В начале 1990-х годов завершилась «холодная война», она кончилась поражением Советского Союза. Главными «бенефициарами» этой победы Запада стали «хозяева денег» – мировые ростовщики, они же главные акционеры Федеральной резервной системы США. Они установили жесткий контроль над новым государством «Российская Федерация», образованным на развалинах СССР. Для повседневного и непосредственного контроля и нещадной эксплуатации России они поставили банкиров-ростовщиков, а их главным местным начальником определили организацию, на вывеске которой написано «Центральный банк Российской Федерации».
За прошедшие годы банкирам-ростовщикам и их предводителю (ЦБ РФ) удалось добиться такого разрушения экономики страны, какое Советский Союз пережил в годы Второй мировой войны. С лица земли было стерто несколько десятков тысяч предприятий, которые создавались предыдущими поколениями нашего народа. Теперь ростовщики, наконец, добрались до самих людей, ввергая их в беспросветную процентную кабалу и погружая в бедность и нищету. Достаточно сказать, что суммарная задолженность физических лиц банкам достигла этим летом рекордной величины в 16 трлн руб. Кредиты именно ростовщические. Вот данные Банка России по средневзвешенной процентной ставке по рублевым кредитам физическим лицам в мае 2019 года: по кредитам до 1 месяца – 15,81 %. А по кредитам от 1 до 3 месяцев – 14,40 %; от 3 до 6 месяцев – 18,38 %; от 6 до 12 месяцев – 15,23 %. Во многих странах мира есть ограничения по процентным ставкам кредитов и там подобные процентные ставки были бы отнесены к категории «ростовщических». Напомню, что в царской России в начале ХХ века предельная величина ставок была установлена в 12 процентов. А о кредитах микрофинансовых организаций и ломбардов я вообще молчу. Там старуха-процентщица из романа «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского просто «отдыхает». Показатель кредитной задолженности по отношению к годовым доходам населения уже вплотную приблизился к планке в 30 %. Но это «средняя температура по больнице». Несколько миллионов физических лиц-клиентов банков уже не в состоянии обслуживать свои долги.
Они из «кредитной мышеловки» самостоятельно выбраться не смогут. А если и вырвутся (через процедуру банкротства физических лиц), то на всю оставшуюся жизнь получат клеймо изгоев общества.
Не буду далее описывать ужасы граждан России ростовщической. Все задают друг другу вопрос: «Что делать?». Кардинальное решение проблемы, конечно, предполагает отказ от нынешней социально-экономической модели российского общества. Ее следует назвать «капитализмом». Бывают разные модификации этой модели. Что касается российской модели капитализма, то следует выделить две ее главные особенности. Во-первых, это капитализм зависимого (колониального) типа. Во-вторых, это капитализм ростовщический. Чтобы ликвидировать в стране бедность, нищету, безработицу и долговое рабство народа, следует ликвидировать этот колониально-ростовщический капитализм. Но это задача политическая и стратегическая.
До того момента, пока не будет решена задача стратегическая, нам следует прибегать к различным тактическим средствам противостояния ростовщикам. Одним из них являются кассы взаимопомощи – КВП. Старшему поколению эта аббревиатура КВП хорошо известна. В Советском Союзе, как известно, ростовщичества не было, зато было большое количество КВП.
Должен сказать, что КВП не является ноу-хау большевиков и коммунистов. Эти кассы существовали во все времена и назывались по-разному. И имели разные правила. Главное, что их объединяло: они создавались и функционировали в рамках малых социумов, где все члены этих социумов более или менее знали друг друга. И где все члены социумов имели обязанности по внесению средств в общий фонд, но одновременно имели и права на использование средств фонда при определенных обстоятельствах и на определенных условиях. Социумы были самые разные, представляли собой объединения людей по признакам национальным, религиозным, сословным, профессиональным, места проживания, места работы и т. п.
