Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
В главе 15 мы начали разговор о рынках ценных бумаг и фондовых биржах и отметили, что бум создания бирж и роста оборотов на фондовых рынках начался в XIX веке.
После Второй мировой войны и особенно после отмены золотого стандарта в 70-е годы прошлого века начался очередной бум на рынках ценных бумаг и на финансовых рынках в целом. Особенно динамично эти рынки стали развиваться после ликвидации «золотого тормоза», т. е. принятия решений в Вашингтоне и на международном уровне (Ямайская валютно-финансовая конференция) о полной демонетизации золота.
Если в 1970 г. объем фондового рынка США составлял лишь 136 млрд долл. (13,1 % ВВП США), то в 2007 г. его капитализация равнялась уже 18,5 трлн долл. (135 % ВВП). Правда, после этого начался кризис, и фондовый рынок США упал почти на половину. Долгое время Западная Европа отставала от США по масштабам фондового рынка, там имелось много достаточно изолированных национальных рынков. Однако в связи с созданием Европейского Союза процесс развития фондовых рынков в Европе резко активизировался. В 2007 г. совокупная капитализация фондовых рынков Европы впервые превысила капитализацию фондового рынка США. Капитализация фондового рынка Euronext (общий рынок Франции, Нидерландов, Бельгии и Португалии) равнялась 4,1 трлн долл.; рынка Великобритании – 3,9; рынка Германии – 1,9; рынка Испании – 1,5; рынка OMX (страны Скандинавии) – 1,3; рынка Швейцарии – 1,2 и т. д.. На фоне падающих и стагнирующих фондовых рынков Запада очень динамичным выглядит рынок Китая, капитализация которого уже превысила 3 трлн долл.
Важно также отметить, что сегодня у «хозяев» фондовых рынков несравненно возросли возможности для того, чтобы осуществлять «раскачку» рынков в нужном для них направлении. Усилилась амплитуда колебаний: взлеты курсов акций могут быть такими, что капитализация рынка оказывается в десятки и сотни раз больше реальной (балансовой) стоимости активов компаний-эмитентов. Это называется «перегревом» рынка. Затем могут происходить столь же резкие падения курсов. «Профессиональные экономисты» называют это «волатильностью» рынков. Конечно, Ротшильдам в XIX веке такие трюки были не под силу. Кстати, абсолютные величины колебаний рынка (в стоимостном выражении) поражают воображение.
Джоэл Курцман в своей книге «Смерть денег», которая посвящена проблеме отрыва процесса создания денег от процесса создания реальных ценностей, описывает то, что произошло 19 октября 1987 г., когда средний промышленный индекс Доу Джонса на Нью-йоркской бирже упал за один день на 22,6 %:
«Если измерять с высоты полного рынка в августе 1987 года, то вкладчики потеряли на Нью-йоркской фондовой бирже несколько больше одного триллиона долларов за два с небольшим месяца. Эта потеря равна одной восьмой ценности всего, что создано человеческим трудом в Соединенных Штатах, включая все дома, заводы, офисы, дороги и улучшенную недвижимость. Это потери такого гигантского масштаба, что просто уму непостижимо. Одного триллиона долларов хватило бы, чтобы кормить весь мир в течение двух лет, поднять страны “третьего мира” из крайней нищеты до уровня среднего класса. На эти же деньги можно было бы купить одну тысячу ядерных авианосцев».
Сегодня ростовщики контролируют не только фондовую биржу, но также другие биржи – валютную, товарные, фьючерсов и опционов. По сути, все эти биржи представляют единую сеть, систему «сообщающихся сосудов», деньги перетекают с одного рынка на другой. Всей этой сетью и финансовыми потоками внутри отдельных рынков и между рынками управляют ростовщики – прямо или через своих посредников.
Взять, к примеру, Лондонскую международную нефтяную биржу (The International Petroleum Exchange of London – IPE), которая является ведущей европейской биржей на энергетическом рынке фьючерсов и опционов. Ее ведущими акционерами выступают British Petroleum, Royal Dutch Shell, Total, Goldman Sachs, Morgan Stanley и Deutsche Bank. Фактически все главные акционеры биржи – ростовщики (нефтяные компании British Petroleum, Royal Dutch Shell, согласно многим источникам, находятся под контролем Ротшильдов).
Фактически биржа (фондовая и любая другая) сегодня – абсолютно нерыночный институт. Это специальная управляющая компания, находящаяся под жестким контролем нескольких ростовщиков, которая управляет соответствующим рынком. Остальные участники рынка – управляемые, которые могут действовать лишь в режиме реагирования, приспосабливаясь к изменениям на рынке.
Приведем в связи с этим точку зрения Ю. Баранчика: «Их (т. е. принадлежащая нескольким акционерам – В.К.) биржа – это инструмент, позволяющий не только «законно» наращивать свою долю рынка. Если кто-то возразит и скажет, что биржи такой (абсолютно нерыночной) роли не играют, напомним, что биржи являются одним из тех учреждений западной бизнес-инфраструктуры, куда с недавних пор (после того, как был накоплен соответствующий финансовый ресурс) стал запрещен вход инвесторам из Азии и России. И возникает вопрос: почему со свободного рынка выводятся те структуры, которые являются его основой? Или здесь что-то нечисто и эти структуры являются вовсе не рыночными? Ведь одним из аргументов противников допуска новых инвесторов к биржам и другим финансовым инструментам Запада является то, что новые инвесторы будут совсем иначе, чем прежние владельцы а) распределять прибыль и б) устанавливать правила игры».
По сравнению с XIX веком на фондовом и других финансовых рынках произошли значительные качественные изменения:
• появилось большое количество новых видов ценных бумаг и финансовых инструментов (в том числе финансовых производных инструментов, о которых разговор в главе 21);
• стали создаваться новые виды финансовых институтов (новые по функциям, статусу, видам операций и т. п.); о некоторых из них мы скажем ниже;
•биржи оснастились компьютерами, программным обеспечением и телекоммуникационным оборудованием, что повысило скорость операций, увеличило обороты операций участников, расширило географическое пространство операций и т. п.
• Различные «усовершенствования» финансовых рынков (институциональные, технологические, организационно-правовые и др.) в конечном счете были направлены на решение двух взаимосвязанных задач:
– резкое увеличение стоимостных объемов операций, чтобы создать дополнительный спрос на деньги и обеспечить работой «печатный станок» ростовщиков;
– усиление неустойчивости («волатильности») этих рынков, чтобы обеспечить работой финансовых спекулянтов.
Коротко о технологических усовершенствованиях на рынках. Эра бирж с традиционными торговыми залами стала клониться к закату уже в начале 1980-х гг., когда начала набирать популярность электронная система NASDAQ. Торговыми операциями на биржах стали заниматься так называемые компьютерные вундеркинды. Однако в 1987 году на трейдеров-программистов возложили вину за «черный понедельник», и их деятельность была временно ограничена. Сегодня на биржах Запада (особенно в США) господствуют так называемые «высокочастотные» трейдеры, которые с помощью мощных компьютеров и дорогого программного обеспечения осуществляют в течение нескольких секунд или даже долей секунд тысячи сделок. За счет астрономических оборотов такие трейдеры зарабатывают гигантские деньги даже при самой мизерной марже.
