.
В составе Войска Польского вместе с советскими войсками воевали талантливые генералы Станислав Поплавский, Зигмунд Берлинг, Кароль Сверчевский и другие. Пройдя школу войны под их руководством, в послевоенные годы выросли такие выдающиеся военачальники, как, например, генерал Войцех Ярузельский. Чехословацкий корпус возглавлял мудрый и опытный генерал Людвиг Свобода. Освободительной борьбой югославского народа руководил маршал Иосип Броз Тито. Героически сражался китайский народ. В борьбе против японских агрессоров его наиболее надежную вооруженную силу составляла Народно-освободительная армия Китая, во главе которой были такие выдающиеся полководцы, как Чжу Дэ, Лю Бочэн, Пын Дехуай, Чэнь И, Ян Цзинюй и другие.
В союзных армиях было немало и других способных военачальников. Деятельность каждого из них проходила в своеобразных условиях того времени, той или иной страны.
– А в чем главное своеобразие условий, в которых действовали Г.К. Жуков, К.К. Рокоссовский, И.С. Конев, Л.А. Говоров и другие советские полководцы?
– Им с самого начала Великой Отечественной войны пришлось принять на себя удар основных сил агрессоров. Именно на советско-германском фронте происходили главные битвы Второй мировой войны. Именно здесь фашистское военно-политическое руководство сосредоточило и использовало подавляющую часть своих войск и войск европейских союзников. И здесь были достигнуты основные результаты в вооруженной борьбе.
– Можно это выразить численно?
– На советско-германском фронте в течение всей войны действовало в среднем до 70 процентов дивизий фашистской армии. Ни на одном из других фронтов в ходе Второй мировой войны со стороны противника не находилось столько личного состава и разнообразной военной техники.
Советскими Вооруженными Силами, которые возглавляли наши полководцы, было разгромлено 507 немецко-фашистских дивизий и 100 дивизий их союзников. Это почти в 3,5 раза больше, чем на всех остальных фронтах Второй мировой войны!
– Да, вот такие показатели сразу ставят все на свои места.
– Армия Германии потеряла на советско-германском фронте около 10 миллионов (это более 73 процентов!) убитыми и пленными. Здесь же была уничтожена основная часть военной техники вермахта: свыше 70 тысяч (более 75 процентов) самолетов, около 50 тысяч (до 75 процентов) танков и штурмовых орудий, 167 тысяч (74 процента) артиллерийских орудий, более 2,5 тысячи боевых кораблей, транспортов и вспомогательных средств.
– Впечатляющие цифры, что и говорить…
– Добавлю, что ни на одном из фронтов Второй мировой войны, конечно же, не было столь продолжительных, непрерывных и ожесточенных военных действий, как на советско-германском фронте. С первого до последнего дня, днем и ночью здесь шли кровопролитные сражения, которые в разное время охватывали весь фронт или значительные его участки.
– Что это значило в сравнении с другими фронтами?
– Из 1418 дней существования советско-германского фронта активные боевые действия сторон велись здесь 1320 дней. Все остальные фронты и театры военных действий характеризовались значительно меньшей напряженностью. К примеру, на северо-африканском фронте из 1068 суток его существования активные действия велись лишь 109 суток, а на итальянском – 492 из 663 суток.
– Огромная разница! Да ведь и протяженность фронтов отличалась разительно…
– Еще бы! Небывалым в истории был пространственный размах вооруженной борьбы на советско-германском фронте. С первых же дней она развернулась здесь на рубежах протяжением 4 тысячи километров. А к осени 1942-го наш фронт уже превысил 6 тысяч километров.
– Как это соотносилось с другими направлениями Второй мировой?
– В целом протяженность советско-германского фронта была в 4 раза (!) больше северо-африканского, итальянского и западноевропейского, вместе взятых. О глубине территории, на которой происходило военное противоборство Красной армии с армиями фашистского блока, можно судить по тому, что советские войска прошли от Сталинграда до Берлина, Праги и Вены более 2,5 тысячи километров.
– И освободили не только свою территорию.
– Разумеется. Кроме 1,9 миллиона квадратных километров советской земли, еще и 1 миллион квадратных километров территории стран Центральной и Юго-Восточной Европы.
Отмечу весьма существенный момент. Даже открытие второго фронта не изменило значения советско-германского как главного фронта в войне. Давайте сравним. В июне 1944 года против Советской армии действовали 181,5 немецких и 58 дивизий союзников Германии, а против американских и английских войск – 81,5 немецких дивизий.