Хорошо известно, что общие кассы были (и есть) у различных преступных группировок (социумов). Такие кассы принято называть «общаками» («воровская касса», «котел»). «Общак» находится под контролем авторитетного преступного лидера, пользующегося доверием преступников («вор в законе», «положенец» или «смотрящий»). Нарушения правил сбора, хранения и использования общака строго наказываются. Массовое формирование «общаков» началось еще во второй половине XIX века. Тема «общаков» многогранна и масштабна, но она выходит за рамки данной статьи.
КВП в Советском Союзе создавались почти исключительно по месту работы. Большое распространение имели кассы, организованные по религиозно-этническому признаку. Например, кагалы – еврейские общины и институты самоуправления у евреев (были распространены в средние века и просуществовали до 19 века) имели свои общие кассы. Об этих кассах пишет, например, Яков Брафман (1824–1879), автор известной «Книги кагала» (1869). А вот что пишет современный израильский автор о тогдашних кагалах и «общих кассах»: «Кагал существовал в каждом городе, где жило сколько-нибудь значительное количество евреев, и отвечал перед правительством… за всю общину. Но главной задачей кагала было обеспечение нормальной жизни евреев города, уплата за них всех налогов и управление общественного бюджета. Бюджет этот формировался за счет сбора денег со всех членов общины… Затем старшины общины приступали к распределению этих денег в различные фонды общины, каждый из которых управлялся своей комиссией» (Люкимсон П. Бизнес по-еврейски. Евреи и деньги. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. С. 165).
Старообрядцы в России, как известно, также имели свои сплоченные общины. И у них также были свои КВП. На одном из старообрядческих сайтов даже прочитал такую фразу: «Если община имеет главный стержень – кассу взаимопомощи, тогда это ОБЩИНА в полном смысле слова. Если нет, тогда это более похоже на свободное собрание единомышленников». Надо полагать, что автор этой фразы имел в виду старообрядцев даже не 18 или 19 века, а сегодняшних.
Некоторые историки Церкви полагают, что уже в первых христианских общинах создавались общие кассы, в которых все члены общины выступали и в качестве доноров (делали взносы), и в качестве получателей средств. Речь идет именно о кассах взаимопомощи, а не о милостыне и благотворительности. Последним организации касс не надо, деньги просто в добровольном порядке передаются от одного лица к другому (на языке экономики и финансов это называется «денежным трансфертом»). Кстати, святитель Иоанн Златоуст (347–407) в своих проповедях призывал христиан не только к тому, чтобы они творили милостыню для всех нуждающихся людей (многие или большинство из которых находились за пределами церковной ограды), но, чтобы прихожане в рамках одного прихода помогали друг другу (см.: Сомин Н. Обижать заставляет любостяжание. Учение св. Ионна Златоуста о богатстве, бедности, собственности и милостыне. – М.: Современная музыка, 2014).
Надо сказать, что история Церкви очень богата примерами христианской благотворительности и милостыни. Но очень мало примеров христианской взаимопомощи с использованием специально создаваемых касс, которые бы действовали на постоянной основе и охватывали бы всех прихожан. Священник мог оказывать помощь наиболее бедным прихожанам. Богатые прихожане могли давать милостыню прихожанам бедным. В храме могли выставлять кружку для пожертвований в пользу неимущих, погорельцев, болящих и т. п. Но это была именно помощь. А не взаимопомощь, как это вытекает из самого названия КВП.
В 19 веке и в начале 20 века (до революции) в России были христианские общественные деятели, которые выступали с предложениями сделать церковные приходы также центрами социально-хозяйственной жизни прихожан. Особенно это было актуально для сельских приходов, т. к. прихожане были из одной деревни, из одного села, принадлежали к одной сельской общине. С такими предложениями, в частности, выступали славянофилы. В том числе такой поздний славянофил, как Сергей Федорович Шарапов (1855–1911). Сторонники таких идей в том числе предлагали создавать в рамках подобных добровольных христианских «колхозов» общие кассы для помощи отдельным «колхозникам». Увы, примеров создания таких фондов (касс) взаимопомощи на базе православных приходов до революции крайне мало.
