Аристотель без труда доказал Филиппу, что ему и Александру надо куда-нибудь уехать из Пеллы.

– Шумная жизнь твоего двора будет мешать занятиям.

Филипп охотно согласился с ним. Его и самого смущало присутствие сына на его пирах.

Филипп поселил их недалеко от Пеллы, в маленьком городке Миэзе на реке Стримоне. Александру казалось, что он вырвался из душного, тесного гнезда на свежий воздух, на волю. Вместо шума угарных отцовских пиров – серебристый шум реки, широкой и быстрой; вместо городских стен, замыкающих горизонт, – вершины Кабунских гор, одетых лесами. А если повернуться лицом к югу, то перед глазами высоко в небе засияет белая глава Олимпа, покрытая вечным снегом… Какая бы ни стояла жара, с Олимпа всегда веет хрустальной прохладой. Александр наслаждался этой прохладой, – и у него от рождения была очень горячая кожа. Говорили, что это свойство и делает его таким вспыльчивым.

В этом мирном уголке стояла полная тишина. Только ветер шумел в лесах, да пели птицы, да позванивал где-нибудь в ущелье небольшой водопад. Тихо было и в самой Миэзе, с ее маленькими домами, слепленными из глины, окруженными каменными стенами. Эти стены делали улицу слепой и пустынной; вся жизнь проходила во дворах – там жили, варили пищу, растили детей.

Мужчин в селах оставалось немного, Филипп взял в свои войска всех, кто в силах держать оружие. Остались старики, женщины, дети. Но они не бросили землю незасеянной. В долине, особенно по берегам Стримона, на тучных полях колосились пшеница и усатый ячмень, наливались сочные плети гороха… На склонах гор, укрытых густой травой до самой кромки леса, паслись стада – лошади, коровы, овцы, козы… Выше стадам подниматься было опасно – в лесах было полно зверья, дикие кабаны бродили в горах, волки, медведи, барсы. Даже львы водились там. Рассказывают, что они нападали на верблюдов, когда войска царя Ксеркса проходили по македонским лесам.

Вместе с Александром в Миэзу были отправлены и его товарищи, сверстники, сыновья македонской знати: Филота, сын полководца Пармениона, Неарх – критянин из богатой семьи мореходов, Гарпал, Эригий, Лаомедонт… И всегда рядом с ним, всегда возле него, осторожный, ненавязчивый, но неизменно ласковый и мягкий, был его любимый друг Гефестион.

Здесь, в Миэзе, хозяином и властелином их стал Аристотель.

Занимались они в Нимфайоне, святилище нимф, окруженном красивой светлой рощей. Учитель и ученики гуляли по дорожкам. Учитель читал им лекции, тут же объяснял непонятное и отвечал на вопросы. Иногда, если учитель утомлялся, они усаживались на каменные скамьи, стоявшие под широкими нарядными кронами старых лип или ясеней, и продолжали занятия. Если шел дождь или слишком палило солнце, уходили в тень портиков, колонны которых белели среди зелени.

Александр жадно слушал лекции Аристотеля. Всеобъемлющие знания учителя восхищали его, вызывали большое уважение, из которого рождалась сердечная привязанность. Его привлекал холодноватый, уравновешенный характер Аристотеля. Александр старался уяснить себе: как это можно сохранять такое постоянное спокойствие? Ни своеволие, ни упрямство, ни бешеный гнев, который, словно пожар, охватывал иногда Александра, не могли вывести из себя его мудрого учителя. Александру все нравилось в этом человеке. И даже то, что он любит пышно одеваться, украшать себя золотыми цепями, носить золотые перстни и драгоценные камни, хотя другие ученики, да и сам Александр, тихонько посмеивались над этой слабостью: такой старый человек, философ, ученый, а наряжается, будто женщина!

Аристотель преподавал самые разнообразные предметы: историю Эллады и Персии, физику, географию, естествознание, астрономию… Он рассказывал о происхождении животных, об устройстве земли, об устройстве Вселенной – все, что в то время было известно ученым и что открыл он сам, и в том виде, как это им представлялось и как представлялось ему самому. И какой бы науки он ни касался, всегда оказывалось, что тут он знает больше, чем знало в ту пору человечество. Аристотель учил и риторике – это тоже входило в систему образования. Считалось, что человек, не владея красноречием, ничего не сможет достичь в жизни.

