Филипп, царь македонский, только что завоевал Потидею, колонию коринфян, которая поселилась на принадлежавшей Македонии Халкидике.

В панцирях и шлемах, сверкавших под солнцем, с мечами и копьями возвращалось с поля боя македонское войско. Сильные кони, откормленные на богатых лугах Македонии и Фессалии, еще потные после битвы, ступали мерно и твердо, словно не чувствуя тяжести всадников, одетых в железо.

Войско раскинулось по всему полуострову. В разграбленном городе еще дымились пожары.

Филипп, веселый, усталый, весь в грязи и в крови битвы, сошел с коня.

– Празднуем победу! – тотчас закричал он, бросая поводья конюху. – Готовьте пир!

Но слуги и рабы и без его приказания знали, что делать. В большом прохладном царском шатре уже все было готово для пира. На столах светились золотые чаши; чеканные, тонкой работы кратеры были полны виноградного вина, из-под крышек огромных блюд сочился запах жареного мяса, приправленного сильфием – душистой пряной травой…

Сбросив доспехи, Филипп облегченно вздохнул. Он взял Потидею. Теперь этот город, всегда враждебный, не будет стоять на пути торговли Македонии с Афинами. Правда, Потидея была членом афинского союза и вряд ли действия Филиппа понравятся Афинам.

Но Пангейская область, которую он захватил вместе с Потидеей, гора Пангея, набитая золотом, стоит того, чтобы выдержать неприятный разговор с афинскими демократами, которые ныне у власти.

Неприятный разговор… А для чего дано Филиппу красноречие, обаяние, умение льстить и покорять сердца?! Он скажет Афинам все, что они захотят услышать, он скажет все, что им будет приятно слышать, – он их друг, верный союзник, он им предан до конца жизни!.. Ему ведь не жалко слов!

А поэтому полней наливайте чаши, отпразднуем победу!

Весело за столом у царя – шум, говор, смех… В огромном царском шатре собрались его друзья: полководцы, военачальники, его этеры – телохранители, знатные македоняне, которые всегда плечом к плечу сражаются рядом с ним в кровавой сече.

Ближе всех к Филиппу сидит его полководец Птолемей, сын Лага, красивый человек с орлиным профилем – нос с легкой горбинкой, выпуклый подбородок, хищное и властное лицо.

Здесь и полководец Фердикка, неудержимый в бою, самозабвенный на пиру, один из ближайших советников царя. Рядом с ним Мелеагр, военачальник фаланги, – плечистый, неуклюжий за столом, но ловкий на поле битвы.

Здесь и полководец Аттал, один из самых знатных людей Македонии. Уже сильно захмелевший, с черными, как маслины, глазами, он лез ко всем с развязным разговором и то и дело напоминал о том, что вот они сидят и пируют, а полководец Парменион воюет сейчас в Иллирии. А ведь Парменион – его тесть! И он, его тесть, полководец Парменион, сейчас воюет, а они сидят здесь!

И где-то вдали, среди остальных, менее знатных этеров царя, сидел, не притрагиваясь к чаше, суровый Антипатр из рода Иоллы, самый близкий царю человек, властный и опытный полководец, не раз доказавший Филиппу свою непоколебимую верность и преданность. Один из первых в бою, он был последним на пиру – Антипатр не любил пьяного и грубого веселья.

Филипп нередко повторял, смеясь:

– Я могу пить сколько захочу – Антипа не напьется, – так он ласково называл Антипатра. – Я могу спать крепко – Антипа не заснет!

И не раз видели, как Филипп украдкой бросал под стул игральные кости, когда появлялся Антипатр.

Царь сидел во главе стола – высокий, красивый, с большой чашей в руках, в которой светилось вино, лукавое, коварное, как сверкающий глаз бога Диониса, вырастившего лозу.

В самый разгар пира, речей и веселых возгласов в шатер вошел вестник. Он был измучен долгой скачкой, почернел от пыли. Но зубы его сверкали в улыбке.

– Победа, царь! Победа! – закричал он, подняв руку.

Все сразу умолкли.

– Откуда ты? – спросил Филипп.

– Из Олимпии, царь!

– Что?! – Филипп вскочил, чуть не опрокинув стол. – Говори!

Но у вестника уже не было голоса.

– Победа! – прохрипел он, все так же счастливо улыбаясь. – Твои лошади победили в состязаниях.

– Мои лошади! В Олимпии!

Филипп, не сдерживаясь, кричал и смеялся от радости, грохая по столу кулаком.

– Мои лошади победили! Ага! Лошади царя-македонянина победили в Олимпии у эллинов! – Он протянул вестнику тяжелую драгоценную чашу: – Пей. И чашу возьми себе. Вот как! Слышали? – ликующий, с блестящими глазами, повторял он, обращаясь к своим гостям. – Вы слышали? У эллинов в Олимпии победили лошади царя-македонянина, варвара!..

Последнее слово он произнес с горечью, в которой слышалась и угроза. Филипп вдруг задумался, помрачнел. Победные крики, поднявшиеся было в шатре, утихли.

– Вы помните, как они это сказали когда-то, в те давние времена, моему прадеду македонскому царю Александру? – Лицо Филиппа стало тяжелым, и глаза налились гневом. – Может, вы не помните, может, не знаете? Александр тогда явился в Олимпию, хотел, как и всякий эллин – а мы эллины из Аргоса, потомки Геракла, как вам известно! – так вот, он хотел вступить в состязание. И какой шум тогда подняли там! «Удалить македонянина из Олимпии! Удалить варвара! Варвары не имеют права участвовать в эллинских празднествах!» Но царь Александр не сдался. Он сумел им доказать, что мы, македоняне, ведем свой род от царей Аргоса, от самого Геракла. И тогда сам великий Пиндар прославил его олимпийские победы. А нынче вот, – Филипп засмеялся, – нынче и мы не только участвуем, но и побеждаем. Я велю в память этой победы выбить на моих монетах коней и колесницу – пусть не забывают, что мы умеем побеждать!

