Глава 27

Женщина с желтыми кудрями

В отделении пахло лекарствами. Утренний солнечный свет едва заполнил больничные коридоры. На потолке мерцали редкие тусклые лампы. По коридору шла невысокая миловидная женщина с желтыми кудрями. В правой руке она несла историю болезни одного из своих пациентов. Его привезли три месяца назад почти с полной амнезией. Пациент был хорошо ей знаком. На плотной папке едва заметно виднелась надпись: «Денис Эдуардович Селиверстов. Синдром Корсакова». Две веревочки белого цвета, завязанные в бантики, свисая с края папки, ударялись о ногу доктора. Она дошла до нужной палаты и открыла дверь.

Денис лежал в одиночной палате, где, помимо кровати, были стол со стулом, маленький телевизор и холодильник. У окна стоял золотистый торшер. Металлические жалюзи неплотно закрывали окно, пропуская солнечный свет. В ванной струилась вода из не до конца закрученного крана. Сам Денис лежал на кровати лицом вниз. Штаны его были слегка приспущены. Рядом с кроватью стояла молодая медсестра, наполнявшая шприц лекарством. Ее милое лицо портили несколько глубоких морщин.

Когда женщина вошла в палату, медсестра обернулась и положила шприц на кровать.

– Как он? – спросила женщина.

– С каждым днем лучше, мне кажется, скоро очнется.

– Дозировка витамина та же?

– Да, как и прежде.

– Он пишет? – Женщина подошла к туалетному столику, сняла несколько листов со стопки бумаги.

– Да, все время. Непонятно, когда спит.

Женщина постояла какое-то время рядом со столиком, читая страницы. Затем положила их обратно.

– Он действительно убил этих шлюх? – Она с любопытством посмотрела на медсестру, которая, наклонившись, делала укол.

– Да, он их и правда убил. Мы сделали запрос, все, как он описал в тексте, до деталей. Видимо, Денис пытается восстановить в голове всю картину, чтобы выбраться оттуда.

– Похоже на то… – Доктор задумалась, подошла к кровати, взяла с тумбочки пузырек от витаминов. – Витамин «Б» действует, скоро он придет в себя. Так что мы на нужном пути.

– Да, доктор. Прогресс налицо. – Медсестра выдернула шприц из бедра Дениса, надела колпачок на иголку, положила на поднос.

– А он, кстати, не написал, где спрятал сумку? – снова оживилась доктор, нетерпеливо закусив губу в ожидании ответа.

– Пока нет, – без интереса произнесла медсестра.

– Вы внимательно прочитали текст? Не пропустили ничего?

– Да, как вы и велели.

– Хорошо, продолжайте. – Доктор направилась к выходу, но почти сразу остановилась, повернувшись к медсестре. – Знаете что, уменьшите ему дозу, процентов на тридцать. Не будем торопиться, пусть еще попишет.

– Хорошо, – ответила медсестра и что-то пометила в своем блокноте.

– Как только он напишет, где оставил сумку, дайте мне знать. И… – Доктор на мгновение задумалась. – И посмотрите, сколько стоят билеты в этот самый город С. Возможно, мне придется в ближайшее время туда вылететь.

– Я вас поняла. – Медсестра сложила все на поднос, натянула Денису штаны.

– Всего доброго. – Доктор вышла из палаты и быстро зашагала вдоль коридора, освещенного тусклыми лампами.

– До свиданья, – ответила медсестра, услышав, как хлопнула дверь. Затем она вытащила из кармана один из листов рукописи Дениса и стала судорожно писать название улицы и номер дома. В ее мобильнике менялись цены билетов на ближайший рейс в город С. Единственное, что волновало девушку, – это сегодняшний вечерний перелет в незнакомый город. Ей надо было успеть добраться туда первой.

Рассказы

Дерево

Проклятое дерево! Зачем я его только встретил? Если бы я мог предположить, чем все закончится, то, конечно, предпочел бы обойти тот питомник стороной.