Для меня оказалось неожиданностью, что, оказывается, у протестантов (как зарубежных, так и российских) практика КВП была довольно распространенной. Вот лишь один пример. Большевики после революции начали «чистить» церкви и приходы, причем не только православные, но также католические и протестантские. В ходе такой «чистки» в Петрограде в 1918–1920 гг. была проведена конфискация четырех касс взаимопомощи евангелическо-лютеранских приходов. Большевиками из этих касс были изъяты ценные бумаги и иные капиталы на сумму один миллион рублей.
Следует отметить, что иногда КВП путают с коллективными (совместными) целевыми фондами, создаваемыми вскладчину. КВП предназначены для оказания материальной (денежной) помощи ее членам. А целевые фонды – для иных целей. Нередки были «смешанные» кассы, или «универсальные» фонды. Т е. они выполняли и функции КВП, и решали другие задачи. Так, ряд старообрядческих фондов создавался не только и не столько для помощи членам общины, сколько для покупки или строительства предприятий (особенно в легкой промышленности – прядильных и ткацких).
Примером «чистых» касс (не отягощенных иными задачами, кроме взаимной помощи) были КВП в СССР. Бурное развитие КВП в нашей стране началось в 60-е годы прошлого века. Думаю, что число КВП в СССР в 80-е годы измерялось десятками тысяч (точных цифр найти не удалось). КВП в Советском Союзе – добровольная организация членов профсоюза, объединяющихся для оказания взаимной товарищеской материальной помощи. Типовой устав КВП был утвержден постановлением Президиума ВЦСПС от 20 февраля 1959 (КВП организовывалась по решению комитета профсоюза при наличии на предприятии (в учреждении, учебном заведении) не менее 15 членов профсоюза, желающих быть ее членами. Касса взаимопомощи подлежала регистрации в вышестоящем профсоюзном органе: совете профсоюзов или республиканском (краевом, областном, районном, городском) комитете; она действовала на основании устава, являлась юридическим лицом. Членом Кассы взаимопомощи мог быть каждый член профсоюза, работающий на данном предприятии (в учреждении), или учащийся учебного заведения. При вступлении в члены Кассы взаимопомощи уплачивается вступительный взнос в размере 0,5 % месячного заработка (стипендии), в таком же размере уплачиваются ежемесячные членские взносы. Член кассы, сделавший 50 ежемесячных взносов, согласно уставу по его желанию освобождается от дальнейшей уплаты взносов, и ему предоставляется право первоочередного получения ссуд. При выходе из членов Кассы взаимопомощи выбывшему возвращаются все уплаченные им членские взносы. И т. д.
Сегодня о советских КВП не только ностальгически вспоминают, но пытаются их практически возродить. Правда, следует признать, что эту тему «оседлали» люди не очень добросовестные, а иногда откровенно нечистоплотные. Загляните в интернет, вы увидите, что там анонсируется и рекламируется куча проектов, называемых «сетевые КВП». Однако, когда начинаешь разбираться в этих проектах, оказывается, что все относятся к разряду бизнеса. Цель участников таких проектов – не взаимная помощь друг другу в сложных жизненных ситуациях, а получение прибыли. Происходит подмена понятий. Либо по непониманию людей, что такое КВП, либо сознательный обман доверчивых людей. В лучшем случае так называемые «сетевые КВП» представляют собой краудфандинг (народное финансирование, от английских слов crowd – «толпа», funding – «финансирование»). Это коллективное сотрудничество людей (доноров), которые добровольно объединяют свои деньги или другие ресурсы через Интернет, чтобы поддержать усилия других людей или организаций (реципиентов), анонсировавших цель сбора ресурсов и осуществляющих их расходование (использование). В большинстве случаев такой целью объявляется организация совместных инвестиций и получение прибыли. Но иногда провозглашаются некоммерческие цели – помощь пострадавшим от стихийных бедствий, поддержка политических кампаний, финансирование научных исследований и разработок (например, для получения нужных медицинских препаратов) и т. п. Но это не КВП, а совместное (коллективное) финансирование проектов. К сожалению, большая часть из которых – откровенные «панамы». Люди в таких «КВП» друг друга не знают, они чаще всего даже в глаза не видели организаторов краудфандинга.