Что изменилось перед завершающей кампанией 1945 года? Советские войска имели против себя 179 немецких и 16 дивизий их союзников, а американско-английские войска – 107 немецких дивизий.
– Опять наглядное несоответствие в соотношении сил.
– Не говоря уж о том, что в первые, самые трудные годы войны СССР один противостоял фашистским агрессорам.
– Да и сколько тянули с открытием второго фронта!
– Командование союзных войск, пользуясь тем, что главные силы Германии и её пособников были связаны на востоке, благодаря иезуитской политике руководства своих государств могло из года в год откладывать открытие второго фронта, ожидая наиболее благоприятного для этого момента. Посол США в СССР А. Гарриман впоследствии откровенно признал: «Рузвельт надеялся… что Красная армия разобьет силы Гитлера и нашим людям не придется самим выполнять эту грязную работу».
В общем, стремились отделаться некоторой материальной помощью нашей стране. А военачальникам поэтому не требовалось оказывать чрезмерного давления на свои войска, чересчур «напрягать» их, ибо они, как правило, не попадали в чрезвычайные условия – за исключением мая – июня 1940 года или сражения в Арденнах в декабре 1944-го, когда Черчилль срочно запросил поддержки у Сталина. Советские же войска в результате фашистского нападения в 1941 году не могли выбирать – давать или не давать отпор агрессии в приграничной зоне, оборонять или нет Москву, Ленинград и другие важнейшие города. Вынуждены были принимать сражения там, где они были им навязаны. Это ставило командование и войска в чрезвычайные условия.
– Но, может быть, если говорить об условиях борьбы, преимущества перед западными союзниками были и у наших военачальников?
– Безусловно! Прежде всего – политическим руководством страны были обеспечены мобилизация всех сил народа на отпор фашистской агрессии, оснащение армии и флота первоклассным вооружением, всенародная их поддержка.
– Сполна сказалась, добавлю я, сила нашего советского строя.
– Наши военачальники и командиры имели самоотверженного и отважного солдата, какого не было ни в одной армии мира. Если бы маршалы Жуков, Конев и Рокоссовский оказались во главе англо-американских войск, которые были бы поставлены в условия, сложившиеся для нас в 1941–1942 годах, кто знает, как завершилась бы война. Думаю, что и нашими войсками невозможно было бы управлять методами генерала Эйзенхауэра. Каждому свое…
Повторюсь: никому из полководцев союзных армий не приходилось действовать в таких необычайно сложных, чрезвычайных условиях, как нашим военачальникам. И если бы наши полководцы и солдаты под Москвой, Ленинградом, Сталинградом во имя «гуманизма» при первой неудаче складывали оружие, как это делали некоторые соединения союзнических войск (например, в Сингапуре в 1942 году), то фашисты непременно достигли бы своей цели, и весь мир сегодня жил бы совсем другой жизнью. Поэтому в широком историческом плане так называемый жуковский подход в конечном счете оказался гораздо более гуманным.
Отмечу и вот что. Решения и способы действий Жукова, Василевского, Рокоссовского, Конева, Малиновского, Говорова и других советских полководцев не только в наибольшей степени учитывали необычно трудные условия сложившейся обстановки, но и позволяли им извлечь такие выгоды для себя, так повернуть сложившиеся обстоятельства во вред противнику, с такой неукротимой волей и организаторской хваткой проводить свои замыслы в жизнь, что они могли наиболее эффективно решать стратегические, оперативно-тактические задачи и одерживать победы там, где иные военачальники терпели бы поражения или даже не пытались эти задачи решать.
– При том почти во всех моих беседах о ведущих наших полководцах звучало: они – разные. Не только по полководческому стилю, но и по личному характеру.
– Конечно, военачальники и не могут быть одинаковыми. Было бы идеально, скажем, если бы удавалось сочетать выдающиеся полководческие качества и твердокаменный характер Жукова с личным обаянием и чуткостью к людям Рокоссовского. Вот по рассказу С.К. Тимошенко, И.В. Сталин в шутку говорил: «Если бы соединить вместе Жукова и Василевского и затем разделить пополам, мы получили бы двух лучших полководцев. Но в жизни так не получается».
На наше счастье, война выдвинула целое созвездие талантливых полководцев, которые при решении различных задач хорошо дополняли друг друга.