Мы приехали туда ближе к обеду, где-то между одиннадцатью и двенадцатью. Причастили ребенка в соседнем храме и решили зайти в питомник – купить пару кустов малины и выпить кофе. За последний год это стало ритуалом: жить на даче было скучно, поэтому поездка в питомник, да и вообще куда-либо, представлялась нам с супругой весьма значимым событием, и мы начинали его ждать с вечера накануне. Сценарий складывался почти всегда одинаково: воскресный завтрак, причастие ребенка в храме, питомник с его кустами и деревьями, скорая и неумелая посадка, в результате которой растения приживались через раз, и возвращение в Москву. Наверное, подобным образом проводят выходные многие семьи – просто выстроенные события позволяют держать в порядке психику, чтобы не сойти с ума в этом хаотичном, бурлящем мире. А не сойти с ума в нем сложно, уж поверьте мне на слово.

По питомнику я обычно хожу не спеша, чтобы растянуть удовольствие. Быстрым шагом его можно обойти за пять минут. Я же трачу примерно полчаса, разглядывая порядком надоевшие кусты и деревья. Кофе тоже пью неспешно, растягивая каждый глоток. Тем более что стаканчики здесь маленькие, а цены – московские. Так что пить надо, как минимум, вдвое медленнее, чем в городе.

Вот и в этот раз я пил очень медленно, поглядывая то на измотанную, нервную жену, то на хнычущего ребенка. Как вдруг встретил его – это самое необычное дерево. Вернее, сначала я увидел ценник – случайно наткнулся взглядом, а уж потом само дерево. И сколько, вы думаете, оно стоило? Никогда не угадаете. Полмиллиона рублей! Наверное, столько стоит какая-нибудь «Лада Калина», а тут – всего лишь непонятное заморское дерево. Невероятно экзотическое, конечно. Но на фоне его цены это казалось не таким уж и важным. Признаюсь сразу – полмиллиона для меня много! Теперь о дереве: оно было коренастым и мохнатым, чем-то похожим на Шрека, облепленного ярко-зеленой листвой. При этом не особенно высоким. От силы с меня ростом. Но ствол был мощным и широким – вряд ли бы я смог обхватить его руками. Название дерева я так и не прочитал – ценника более чем хватило, чтобы понять, что дерево мне не светит. Или с деревом мне не светит… Неважно. Какое-то время я на него просто смотрел, так сказать, любовался, а затем мной овладел непонятный спонтанный творческий порыв, природу которого я не могу объяснить до сих пор. В тот же миг я сфотографировал дерево и скинул фотку в группу «Семья», куда входят мои ближайшие родственники. Подписал: «Купил дерево за 150 тыщ, со скидкой! В питомнике!» Мне почему-то показалось это очень оригинальным, хотя сейчас уже не понять, чего тут, собственно, было оригинального.

Обычно в «Семье» отвечают быстро. Многочисленные родственники любят оставлять свои комментарии. Но в этот раз было подозрительно тихо. Словно никто не придал никакого значения моему поступку или же просто не обратил на него внимания.

Вернувшись домой, я написал: «Яму теперь рыть два на два! Корни огромные. Сложно!»

Через минуту объявилась моя мама, спросила: «А кто сажать-то будет?»

Я ответил: «Бригаду целую вызвал, аж пять человек. Ямищу такую рыть, что подумать страшно!»

«А почему именно пять?!» – проснулась наконец-то теща. После чего мой кураж получил новый импульс!

«Дерево-то большое, – написал я, – корни у него – как целый гараж, или сарай даже».

И снова молчание. Словно поинтересовались для приличия и сразу успокоились. Чего не скажешь о моем импульсе. Казалось, от их молчания он только набирал силу.

«Самшит называется!» – зачем-то написал я, хотя понятия не имел, как оно называется на самом деле. Но слово «самшит» внезапно всплыло в голове из каких-то подсознательных воспоминаний об экзотических деревьях.

«Самшиты не бывают такими крупными!» – как обычно, последней вступила в разговор крестная моих детей. Она всегда чрезвычайно корректна, не делает дурацких замечаний и не задает глупых вопросов. Одним словом, выражается интеллигентно, по-профессорски.