Благодаря «высокочастотной» торговле даже в условиях кризиса на многих биржах обороты не только не сокращаются, но даже растут. Например, на Нью-йоркской фондовой бирже (NYSE) объем сделок в июне 2009 года был на 43 % выше, чем в июне предыдущего года. В общем объеме операций этой биржи на «высокочастотные» сделки пришлось от 50 до 70 % всех сделок. На некоторых биржах США на такие сделки уже приходится 100 %. Образно выражаясь, биржевая торговля стала опираться полностью на «безлюдные технологии».
Организационно-правовые и институциональные изменения
Начиная с 1980-х гг. происходила консолидация фондовых бирж (в результате поглощений и слияний), проводилась поэтапная либерализация фондового и кредитного рынков, ослаблялись нормы регулирования финансового (в том числе банковского) сектора, создавались новые финансовые институты, «выпадающие» из поля зрения регулирующих и контрольных органов государства и т. п.
После образования Европейского Союза проходило достаточно много сделок по консолидации фондовых бирж отдельных стран Западной Европы. Так, в июне 2007 г. британская London Stock Exchange (LSE) договорилась о приобретении за 2,1 млрд долларов биржи Borsa Italiana в Милане. В мае 2006 г. произошло также крупное трансатлантическое слияние – нью-йоркской NYSE и европейской Euronext, которое было завершено в апреле 2007 г. Капитализация ценных бумаг, обращающихся на консолидированной трансатлантической бирже, была оценена в 11 млрд долл.
В целом в последние два-три десятилетия традиционные банковские операции, действующие прежде всего на рынках депозитов и кредитов, несколько потеряли свою привлекательность («конкурентоспособность») по сравнению с операциями тех институтов, которые действовали на фондовых рынках и рынках финансовых производных инструментов. Особенно это стало заметно в США. Спекулируя на высокорисковых финансовых рынках (рынках ценных бумаг и финансовых инструментов), за короткий период времени можно было заработать намного больше, чем с помощью традиционных депозитно-кредитных операций. Это предопределило бурный рост так называемых институциональных инвесторов — различных институтов, специально ориентированных для работы на высокорисковых финансовых рынках. Среди институциональных инвесторов – инвестиционные банки, страховые компании, пенсионные фонды, взаимные фонды, фонды прямого инвестирования, различные траст-фонды, «фонды фондов» и т. п.
В новых условиях начали перестраиваться и традиционные банки. В Европе они стали совмещать функции обычных депозитно-кредитных организаций и инвестиционных банков, стали превращаться в так называемые «универсальные банки». А в США в 1999 году был отменен закон Гласса – Стигалла, который был принят еще в 1930-е годы и запрещал банкам совмещать кредитную и инвестиционную деятельность.
Напомним, что тогда был узаконен такой финансовый институт, как инвестиционный банк, который выводился из сферы ответственности ФРС. Инвестиционным банкам, с одной стороны, запрещалось заниматься депозитными операциями. С другой стороны, для них отменялись всякие ограничения по операциям на фондовом рынке. В текущем десятилетии обычные банки (т. е. банки, входящие в сферу ответственности ФРС) занялись тем же, чем они занимались накануне кризиса 1929–1933 гг. Стоит ли после этого удивляться, что в 2007–2008 гг. мы наблюдали серию банкротств и последовавших за ними «санаций» крупнейших банков с Уолл-стрит.
Среди мер, которые способствовали накоплению масштабных рисков в банковской сфере США, следует назвать повышение размера гарантированных государством банковских депозитов до 100 тысяч долларов. Аналогичные меры принимались также в ряде других стран, причем в некоторых из них (например, Мексике) лимит гарантий стал выше, чем в США. Однако данная мера государства не только не повысила устойчивость банковской системы страны, но, наоборот, подтолкнула банкиров к наращиванию рискованных кредитных операций (в США это кончилось банкротством более тысячи ссудно-сберегательных обществ).
В 1980-е гг. был изобретен механизм «бросовых», или «мусорных» облигаций (junk bonds), породивший бум сделок по слиянию и поглощению компаний. Инвестиционные банки активно размещали на финансовых рынках эмиссии облигаций, а средства от мобилизации займов направлялись на «недружественные» поглощения. После этого в Америке началась так называемая «тирания квартальных отчетов», – борьба компаний за «хорошие финансовые результаты» с целью не допустить падения курса акций и превратиться в жертву «акул» инвестиционного бизнеса. Американская «экономика» стала напоминать джунгли, в которых одни компании охотились за другими, причем в качестве хищников обычно выступали те компании, которые делали ставку не на производство, а на финансовый бизнес.
Изобретателем «бросовых» облигаций был «финансовый король» 80-х гг. Майкл Милкен, который сумел через свой банк «Drexel Burnham Lambert Inc.» разместить на сотни миллиардов долларов облигации тех агрессивных компаний-эмитентов, которые и не собирались в принципе погашать свои облигационные займы (а лишь рефинансировать их путем размещения новых займов). За одну из подобных сделок Милкен получил 10 лет тюрьмы (правда, отсидел всего два, после чего бросил прежние занятия и увлекся образовательным бизнесом).
В последние два десятилетия прошлого столетия активно стала применяться технология секьюритизации активов коммерческих банков. Что это такое? Это операция, посредством которой коммерческий банк «конвертирует» свои требования по выданным кредитам в деньги, мобилизуемые на фондовом рынке. Бумаги банка в виде облигаций размещаются на фондовом рынке под обеспечение кредитов (т. е. обязательства банка перед держателями бумаг должны погашаться за счет поступлений банку по кредитным договорам). Фактически коммерческий банк выступает посредником между получателями кредитов и тысячами (или даже миллионами) инвесторов на фондовом рынке. Здесь также появляется широкое поле для разных злоупотреблений: инвесторам-профанам под видом «секьюритизированных кредитов» можно «всучить» все что угодно, особенно если размещением бумаг занимается какой-нибудь всемирно известный банк.
Именно секьюритизация ипотечных кредитов в Америке банками с Уолл-стрит внесла свой весомый вклад в создание нынешнего финансового и экономического кризиса. Даже самые осторожные и лояльные финансовой олигархии аналитики признали: посредством «секьюритизации» миллионам инвесторов «впаривались» «безнадежные» ипотечные кредиты (так называемые кредиты «суб-прайм») и раздувался «пузырь» на рынке недвижимости.