Вот они идут по дорожке, устланной резной тенью деревьев и солнечными пятнами. Аристотель говорит, юноши слушают. Кто внимательно, кто рассеянно. Александр слушает, наморщив брови и крепко сжав губы, запоминает. Ему риторика необходима, потому что достигнуть ему нужно очень многого.

– Значит, первое: подобрать необходимый материал, – повторял про себя Александр, – второе: составить план; третье – постараться, чтобы речь была ясной, отчетливой, музыкальной; четвертое – заучить всю речь наизусть и пятое – разыграть ее с мимикой и жестикуляцией, подобными актерской игре…

Александр старательно учился этому искусству. Он слышал и видел, как прекрасно говорит его отец царь Филипп и как многих он убеждает в том, в чем хочет убедить. Великая сила красноречие, удивительная сила, похожая на колдовство. Вот, например, не так давно у Филиппа были афинские послы. Приехали договариваться о мире. Среди них был Эсхин, красивой осанки и благородного вида человек, друг Филиппа. И был среди послов неуемный враг Филиппа – Демосфен. Он вошел с нахмуренным лбом и угрюмым взглядом.

Среди македонских вельмож тогда пронесся опасливый шепот. Вопрос должен обсуждаться важный: заключить мир так, как хотят афиняне, или так, как хочет Филипп. Если бы пришли обычные послы, пусть даже и недоброжелательные, Филипп уговорил бы их. Но как он уговорит Демосфена?

Филипп появился перед ними роскошно одетый, мужественно красивый, несмотря на черную повязку, закрывающую глаз, чрезвычайно веселый и любезный. Он принял послов, как самых дорогих гостей, предоставил им и отдых, и ванну с дороги, и богато накрытый стол.

А когда началась настоящая серьезная беседа, Филипп был так красноречив, так остроумен и так дружелюбен с Демосфеном, что тот совсем был сбит с толку. Он смущался, заикался, не знал, что отвечать… И словно забыл все речи, которые готовил, собираясь в Пеллу, словно растерял все громы и молнии, пока ехал сюда. А ведь он для того и включился в посольство, чтобы не дать Филиппу одурачить афинян.

Как подсмеивались потом в Афинах его враги, как язвительно издевался Эсхин!

Говорят, что послы были очарованы Филиппом и, вернувшись в Афины, без конца восхищались им: он так образован, он так любезен, он так умен!

Демосфен угрюмо упрекал:

– Вы только занимаетесь сказками и не хотите видеть настоящего положения дел!

Получается, что Демосфен-то видел настоящее положение дел, но против красноречия Филиппа оказался бессильным.

Да, риторике Александру надо учиться. Царям красноречие необходимо – это искусство тоже помогает управлять государством.

В свободное от занятий время Аристотель писал книгу о животных. Нужный для книги материал он собирал всюду. Расспрашивал рыбаков о повадках рыб и других морских животных. Разговаривал с охотниками, с пастухами. Вместе с пасечниками наблюдал таинственную жизнь пчел.

Он вскрывал трупы жертвенных или погибших от болезни овец, чтобы увидеть устройство их внутренних органов. Анатомировал глаз крота, чтобы понять, как он приспособлен для жизни этого животного под землей. Тем же путем терпеливого наблюдения он определил, когда у куриного зародыша начинает биться сердце. Он долго наблюдал сома, оберегающего икру. Ему нужно было знать, как устроен жевательный аппарат у ежа и одинаково ли поет соловей весной и летом…

– Не следует ребячески пренебрегать изучением незначительных животных, – говорил он, – ибо в каждом произведении природы найдется нечто достойное удивления.

Аристотель открывал перед Александром множество тайн природы, которых в те времена еще никто не знал.

– …Все животные имеют прирожденную способность ощущать перемены тепла и холода; и как люди, которые либо прячутся зимой в домах, либо проводят лето в более холодных местностях, а зимуют в более теплых, так и животные способны это делать, меняют место… Журавли улетают со скифских равнин на болота, расположенные выше Египта, к истокам Нила… А пеликаны переселяются и улетают с реки Стримона на Истр, где производят потомство… И рыбы точно так же уплывают из Понта и плывут обратно в Понт. Другие зимой плывут к берегам, ища тепло, а летом от берегов, спасаясь от жары… И всегда более слабые животные первые начинают переселение – так, макрели переселяются раньше, чем тунцы, и перепела раньше, чем журавли, ибо те улетают в месяце баэдромии, а эти – в маймактерии.