«Это королевский, из Бирмы. Их всего несколько штук таких», – сообщил я, не зная толком, где находится эта самая Бирма и растут ли там вообще подобные деревья. Но сочетание «самшит из Бирмы», да еще и королевский, мне показалось оригинальным и загадочным.

«Ничего себе, – удивилась теща, – я и не знала, что такие бывают!»

«И я не знал, – ответил я, почувствовав себя воодушевленным и даже каким-то окрыленным. Словно я открыл кому-то глаза, словно привнес в этот мир что-то новое и удивительное. Так, наверное, чувствуют себя первооткрыватели земель или ученые, доказавшие непостижимую теорему. – А вот теперь знаю!» – Я специально поставил восклицательный знак, хотя он был там и неуместен. Тем самым я, видимо, хотел подчеркнуть важность своего утверждения. И главное – не для себя, а для других. Для родственников.

«Да уж, 150 тыщ – круто! Долго думал-то?» – написала мать, явно подмешав в нашу переписку нотки ехидства. Нет, пока она не возмущалась в открытую, но я понимал, что до этого рано или поздно дойдет. И даже – скорее рано, чем поздно. Но я решил не поддаваться на провокацию и… повысил градус.

«Да сразу взял! С такой-то скидкой! Повезло!»

Какое-то время все молчали. Я даже стал беспокоиться. Мне казалось, что за моей спиной обсуждается что-то нехорошее. Способное меня огорчить или даже обидеть. В итоге я не выдержал и написал первым.

«Стоило-то оно 520 тыщ! А я за 150 сторговался!»

Дальше – снова молчание. Видимо, женщины обдумывали свой следующий ход. А именно – как нанести мне очередной удар. И он не заставил себя долго ждать. Конечно, инициативу проявила теща.

«Да уж, повезло! Вот только кому?! Они и за сто-то продать его не мечтали».

И это слова людей, во‐первых, близких мне, во вторых, не видевших дерево вживую! Его внушительные размеры и мощь тянули тыщ на триста, ну или хотя бы на двести пятьдесят. Конечно, родственники были правы, что цену явно завысили и за пятьсот тыщ его не возьмет ни один дурак. Впрочем, дураков-то всяких хватает, и есть – с шальными деньгами. Понятно, что красная цена дереву – тыщ двести, но я-то взял за сто пятьдесят. Можно сказать, выиграл полтинник для семьи. Деньги немалые. Хотя стоп, я ничего еще не брал. Я соврал, что взял. Вернее, пошутил. Но какая теперь разница. В этот момент мне даже захотелось купить дерево по-настоящему. А ведь, когда я его увидел, не дал бы за него и десятки. Да что там десятки – я бы вообще ничего не дал. Мне такое и посадить-то негде. Да и в ворота оно вряд ли влезет – слишком ветвистое и крупное.

«Я посмотрела в Интернете. Такое за 200 тысяч взять можно. Без скидки!» – написала крестная.

И выслала фото моего дерева. Либо очень похожего.

«Да оно меньше моего! И за 200 тыщ. А я за 150 взял», – огрызнулся я. Хотя о размерах обоих деревьев по фотографии судить было сложно. Но раз тетки решили наступать, я приготовился дать отпор.

«И ствол у него весь рыхлый», – добавил я. Вместо слова «рыхлый» я сначала написал «покарябанный», но последнее утверждение легко опровергалось. Теткам ничего не стоило приблизить фотографию и выслать мне увеличенный снимок. А что такое «рыхлый ствол», с трудом представлял даже я. И это со своим-то больным писательским воображением. Но крестная не унималась.

«Ой, а тут на сайте можно скидку на него получить. 30 %! За 140 отдают. И доставка бесплатная!»

«Это потому, что оно рыхлое! – отбивался я. – У него ствол гнилой».

«Такое же, как и твое. На фото одно и то же», – зачем-то вмешалась мать.

Я весь кипел. Мне хотелось вскочить, поехать в питомник и купить это поганое дерево. Причем за любые деньги. Хотелось проучить своих родственников.

Я зашел в список контактов и набрал знакомому банкиру. Через секунду из трубки раздался прокуренный голос:

– Слушаю, Коль.