– Точнее, пожалуй, надо сказать так: война дала возможность им проявиться. А выдвинули их Коммунистическая партия, Советское правительство, главный из руководителей страны – Иосиф Виссарионович Сталин.
– В беседах ваших это раскрыто достаточно подробно. Работа по выращиванию и выдвижению военных кадров шла в Советской стране действительно очень большая. Неизбежность глобального военного столкновения задолго до 1941 года понималась у нас хорошо.
– Полководческое искусство наших военачальников во время войны формировалось в ожесточенном противоборстве с очень сильным военным искусством Германии.
– Это так. В военной науке и военном искусстве Германии был накоплен огромный опыт. Например, наиболее полно были разработаны весьма изощренные формы и способы дезинформации и достижения внезапности действий, упреждение противника в стратегическом развертывании, массированное применение ВВС для завоевания господства в воздухе и непрерывной поддержки действий сухопутных войск на главных направлениях. В операциях 1941–1942 годов весьма эффективно строились нашим основным противником наступательные операции с массированным применением танковых войск и широким маневрированием силами и средствами.
С точки зрения военного искусства особенно действенной стороной германского командования было умение постоянно маневрировать силами и средствами как в наступлении, так и в обороне, быстро переносить усилия с одних направлений на другие, хорошее взаимодействие между сухопутными войсками и авиацией. Как правило, немецкие командующие и командиры стремились обходить сильные узлы сопротивления наших войск, быстро переносили удары с одних направлений на другие и умело использовали образовавшиеся бреши в оперативном и боевом построении наших войск для свертывания обороны в сторону флангов и развития наступления в глубину.
– Все это давало свои результаты?
– Разумеется, особенно на первом этапе войны. Объективности ради надо признать, что такие операции, как окружение и уничтожение наступающих советских войск под Харьковом весной 1942 года или действия генерала Манштейна по разгрому наших войск в Крыму в том же 1942-м и некоторые другие были проведены с большим военным мастерством. Германские командующие и командиры гибко действовали в обороне. Они не всегда придерживались принципа жесткой обороны и, когда требовала обстановка, отводили войска на новые рубежи.
Например, в ходе Белорусской наступательной операции, когда в оперативном построении немецко-фашистских войск образовалась брешь в 400 километров, германское командование не стало растягивать оставшиеся силы, чтобы заткнуть эту брешь. Оно собрало ударную группировку и нанесло по советским войскам встречный удар в центре пустого пространства. Тем самым вынудили наши войска ввязаться в бой и приостановить наступление. Одновременно в тылу они начали создавать новую линию обороны и благодаря этому неожиданному удару выиграли время для ее создания.
Жуков считал такое решение смелым и умным. Далее, расширяя свои размышления, он отмечал: «Говоря о том, как немцы проиграли войну, мы сейчас часто повторяем, что дело не в ошибках Гитлера, дело в ошибках немецкого генерального штаба. Но надо добавить, что Гитлер своими ошибками помогал ошибаться немецкому генеральному штабу, что он часто мешал генштабу принимать более продуманные, более верные решения. И когда в 1941 году, после разгрома немцев под Москвой, он снял Браухича, Бока, целый ряд других командующих и сам возглавил немецкие сухопутные силы, он, несомненно, оказал нам этим серьезную услугу. После этого и немецкий генеральный штаб, и немецкие командующие группами армий оказались связанными в гораздо большей мере, чем раньше. Их инициатива оказалась скованной. Шедшие теперь от Гитлера, как от главнокомандующего, директивы сухопутным войскам стали непререкаемыми в большей степени, чем это требовалось интересами дела».
– Наши полководцы и командиры учились у врагов?
– Постоянно. И плодотворно! Со временем сказывалось это все больше и больше. Во второй половине войны германское командование уже не смогло решить проблему подготовки и ведения оборонительных операций, способных успешно противостоять мощным наступательным операциям советских войск. Начиная с осени 1942 года, действия противника не отличались и особой гибкостью, творческим характером.
Подчеркну следующее. Ущербным во вражеской стратегии на протяжении всей войны были ее авантюристичность, вытекавшая из агрессивной политики германского фашизма.
– Наши полководцы изначально знали, с каким сильным врагом им пришлось вступить в схватку. Военный профессионализм командующих немецко-фашистской армии сомнений, наверное, ни у кого не вызывал.
