У меня знакомые есть, парочка молодая, не так давно встречаться начали. И она его все время обвиняет, что он неромантичный. Говорит, «ну как баран же: ни цветочка, ни в театр».
А он рассуждает: зачем я ее в театр поведу, денег много потрачу, а там даже на последнем ряду нетемно.
В общем, она его изводила, и он придумал наконец: решил вечер забахнуть, прям на все! Снял номер в загородном отеле, шикарный вид на реку, свечи заказал, игристое «Цимлянское» купил. Приготовился основательно. Пригласил ее туда в час ночи.
Ой, она рада была, наконец-то дело сдвинулось.
Одно условие ему всего поставила: секса не будет.
Он чуть не умер.
– А чего, – говорит, – она думает, мы будем делать в отеле, за городом, посреди леса в час ночи? Вот где тут логика, скажи мне!
– Ну как же? Все логично, она же не шлюха по отелям ночью шляться.
– Но она же со-гла-си-лась!
Еле успокоила: вот увидишь, все будет хорошо.
Тем более номер обратно не сдашь уже, и на девушек посговорчивее денег нет. Короче, пришлось тащиться ему с ней.
И вот она на следующий день мне рассказывает – ржет.
Говорит, пришли туда: красиво, свечи, шампанское, сидим как истуканы, молчим, не знаем, чем заняться, даже телик ведь не включишь, я же не могу его обидеть и разрушить романтику, он все же старался, а я уважаю чувства других людей.
А этот козел, прикинь, ко мне не пристает. Я ноги эпилировала, шеллак сделала, брови, белье одно вон сколько стоит.
А он вообще не пристает, даже не поцеловались ни разу. Ну я сама к нему, все время ведь нам, женщинам, все самим приходится делать, они ж не пошевелятся, сидит сиднем в кресле и буха́ет. Ну я к нему. А он вроде даже рад. Но как дело до дела дошло, так он руками развел, говорит, а у меня презерватива-то нет. Ты прикинь? Говорит, ты же сама сказала, что секса не будет. Вообще дебил.
Ну cлава богу, у меня был.
Эта сволочь лежал на диване. Весь наш брак, все семь лет. Приходил с работы, рюкзак кидал рядом с ботинками и заваливался на спину.
Бесился, даже когда я звала его ужинать, потому что это же нужно встать и пересесть за стол.
Он ел, не глотая, всасывал еду, как пылесос, запивал чаем, и еще мерзко разбавлял зеленый пуэр холодной водой из-под крана.
И снова на диван с компьютером. И был ведь, гаденыш, несмотря ни на что, хороший. Отец неплохой, муж вполне себе.
К школе вечно подъеду на собрание, таких уродов папаш насмотрюсь, прям своему хочется подушку еще одну под спину подоткнуть, «сиди-сиди, я тут пока пошуршу по дому, я тихонько, постараюсь не отвлекать».
И даже как-то не задумывалась, таскала сумки, устраивала праздники, готовила на всю его семью, когда свекровь в гости торкало пригнать.
Она несла чушь часами, растопыривала пальцы на руках, жестикулировала и рассказывала, как несовершенен Запад, по-видимому основываясь на выступлениях Задорнова. Он бесился. А я сглаживала конфликты дипломатично, чтобы и нашим и вашим.
Но в душе, конечно, радовалась, ведь он понимал, что мать его – дура, и тем ценнее становилась я.
Возможно, начни я выписывать на листочке за и против, плюсов было бы больше, но это были бы какие-то полумерные за. Ему было все равно, что есть, он меня не бил, он не пил, он не орал на сына, не зажимал зарплату, не спорил, куда ехать в отпуск, просто тяжело вздыхал и тащился туда, куда указано в билетах.
Не знаю, в общем, уйти от него было тяжело. Как будто я приручила котенка, а потом выкинула его на мороз, потому что он подрос, стал плешивым и навалил в мои Прада.
А муж даже в Прада не гадил. Просто лежал и молча делал вид, что его нет. И меня нет.
И вот вчера я его встретила в переходе в метро, с ним девица молодая, волосы врастопыр и разными цветами, за спиной рюкзаки огромные, а к ним пенки привязаны. Я чуть не упала, когда увидела. Едут на какой-то фестиваль, в палаточный городок. В палаточный городок! Да он, когда на газон у подъезда вставал, носки по шею натягивал, клещей боялся. На фестиваль! И рот до ушей.
Скотина, я целый год переживала, ночью просыпалась от ужаса, представляла, что он там один висит в нашей квартире на люстре и слегка покачивается на сквозняке, язык вывалился, глаза стеклянные. А ведь ему нельзя на сквозняке.
Я так себя и не простила за эти наши семь лет брака – за то, что терпела, за то, что ушла.
А вчера такая злость накатила! На фестиваль! Под гитару петь с молодыми девками. А мне за семь лет ни-че-го. Собака!
Зря я его отпустила, надо было до конца его дней с ним проколупаться. Хрен этой девке, а не он.
Пусть лучше сгнил бы на нашем диване.
Всё. Подруга моя того самого. Всё! Насмерть!
– Пошел он к чертовой матери, видеть его не могу. Вот веришь-нет? И слышать не хочу. Ну ты ведь меня знаешь, я ведь для него всё – он придет, а я вся уже такая, ну ты меня знаешь… И брови у меня в порядке, и гусиные лапки убрала, вот сюда и сюда вкололи, совсем незаметно, скажи, да?
К Ксюхе ходила в салон, тридцать штук, между прочим, и это еще со скидкой, укладка всегда – волосинка к волосинке… А он…
– Господи, а он-то что?
– Да что-что, вчера позвонил, говорит: «Может, вечером заеду».
– И? Не приехал?
– Не знаю, я его сразу послала к хренам собачьим. Ты бы меня видела – орала на него, как резаная.
– ???
– Ой, да ты знаешь, тоска такая вдруг навалилась… по голосу я поняла, что так и будет ходить туда-сюда, как говно в проруби. И не женится никогда. Подумала, что лучше сразу рубануть, да?
Я ее понимаю. Он сказал: «Я, может, вечером заеду». А у нее вся жизнь перед глазами пронеслась, она, пока он эти три слова говорил: вышла за него, на Кавказ в медовый месяц съездила, двоих детей родила, в больничке у его кровати посидела, когда он с инфарктом слег, с мамашей его чокнутой разругалась в пух и прах.
А он что сделал для их отношений? «Я, может, вечером заеду». Козел!