– Слав, дай мне триста тыщ взаймы на недельку. А лучше – на две. Мне срочно надо одну вещь взять.

– Машину решил обновить? – не без интереса спросил он. Хотя для него это были пустяшные деньги.

– Нет, другое, – уклончиво ответил я.

– А что? – В его голосе нарастала заинтересованность.

– Да фигня одна. При встрече расскажу.

– Тогда не дам! – жестко заявил он. – Говори!

Я знал, что он не даст денег, если я не скажу. Еще знал, что он их не даст, если совру. Слава обладал уникальным даром: он с ходу интуитивно распознавал ложь. Поэтому врать было бесполезно.

– Ладно, скажу. Это на дерево!

– На что?! – Он то ли закашлялся, то ли закряхтел, то ли сделал одновременно и то и другое. В общем, издал странный звук, который ввел меня в замешательство.

– На большое, красивое дерево, – сказал я медленно, выделяя каждое слово.

– И сколько же оно стоит, твое дерево?

– Пятьсот тыщ. Даже больше… – У меня участилось дыхание. Видимо, от предвкушения будущей покупки. – Но я со скидкой хочу…

– Коль, ты дурак, что ли? – озабоченно спросил банкир. – Крыша съехала?

– Да нет, красивое дерево. Ветвистое, с мощным стволом. Даже руками не обнять. Ты не видел просто. – Я выдержал паузу. – За такое и пятьсот отдать не жалко…

В трубке воцарилось молчание. Я чувствовал: мои акции быстро падают и скоро пробьют дно, если я что-нибудь не придумаю. Что-то очень оригинальное и веское. Но как назло в голову ничего не лезло. Весь мой писательский креатив куда-то испарился.

– Помоги, Слав, мне очень надо, – проскулил я.

– Нет, – твердо ответил он, – ты не в себе. Проспись для начала, а после поговорим.

– Да я абсолютно в себе! – почти крикнул в трубку я.

– И не ори. Ты у меня деньги просишь, а не я у тебя, между прочим!

– Извини… – Я почувствовал себя раздавленным. Вопрос с деревом становился принципиальным. В него вовлекалось все больше и больше людей. И добиться результата – было делом принципа. Хотя, о каком результате на тот момент шла речь, я понятия не имел. – Забудь.

– Ладно, не парься там. Пока.

В общем, он не дал мне денег, и это сильно меняло планы. Со ста пятьюдесятью тысячами, которые у меня, возможно, имелись, я ничего не мог сделать. Надо было сдаваться. Но сдаваться с умом, не по-глупому, не как побитый и униженный. При сдаче надо было еще и выиграть. А это – целое искусство. Я позвонил старшей дочери.

– Лиз, ты там бабушкам намекни, что папа пошутил и ничего не покупал. В плане дерева то есть… – Да, так прям и сказал: «В плане дерева».

– Ладно, – сухо ответила она, словно разговор шел о покупке хлеба.

– Ну только так, осторожно. Типа у папы настроение веселое раз в сто лет. Здорово, что он пошутил.

– Я поняла, – абсолютно безучастно, словно робот, буркнула она.

– Лиз, только не тяни, пожалуйста, ладно?

– Хорошо. – И снова – полное равнодушие.

– Лиза, сделай это прямо сейчас! – не выдержал я. Видимо, нервы были на пределе. Похоже, дерево изрядно мне их попортило.

– Да поняла я, пап, сейчас вернусь с пляжа и напишу. – Она была с бабушкой на Кипре.

Где-то час ничего не происходило. Потом завибрировал телефон. Звонил отец. Он говорил сбивчиво, словно куда-то бежал или ехал на велосипеде. Голос его был несдержан и напряжен.

– Ну ты что там начудил-то? Совсем уже без мозгов?! – К этому он пару раз матюкнулся. Причем жестко так.

– А в чем дело? – глупо протянул я.

– Что ты там за херню купил за двести тыщ, тебе деньги выбросить некуда? – Он сказал это еще грубее, с добавлением самых крепких и выверенных матерных слов.