– В целом Г.К. Жуков, А.М. Василевский, К.К. Рокоссовский, И.С. Конев и другие наши военачальники отдавали должное основательной военной подготовке германских фельдмаршалов и генералов. В начале войны командующие группами войск Лееб, Бок, Рундштедт обладали несомненно большим опытом управления в боевой обстановке крупными группировками войск, чем, скажем, наши командующие фронтами Кузнецов, Павлов и Кирпонос.
Однако при более внимательном взгляде не только с точки зрения итогов военной деятельности и проигранной ими войны, а даже по вроде бы формальным критериям прохождения военной службы, о чем писал И.С. Конев, германская профессиональная система была все-таки далека от совершенства. По крайней мере среди 25 фельдмаршалов «третьего рейха» не было ни одного, кто бы как Жуков, Конев, Рокоссовский, Еременко, Мерецков и другие наши командующие, выражаясь словами Черчилля, проходил военную службу «в установленном порядке». Это относится даже к таким служакам, как Манштейн и Гудериан.
По этому поводу военный историк Лиддел Гарт писал: «Общее мнение среди генералов, которых мне пришлось допрашивать в 1945 году, сводилось к тому, что фельдмаршал фон Манштейн проявил себя как самый талантливый командир во всей армии, именно его они в первую очередь желали бы видеть в роли Главнокомандующего». Как же Манштейн проходил военную службу? В начале Первой мировой войны он адъютант в резервном полку. В 1914-м был ранен и после этого служил в штабах. Закончил войну капитаном. В годы Веймарской республики также служил в штабах и до 1931 года лишь кратковременно командовал ротой и батальоном. С приходом Гитлера к власти он сразу становится начальником штаба военного округа. В 1936-м ему присваивается генеральское звание, и в следующем году он становится заместителем начальника Генштаба. Во время войны с Францией в 1940 году командовал корпусом, находившимся во втором эшелоне. В 1941-м командовал корпусом на советско-германском фронте, а затем был переброшен на юг и вступил в командование 11-й армией, где показал себя действительно незаурядном полководцем.
После неудачной попытки деблокировать окруженную группировку Паулюса под Сталинградом он командовал группой армий «Юг». А после провалов гитлеровских планов по закреплению на рубеже Днепра был в марте 1944 года отстранен от должности и больше не воевал. Примерно такой же была служба у Роммеля. Конечно, и это большая и суровая военная школа, но ведь не сравнишь ее, скажем, с боевым опытом того же И.С. Конева, который почти с начала и до конца войны беспрерывно командовал фронтами на важнейших стратегических направлениях.
– О других гитлеровских фельдмаршалах что скажете?
– Не отличался богатой боевой службой и Гудериан, который еще в 1941 году был отстранен от должности командующего 1-й танковой армией и после этого практически не воевал. Кейтель и в Первую мировую войну, и в послевоенные годы был на второстепенных штабных должностях преимущественно в резервных частях. В середине 30-х годов около года командовал дивизией. И лишь через свою жену вошел в доверие к Гитлеру и в 1938 году был назначен начальником штаба Верховного командования вермахта, пробыв на этой должности почти до самого конца войны. Но, в отличие от А.М. Василевского, он лишь изредка посещал штабы групп армий, а в войсках, выполнявших боевые задачи, практически не бывал.
Особым «аристократизмом» отличался фельдмаршал Рундштедт. Во всяком случае он, как и Кейтель, Клюге, другие немецкие полководцы, практически никогда не выезжал в войска, редко пользовался телефоном и повседневную рутинную работу по управлению войсками поручал офицерам штаба. Сказывался, видимо, и возраст.
– А какой возраст был?
– В 1941 году Рундштедту исполнилось 66, Браухичу, Боку – по 60, Клюге и Кейтелю – по 59. Советские полководцы к началу войны были, как правило, в возрасте 40–45 или до 50 лет. Нашим командующим фронтами, наряду с оперативно-стратегическими проблемами, много и детально приходилось заниматься также и тактическими вопросами. Это отчасти объяснялось большим обновлением офицерского состава после 1941–1942 годов и недостаточной их подготовкой.
– Что еще можете добавить о военной и послевоенной судьбе гитлеровских фельдмаршалов?