Происходила секьюритизация и в Западной Европе. Там в этой связи большое распространение получил новый тип финансовых учреждений. Они получили название AIF («autres institutions fi nanciers») – «другие финансовые институты», которые не являются ни банками, ни страховыми компаниями, ни пенсионными фондами. В цепочке финансовых посредников появилось еще одно «паразитическое звено». AIF стали заниматься такой «творческой» деятельностью, как приобретение, группировка (сортировка) и реструктуризация секьюритизированных банками займов в виде обращаемых ценных бумаг. Иначе говоря, происходила «переупаковка» финансовых активов (требований) и их перепродажа. Как говорится, в «одном флаконе» оказывались средние, плохие и очень плохие активы. Но рядовой инвестор не имел ни возможности, ни желания изучать «гремучую смесь», содержащуюся в этом «флаконе». Он ведь не собирался долго ее хранить у себя, но стремился перепродать еще кому-нибудь.
В это же время пышным цветом «расцвели» такие новые финансовые институты, как хеджевые фонды (ХФ). Эти фонды, которые стали специализироваться на высокорисковых инвестициях (естественно, не в производство, а в финансовые инструменты), вообще оказались за пределами государственной регламентации. Накануне мирового финансового кризиса на ХФ приходилось 25 % оборота мирового рынка кредитных деривативов (деривативы – новый вид финансовых инструментах, широко используемые спекулянтами, о них речь будет ниже) и 40 % оборота мировых бирж.
Первым хеджевым фондом в современном понимании стал фонд Tiger, организованный в мае 1980 года американцем Джулианом Робертсоном. Изначально его фонд задумывался как страховочный (англ. hedge – страховать, защищать). Т. е. он предназначался для того, чтобы защищать пайщиков от падения рынков и не предполагал высокой доходности. Сам Робертсон так описывал стратегию своего фонда: отобрать 100 самых лучших компаний и купить их акции; затем определить 100 самых плохих, и если они есть в портфеле фонда, то продать их. Так было в декларациях. На деле получилось все наоборот. Уверенность в страховке заменила саму страховку. Вместо низкорисковых хедж-операций фонд Tiger стал специализироваться на высокорисковых. Для проведения операций фонд использовал разнообразные производные инструменты. На протяжении всех 1980-х годов фонд Tiger показывал высокую доходность, однако оставался известным узкому кругу инвесторов. Лишь на стыке 80–90-х гг. фонд получил известность, и инвесторы стали его буквально осаждать. Капитал фонда рос как на дрожжах: он пополнялся за счет комиссионных за обслуживание клиентов (1 % от суммы чистых активов), а также за счет вознаграждения в размере 20 % прибыли, которую приносили инвестиции. К концу 1990 года капитал фонда вырос до 1 млрд долл. Опираясь на собственный капитал, фонд также прибегал к использованию кредитного плеча (привлечение заемных средств, превышающих многократно собственный капитал). К середине 1990-х гг. фонд, который обеспечивал инвесторам прибыли, существенно более высокие, чем средние, стал терпеть неудачи. Робертсон сделал ставку на падение американского фондового рынка. Падение этого рынка действительно произошло (в 2000–2001 гг.), но позднее того времени, которое прогнозировалось Робертсоном. Дополнительный удар был нанесен кризисом в России в 1998 году (убытки фонда Tiger составили 600 млн долл.). В 1999 году фонд Tiger был распущен, а оставшийся капитал был возвращен вкладчикам.
Вместе с тем в 1990-е годы создавалось большое количество других ХФ. Этот процесс продолжался и в следующем десятилетии. За 1990–2007 гг. активы ХФ выросли в 50 раз и достигли 2 трлн долл., а число фондов – 7 тысяч.
На смену фонду Робертсона пришла такая «звезда» хеджевого бизнеса, как фонд Quantum известного финансового спекулянта Джорджа Сороса. Постепенно «звезда» Сороса также стала закатываться (например, в результате кризиса в России в 1998 году фонд Quantum понес убытки в размере 2 млрд долл.). В начале нового века на лидирующие позиции вышел ХФ под названием SAC Capital Advisors, принадлежащий американцу Стивену Коэну. В середине текущего десятилетия на долю SAC приходилось около 2 % сделок на фондовом рынке.
Впрочем, как показывает опыт деятельности ХФ, многие первоначально успешные фонды затем начинают испытывать трудности, некоторые из них (подобно фонду Tiger) прекращают свое существование. Широкий резонанс, в частности, получило банкротство в 1998 г. крупных ХФ Long-Term Capital Management, McGuinness Global и еще 2–3-х фондов с капиталами, превышающими 1 млрд долл. С началом современного кризиса «звезда» всего хеджевого бизнеса стала закатываться. В 2008 году отток средств из ХФ впервые за 18 лет превысил приток инвестиций. В этом же году впервые с 1990 года произошло сокращение активов ХФ (с 2 трлн до 1,5 трлн долл.), началось массовое закрытие фондов.
Важным направлением «модернизации» финансовых рынков явился переход к новым принципам оценки компаний, котирующихся на фондовых рынках. Остановимся на этом подробнее.
Изменение подходов к стоимостной оценке компаний как объектов инвестиционной деятельности, что позволило, во-первых, резко увеличить стоимостные оценки этих «объектов» (т. е. создать дополнительный спрос на «продукцию» ростовщиков), а во-вторых, «управлять» стоимостными оценками «объектов» в интересах ростовщиков (в целях получения спекулятивных прибылей).
В условиях «индустриального капитализма» основной целью деятельности компаний было получение максимальной прибыли от производства и реализации продукции. Соответственно сама компания оценивалась на рынке на основании следующих основных ориентиров:
а) балансовая оценка активов и пассивов компании и производных от этой оценки показателей (например, оценка «чистых активов») на основе данных баланса и другой финансовой отчетности;
б) оценка компании с помощью метода «капитализации прибыли» (метод, который исходит из того, что цена компании равна той денежной сумме, которая, будучи инвестированной в надежные инструменты (скажем, казначейские облигации), давала бы годовой доход, равный балансовой прибыли данной компании);
в) рыночная оценка, базирующаяся на ценах на акции компании, обращающиеся на фондовом рынке.
При сделках купли-продажи компаний использовались чаще всего второй и третий методы, а третий применялся в качестве дополнительного. В принципе, они близки друг другу, т. к. котировки акций всегда следовали за изменением показателей прибыли. Если компания не выходила на фондовый рынок, то использовалась комбинация первого и второго методов. При любом из методов получалась примерно такая картина: цена компании (Р) превосходила фактическую годовую прибыль компании (Е) в несколько раз (5–10 раз, редко более чем в 10 раз). Пропорция Р/Е зависела, в первую очередь, от уровня доходности надежных инвестиций, который рассматривался как ключевой ориентир оценки. Безусловно, показатель Р корректировался с учетом данных баланса оцениваемой компании, например, величины и качества ее обязательств (пассивов) и инвестиций (активов). Впрочем, если компания присутствовала на фондовом рынке, обычно все это уже учитывалось в котировках ее акций.
