ТРИБАЛЛЫ
Сирм, царь трибаллов, уже знал, что Александр идет по фракийской земле. Ему было известно могущество македонских фаланг. Но и трибаллы умели воевать. Они однажды крепко поколотили македонян, когда те шли из Скифии. И всю добычу у них отняли! Да и сам царь Филипп не ушел от них, его унесли отсюда на щитах, почти мертвого. А уж на что опытный был, уж на что свирепый был вояка!
Теперь к ним идет Александр. Мальчишка, который думает, что если он назвался царем, то уже стал полководцем. Пусть идет. Сирм знает, как встречать непрошеных гостей. Если Филипп кое-как вырвался из его рук, то Александр, пожалуй, тут свой путь и закончит.
Однако царь трибаллов изменился в лице, когда разведчики донесли ему, что Александр разбил фракийцев, перевалил через Гем и теперь идет прямо к Истру.
Сирм немедленно созвал военный совет.
– Как отнестись к этому? Как это понять? Случайная удача македонянина? Оплошность горцев, пропустивших его? Или… нам действительно надо его опасаться?
Советники Сирма ответили, что, пожалуй, надо опасаться. Филиппа нет, но осталось его грозное войско. Александр неопытен, но у него есть опытные полководцы. Надо опасаться!
Трибаллы, вооружившись, ждали Александра. Разведчики ни днем ни ночью не покидали постов, прислушиваясь, не донесется ли гулкий топот коней, не отзовется ли эхом в горах тяжелая поступь македонской фаланги.
Македоняне приближались. И в стране, постепенно нарастая, начал распространяться ужас. Не остался спокойным и царь Сирм.
На Истре, среди его широкой голубизны, возвышался каменистый, заросший лесом, большой остров Певка. На этот почти неприступный остров Сирм приказал переправить всех женщин, стариков и детей. Туда же бежали и те фракийцы, которые жили по соседству с племенем трибаллов.
Трибаллы в эти дни не расставались с оружием. Ждали. От ожидания нервы напрягались, как натянутая тетива лука.
А македоняне уже шли по фракийскому плоскогорью, которое расстилалось сразу за Гемом. Взбодренные победой над горцами, они шагали уверенно и легко. Добыча не отягощала их – Александр поручил Филоте, сыну Пармениона, и этеру Лисании отправить пленных и награбленное добро в близлежащие приморские города, подвластные Македонии.
Александр покинул Гем, не оглянувшись. Он стремился дальше, вперед, к великой реке Истру, где засели трибаллы. Трибаллы, снова трибаллы! Вот он припомнит им нынче страдания Филиппа, его отца, он припомнит им тот злосчастный день, когда воины, осторожно ступая, внесли во двор царского дома на своих щитах полумертвого македонского царя!
Старые полководцы предостерегали Александра:
– Эти так легко не дадутся, царь. Будь осторожен!
Александр отвечал резко:
– Легко или нелегко, но они будут разбиты.
На пустынном плоскогорье стояла тишина, слышались только мерный шаг пехоты да топот тяжелых коней по каменистой земле, кое-где прорезанной скупыми ручьями весенней воды.
«Какие печальные места! – думал Александр, невольно отвлекаясь от своих военных забот. – Уже и сейчас вода еле струится и трава не в силах прикрыть камень. А что же здесь летом? Солнце высушит ручьи, выжжет землю… Бесплодная степь, пустыня. Вот и колодцы здесь почти бездонны, так глубоко вода. Если бы не овраги и не весенние потоки, настрадались бы от жажды… Ах, широкий Аксий, ах, светлый Лудий!»
Хороша Македония, многоводна, многолесна. Сейчас Александру казалось, что лучше Македонии нет на свете земли. Но такой всегда предстает человеку родина, когда он покидает ее хотя бы даже ненадолго.
Однообразие каменистой долины утомляло. Александр уже с нетерпением вглядывался в полуденную даль – не блеснет ли наконец из-за гор, из-за свежей зелени лесных зарослей живая синева Истра?
Память, словно это было вчера, повторяла слышанное давно, еще в детстве. Вот он, совсем маленький мальчик, недавно вошедший в мегарон, сидит и слушает рассказы отцовских этеров об их походах, о тех местах, где им приходилось побывать с царем Филиппом, о битвах, о победах, о разорении городов… И почти каждый из этих бородатых воинов упоминал о великой реке Истр.
Вот и сейчас, чуть покачиваясь на широкой спине сильного фессалийского коня – Букефала он берег в походах, – Александр будто слышит свой разговор с Антипатром. Александр, еще мальчик, пристает к Антипатру с расспросами:
«Антипатр, а откуда она течет, эта река Истр?»
«Не знаю. Откуда-то с гор, что около Адриатики. На ее берегах живет множество племен».
«А какие племена там живут?»
«Ближе к нам – иллирийские, фракийские. А если к северу – там кельты, кельтские племена – бойи, инсубры, сенопы, гезаты…»
«А еще дальше какие?»
«Дальше, у истоков, живут геты. Потом галатские племена – скордиски, тавриски… А еще германские галаты. Рослые, с желтыми волосами. Из всех варваров самые дикие».
«А Истр больше Аксия?»
«Ха! Он больше Нила, что где-то в Египте. Говорят, тоже большая река. Но Истр куда больше!..»
А потом он и сам увидел Истр, когда покорял медов. Какая река, какой красоты, какой мощи.
Александр вздрогнул, словно проснувшись. Впереди блистало под солнцем голубое серебро воды.
– Истр?!