Снова в шатре забушевало веселье. Но ненадолго. Филипп, расстроенный воспоминаниями, задумался.

– Сколько потрудились македонские цари для того, чтобы укрепить и прославить Македонию! Мой отец Аминта всю жизнь вел тяжкие войны с иллирийцами, с олинфянами, отстаивая нашу независимость. А мой старший брат, царь Александр? Он, правда, действовал больше уговорами, золотом. От иллирийцев он откупился. Он готов был на все, лишь бы враги дали возможность нашей стране собраться с силами. Потому и меня тогда отдал им в заложники.

Может быть, вы скажете, что старший брат мой, царь Александр, меня не любил и не жалел? «Да, – скажете вы, – он тебя не жалел. Он отдавал тебя, совсем маленького ребенка, самого младшего своего брата, в заложники». Да, отдавал. Но ведь он это делал, чтобы защитить Македонию от врагов, которые были сильнее его. Мой старший брат был мудрым правителем. Кто перенес столицу Македонии из Эг в Пеллу? Царь Александр. Потому, что здесь безопаснее. А в Эгах мы будем хоронить своих царей. Мой старший брат Александр уже покоится там. И меня отвезут в Эги, когда умру. И моих сыновей, которые после меня будут царями. Вы же знаете предсказание: пока македонских царей хоронят в Эгах, род их не окончится.

– Царь, – окликнул его один из военачальников, – зачем на пиру говорить о смерти?

– Нет, нет! – Филипп отбросил со лба густые светлые кудри. – Я говорю о моем старшем брате, царе Александре. Ведь когда он начал царствовать, враги со всех сторон грозили ему. Иллирия ему грозила страшно. А у него не было сил защищаться. Что же ему было делать? Заключить договор о дружбе, откупиться. Вот тогда он меня и отдал в заложники иллирийцам. Но он же выплатил выкуп и вернул меня домой. А ваши отцы, богатые властители Верхней Македонии, не хотели помочь ему!

Невнятный шум, невнятные протестующие речи послышались в ответ. Филипп их не понял и не расслышал.

– Вы скажете, что мой старший брат, царь Александр, вторично отдал меня в заложники? Да, отдал фивянам. А что же ему было делать? Ведь ему необходимо было установить, укрепить дружбу с Фивами, потому что вождь фиванский Эпаминонд, славнейший, непобедимый полководец, был нужен ему другом, а не врагом. Целых три года я жил в Фивах, в доме великого человека Эпаминонда. Там я стал настоящим эллином, там я понял, что такое Эллада, как высока ее культура, как велики ее поэты, философы, ваятели… Меня воспитали там, мне дали образование. И самое главное – меня научили воевать. Выпьем за великого полководца и философа, за сурового и благородного человека Эпаминонда!

Снова засверкало в чашах вино, снова зашумели голоса, и угаснувшее было веселье снова оживило пир. И никто не слышал, как застучали копыта коня перед шатром. И не сразу увидели, как новый гонец появился в шатре.

– Добрая весть тебе, царь!

– Откуда ты? – спросил Филипп. – Какую весть ты привез мне?

Гонец еле переводил дух:

– Я из Иллирии…

Филипп сразу отрезвел.

– Что там? Как мой Парменион?..

– Полководец Парменион жив и здравствует. И поздравляет тебя с победой.

– С победой? Разбил иллирийцев?

– Иллирийцы покинули поле боя. Была большая битва. Много войска легло. Но мы разбили врага. Парменион кланяется тебе.

– Друг мой Парменион!.. Спасибо тебе. Слышите? Иллирийцы разбиты. Столько побед сразу: Потидея взята, кони мои победили в Олимпии. И теперь – иллирийцы разбиты!.. Дайте гонцу вина, наградите его! Отпразднуем и эту победу!

Но на этом необычайные известия еще не окончились. Примчался третий гонец, и тоже усталый, и тоже радостный.

– Я из Пеллы, царь! Из твоего дома. Царица Олимпиада велела сообщить, что у тебя родился сын.

– Сын! – закричал Филипп и со звоном обрушил на стол чашу. – Вы слышите? Сын! У меня – сын! – В глазах Филиппа блеснули счастливые слезы. – Вы слышите, македоняне? – Филипп встал и обвел взглядом своих приближенных. – Родился ваш будущий царь… Что еще велено передать мне?

– Еще велено передать, что сегодня на крыше твоего дома весь день сидели два орла.

– Два орла. Это хорошее предзнаменование. Я назову сына именем моего старшего брата – Александром. Родился будущий царь македонский – Александр. На коней! В Пеллу!

Копыта тяжелых лошадей загремели по каменистым горным дорогам. Всадники, уже без шлемов и панцирей, мчались в Пеллу, новую столицу – крепость македонских царей, стоявшую на реке Лудии, на широкой равнине, окруженной горами.

В Пелле предсказатели объявили Филиппу:

– Сын твой, рождение которого совпало с тремя победами, будет непобедим.

Все это случилось летом, в шестой день месяца гекатомбеона по-эллински, а по-македонски – лоя, триста пятьдесят шестого года до нашей эры.