– Мои деньги – что хочу, то и делаю! – стал отбиваться я.

– А то, что бабку в больницу увезли?! И теща плачет?! Как тебе это?

Мое и без того измученное сердце стало набирать обороты. В голове загудело, словно кто-то перепутал ее с барабаном, пару раз стукнув по вискам.

– Как это в больницу? – заикаясь, спросил я.

– А так! «Скорая» приехала и увезла. Бабка говорит, ты ей десять тыщ не выслал, когда она тебя просила, а сам такие деревья покупаешь!

Про десять тысяч было правдой. Но я не специально ей тогда не выслал, а просто забыл. У меня работы много, а бабка не напомнила. Видимо, застеснялась.

– А теща чего? – из какой-то параллельной галактики прокричал я писклявым срывающимся голосом.

– Так ты на детей ей тогда пятьдесят тысяч не дал, чтобы на Кипр полететь.

И это было правдой. Не дал специально – хотел сэкономить. Думал, теща забудет. Но она не забыла. Как говорится, рвется, где тонко. Вот оно и порвалось – в области не купленного дерева.

– И мать ревет, – не унимался отец.

– А мать-то чего? – потихоньку приходил я в себя. – Чего она-то?

– Ты ей ничего не подарил на день рождения!

Действительно – не подарил. Поехал в командировку в Пермь, а потом забыл. А после – было поздно и стыдно.

В общем, ситуация принимала опасный оборот. Видимо, дочь по своей рассеянности забыла позвонить. Ну или хотя бы написать. Выходит, я довел до больницы бабку, до истерики – мать и тещу, а отца – почти до нервного срыва. Так, значит, пошутил весело. Отступать теперь было некуда – я набрал дочке.

– Ты так и не сказала им про дерево?

– Нет, – виновато ответила она.

– И не надо. Молодец, все правильно сделала. Не говори ничего! – В голове у меня стал созревать новый план.

Поразмышляв о случившемся, я понял одну важную вещь: если все, о чем рассказал отец, произошло из-за реально купленного дерева, то это еще полбеды, этот нокдаун можно пережить, но если – из-за вымышленного дерева, так сказать, шуточного, такого мои родственники мне уж точно не простят.

В ближайшем банкомате я снял все деньги с карты – получилось ровно сто пятьдесят тысяч. Видимо, сумма эта покоилась где-то в моем подсознании, когда я писал первую эсэмэску. Сунув деньги в задний карман джинсов, я добрел до своей старенькой «Хонды» и поехал в сторону питомника, не обращая внимания на светофоры. Штрафы приходили новыми эсэмэсками. Но я думал лишь об одном: как купить это злосчастное дерево за те деньги, что у меня были. Очевидно, дать такую скидку мог только директор питомника, к которому я сразу же направился, бросив машину напротив шлагбаума. Заспанный охранник попытался мне что-то крикнуть, но увидев, что я бегу к зданию администрации, просто махнул рукой.

Директор оказался крепким чернявым мужчиной лет пятидесяти, вокруг которого витал кислый запах перегара. Последнее вселяло надежду на успешный исход моей затеи. Я заявил с порога:

– Мне нужно ваше дерево за полмиллиона!

Потом, шатаясь, добрел со первого стула и плюхнулся на него. Видимо, силы покидали меня с каждым шагом.

– Покупайте! – Он развел руки в стороны и глупо улыбнулся. Так, что мне захотелось дать ему в морду.

– Купил бы… – Я ехидно улыбнулся в ответ и закачал головой, словно болванчик. – Были бы деньги.

– В смысле? – пожал плечами директор, потеребив двумя пальцами свои густые усы.

– В общем, тут такое дело… – И я стал ему все рассказывать, с самого начала. А в конце вытащил из кармана сто пятьдесят тысяч и положил на стол. – Помогите, пожалуйста, если можете.

– Мало… – как-то виновато ответил он, почесывая морщинистый лоб. – Я бы помог, но этого слишком мало…

Я чувствовал себя так, что если бы был способ свести с жизнью счеты безболезненно, я бы неминуемо им воспользовался. Директор это, видимо, почувствовал. Торопливо открыл ящик стола и вытянул оттуда пузатую бутылку коньяка. Затем в его руках появились две плохо промытые рюмки.