– Военный историк Сэмюэл Митчем, рассматривая биографии германских фельдмаршалов, подчеркивает, что к моменту прихода Гитлера к власти ни один из них не находился на действительной службе более десяти лет. В течение следующего десятилетия Гитлер присвоил чин фельдмаршала двадцати пяти высшим офицерам (19 армейским и шести авиационным), двадцать три из них удостоились этого звания после капитуляции Франции в июне 1940 года.
Фельдмаршалы, считавшиеся элитой Германии, имея за своей спиной многовековые традиции прусского милитаризма, внушали многим почтение, уважение и даже страх. После победы над Польшей и Францией вокруг них и в целом германской армии создавался ореол непобедимости. Но миф о непобедимости нацистской армии был сокрушен уже в 1941 году под Москвой. Тогда свыше 30 гитлеровских фельдмаршалов, генералов и высших офицеров были отстранены от должностей.
А после поражения под Сталинградом и пленения фельдмаршала Паулюса Гитлер дал слово никому больше не присваивать фельдмаршальское звание.
– Но все же потом слово нарушил и нескольким генералам пожаловал эти высшие воинские звания?
– Да, верно. Однако из 19 фельдмаршалов к концу войны на действительной службе оставалось всего лишь два. Несколько человек погибли, трое покончили жизнь самоубийством, другие были казнены за попытки покушения на Гитлера или умерли в тюрьме (четверо), когда после войны начались процессы над военными преступниками.
– Там они выглядели далеко не в лучшем свете…
– Несмотря на неуклюжие попытки оправдаться, на Нюрнбергском процессе была убедительно доказана жестокость большинства военачальников вермахта как по отношению к населению, военнопленным, так и к своим солдатам и офицерам. Например, Кейтель и Манштейн подписывали приказы о массовых расстрелах. Как пишет С. Митчем, Шернер и фон Рейхенау отдавали приказы о казнях, не задумываясь, лишь бы имелся хоть малейший предлог. После войны союз возвратившихся военнопленных предъявил Шернеру и некоторым другим гитлеровским генералам обвинение в массовых казнях тысяч немецких солдат.
– Да, разными, очень разными оказались в конце концов судьбы германских и советских военачальников…
– У нас многие командующие фронтами и армиями (Жуков, Конев, Рокоссовский, Еременко, Мерецков, Малиновский, Говоров, Гречко, Москаленко, Батов и другие) начали войну и завершили ее на высших должностях оперативно-стратегического уровня.
Из фельдмаршалов вермахта, начинавших войну, к концу ее по существу не осталось никого. Война всех их смела.
– Давайте поговорим об оценках, которые в разное время давались германским полководцам и нашим.
– Оценки, конечно, были разные. В том числе и в зависимости от времени, что также надо учитывать. Например, Сэмюэл Митчем написал свою книгу на основе того, что рассказывали и писали сами германские фельдмаршалы. И, понятно, он в ряде случаев идет у них на поводу. Но в итоге своего исследования даже он все-таки приходит к выводу: «В целом гитлеровские фельдмаршалы представляли собой плеяду на удивление посредственных военных деятелей. А уж гениями науки побеждать их и подавно не назовешь».
Известны высокие оценки, дававшиеся советским полководцам и военному искусству наших Вооруженных Сил Рузвельтом, Черчиллем, де Голлем, Эйзенхауэром, Монтгомери, особенно во время войны, а после неё – многими известными зарубежными историками.
– Откуда же тогда, вопреки очевидному историческому факту (вермахт потерпел сокрушительное поражение, а наши Вооруженные Силы одержали победу), берутся размашистые суждения некоторых горе-историков, журналистов, писателей о том, что немецкие генералы были мудрее, образованнее, благороднее наших, что они более умело и эффективно воевали, а наши полководцы и командиры были бездарными, и мы, дескать, начали и кончили войну, не умея воевать?
– Это уж зависит от целей тех историков и писателей. Как видим из сказанного выше, в том числе из оценок авторитетных американских и других западных исследователей, никаких реальных оснований для нигилистических выводов о советских полководцах и превознесения германских нет. В том числе и относительно образованности. Да, не всем нашим военачальникам удалось доучиться в военных академиях. Но, как это ни покажется странным для приверженцев всего чужого, были такие и среди германских фельдмаршалов. Тот же Кейтель (самое высокопоставленное военное должностное лицо в фашистской Германии) на Нюрнбергском процессе признался: «Я никогда не учился в военной академии». Об этом говорят и многие трофейные документы, свидетельства высших германских руководителей.