В целом оценка стоимости бизнеса не была постоянной заботой компаний, по крайней мере, тех, которые не выходили на фондовый рынок. Думали больше о показателях прибыли. Ведь основным стимулом для инвесторов (акционеров) в «старые добрые времена» было получение дивидендов, то есть прибыли – согласно количеству акций (доле в капитале). Но времена меняются. В условиях финансового капитализма на первый план выходит показатель «стоимость бизнеса». При индустриальном капитализме предприятия могли находиться в одних руках десятилетия и даже столетия, хозяева заботились об их развитии, а продажа бизнеса рассматривалось как экстраординарное и обычно печальное для хозяина событие. Сегодня компания (или бизнес) становится таким же товаром, как нефть, оборудование, недвижимость. Соответственно, формируется новое отношение к предприятиям: их надо подешевле купить и подороже продать. Для этого надо научиться «управлять» ценой (стоимостью) бизнеса, но не с помощью совершенствования производственных технологий или обновления ассортимента производимой продукции. Главная ставка стала делаться, во-первых, на изменение методик оценки; во-вторых, на изменение сознания участников рынка, которым стали предлагаться новые методики и новые оценки. Так, появилось понятие «капитализации бизнеса»: стоимостная оценка компании на основе не текущей (фактической) прибыли, а ожидаемой (будущей) прибыли. Для того чтобы «эффективно» «управлять» стоимостью компании, используя новые техники «капитализации бизнеса», совсем не надо думать об инвестициях в новое оборудование или о разработке новых технологий производства. Надо думать о том, как убедить участников рынка в том, что завтра у компании прибыли будут в два раза больше, чем сегодня, а послезавтра – в 100 раз больше. А это опять относится к сфере «конструирования виртуального мира», где требуются не инженеры и технологи, а специалисты в области рекламы, PR-технологий, маркетинга, нейро-лингвистического программирования (НЛП), «дизайнеры будущего» и иные «волшебники». В прошлом десятилетии весь бизнес окончательно перешел на «новые рельсы»: критерием успешности компаний стали не объемы продаж, не фактические прибыли, не доля их присутствия на рынке, не (тем более) выплачиваемые акционерам дивиденды, а показатели «рыночной капитализации». В результате рыночная стоимость некоторых компаний стала превышать годовую фактическую прибыль не в 5 или 10 раз, а в 50, 100 или даже 1000 раз! Именно это можно было наблюдать на фондовых рынках США во второй половине 1990-х гг. Там это называлось «новой экономикой», основой которой стали компании «хай-тека» (high-tech – высокотехнологичные отрасли – компьютеры, телекоммуникации, программирование, Интернет и т. п.). Инвесторам обещали, что компании «хай-тека» обеспечат Америке и всему миру новую «научно-техническую революцию» и совершенно фантастические прибыли их акционерам. «Загипнотизированные» «волшебниками» из рекламных агентств и компаний «хай-тека» американцы спешили «вложиться» в «новую экономику». За счет их «инвестиций» нанимались новые команды «волшебников», которые с утроенной энергией расписывали «светлое будущее» Америки и особенно тех, кто вложится в компании «хай-тека».
Вот лишь один пример. В период 1992–1999 гг. стоимость одной акции интернет-провайдера «America Online» выросла в 925 раз. В результате в 1999 году компания «America Online», несмотря на мизерный размер своих балансовых активов, по капитализированной стоимости превосходила весь российский рынок акций на высшей точке его взлета и стоила в четыре раза больше, чем крупнейший в мире производитель автомобилей, корпорация «General Motors».
Так начали формироваться «пузыри» на фондовых рынках. «Печатные» станки ростовщиков заработали на полную мощность. При этом деньги делались не только под сделки купли-продажи бизнесов, но также в виде кредитов под залог резко подорожавших акций компаний «новой экономики». Кредиты же шли большей частью не на НИОКР в сфере «хай-тека», а на всякие PR-акции, а также в сферу «хьюм-тека». «Хьюм-тек» (hume-tech) в отличие от «хай-тека» (high-tech) держится в тени и рекламы не любит. Речь идет о такой деликатной сфере, как разработка технологий управления сознанием и поведением людей. На НИОКР в сфере «хьюмтек» Америка (как государство, так и частный бизнес) тратила и продолжает тратить миллиарды долларов. Без этого финансовый капитализм развиваться не может. Кончились, правда, игры в «новую экономику» с ее «капитализациями бизнесов» не очень хорошо для Америки. Во-первых, это привело к еще большей деградации традиционных отраслей промышленности (автомобильной, электротехнической, химической и т. п.), которые стали выглядеть «изгоями» и «бедными Золушками» на фоне «многообещающих» компаний «хай-тека». Во-вторых, «хорошее всегда кончается»: в 2000–2001 гг. на фондовом рынке США началось очень интенсивное «сдувание пузырей».
В результате обрушения этого рынка на нем «сгорело» порядка 7–8 трлн долларов активов. Фондовый кризис перекинулся на другие страны, где еще «сгорело» примерно столько же. В то время объем «сгоревшей» стоимости был примерно равен 1/3 мирового годового ВВП!
Однако не успела «осесть пыль» после кризиса 2000–2001 гг., как опять во всем мире (в том числе в России) началась борьба компаний за «наращивание капитализации бизнесов». Выйти из этой «колеи», в которую загнали бизнес ростовщики, компаниям нефинансового сектора оказалось не под силу. Впрочем, в этой «колее» оказались сами банки и другие компании финансового сектора. По величине показателей капитализации мировые банки («Чейз», «Сити», «Эйч-Эс-Би-Си» и другие) не отставали от гигантов реального сектора (нефтяная промышленность, производство компьютеров и др.). В немалой степени росту капитализации ведущих американских банков способствовало их участие в масштабных программах ипотечного кредитования. Таким образом, создавались новые «пузыри» на фондовом рынке и рынке недвижимости.
В 2007 г. началась новая «волна» «сдувания пузырей», она продолжилась также в 2008 г.
Одним из наиболее значительных моментов в ходе разворачивания современного кризиса стало 15 сентября 2008 г. В этот день произошло два события, потрясшие Уолл-стрит, – знаменитый инвестбанк Lehman Brothers объявил о своем банкротстве, а другой не менее знаменитый инвестбанк Merril Lynch перестал существовать самостоятельно, приняв предложение о слиянии с банком Bank of America. Банкротство Lehman Brothers имело эффект разорвавшейся бомбы. Индекс Dow Jones провалился более чем на 500 пунктов – самое глубокое падение после событий 11 сентября 2001 г. За три дня после этого события мировые фондовые рынки потеряли 2,85 трлн долл., или 6 % своей стоимости.
Всего за период с начала 2008 г. до весны 2009 г., по оценкам Goldman Sachs, глобальная стоимость акций упала на 30 трлн долл. Кроме этого, на 11 трлн долл. упала стоимость недвижимости (домов). Таким образом, стоимостные потери составили примерно 75 % мирового ВВП. Это означает, что резко возросла диспропорция между финансовыми активами и реальными активами в мировой экономике. Любой финансовый актив (кроме золота) одновременно является финансовым требованием. Поэтому степень покрытия финансовых требований реальными (материальными активами) после «схлопывания» рыночных «пузырей» резко сократилась.
Впервые на одну из причин образования «пузырей» – оценку бизнесов на основе сомнительных методик, – обратили внимание даже на самом высоком уровне (например, на саммите «Группы 20» в Лондоне в апреле 2009 г.). Однако никаких решений, запрещающих или ограничивающих такую практику, принято не было.
Создание инфраструктуры финансовых рынков, обеспечивающей проведение манипуляций на этих рынках в интересах мировых ростовщиков.
Конкретно речь идет о ряде институтов, осуществляющих информационное обслуживание мировых ростовщиков. Это:
а) организации, разрабатывающие методики оценки и подготовки финансовой отчетности компаний;
б) аудиторские фирмы;
в) рейтинговые агентства;
г) государственные статистические службы;
д) средства массовой информации;
е) университеты, научные центры и другие учреждения, снабжающие ростовщиков «независимыми» экспертными оценками и «исследованиями».
Контролируемые ростовщиками организации и ведомства, которые занимаются разработкой методик финансовой оценки компаний, нередко делают «подарки» компаниям, разрешая им заведомо искажать данные о своих активах и пассивах, финансовых результатах и т. п. таким образом, чтобы выглядеть «здоровыми и сильными» или, по крайней мере, не «мертвыми». Фактически происходила и продолжается либерализация систем бухгалтерской и финансовой отчетности компаний, что дает бизнесу дополнительные возможности для «рыночного манипулирования», а, проще говоря, для разных махинаций.
Раньше считалось, что прибыль – очень конкретный показатель, дающий представление о результатах функционирования предприятия в условиях рыночной экономики. В самом общем виде это разница между доходами и расходами компании. Однако сегодня прибыль из точного показателя превратилась в очень относительное понятие. Например, есть методики расчета прибыли, называемые ФИФ и ЛИФО. Так вот значения прибыли, рассчитанные по этим методикам, будут существенно различаться. Даже в рамках отдельно взятой методики можно по-разному посчитать прибыль – в зависимости от того, что нужно компании. Например, для того, чтобы уйти от налогов, она показывает нулевую прибыль или даже убытки. Для того, чтобы подготовить компанию к продаже или выходу на фондовый рынок, ее хозяева, наоборот, стремятся показать максимальные значения прибыли. Появилось даже выражение: «profi t is opinion» («прибыль – это мнение»). Мнение, которое зависит от стратегии и тактики компании, вернее, ее хозяев и топ-менеджеров.
Вот что по этому поводу сказано в интересной статье «“Кривые зеркала” мировой экономики»:
«Если компании нужно занизить прибыль, то практически всегда можно юридически корректно оформить дополнительные затраты, которые будут существовать только на бумаге. Если, наоборот, нужно показать, что компания очень прибыльная, то можно использовать способы завышения доходов. Например, некоторые американские компании, заключив договор, в том числе фиктивный, сразу учитывают еще только потенциально возможные доходы от его выполнения при расчете своих финансовых результатов, хотя еще никаких операций по договору не производилось. Конечно, квалифицированные аудиторы могут выявить такого рода злоупотребления, но, как показывает опыт последних лет, не все они могут устоять перед искушением получить хорошее вознаграждение за то, чтобы их не замечать». «Либерализация» финансового контроля за деятельностью бизнеса также проявилась в том, что банки и компании стали активно манипулировать показателями своих активов и пассивов, а также прибыли, используя балансы своих «партнеров», дочерних, внучатых и т. п. структур. Яркий пример – корпорация «Энрон», которая «скидывала» свои обязательства по кредитам и налогам на такие «внешние», формально «независимые» фирмы, которых в общей сложности было учреждено несколько тысяч. Отчасти такая ситуация объяснялась общим снижением требований к финансовой отчетности со стороны контролирующих органов, а отчасти тем, что чиновники, призванные контролировать те или иные конкретные компании, получали взятки в прямой или косвенной форме и отказывались замечать очевидные нарушения. Например, были зафиксированы многочисленные контакты тогдашнего главного менеджера «Энрон» Кена Лея с председателем Комитета по стандартам международных правил составления балансов Полом Волкером, бывшим председателем Совета управляющих ФРС США, причем последний ходатайствовал об особых «преференциях» для корпорации «Энрон».
В 1990-е годы, особенно второй половине десятилетия, пошел самый настоящий вал фальсификаций балансовых отчетов компаний. Вот что писала по этому поводу газета «Франфурктер альгемайне цайтунг» (15.8.2002):
«“Мошенничество с балансами”: “Тайко”, “Энрон”, “Март”, “Уорл. д Ком”, “Глобал. Кроссинг”, “Ксерокс”. Список предприятий, которые за последнее время заподозрены или уже изобличены в фальсификации балансов, огромен. Утрата доверия моментально отражается на биржевых курсах. Многие инвесторы исходят из того, что разоблаченные до сих пор мошенничества – только вершина айсберга, истинные размеры которого угрожают не только американской, но и всей мировой экономике. Не проходит и недели, чтобы не выплыло какое-нибудь новое дело».
А вот пример «либерализации» норм составления финансовой отчетности, связанный с нынешним кризисом. Под давлением министерства финансов США, американских банков и корпораций Совет по стандартам финансовой отчетности США осенью 2008 г. внес в свои документы ряд «новаций». В частности, были даны рекомендации о том, как производить оценку «по справедливой стоимости»:
«Даже если какие-то активы компаний "абсолютно неликвидны”» (говоря проще, имеют нулевую цену, т. е. являются обыкновенным “мусором”), компании могут прибегнуть к специальным методикам оценки и на их основе вывести некую “виртуальную” цену активов. Для пущей убедительности методики предлагают использовать сложный математический аппарат».
Уже весной 2009 г. эти «новации» учета и оценки активов стали использоваться американскими банками для того, чтобы можно было сказать, что «дела не так уж плохи». Иначе говоря, «иллюзионисты» из финансового мира уже в совершенстве научились по мановению «волшебной палочки» «мусор» превращать в «золото». Алхимикам Средневековья такое и не снилось!
Коротко об «объективности» заключений «независимых» аудиторов. В начале текущего десятилетия, как многие помнят, был крупный скандал с американским энергетическим гигантом «Энрон». На протяжении целого ряда лет эта компания фальсифицировала свою финансовую отчетность, пользуясь как легальными лазейками, так и беспардонно обманывая инвесторов и партеров по бизнесу. Мы не будем в данном случае описывать все те приемы, которые использовала компания (конкретно – ряд топ-менеджеров), а отметим, что аудитором у нее постоянно была всемирно известная «Артур Андерсон». Фактически аудиторская компания была в сговоре с «Энроном» и «участвовала» в миллиардных прибылях последней. Скандал с «Энроном» оказался смертельным для аудиторской компании: она ушла в небытие.
Теперь о рейтинговых агентствах. Нынешний президент Федерального ведомства финансового надзора Германии (BaFin) Й. Саньо в свое время назвал эти агентства «крупнейшими неконтролируемыми властными структурами мировой финансовой системы». Речь идет о таких всемирно известных рейтинговых агентствах, как «Мудиз», «Стандарт энд Пурс», «Фитч», которые на протяжении многих лет (даже десятилетий) определяли «погоду» на финансовых и иных рынках, фиксируя рейтинги компаний, коммерческих проектов и целых стран. При этом следует отметить две важнейшие особенности деятельности рейтинговых агентств:
а) «кухня», на которой изготавливались рейтинги, была закрытой;
б) агентства представляли собой частные структуры, которые находились вне сферы контроля государственных надзорных органов.
При выставлении рейтинговых оценок проверяемый финансирует проверяющего (рейтинговое агентство), что создает прекрасную «питательную почву» для коррупции и искажения реальной ситуации на рынках. Агентства находились в «неформальных» отношениях с некоторыми влиятельными и богатыми клиентами и по заказу последних выставляли этим клиентам завышенные оценки (рейтинги). При необходимости по заказу конкурентов агентства могли «опустить» те или иные компании или даже страны.
Уже упоминавшийся нами Й. Саньо в разгар нынешнего кризиса назвал рейтинговые агентства «машиной для делания денег».
Говоря о «вкладе» рейтинговых агентств в создание нынешнего экономического кризиса, известный писатель и банкир Жак Аттали пишет в одной из последних своих книг: «Самое интересное, что денежное вознаграждение за предоставленную информацию (рейтинговые оценки – В.К.) они (рейтинговые агентства – В.К.) получают от предприятий, подвергаемых контролю… В итоге, поскольку агентства заинтересованы в получении максимальной прибыли и желают получить свою долю сказочного богатства, они с преступной снисходительностью ставят «оценки», порой даже не взглянув на фирму и ее «продукт». Откуда здесь возьмется объективность? Факты таковы: общий доход трех главных рейтинговых агентств за период с 2002 по 2007 год удвоился (с 3 до 6 млрд долларов). А доходы Moody's между 2000 и 2007 годами и вовсе взлетели в четыре раза!».
Даже официальные власти стран «золотого миллиарда» признали, что «вклад» рейтинговых агентств в создание нынешнего кризиса весьма существенен. Некоторые частные эксперты даже назвали агентства «распространителями огня». Еще летом 2008 г. ряд банков Уолл-стрит имел высокие рейтинговые оценки, а осенью того же года они оказались банкротами. В то же время рейтинги некоторых российских «голубых фишек» (основных участников фондового рынка России) были резко понижены, что привело к снижению котировок отечественного рынка (гораздо большему по сравнению с фондовыми рынками Западной Европы и США) и массовому «исходу» иностранных инвесторов из страны.
На пике первой волны кризиса (осень 2008 – весна 2009 гг.) стали звучать разные требования, касающиеся рейтинговых агентств: ликвидировать, национализировать, поставить под жесткий контроль регулирующих и надзорных органов государства, сделать процедуры присвоения рейтингов «прозрачными» и т. п. Однако, после стабилизации ситуации в мировой экономике (по нашему мнению, временной) критика в адрес рейтинговых агентств поутихла, и все вернулось «на круги своя»: агентства по-прежнему остаются «крупнейшими неконтролируемыми властными структурами мировой финансовой системы». По-прежнему они обслуживают интересы тех, кто им больше платит.
Скажем, Греции с ее дефицитом бюджета, равным 12,7 % ВВП, агентство Фитч понизило рейтинг суверенного долга с А- до ВВВ+. А если взглянуть трезво на другую страну – США, то надо признать, что она не так далеко отстоит по многим показателям от Греции. Например, дефицит федерального бюджета США в 2009 году намного превысил планку в 1 триллион долларов, а государственный долг превысил 100 % ВВП. Ну и что? Тройка рейтинговых агентств по-прежнему выставляет США высшую оценку – ААА. Фактически рейтинговые агентства выступают в роли своеобразных регулировщиков, определяющих направления международных потоков капитала.
Для того чтобы поддерживать необходимую спекулянтам «конъюнктуру» на финансовых рынках, им нередко «подыгрывают» статистические службы государства. Все мы слышали шутку: «Бывает три вида лжи: просто ложь, беспардонная ложь и статистика». Так вот государственные статистические службы из года в год совершенствуют третий вид лжи.
Например для того, чтобы поддержать бум на фондовых рынках во второй половине прошлого десятилетия, министерство торговли США, отвечающее за экономическую статистику, придумало новый вид «приписок». Речь идет о так называемой «приписной ренте» – это некая «виртуальная» арендная плата, которую хозяева домов и квартир платили бы в том случае, если бы эти дома и квартиры им пришлось арендовать. По некоторым оценкам, «приписная рента» составляет до 10 % ВВП. До такого статистического ухищрения в других странах еще не додумались, поэтому ВВП США завышен по сравнению с ВВП других стран. На самом деле статистических ухищрений у дяди Сэма много, поэтому сравнивать официальные цифры ВВП США с ВВП других стран некорректно.
Особо следует сказать о «научных» центрах, обеспечивающих банки и корпорации «независимыми» экспертными оценками и «исследованиями» в области «экономики», финансов, отдельных отраслей и рынков и т. п. Зачастую «продукция» таких институтов предназначена для того, чтобы продвигать интересы заказчиков. При этом ради интересов бизнеса «научное» сообщество готово поступиться объективностью и даже пойти на прямые подлоги и фальсификации. Мы даже не говорим в данном случае о каких-то «фундаментальных» исследованиях, связанных с разработкой «экономических» теорий. Разговор о «прикладных исследованиях», которые вроде бы не связаны с «идеологией».
Приведем лишь один пример. Речь идет о знаменитом Гарвардском университете (США), который во всем мире принято считать эталоном учреждения, оказывающего «продвинутые» «образовательные услуги» в области бизнеса, а также осуществляющего эффективный консалтинг для банков и компаний. Скандал, который в начале текущего десятилетия разразился вокруг американской корпорации «Энрон», высветил неблаговидную роль Гарварда в этой истории. Управление университетом осуществляет «Гарвард Корпорейшн», во главе которой в то время был некто Герберт Винокур. Важно, что он одновременно входил в правление корпорации «Энрон» и был председателем финансового комитета последней. Существовали и другие многочисленные связи Гарварда и «Энрон». С помощью различных «академических» исследований Гарварда корпорация добивалась нужных ей решений Конгресса и правительства США. Например, полной свободы сделок с энергетическими деривативами, которые принесли многомиллиардные доходы корпорации «Энрон». Г. Винокур активно занимался делами «Энрон», в частности, он учредил более 3 тыс. дочерних структур корпорации «Энрон» для того, чтобы разгрузить материнскую компанию от различных обязательств и минимизировать ее налоговые платежи. Г. Винокур активно использовал средства фонда Гарвардского университета для того, чтобы инвестировать в акции «Энрон»; в то же время накануне краха корпорации, он, пользуясь инсайдом, сумел продать акции «Энрон» на сумму 50 млн долл.
Одновременно Гарвард благодаря своим связям с «Энрон» в значительной мере сумел сформировать Гарвардский фонд объемом 2 млрд долл., а отдельные руководители Гарвардского университета, в первую очередь «Гарвард Корпорейшн» (Герберт Винокур), сумели лично обогатиться (в том числе используя инсайдерскую информацию корпорации «Энрон»). Многие профессора Гарварда получали щедрые вознаграждения за работы, которые прямо или косвенно рекламировали фирму «Энрон».
Анализируя связи между корпорацией «Энрон», Гарвардским университетом, «Гарвард Корпорейшн», Гарвардским фондом, правительственными кругами, аудиторской компанией «Артур Андерсон», другими бизнес-структурами, австрийский исследователь Герхох Райзеггер писал: «Разве не интересно узнать, как работает эта сеть, как она использует свою власть и свое влияние и при этом постоянно дурачит мир, изображая из себя «священную коллегию», непогрешимую в вопросах рыночной экономики вообще, равно как и в валютно-финансовых вопросах, а на самом деле подталкивает мировую экономику к катастрофе?»
Отрыв рыночных котировок акций предприятий от реальной оценки производственных возможностей компаний привел к безудержной спекуляции на фондовых рынках, превратил почти все инвестиции в спекулятивные. Жертвой такой «мутации» инвестиций стали не только страны «золотого миллиарда», но также страны периферии мирового капитализма (ПМК). Взять, к примеру, Россию. Сколько было разговоров по поводу необходимости привлечения иностранных инвестиций для развития нашей страны. Сколько было восторгов по поводу того, что в середине прошедшего десятилетия иностранные инвестиции широкой рекой потекли в Россию! Но это были инвестиции не в строительство новых предприятий или расширение и техническое перевооружение существующих. Это были инвестиции, которые ринулись на фондовый рынок. Те, кто покупал акции российских предприятий – не стратегические инвесторы, которые приходят «надолго и всерьез». Это спекулянты, которые зарабатывают на росте показателей капитализации российских компаний и которые немедленно «делают ноги», когда фондовые показатели начинают падать (или даже до того). Такие «инвестиции» разрушительны для реального сектора: они оставляют компании с миллиардными долгами. Дело в том, что рост капитализации компаний в значительной мере обеспечивался за счет привлечения новых заемных средств, в первую очередь из-за рубежа. Более того, многие иностранные инвесторы делали в России «двойной гешефт»: они получали спекулятивные прибыли от «накачки» рыночной стоимости российских компаний и в то же время предлагали тем же компаниям заемные средства под проценты. Нет ничего удивительного в том, что в России происходило два параллельных процесса – рост рыночных котировок отечественных компаний и рост корпоративной задолженности. Эти два процесса взаимно «питали» друг друга, а «бенефициарами» такого «роста экономики» были иностранные инвесторы и ростовщики.
Еще в мае 2008 года министр финансов А. Кудрин называл Россию «островом стабильности», а уже к осени того же года страна вошла в острый финансовый кризис. Он проявился в том, что котировки акций российских предприятий упали в несколько раз, а «исход» иностранного капитала из страны составил за несколько месяцев суммы, исчисляемые десятками миллиардов долларов.
Усиление неустойчивости финансовых рынков, о которой уже более десятилетия пишут «профессиональные экономисты», является не побочным результатом всеобщей либерализации, а одной из главных ее целей. Такая неустойчивость выгодна финансовым спекулянтам, которые делают большие деньги на колебаниях валютных курсов и процентных ставок. Естественно, что они же и организуют такие колебания. Но все-таки главным бенефициаром построения такой системы «качающихся» рынков являются мировые ростовщики, которые владеют печатным станком ФРС. Усиление неустойчивости финансовых рынков создает повышенный спрос на «продукцию» ФРС – доллары.
Конечно, мы не проводим четкой границы между спекулянтами и хозяевами ФРС, – часто это могут быть одни и те же лица. Речь идет о том, что цель получения эмиссионного дохода при печатании дополнительной массы «зеленой бумаги» является более приоритетной и стратегической, нежели цель получения сиюминутных доходов от спекуляций. За финансовыми спекулянтами типа Сороса стоят мировые ростовщики, которые используют спекулянтов для достижения своих стратегических целей.
Повышение мобильности капитала привело к тому, что международное движение капитала превратилось в миграцию «горячих» денег. Если обычные деньги являются инструментами инвестирования, то «горячие» деньги – инструмент создания кризисов в странах, куда приходят эти деньги. После возникновения кризисов иностранные инвесторы по дешевке скупают «осколки» разрушенной экономики (обесценившиеся активы реального и банковского секторов). Деньги делают разрушения, деньги делаются на разрушениях.
Регулярные «набеги» спекулянтов на отдельные страны начались примерно два десятилетия назад. Всем запомнился «набег» Сороса на британский фунт стерлингов в 1992 году, – он кончился обвалом курса британской валюты. В 1994 году таким же образом был обвален курс мексиканского песо.
Наиболее ярким примером того, как спекулянты умеют обваливать национальные валюты и делать на этом большие деньги, является финансовый кризис 1997–1998 гг. в странах Юго-Восточной Азии. Эти страны (Таиланд, Южная Корея, Малайзия, Гонконг, Филиппины, Сингапур) на протяжении ряда лет (особенно после 1990 года, когда японская экономика вошла в состояние перманентной стагнации) демонстрировали самые высокие в мире темпы прироста ВВП, в том числе в расчете на душу населения. В этой связи страны ЮВА приобрели репутацию «азиатских тигров». Эти страны использовались чиновниками МВФ и «профессиональными экономистами» в качестве «наглядного пособия» для доказательства того, чего можно добиться в «экономике», если послушно следовать рекомендациям Вашингтонского консенсуса. Главные рекомендации: либерализация международного движения капитала и установление свободно плавающего курса национальной валюты. Всем странам «третьего мира», а также Российской Федерации и другим бывшим советским республикам и бывшим социалистическим странам настойчиво предлагалось следовать по пути «азиатских тигров».
Считается, что главными организаторами финансового кризиса 1997–1998 гг. являются такие финансовые спекулянты, как Джордж Сорос, Джулиан Робертсон и другие «хеджеры». В данном случае уместно напомнить слова Сороса: «Жизнь создается на краю хаоса, а я специализируюсь на использовании хаоса. Это у меня получается лучше всего». Однако Сорос явно скромничает: он не только использует хаос, он этот хаос создает. Тем же занимаются и другие крупные спекулянты.
Эти господа действуют через свои инвестиционные фонды, прежде всего, хеджевые фонды (ХФ), имеющие ярко выраженный спекулятивный характер. С помощью ХФ они мобилизовали на мировых финансовых рынках громадные капиталы и направляли их в страны с так называемыми «формирующимися рынками» (emerging markets). Средства, привлекаемые ХФ, иногда в десятки раз превышали собственные капиталы фондов (создавалось так называемое «финансовое плечо»). Крупный фонд с собственным капиталом в 1 млрд долл. мог, например, в 1990-е годы привлекать средства до 100 млрд долл. Такие суммы превышали валютные резервы центральных банков большинства стран мира. Сценарий кризиса очень прост: из принимающей страны начинается вывод гигантских капиталов, что создает резкий взлет спроса на иностранную валюту (прежде всего доллары США); одновременно происходит резкое увеличение предложения национальной валюты, что создает риск обвала ее курса по отношению к резервным валютам. Центральные банки стран, подвергшихся таким атакам, пытаются противодействовать обвалу национальных валют, расходуя для этого резервную валюту. Когда «патроны» (т. е. резервная валюта) кончаются, то происходит обвал национальной валюты.
Например, центральный банк Таиланда за две недели (май 1997 г.) израсходовал 10 млрд долл. для того, чтобы удовлетворить заявки на продажу бата (национальной валюты) и поддержать ее курс на докризисном уровне (25 батов за 1 доллар США). В середине 1997 года началось резкое падение бата, которое продолжалось до начала 1998 года, когда за 1 доллар давали 56 батов. В Южной Корее национальная денежная единица – вон, – также упала: до кризиса 1000 вон равнялись 1 доллару США, в конце – это соотношение было 1700 к одному. Наиболее глубоким было падение рупии – национальной валюты Индонезии. До кризиса за 1 доллар давали 2 тыс. рупий, а в его конце – уже 18 тыс., т. е. имело место девятикратное падение индонезийской рупии!
Резкое падение валютных курсов национальных денежных единиц имеет своим следствием рост инфляции, резкое увеличение долгового бремени национальных компаний и банков (долговые обязательства их обычно выражались в иностранных валютах), повышении процентных ставок по кредитам, банкротствах, падении производства и показателей ВВП. Именно в это время на сцену выходят иностранные «инвесторы», которых правильнее назвать «акулами», или «мародерами», расхватывающие по кускам или целиком подешевевшие активы.
Приведем примеры того, какая «добыча» досталась иностранным «акулам» в странах ЮВА после «обвалов» их национальных валют в 1997–1998 гг.: в Индонезии BNP Paribas поглотила финансовую группу Peregrin (крупнейшую неяпонскую финансовую группу в Азии); в Южной Корее Procter & Gamble приобрела компанию Ssanyong Paper, а General Motors – компанию Daewoo Motors; на Филиппинах First Pacifi c приобрела пивоваренное предприятие San Miguel, и т. д.
Вот что по поводу действий иностранных «инвесторов» в странах ЮВА в те годы пишет С. Голубицкий:
«Тигров разрывали взрослые дяди, поднаняв на роль исполнителей сначала валютных спекулянтов (Сороса со товарищи, которым ссужали под немыслимое пятипроцентное “плечо” в прямом смысле безграничные капиталы), а затем МВФ и Всемирный банк, завершивших обесценение азиатских активов с помощью кредитов SAP».
Для справки: SAP, Structural Adjustment Program – программа, навязываемая стране-получательнице кредита международного финансового института; эта программа направлена на окончательную «либерализацию» национальных рынков и предусматривает, среди прочего, сворачивание социальных программ, полную отмену государственных субсидий, приватизацию предприятий государственного сектора, снижение курса национальной валюты, усиление экспортной ориентации производства и т. п.
Кризисы, подобные тому, который случился в странах ЮВА в 1997–1998 гг., происходили и в других странах ПМК. По оценкам специалистов ЕЦБ, всего за период 1995–2003 гг. в странах с «формирующимися рынками» произошло 36 кризисов, – начиная с кризиса в Аргентине в январе 1995 г. и кончая кризисом в Словакии в августе 2003 года.
О последствиях финансовых кризисов в странах с «формирующимися рынками» (в том числе в России в 1998 году) сказано и написано уже достаточно много. Немало сказано и о той «добыче», которая попадает в пасть западных «инвесторов-акул». Но при этом часто забывается самое главное следствие (или самый главный результат). Страны периферии мирового капитализма (ПМК) вынесли из этого кризиса очень простой урок: чтобы защититься от спекулянтов и инвесторов-акул, необходимы большие валютные резервы. Именно с этого времени центральные банки стран ПМК начали высокими темпами накапливать международные резервы, создавая тем самым устойчивый спрос на «продукцию» Федеральной резервной системы США. Это и был главный результат серии финансовых кризисов, организованных спекулянтами в прошлом десятилетии.
Об этом результате кризисов 1990-х годов красноречиво свидетельствует статистика. Объем мировых валютных резервов с 1600 млрд долл. в начале 1999 года возрос до более 7000 млрд долл. в середине 2008 года.
При этом резервы в странах с «формирующимися рынками» за указанный период возросли с 1000 млрд долл. до 5500 млрд долл. 70 % общего прироста пришлось всего на три страны – Китай, Японию и Россию. Валютные резервы в Китае выросли в 12 раз (со 146,6 до 1756,7 млрд долл.), в Японии – в 4,6 раза (с 211,4 до 973,8 млрд долл.), в России – в 82,7 раза (с 6,7 до 554,1 млрд долл.). Среди других крупных держателей валютных резервов в середине 2008 года были следующие страны (млрд долл.): Индия – 302,3; Тайвань – 290,1; Бразилия – 199,8; Алжир – 133,2; Таиланд – 103,0; Мексика – 93,0; Турция – 75,5.
Литература к главе 20.
1. Биггс Б. Вышел хеджер из тумана… / Пер. с англ. – М.: Вершина, 2007.
2. Владегиров Т. Фиктивный капитал. Изменения его в условиях современного капитализма / Пер. с болг. – М.: Изд-во иностранной литературы, 1963.
3. Егишянц С. А. Тупики глобализации: торжество прогресса или игры сатанистов? – М.: Вече, 2004.
4. Кобяков А. Б., Хазин М. Л. Закат империи доллара и конец «Pax Americana». – М.: Вече, 2003.
5. Кохен Д. Страх, алчность и паника на фондовых рынках / Пер. с англ. – М.: СмартБук: И-трейд, 2009.
6. Мартин Г.-П., Шуманн Х. Западня глобализации. Атака на процветание и демократию / Пер. с нем. – М.: АЛЬПИНА, 2001.
7. Мусатов В. Т. США: биржа и экономика. – М.: Наука, 1985.
8. Мусатов В. Т Международная миграция фиктивного капитала. – М.: Международные отношения, 1983.
9. Платонов О. А., Райзеггер Г. Почему погибнет Америка. Взгляд с Востока и Запада. – М.: Эксмо: Алгоритм, 2005.
10. Практика глобализации: игры и правила новой эпохи / Под ред. Делягина М. Г. – М.: ИНФРА-М, 2000.
11. Батра Р. Мошенничество Гринспена / Пер. с англ. – Минск: Попурри, 2006.
12. Энгдаль У. Ф. Финансовое цунами. Части 1–4. // Интернет. Сайт «Война и мир».
Войти с помощью соц. сетей: