Светозар Остров

Начало шестидесятых, июнь или июль, Ленинград, сижу в мастерской.

Заходит Сережа Вольф:

– Ну привет! Что ты здесь засел в своих казематах?

– Как видишь, засел и сижу.

– Значит, так: Андрей Битов скучает на даче, без конца зовет: там был вчера тихий семейный праздник, я не смог поехать, а завтра давай вместе.

– А кто это?

– Ты что, не знаешь этого монстра?

– Впервые слышу.

– Странно. Короче, бросай все, и пройдемся по воздуху. Он с соседом изобрел какой-то летательный аппарат и хочет его опробовать, да и просто проветримся.

– Давай!

Назавтра с утра тепло, солнечно. Финский вокзал, электричка, Токсово. Дорожка в зелени и цветах. За столом сидят хозяин с женой. Самовар с неснятой трубой, из которой дрожит воздух.

Объятья друзей, знакомство незнакомых, к столу. Только сели, вскакивает хозяин:

– Сейчас я вам что-то покажу.

– Только не долго! Надо самовар раскочегарить! – Жена миловидная, полная, с приятными веселыми нотками в голосе, зовут Инга…

Пристройка к дому. За деревенской занавеской (на белом фоне розовые цветочки и зелененькие листики разбросаны) в полной тишине что-то капает… Впервые я вижу самогонный аппарат! О них, естественно, слышал. Мне уже двадцать четыре или пять; оказывается, я полный профан.

– Хватит глазеть! – это хозяин.

Заходим в залитую солнцем комнатку, вспоминаю слова из стиха Арсения Тарковского: Отец стоит на дорожке. Белый-белый день…

Андрей открывает шкафчик с полным графином.

– Ну, старики, за нас с Ингой!

Сережа меня лет на десять старше, и впрямь «старик». А Битов почти ровесник.

Одна-две рюмки, и возвращаемся за стол.

– Как прошли смотрины? – Жена обращается к мужу: – Как летательное устройство?

– Все в восхищении!

– Я чувствую, плавный взлет начинает быть… Всё, я пошла к соседке. – Инга смеется и желает нам счастливого полета.

Мы переехали в комнату Андрея, и завязалась беседа Сережи с Андреем, двух еще почти не печатаемых писателей. Я поймал себя на том, что поражаюсь Андрею, тому, что и как он говорит, и с большим, неведомым мне интересом – слушаю его. Способность стать эрудированным человеком дается, я уверен, от природы. Но такую неожиданную, парадоксальную интерпретацию глубоких познаний я вряд ли когда слышал.

Андрей поразил меня даром рассказчика. Напомнил в этом плане Довлатова, однако – другой! Удивительны обороты, редкая конструкция фразы. Иосиф как-то сказал замечательно, что «слова во фразе значительно больше предполагают, чем буквальное их семантическое восприятие»… У Битова именно так.

Ну что, думаю, еще один незаурядный будущий автор. Так как уже знал и Бродского с Довлатовым, и стихи Сергея Вольфа, и даже первую его детскую книжку проиллюстрировал. Рад был услышать еще одного очень талантливого человека. Потом была прогулка по лесу и – в наш летний мегаполис…

Да, Андрей чем-то напоминал мне Бродского. Иное, но тоже поразительно острое мышление, лучше сказать – мысление (мысль, смысл и т. д.). Оба владели одним из достойных искусств – умением говорить живо и умно, увлекательно…

В дальнейшем, увы, в состоявшихся профессионалах я слышал звуки флейты и контрабаса, уныло ведущих одну и ту же тему…

Каким-то образом наши с Андреем жены подружились, да и мы тоже.

Прошло энное количество времени. Звонит Инга моей жене и приглашает нас на ужин. Морозная зима. Вечером в Питере уже ночь.

Чудесный семейный ужин при свечах. Вдруг Андрей предлагает мне после аперитива выйти во двор, хочет кое-что показать. Двор едва освещен мерцающим светом, напомнившим слова из песни Глеба Горбовского «Когда качаются фонарики ночные, когда на улицу опасно выходить…» И при этом свете в углу двора посверкивает свежим лаком машинка, кажется голубой «Москвич».

– А-А-А-??!!!? – это я.

– Ну что, неплохо? – то ли спрашивает, то ли утверждает Андрей.

А мне на днях предстоит сдавать на права вождения, и он знает это. Вдруг говорит:

– А что, если нам прокатиться? Давай?

– Давай!

В это время еще не было охлаждающей жидкости, короче, он сбегал за водой, мы залили ее… И… к счастью, машина не завелась. И мы мирно вернулись к столу.

На следующее утро звонит Андрей:

– Свет, давайте немедленно ко мне!

У нас было принято, если кто-то звонит – без объяснений, ничего не спрашивая, каждый срывался и ехал. Благо мастерская моя была рядом.

Я уже у него. Андрей со счастливым видом приглашает меня к столу, где стоит непочатой матовая литровая бутыль «Московской» водки (кстати, был как-то удивлен в Каире: в дорогом баре, в гостинице, на видном месте красовалась точно такая же бутыль).

– Ну что, – говорит Андрей, – выпьем за бесшумный взрыв?

– Что за взрыв? Почему бесшумный?

– А потому бесшумный, что я не слышал. Я спал. Короче, я идиот, забыл слить вчера воду, которую мы с тобой влили, и мотор разорвало.

Я в шоке. Вот беда!.. Приехал мастер, который учил Андрея сидеть за рулем. Покачал головой, ушел.

Проходит какое-то время.

Звонит мне Андрей:

– Ты очень занят? Сейчас буду у тебя!

Входит со счастливым видом. Кидает на стол книгу.

– Что это?

– Это «Колесо», читай на обложке: Андрей Битов, «Колесо»… Если бы не ты, книжки бы не было. – И восклицает: – Вот жизнь! Что ни эпизод – то минус! Но перечеркнутый минус – это плюс!..

Оказывается, пришлось бедному Битову (так как ничего он еще не знал и не понимал в авто) искать непростой путь реабилитации меня, себя и своего автомобиля. Нашлись удивительные люди – автогонщики, с которыми он подружился еще и потому, что они читали его книжку «Аптекарский остров». Узнав, что Андрей – автор шедевра, они просто обалдели и машину сделали с благодарностью за то, что – гений!

Неожиданно Андрей предлагает мне нарисовать его книжку «Путешествие к другу детства». Это едва ли не единственная у него вещь, интересная не только взрослым, но и детям. Я прочел ее с удовольствием, он звонит:

– Ну как тебе?

– Просто прекрасно.

– Ну брось… – застенчивым голосом. – Можно заглянуть?

– Немедленно!

Приходит.

– Ты знаешь, мне несколько неловко… одним словом, мне кажется, что названия главок мне хотелось бы между строк как-то… ну, чтобы они читались, но не бросались в глаза…

– Прекрасно! – говорю я. – Эту важнейшую мысль осуществим немедленно!

Рисую ему варианты. Андрей смотрит наброски, шуршит бумажками:

– О, да, да, да!..

Его застенчивость и то, как он просто, но доходчиво объяснил мне ход своих мыслей, меня удивили и порадовали, в его манере была тонкость.

Он ведь опасался, не вторгается ли он в мою профессию.

Кстати, в связи с этим же удивительным качеством, тонкостью, далеко не всем присущей, Андрей еще раз напомнил мне о Бродском…

Еще такой случай, при Горбачеве.

Союз писателей находился в двух шагах от моего работодателя, издательства «Детская литература». В СП было уютнейшее кафе – скорее, маленький ресторанчик с барной стойкой. Но после «горбачевской» вырубки виноградников стойку закрыли… Я заглядывал в этот уютный уголок, и довольно часто мы там встречались с Андреем.

Помню, там постоянно присутствовал один человек, с виду безобидный, но… неприятный. Мало сказано. Просто всем известный стукач. Как правило, посетители собирались к концу дня, а он уже там, подсаживался бесцеремонно к столикам, внедрялся в разговор. Начинал он, перебивая всех, с коварной улыбочкой: «Пора давать отпор!..» И, естественно, он получил прозвище – Отпор.

В один из дней он появился в кафе. Совершенно пьяный, прошел к столу, куда присаживались официантки, и заказал графинчик водки. За всеми столами идет тихая беседа, играет музыка. Почти все друг с другом знакомы.

Вдруг раздается бешеный вопль: «Ты что мне вчера сказал, жидовская морда?!» А это Отпор, он стоит у стола Наровлянского и орет, наклонившись над его лицом.

Наровлянский – крайне пожилой и очаровательный человек, знаменитый фотокорреспондент, прошедший всю войну.

Молниеносно перед Отпором возникает Андрей, разворачивает его к себе лицом – и тот улетает под пустующий стол. Далее тишина. Кто-то заглядывает под стол. Всеобщий ступор. И тут слышится звучный храп. Отпор заснул, не приходя в сознание. И милиционеры, которых вызвали, мирно его унесли…

В Евангелии от Матфея сказано: «Ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и ничего тайного, что сокрыто».

С горечью и грустью вспоминаю ушедшего Андрея Битова. Но, конечно же, мы там увидимся еще!