После войны среди трофейных документов германского командования было найдено досье на советских военачальников. Об этом досье Геббельс (в то время комиссар обороны Берлина) 18 марта 1945 года записал в своем дневнике: «Мне представлено генштабом дело, содержащее биографии и портреты советских генералов и маршалов… Эти маршалы и генералы почти все не старше 50 лет. С богатой политико-революционной деятельностью за плечами, убежденные большевики, исключительно энергичные люди, и по их лицам видно, что народного они корня… Словом, приходится прийти к неприятному убеждению, что военное руководство Советского Союза состоит из лучших, чем наше, классов…»
– Это признание (в разных переводах с немецкого языка) приводилось в моих беседах и статьях неоднократно. Оно действительно о многом говорит, причем это ведь исходит от злейшего нашего врага.
– Характерна и оценка советского военного руководства, которую дал Франц Гальдер, бывший с сентября 1938-го по сентябрь 1942 года начальником генерального штаба германских сухопутных войск и считавшийся одним из крупнейших немецких военных специалистов: «Исторически небезынтересно исследовать, как русское военное руководство, потерпевшее крушение со своим принципом жесткой обороны в 1941 году, развивалось до гибкого оперативного руководства и провело под командованием своих маршалов ряд операций, которые по немецким масштабам заслуживают высокой оценки, в то время как немецкое командование под влиянием полководца Гитлера отказалось от оперативного искусства и закончило его бедной по идее жесткой обороной, в конечном итоге приведшей к полному поражению. Это постепенное изменение немецкой стратегии, в ходе которого отдельные способные военачальники в 1943 году и далее, в 1944 году, успешно провели ряд частных наступательных операций, не может быть рассмотрено детально. Над этим периодом в качестве приговора стоит слово, высказанное русской стороной в процессе резкой критики действий немецкого командования: порочная стратегия. Это нельзя опровергнуть».
Когда на Нюрнбергском процессе в качестве свидетеля выступал фельдмаршал Паулюс, защитник Геринга пытался обвинить его в том, что он, будучи в плену, якобы преподавал в советской военной академии. Паулюс ответил: «Советская военная стратегия оказалась настолько выше нашей, что я вряд ли мог понадобиться русским хотя бы для того, чтобы преподавать в школе унтер-офицеров. Лучшее тому доказательство – исход битвы на Волге, в результате которой я оказался в плену, а также и то, что все эти господа сидят вот здесь на скамье подсудимых».
– Но приведенные выше вынужденные признания нашего превосходства в военном искусстве со стороны бывших руководителей фашистской Германии не отменяют ведь того факта, что немецко-фашистская армия (как в высшем звене, так и на уровне офицеров и унтер-офицеров) была очень сильной, высокопрофессиональной армией и Советские Вооруженные Силы вместе с нашими союзниками победили действительно мощнейшего противника?
– Разумеется. Это факт. Чем сильнее враг, тем выше значимость победы. Советская военная наука и военное искусство показали свое несомненное превосходство. В целом достойно выглядел и наш офицерский состав, в том числе генералы. Были и отщепенцы типа Власова. Но большинство генералов, находясь постоянно среди войск, а нередко и на передовой, были сполна опалены войной и с честью выдержали боевое испытание. Об их высоком авторитете в войсках много различных документальных и живых свидетельств. Достаточно сослаться хотя бы на предсмертное высказывание прославленного солдата-героя Александра Матросова: «Я видел, как умирали мои товарищи. А сегодня комбат рассказал случай, как погиб один генерал, погиб, стоя лицом на Запад. И если мне суждено погибнуть, я хотел бы умереть так, как этот наш генерал: в бою и лицом на Запад».
– Сколько генералов и адмиралов воевало у нас?
– Всего к началу войны в Советских Вооруженных Силах насчитывалось около 1106 генералов и адмиралов. В ходе войны это звание получили еще 3700 человек. То есть в итоге 4800 генералов и адмиралов. Из них погибло в бою 235, а всего – в том числе по болезни, в результате несчастных случаев, по другим причинам – потери генералов и адмиралов составили более 500 человек.
В германских вооруженных силах насчитывалось более 1500 генералов и адмиралов. Чтобы понять разницу в численности высших офицеров, надо учесть два обстоятельства. Во-первых, у нас было большее количество объединений и соединений, что давало нам возможность, сохраняя костяк соединений, в более короткие сроки пополнять и восстанавливать их. Во-вторых, следует учитывать, что против нас, кроме германской армии, воевали венгерские, румынские, финские, итальянские и другие генералы, а часть советских войск и возглавлявшие их генералы постоянно находились на Дальнем Востоке.