– Будете? – Он протянул мне одну из них.

– За рулем, – отмахнулся я и подумал почему-то про бабку: как она там, в больнице-то?

Он налил себе и махом выпил. На лице выступили розовые пятна, дыхание стало тяжелым и прерывистым, словно он пробежал стометровку на время.

– Есть один способ… – Он прокашлялся в кулак.

– Какой? – привстал я от неожиданности. Мне уже было все равно, что он предложит. Главное – купить дерево и убраться отсюда. Я был готов на все.

– Под расписку. – Он протянул мне лист бумаги и ручку. А после – стал диктовать.

Меньше чем через минуту я был должен лично ему сто десять тысяч. Это помимо тех ста пятидесяти, что он сразу же спрятал в ящике стола. Сто он взял за дерево, которое в итоге оценил в двести пятьдесят. А десять – за доставку. Хотя официальная доставка, с его слов, стоила пятнадцать. Но он мне сделал «по дружбе», через своих ребят. Так прям и сказал. И скидку оформил тоже «по дружбе», продав дерево за двести пятьдесят тысяч, а не за полмиллиона. Мы долго с ним прощались. Он хлопал меня по плечу увесистой ладонью, на которой мелькал зеленый силуэт якоря. Каждый такой хлопок вызывал во мне приступ отчаяния, словно этот самый якорь цеплялся за мою душу, отрывая каждый раз по кусочку.

Вечером я сидел в беседке и пил вино. Напротив меня стояло огромное дерево, корни которого были запакованы в специальный ящик, похожий на гроб. Последнее еще больше меня угнетало. Наверное, я не плакал только из-за того, что пил. Нет, даже не так. Наверное, я жил только потому, что пил. Вино в бутылке заканчивалось, и я уже думал, где достать вторую. Причем за любые деньги. И тут ожил телефон, звонила мать.

– Ну как ты? – спросила она.

– Да ничего, – вяло ответил я.

– Напугал тебя отец-то? – Ее голос показался мне странным.

– Напугал…

Какое-то время она молчала, словно подбирала слова.

– С бабушкой особенно напугал, – признался я. А что скрывать-то?

– Ты уж не злись на него, – все с той же странной интонацией проговорила мать.

– Да я и не злюсь. А как там бабушка?

– Отлично, звонила только что. Мы ей про дерево твое рассказали, как ты нас развел с ним.

– В смысле? Она не в больнице? – я стал глотать остатки вина прямо из бутылки.

– Да нет, конечно. Это отец тебя шуганул, после того как Лиза позвонила и все рассказала.

Я вскочил с плетеного стула и нервно заходил по беседке. Под ногами шуршал пакет.

– То есть вы меня… развели? – Я смотрел на уходящее солнце, и от напряжения оно у меня двоилось.

– Ну да, как и ты нас. Но мы и правда поверили, что ты его купил. Представляешь? – Она засмеялась. Как-то неуместно и глупо.

– Представляю… – Солнце к этому моменту уже троилось и меняло цвет. Я почувствовал, как отломился кусочек эмали на зубе, и наконец-то понял, что значит этот самый скрежет зубовный.

– Ну а потом я говорю всем: мой сын не дурак какой-то, а кандидат наук и крупный руководитель… это он шутит так! – Где-то за ее спиной зажужжала газонокосилка. – Шутник он у меня с детства, говорю.

– Да-да…

– А тут и Лиза позвонила. Расставила все по местам, так сказать.

– Ага, хорошо…

– Но мы ей велели молчать. – Мать снова хихикнула. Потом шум газонокосилки заглушил ее голос, а я почувствовал вкус своих соленых слез.

Я все смотрел на уходящее солнце и думал: как же теперь жить? Как?! Хотя… сегодня у меня в саду появилось новое экзотическое дерево. Я могу радоваться тому, что потратил на него не полмиллиона, а всего-то двести пятьдесят тысяч… и что стакан мой еще наполовину полон, как говорят оптимисты.