Немало сегодня интернет-проектов, в которых под вывеской «КВП» скрывается сетевой маркетинг и разные финансовые пирамиды. Там уже почти все так называемые «КВП» можно отнести к разряду афер. Легендарный строитель финансовых пирамид Сергей Мавроди, например, четыре года назад пытался запустить «глобальную кассу взаимопомощи» МММ-2015.
Так имеют ли будущее в России настоящие КВП? О необходимости таких КВП сегодня говорят некоторые политики и церковные иерархи. Например, в апреле текущего года лидер ЛДПР Владимир Жириновский выступил с предложением запретить коллекторские конторы и микрофинансовые ростовщические организации, одновременно возродив КВП по образу и подобию советских касс. В 2017 году в Совете Федерации с обширным докладом выступил митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев). Значительную часть своего выступления он посвятил описанию того, как российские ростовщики загоняют наших граждан в долговое рабство. Вот фрагмент этого выступления, имеющий отношение к теме КВП: «Государство прилагает усилия с целью ограничения деятельности мелких кредитных организаций. Однако необходимо решить вопрос содействия людям, которые живут от зарплаты до зарплаты и нуждаются в денежном вспомоществовании на короткий срок. Полагаю, что стоит подумать о возрождении института касс взаимопомощи, которые были широко распространены в прошлом».
Что ж, идея возрождения КВП витает в воздухе. Но из контекста выступлений и Жириновского, и митрополита Иллариона вытекает, что возрождать эти КВП должна нынешняя власть. С моей точки зрения, это иллюзия. Нынешняя власть поставлена ростовщиками, контролируется ростовщиками, действует в интересах ростовщиков. Подобной инициативы с стороны власти о возрождении КВП мы не дождемся.
Есть ли иные варианты? Думаю, что есть. Некоторые рассчитывают на возрождение КВП на базе профсоюзов (как это было в советское время). Увы, сегодняшние профсоюзы мертворожденные или «дохлые». В профсоюзах, даже по официальным данным, состоит не более четверти наемных работников. Фактически гораздо меньше. Известно несколько профсоюзных КВП, но это крайне бюрократические институты, почти не оказывающие реальной помощи работникам.
Мне представляется, что наиболее перспективным является вариант организации КВП на базе церковных приходов, где люди друг друга знают (хотя, конечно, должны знать лучше). И где уровень взаимного доверия относительно высок. Лично мне известно два-три примера создания КВП на приходах. Им излишняя «реклама» не нужна, поэтому называть приходы не буду. Для того, чтобы приходские КВП стали массовым явлением, необходим обмен опытом, необходим типовой устав, нужны активисты из прихожан. Заниматься темой КВП нужно не только на уровне отдельных приходов, но на уровне епархий и Патриархии. О необходимости приходских КВП мне не раз приходилось слышать от священников, которые чуть ли не каждодневно сталкиваются с жертвами процентщиков. В заключение приведу выдержку из книги известного священника Даниила Сысоева (увы, покойного): «Святитель Иоанн Златоуст… настаивал, чтобы при каждом приходе была своего рода касса взаимопомощи, чтобы среди христиан не было бедных. И это ведь несложно сделать. Тогда можно было бы помогать друг другу, поддерживать нуждающихся. А у нас сейчас получились не приходы, а заходы, когда не знают друг друга, не знают нужд других людей, и человеку приходится выкарабкиваться в одиночку. Максимум, что может сделать священник, это подать из своих средств, но и у него скромные возможности. А небольшой христианской общине это сделать несложно. Этим должны заниматься не священники, а миряне. Выбрать из своей среды людей, создать такую кассу и помогать нуждающимся» (Священник Даниил Сысоев. Практические уроки мудрости. Беседы на книгу притчей Соломоновых. – М.: Благотворительный фонд «Миссионерский центр имени иерея Даниила Сысоева, 2017. С. 53).