– Каковы были потери среди высшего офицерского состава?
– По подсчётам немецкого исследователя Ж. Фольтмана, общие потери среди германских генералов и адмиралов, включая не боевые потери, составили 963 человека, из них погибло в бою 223 генерала. В плен попали 553 германских генерала, советских – 72. Покончили жизнь самоубийством 64 немецких и 9 советских генералов. При этом в германских ВВС в боях погибло 20 генералов, а советских – 7, на флоте – 18 германских адмиралов, в советском ВМФ – в боях 4, всего же адмиралов погибло 9.
Соотношение погибших и умерших в годы войны советских и германских генералов составляет 1:2,2 плененных 1:8, не говоря уже о том, что по итогам войны германский генералитет как высшее военное сословие, вообще перестал существовать.
– Что хотите сказать в заключение нашей темы?
– Она воистину необъятна. Мы лишь коснулись отдельных граней ее. Подчеркну: при объективном и справедливом подходе боевой опыт Великой Отечественной войны, творческое наследие советских полководцев бесценны. Их необходимо воспринимать как многогранный, интегрированный опыт всех воевавших армий и флотов, где переплетены как приобретения, так и поучительные издержки военного профессионального мастерства. И на всем этом следует учиться. В нынешних условиях необходимость такой учебы для России особенно очевидна, чрезвычайно важна.
– А не устарел ли тот опыт? Ведь более 70 лет прошло…
– Замечу, что в принципе опыт любой войны никогда полностью не устаревает и устареть не может, если конечно, рассматривать его не как объект копирования и слепого подражания, а как сгусток военной мудрости, где интегрируется все поучительное и негативное, что было в прошлой военной практике, и вытекающие из этого закономерности развития и принципы военного дела. Из боевого опыта в таком понимании ни одну войну или сражение, как самые давние, так и самые новые, исключать нельзя. В истории не раз после большой иди локальной войны пытались представить дело таким образом, что от прежнего военного искусства ничего не осталось. Но следующая война, порождая новые способы ведения вооруженной борьбы, сохраняла и немало прежних. По крайней мере, до сих пор в истории еще не было такой войны, которая перечеркнула бы все, что было в военном искусстве до этого.
Конечно, для использования в будущем нужно не только то, что лежит на поверхности, а особенно те глубинные, подчас скрытые устойчивые процессы и явления, которые имеют тенденции к дальнейшему развитию, проявляют себя порою в новых, совершенно других формах, чем это было в предшествующей войне. Да, постоянное обновление тактики и стратегии неизбежно и необходимо, как и обновление военной технологии, идущее за последние десятилетия особенно стремительно.
Однако и это не дает оснований напрочь отбрасывать опыт прошлого.
Надо обратить внимание вот на что. В последнее время, когда на фоне подавляющего американского технологического превосходства в войнах против заведомо слабых противников блеск военного искусства вроде бы заметно тускнеет, развернута информационно-дезинформационная кампания с целью изобразить, что традиционно русские и немецкие военные школы, основанные на богатейшем опыте ведения больших войн и идеях передовых для своего времени военных мыслителей (таких как Суворов, Милютин, Драгомиров, Брусилов, Фрунзе, Тухачевский, Свечин, Жуков, Василевский или Шарнгорст, Мольтке, Людендорф, Кейтель, Рундштедт, Манштейн, Гудериан), изжили себя. Теперь, по мнению апологетов «виртуальных» и «ассиметричных» войн, всё прошлое военное искусство надо похоронить. Утверждается, что «сейчас ушли на второй план личностные качества полководца-воина, способного демонстрировать в бою ратное мастерство, мужество, бесстрашие и отвагу… штабы и компьютеры разрабатывают стратегию, техника обеспечивает мобильность и натиск…».
– Вы не согласны с этим?
– Нет. Уверен, без талантливых полководцев и в грядущем невозможно будет обходиться. Те же штабы состоят не только из компьютеров. Как всегда, чрезмерно увлекающиеся люди хотят побыстрее расстаться со всем прошлым. Но слава и опыт советских полководцев Великой Отечественной – на века, навсегда!
– Это, по-моему, несомненная истина.
Войти с помощью соц. сетей: