Заключение

Итак, есть целый ряд путей, которыми пренатальный стресс или ранний стресс в детстве могут приводить к негативным и долгосрочным последствиям. Это может быть повышенная тревожность (и у меня начинается приступ родительской паники, даже когда я просто об этом пишу). Давайте же выясним, о чем стоит беспокоиться, а о чем – нет.

Прежде всего, может ли прием синтетических глюкокортикоидов в эмбриональный период или в раннем детстве оказывать пожизненное негативное воздействие? Глюкокортикоиды (например, гидрокортизон) выписывают в огромных количествах из-за их иммунодепрессивных или противовоспалительных свойств. Во время беременности их назначают женщинам с определенными эндокринными расстройствами или тем, у кого есть риск преждевременных родов. Есть данные о том, что прием больших доз таких препаратов приводит к уменьшению диаметра головы ребенка, к эмоциональным и поведенческим проблемам в раннем детстве и замедлению развития по некоторым показателям. Но можно ли назвать эти эффекты пожизненными? Этого никто не знает. В этом пункте эксперты сходятся во мнении, что одноразовый прием глюкокортикоидов во время эмбрионального периода или после родов не оказывает негативного воздействия, но их постоянный прием может вызвать проблемы. Но большие дозы глюкокортикоидов назначают лишь в случае тяжелых и продолжительных заболеваний. Таким образом, самый благоразумный совет заключается в том, чтобы свести их прием к минимуму, но признать, что отказ от их приема может привести к обострению заболевания, с которым связано их назначение.

А что можно сказать о пренатальном или перинатальном стрессе? Можно ли утверждать, что любой стресс, даже самый слабый, навсегда оставляет после себя шрам и влияет на следующие поколения? Иногда это так. Прежде всего это касается серьезных экстремальных ситуаций – физических травм, голода и т. д., – но к обычным повседневным стрессам это не относится. К сожалению, даже нормальный вес при рождении не исключает повышенного уровня глюкокортикоидов и риска метаболического синдрома в последующей жизни. Эти расстройства могут возникнуть не только в результате экстремальных ситуаций.

Следующий важный вопрос: насколько серьезными могут быть эти последствия? Мы видели свидетельства того, что увеличение количества стрессов в эмбриональный период выше нормального диапазона может предсказывать повышение риска метаболического синдрома во взрослой жизни. Это утверждение может оказаться правдой и описывает один из двух различных сценариев. Например, может случиться так, что самый низкий уровень стресса в эмбриональный период приводит к однопроцентному риску метаболического синдрома, и каждое увеличение количества стресса увеличивает этот риск до тех пор, пока это не приведет к девяностодевятипроцентному риску. Или наименьшее количество стресса в эмбриональный период может привести к однопроцентному риску, и каждое увеличение количества стресса повышает риск до тех пор, пока это не приведет к двухпроцентному риску. В обоих случаях конечная точка – чувствительность к небольшим увеличениям количества стресса, но способность стресса в эмбриональный период увеличивать риск последующих заболеваний значительно больше в первом сценарии. Как мы увидим в следующих главах, ранний стресс и травма значительно увеличивают риск различных психиатрических расстройств в последующей жизни. Некоторые критики концепции ЗВФП считают, что она указывает на занятные артефакты биологии, но не стоит особого внимания. Однако риск некоторых из этих заболеваний во взрослом возрасте коррелирует с весом при рождении – и мне это кажется весьма серьезным фактором.

Следующий вопрос: независимо от того, насколько сильны эти эффекты, можно ли их избежать? Стоит всего однажды потерять бдительность и в два часа ночи, когда вы измотаны непрерывным плачем, накричать на бедного ребенка, страдающего коликами, – и пожалуйста, вы только что гарантировали ему засорение артерий в 2060 году? Успокойтесь. Как мы уже знаем, стрессогенная карликовость обратима при смене окружения. Исследования показывают, что пожизненных изменений уровня глюкокортикоидов у крыс, перенесших пренатальный стресс, можно избежать с помощью особого стиля материнской заботы после рождения. Почти вся профилактическая медицина – доказательство того, что очень много неблагоприятных для здоровья состояний можно фактически полностью изменить, – и эта идея является одной из основных предпосылок этой книги.

Антрополог из Корнелла Мередит Смолл написала книгу, прекрасно помогающую бороться с неврозом «Наши дети и мы сами» (Our Babies, Ourselves). В ней она рассматривает традиции воспитания детей в разных культурах мира. Как часто в той или иной культуре ребенка берут на руки родители и другие люди? Спят ли дети отдельно и если да, то с какого возраста? Как долго в среднем плачет ребенок, прежде чем его возьмут на руки и успокоят?

Раз за разом оказывалось, что западные культуры, в частности Соединенные Штаты, по сравнению с другими культурами демонстрируют самые низкие показатели, с нашим акцентом на индивидуализме, независимости и склонностью полагаться на самих себя. Западный мир – это мир, где оба родителя работают вне дома, мир родителей-одиночек, детей с ключом на шее и школьной продленки. Почти нет данных о том, оставляет ли такой стиль воспитания необратимые биологические шрамы в отличие от результатов серьезных травм развития. Но у любого стиля воспитания есть свои последствия. Смолл делает важный вывод. Открывая ее книгу, ожидаешь найти в ней список рекомендаций для идеальных родителей, а получаешь кучу неожиданно полезной информации, от принципов детского питания племени квакиутль, способов укачивания младенцев жителей Тробрианских островов и программ детской аэробики пигмеев Итури. Но, как подчеркивает Смолл, не существует никаких идеальных «естественных» программ воспитания. В каждом обществе детей воспитывают таким образом, чтобы, став взрослыми, они вели себя так, как принято в этом обществе.