Он живо оглянулся, ожидая увидеть Антипатра, с которым только что мысленно разговаривал. И тут же вспомнил, что Антипатра он оставил в Македонии править делами.
– Нет, это не Истр, – ответил кто-то из этеров, – это река Лигин.
– Ах да, Лигин. Значит, до Истра еще три дня пути! Три дня – и я загляну в лицо Сирму. Еще целых три дня.
Войско Александра переправилось через Лигин и продолжало путь, продвигаясь к Истру. Странные вести приносили царю разведчики, перебежчики и внезапно захваченные рыскавшие по лесам отряды, посланные выследить Александра.
– Войско трибаллов готово к бою… Но царь Сирм испугался, ушел на остров Певку. И семья его с ним. И его приближенные… Но трибаллы готовы его защищать.
Александр не так далеко отошел от Лигина, когда новое донесение остановило его.
– Трибаллы на Лигине! То ли они хотят зайти в тыл и закрыть проходы, то ли ищут Александра.
– Они меня найдут очень скоро, – сказал Александр.
Он тотчас повернул войско назад к Лигину. Фаланга шла скорым маршем. Александр нетерпеливо стремился застигнуть врага тогда, когда тот совсем его и не ожидает. Так поступал персидский полководец царь Кир, о котором рассказывал не раз в тишине Миэзы Аристотель. Так поступал и его отец.
Вожди трибаллов, возбужденные яростью против македонянина, жаждавшие немедленно сразиться с ним, были разгневаны и раздосадованы. Они пришли к Лигину, увидели следы македонского лагеря, недавно стоявшего у реки.
– Ушел!
– Не успели захватить!
Среди трибаллов еще были те, которые помнили, как Филипп свалился с коня. Привыкшие к разбою, к жестоким расправам, к беспощадным битвам, они заранее торжествовали победу.
Вечером на берегу Лигина, в лесу, загорелись костры военного лагеря трибаллов. Бледное пламя с лиловыми дымками еле светилось в зеленом сумраке деревьев. Трибаллы готовили пищу, с тем чтобы, отдохнув и подкрепившись, с новыми силами ринуться в погоню за Александром.
И вдруг среди сумеречной тишины, среди мирного потрескивания пылающих костров над головами трибаллов зловеще прогудела стрела. Они еще не успели сообразить, что произошло, как лес внезапно наполнился шумом летящих камней, воющих стрел и дротиков, – все кругом было пронизано их густым смертоносным дождем.
Трибаллы вскочили, забегали среди костров, хватаясь за оружие. Многие тут же и падали, сраженные дротиком или стрелой.
Наконец трибаллы выбежали из леса на открытое место. Они решили, что это лишь легковооруженные отряды Александра, лучники и пращники, у которых даже щитов нет. Но, выбежав из леса, трибаллы дрогнули. На расстоянии полета стрелы перед ними стояла македонская фаланга, защищенная с флангов конницей. Она стояла, готовая к бою, неотвратимая, как судьба.
Трибаллы поняли, что Александр умышленно выманил их из леса. И что от битвы, которой они искали и которой теперь испугались, им уже никуда не уйти.
Дротики, стрелы, камни летели с обеих сторон. Гудящая, сверкающая металлом гроза бушевала над головами трибаллов и македонян.
Александр приказал Филоте, сыну Пармениона, двинуть всадников на правое крыло войска трибаллов. Полководцев Гераклида и Сопола с их всадниками послал на левое крыло. А сам повел на центр фалангу.
Торчавшие вверх сариссы у фалангитов по мановению руки Александра опустились, направив на врага свои длинные жала. Мощная, обороненная щитами, построенная во много рядов стена грозных македонских воинов двинулась на трибаллов…
Сражение длилось недолго. Трибаллы не могли устоять. Они нарушили строй, побежали. Они бежали обратно в лес, к реке, надеясь скрыться в густой чаще. Дротики и стрелы летели им вслед, кони настигали и убивали копытами…
До леса добежали немногие, они ворвались в чащу и скрылись во тьме. Остальное войско трибаллов осталось лежать на широкой равнине, и македоняне уже грабили убитых.
Поле битвы затихло как-то внезапно. Александр оглянулся и увидел, что наступила ночь. Над поляной еще светилось заревое майское небо, а лес уже стоял в черной мгле, скрывая тех, кто нашел там убежище.
Александр снял шлем, откинул рукой влажные кудри, вытер вспотевший лоб.
– Есть пленные?
– Очень мало, царь. Но убитых трибаллов много. Тысячи три, не меньше.
– А наших?
– Мы потеряли одиннадцать всадников, царь. И сорок пехотинцев.
Александр кивнул головой.
– Утром похороним их и принесем жертвы.
Пока ставили палатки и разжигали костры, Александр, сопровождаемый друзьями-этерами, обошел поле битвы.
Он молчал. Молчали и друзья.
– Александр, – наконец негромко сказал Гефестион, – можно спросить тебя?
– Спрашивай.
– Я не пойму тебя, Александр. Как ты разгневался, когда убили… когда заставили умереть Клеопатру…
Александр нахмурился.
– …и когда убили тех, кого надо было убить. Тебе было тяжело.
– Это так. Мне было тяжело. Но?
– А вот теперь, когда после тебя в поле остаются тысячи убитых… И ты сам, своей рукой убиваешь людей, глядя им прямо в лицо. И ничего. Спокоен. Весел даже. Как же это?
Александр пожал плечами:
– Разве убивать на войне – это убийство? И разве те, что лежат в поле, люди? Это враги, Гефестион, враги, которых я победил. И все. Чего же тут ты не понимаешь?
Александр над этим не задумывался.
