15. В шкафу
Короткий день приближался к концу. На улице было еще светло, но серебристые шары заграждения, поднятые недавно над городом, уже начинали растворяться в воздухе, сливаясь с серым фоном сплошных облаков. Еще немного — и их будет не видно.
«Зачем их подняли? — с тревогой думала Лена, быстро шагая к дому. — Неужели ждут налета?»
Когда по радио раздавался вой сирены, предупреждающий население о приближении немецких самолетов, Лену сразу же охватывал ужас. Она зажимала уши, убегала в дальнюю комнату и готова была выскочить из окна пятого этажа, чтобы только не слышать этого звука. Вой прекращался, в репродукторе начинал щелкать метроном, и Лена быстро успокаивалась. Почему этот вой производил на нее такое впечатление, она и сама не понимала. Стрельба зениток, взрывы бомб или артиллерийских снарядов хотя и заставляли ее вздрагивать, но не сжимали сердце страхом и не действовали так, как этот заунывный, противный вой. Возле ворот дома стоял Миша.
— Почему ты так долго? — недовольно спросил он.
— У нас было классное собрание.
— Предупредила бы…
— А я и сама не знала.
— Это все-таки не дело. Сама знаешь… Обстрелы… и вообще. Ждешь тебя и думаешь всякое…
— Ну, Коля, честное слово, я не знала, — сказала Лена с теплой улыбкой. Она понимала, что Миша беспокоился за нее, и это было приятно.
— Позвонила бы. У вас есть в школе телефон?
— Наверно, есть. Григорий Петрович дома?
— Нет. Я пойду, Аля, а то опоздаю.
— Колбасы зачем-то подняли… — сказала Лена, поглялывая наверх.
— Ну и пускай висят… Аля, сегодня нам принесли патефон, так что ты учти.
— А зачем патефон?
— Наверно, надо. Я его в шкаф поставил. Если Мальцев случайно увидит и спросит, так он у нас и раньше был.
— Он не спросит.
— Конечно, в шкаф не полезет… Но мало ли что может быть.
— А пластинки?
— И пластинок принесли.
— А какие? Заводить можно?
— Пока не стоит. Потом вместе поиграем… Так я пошел!
Уроков задано мало. Лена обошла всю квартиру в поисках какого-нибудь дела, но все было прибрано, все стояло на месте. По пути заглянула в шкаф. Действительно там стоял красный чемоданчик, а рядом коробка с пластинками. Лена зажгла свет в прихожей, села в открытый шкаф и, придерживая ногой дверцу, стала перебирать пластинки. Тут была и серьезная музыка, и песенки, и романсы, и различные танцы. Раскладывая пластинки на четыре кучки, она отодвигалась все глубже, пока не уперлась в стенку шкафа. Дверца мешала. Стоило отпустить ногу, как она с легким скрипом упрямо закрывалась…
И тут неожиданно пришел в голову смелый план. «А что, если спрятаться в этом шкафу и узнать, что делает Мальцев, когда дома никого нет? Не будет ли он кому-нибудь звонить или с кем-нибудь разговаривать?»
Лена быстро собрала пластинки, поставила их на место и осмотрела шкаф. Большой, вместительный… Тут могут спрятаться хоть десять человек. Для пробы она вошла внутрь и села, подогнув колени. Дверца со скрипом закрылась сама. Темно, тепло и, как ей показалось, даже уютно. Немного пахнет нафталином и едва уловимым запахом каких-то духов.
«Надо сказать Мише!» — решила Лена, довольная своей выдумкой.
Константин Потапыч возвращался в квартиру Завьялова, чтобы проститься с ребятами, сказать им небольшое напутствие и взять свои чемодан. Испытание закончено, и он вечером должен доложить Ивану Васильевичу, что выбор его правильный. Ребята ведут себя естественно и просто, сдержанны, спокойны и безусловно справятся с задачей.
Войдя во двор и остановившись перед кучами кирпича, он посмотрел на окна квартиры. Легкое, едва заметное светлое пятно, как ему показалось, мелькнуло в крайнем окне. Так бывает, когда поблизости кто-то пройдет и тень его отразится в стекле. «Дома кто-то есть, — решил Каратыгин. — Скорей всего Аля».
Поднявшись по лестнице и позвонив, он долго стоял перед дверью, ожидая, пока ему откроют. Звонок был сильный и хорошо слышен даже в кухне. Вспомнив, что ключ от квартиры у него в кармане, Константин Потапыч открыл дверь сам.
— Аля! Это я! — крикнул он, зажигая свет в прихожей. — Аля!
Полная тишина.
Константин Потапыч обошел все комнаты, зажег везде свет и снова вернулся в прихожую. В квартире никого не было. Странно. Неужели движение светлого пятна в окне было наружным отблеском?
Пальто Али на вешалке не было, но синий берет лежал на месте. Константин Потапыч, вероятно, не обратил бы на берет никакого внимания, если бы не светлое пятно на окне…
Теперь все стало ясно. Она дома, но зачем-то спряталась.
«Все-таки сорвались! — с досадой подумал Каратыгин. — Хотел за это испытание поставить пятерку, а теперь получат единицу».
Но где она могла спрятаться? Под кроватью? Под столом? За портьерой?
Долго размышлять над этим вопросом не пришлось. В прихожей стоял большой шкаф, и дверца его была закрыта неплотно. Константин Потапыч подошел к шкафу, нажал на дверцу и повернул ключ.
Ах, попалась, птичка, стой! Не уйдешь из сети…
Эта старинная детская песенка вспомнилась ему, как только щелкнул замок. Некоторое время он ждал. Что она будет делать? Обнаружит себя, попросит открыть шкаф и начнет оправдываться?..
Прошла минута, другая, третья… Никаких признаков жизни. Константин Потапыч приник ухом к дверце шкафа и затаил дыхание. Нет. Конечно, он не ошибся.
В шкафу кто-то сидел. До слуха ясно донеслось сдерживаемое дыхание и легкий шелест не то бумаги, не то материи.
Потушив свет в прихожей, он прошел в гостиную и, устроившись на диване, некоторое время сидел в темноте, обдумывая создавшееся положение.
Как ему поступить дальше? Без сомнения, в шкаф спряталась Аля. Но по своей ли воле забралась она туда? Весьма возможно, что это Мишина идея, и тогда следует проучить обоих. Но как? Не выпускать ее до возвращения брата, а потом устроить хорошую головомойку. А может быть, напугать и наглядно показать, к чему приводит такая скороспелая, непродуманная инициатива…
Время шло. Много всевозможных планов вертелось в голове, но все они казались Константину Потапычу непедагогичными, малоубедительными. В конце концов, так ни на чем не остановившись, он решил сообщить Ивану Васильевичу. «Его операция, пускай и поступает как хочет».
Лена сидела в шкафу, собравшись в комочек, и старалась не дышать. Каждую секунду она ждала, что Мальцев откроет дверцу и обнаружит ее. Что тогда делать? Что сказать?
Правда, думать об этом она стала несколько позднее, когда Мальцев ушел в гостиную. В тот момент, когда дверца шкафа неожиданно скрипнула и в замке повернулся ключ, она так испугалась, что вообще ничего не могла соображать.
Теперь она слышала, как он набрал номер телефона, как повесил затем трубку и направился к себе. Что он делал в своей комнате, слышно не было, но скоро шаги его раздались снова и совсем близко.
Лена замерла. Мальцев что-то поставил на пол в прихожей, немного потоптался… И вдруг хлопнула выходная дверь. Ушел!
С минуту Лена вслушивалась в наступившую тишину, затем встала и попробовала открыть дверцу. Ничего не получалось. Замок держал крепко и нужна была большая физическая сила, чтобы сломать дверцу. Отчаявшись выбраться, Лена села на прежнее место.
«Ну зачем я сюда залезла? Почему не посоветовалась с Мишей? Ведь сначала я так и хотела», — с упреком говорила она почти вслух.
Лена понимала, что сделана глупость, но раскаяния в душе почему-то не было.
Перебирая граммофонные пластинки, она придумала этот план и была гак взволнована, что долго не могла успокоиться. Стояла на кухне возле окна и, пока совсем не стемнело, все думала, думала… Потом вспомнила о героическом поступке смелого мальчика со странной фамилией Кожух. Вася Кожух. Вчера о нем рассказал Миша, и по всему было видно, что он не только жалеет, но и завидует ему. Ну что ж, это вполне понятно. Она и сама немного завидует. Забинтованных с ног до головы раненых она видела в госпитале, и ей было нетрудно представить Васю лежащим на койке.
В этот момент во двор вошел какой-то человек, и Лена сразу догадалась, что это Мальцев.
Все остальное произошло помимо ее воли. Надо было действовать, что-то предпринять, как-то проявить себя. «Спрятаться!» — мелькнула в голове мысль, а ноги сами понесли в прихожую. Схватив пальто, она бросила его в шкаф, сбегала за портфелем с учебниками и, забравшись внутрь, закрыла за собой дверцу как можно плотнее, чуть не обломав при этом ногти.
Так она оказалась в шкафу, а потому и не было в душе сознания вины. Словно спряталась она туда не по своей воле.
* * *
С наступлением темноты ходить по улицам опасно. Со всего хода можно налететь на встречного прохожего, и такое столкновение нередко кончается синяками.
Сейчас выручают «светлячки».
Незадолго перед войной какая-то предприимчивая артель выпустила рамочки-брошки в виде большой пуговицы, куда вставлялась фотография. Брошки понравились, и в Ленинграде начали появляться люди с различными портретами на груди. Спрос на брошки воодушевил артель. Очевидно, там решили, что эта мода охватит все население страны, и принялись заготавливать брошки в огромных количествах. Но как это всегда и бывает, интерес к брошкам пропал, как только они стали продаваться во всех магазинах и ларьках. Мода кончилась, а брошки остались. Лежали они на складе забытые, никому не нужные… И вот пригодились. Вместо фотографии поверхность брошки смазали светящимся в темноте составом и выпустили в продажу. Теперь ленинградцы покупали их охотно и с приколотыми на груди «светлячками» быстро шагали по улицам в полной темноте.
У Миши самодельный, но зато «художественный светлячок». Силуэт светящегося корабля Вначале он ему очень нравился, но когда и у других появились подобные светлячки: якоря, яхты, олени, чайки, — он перестал его носить. Теперь он ходил с электрическим фонариком «жужелкой», или, как его называл Вася, «жигалкой». Фонарик подарил ему Иван Васильевич в прошлом году. «Жужелка» предупреждала встречных не только светом, но и звуком. И звук у нее был такой странный, ни на что не похожий, что некоторые женщины даже пугались: «вж-жик, вж-жик, вж-жик…»
Миша нажимал на рукоятку спокойно, и слабое желтое пятно бежало перед ним, указывая дорогу. Вот знакомые кирпичи, вот тропка… Еще немного — и пятно запрыгало по лестнице.
«Вж-жик, вж-жик, вж-жик…»
Фонарик был хорош еще и тем, что развивал мускулы пальцев. И батареек ему никаких не надо. Самая настоящая электростанция в руке.
Открыв дверь в квартиру своим ключом, Миша вошел и сразу почувствовал что-то неладное. Темно и тихо. Зажигая свет в прихожей, он еще надеялся, что ошибся, но, когда увидел пустую вешалку, неясная тревога закралась в душу. Не раздеваясь, он прошел в комнату Мальцева и повернул выключатель. Книг, белья, мыла — еще днем разложенных на столике и стульях — не было. Чемодан, стоявший под кроватью, исчез.
Что это значит? Неужели ушел совсем?
Быстрыми шагами прошел Миша в темную комнату Лены и, волнуясь, зажег свет. Пусто. Все вещи с гот, как стояли, и ничего подозрительного не заметно. Куда же она могла уйти? Они условились оставлять друг другу записки, если неожиданно уходят… Ни в кухне, ни в своей комнате, ни в гостиной он не нашел записки и ничего другого, что могло бы объяснить это странное отсутствие. Но самым непонятным и тревожным было исчезновение вещей Мальцева.
«Догадался, что в ловушке, и сбежал? А может быть, уже арестован?»
Чем больше думал Миша, тем тревожнее становилось на душе. Надо было что-то предпринимать, и как можно скорее. Но что? Вызвать сигналом Буракова? Нет… Сначала позвонить и получить указания от Ивана Васильевича.
Набрав номер, Миша долго слушал протяжные гудки, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.
«Неужели нет на месте? Должен же кто-нибудь подойти», — с досадой думал он.
Наконец в трубке раздался щелчок и послышался голос дежурного.
— Пожалуйста, дядю Ваню… срочно, — проговорил Миша, и сейчас же в квартире раздался стук и глухой крик:
— Коля-а!.. Я здесь!
Не разобрав, что ему ответил дежурный, Миша торопливо пробормотал «я потом позвоню», повесил трубку и вышел в прихожую. Лена в квартире. Он слышал ее голос. Но где она?
— Аля-а! Откликнись!
И вдруг совсем рядом, в шкафу, опять раздался приглушенный голос:
— Коля-а! Я же здесь…
Открыть шкаф было делом двух секунд. Красная, потная, со слезами на глазах, из шкафа вылезла Лена.
— Фу! Я чуть не задохнулась… Такая духота!..
Тяжело дыша, она села на маленькую табуреточку и, виновато поглядывая на Мишу, стала вытирать платком глаза, лоб.
— Я сначала не знала, кто пришел… Я думала, это он вернулся… — говорила она. — Потом, когда услышала твой голос, я узнала…
— А что случилось, Аля? Кто тебя закрыл в шкафу?
— Он
— Зачем?
— Не знаю… Он пришел, а я спряталась сюда… Я хотела узнать, кому он будет звонить.
И Лена, ничего не скрывая, подробно рассказала Мише, зачем она залезла в шкаф и как оказалась закрытой.
Увидев Лену живой и невредимой, Миша немного успокоился. Конечно, надо было еще выяснить, куда девался Мальцев и почему при уходе он закрыл ее на ключ. Если догадался, зачем она спряталась, то дело плохо и необходимо что-то придумывать.
— А ты знаешь… Он ведь совсем ушел, — задумчиво проговорил Миша.
— Как совсем?
— Взял свои вещи и чемодан… Но ты не волнуйся.
Ничего страшного пока нет… Это ничего… Если он вернется, мы что-нибудь наврем… А придумала ты хорошо. Надо только дырочки в шкафу провернуть, чтобы лучше дышать…
По мере того как Миша говорил, испуг и виноватое выражение в глазах девочки исчезали, а когда он одобрил ее план, на губах появилась улыбка.
— Только я вот никак не пойму: зачем он закрыл шкаф? — продолжал Миша. — Догадался или нет? Может, ты шевелилась или чихнула?
— Ну что ты, Коля!.. Я как мышка сидела, тихо, тихо…
— Мышка! Мышки другой раз такой писк поднимают… возятся…
— Нет, нет. Он ничего не слышал!
— Зачем же тогда закрыл? — проговорил Миша и потер рукой подбородок, как это делал Николай Васильевич, старший механик на судне, в минуты раздумья. — Если он догадался, что за ним следят, может и удрать. Подожди-ка… Это твой берет?
— Мой, — сказала Лена, и снова в ее глазах появился испуг.
— Значит, он так и лежал?
— Да… Я забыла…
— Ну теперь ясно… По этому берету всякий дурак догадается, что ты дома. Видишь, вот как получается… У тебя еще опыта нет. Разведчики, они как и саперы, когда с миной работают… Ошибаться нельзя. Один раз ошибся — и всё. Поминай как звали, — назидательно сказал Миша.
Ему нравилась роль опытного, хладнокровного разведчика. Он видел, как испугалась и растерялась Лена, понимал, что она не знает, что теперь делать, а ждет от него какого-то решения, С подчеркнутым спокойствием Миша разделся и повесил бушлат на вешалку.
— А хорошо бы сейчас чайку горяченького попить, — сказал он, потирая руки. — А? Ты как думаешь, Аля? — Чай сделать недолго, только я не знаю… Мне не до чая.
— Напрасно. Надо быть всегда хозяином положения и никогда не теряться…
* * *
Иван Васильевич сошел с трамвая, подождал Каратыгина и, когда тот оказался рядом, зажег фонарик.
— Идем по набережной. Тут ближе, — мрачно сказал он и молча зашагал через улицу.
Константин Потапыч шел рядом и не начинал разговор. Он понимал настроение друга и всей душой ему сочувствовал. Отказаться от хорошо продуманного и подготовленного плана нелегко, но и рисковать опасно. Если девочка выкинет подобный номер с Тарантулом, то погубит не только себя и «брата», но и все дело.
— Н-да! Не надо было связываться с ребятами. — проговорил наконец Каратыгин. — Подведут они тебя, Ваня. Потом не расхлебаешь.
— Алексеев не подведет. Я в нем уверен.
— Ты думаешь, это не его затея со шкафом? Вряд ли девочка сама решилась…
— Давай поспорим на полдюжины пива, — предложил Иван Васильевич. — Если это придумал Мишка, я ставлю пиво, а если…
— Пива мне, Ваня, не жалко, — перебил его Константин Потапыч, — но спорить я не буду. Принципиально!
— Почему?
— Есть такое мнение, что один из спорщиков всегда бывает дурак, а другой негодяй. Ни тем, ни другим я не хочу быть.
— Не согласен. Если человек спорит и знает наверняка, что выиграет, только тогда он негодяй.
— Но почему ты так уверен в мальчишке?
— Потому, что он уже не мальчишка — это раз. Во-вторых, он моряк. Моряки — народ более дисциплинированный. А в-третьих, мы с ним уже работали, и я его знаю.
— Ну посмотрим, посмотрим, — неопределенно пробормотал Константин Потапыч.
Под воротами дома Иван Васильевич удержал майора за рукав.
— Послушай, Костя. Ты все-таки поднимись один и посмотри… А я пока зайду к управхозу и приду немного погодя.
— Я вижу, что ты решил все-таки рисковать?
— Да. Рисковать надо… Но разумно, — тихо произнес Иван Васильевич и пошел в сторону.
Дверь открыла Лена. Константин Потапыч ждал, что, увидев его, она смутится, но ошибся.
— Григорий Петрович! — обрадовалась она. — Вот кстати. А мы с Колей чаи пьем. Проходите прямо к столу… Распечатали ваши галеты… Очень вкусные. Немного рассыпчатые… Вы, наверно, замерзли! Сегодня такая противная погода, — тараторила девочка, пока он раздевался.
— Чай? Можно и чай, — согласился майор. — Я сегодня еще гостя жду. Скоро придет,
Причесывая на ходу волосы, он прошел к гостиную. Миша сидел за столом и к приходу Мальцева отнесся равнодушно.
— Я вам в большую чашку налью, — предложила Лена и, не дожидаясь ответа, достала из буфета чашку. — Я на вас сегодня рассердилась, Григорий Петрович. Хотя вы, наверно, не виноваты. Вы же не знали… Правда?
— Что я не знал?
— Что я спряталась в шкаф. Я думала, что Коля идет, и спряталась… А это оказались вы… Зачем вы меня закрыли на замок? — глядя в упор на гостя, спросила Лена. — Я из-за вас, наверно, час сидела в шкафу. Чуть не задохнулась… Хорошо, что Коля скоро вернулся. Ну зачем вы меня закрыли?
Миша с трудом сдерживал улыбку. Глаза Мальцева стали совсем круглые, и он Смотрел на Лену с таким удивлением, словно перед ним стояла не девочка, а какая-то диковинка.
— Н-да… Действительно я, кажется, перед уходом закрыл шкаф, — сознался он и, с явным смущением, продолжал: — Но я не знал, что вы там, Алечка… Стоит шкаф… Ну посудите сами! Зачем бы вам туда залезать…
— Я же вам сказала, что спряталась от Коли.
— Н-да… От Коли? Н-нет, это мне в голову не пришло. Детские игры в вашем возрасте… Нет, я не мог догадаться…
— Какой вы странный!.. При чем тут детские игры?
Я хотела его испытать… Но дело не в этом. Вот вам чай, вот галеты. Вы не расстраивайтесь, пожалуйста. Ничего страшного не произошло. Ну, посидела немножко в шкафу… Я хотела даже его сломать… Но он такой крепкий, — оживленно болтала Лена, искоса поглядывая на Мишу.
Константин Потапыч нахмурился… Почему, собственно, он решил, что девочка забралась в шкаф с целью подслушивания и слежки? Она же еще ребенок. Спряталась от «брата», чтобы напугать или просто так… Играют же дети в прятки. Плохой он педагог, если не смог разобраться в таком простом поступке.
Коротко звякнул звонок. Миша и Лена вопросительно взглянули на Мальцева.
— Я открою. Это ко мне, — сказал он, поднимаясь из-за стола. — Думаю, что он выпьет с нами за компанию стаканчик чаю…
Пока Мальцев открывал дверь, пока пришедший раздевался, Лена успела приготовить чай. Миша напряженно слушал. Мальцев о чем-то бубнил с пришедшим, но слов разобрать было невозможно. Раза два он услышал имя Лены и свое, и это его еще больше насторожило. Новый гость молчал. Лена порывалась идти в прихожую, но Миша удержал ее.
И вдруг в гостиную, в сопровождении Мальцева, вошел Иван Васильевич. Это было так неожиданно, что в первый момент ребята от удивления вытаращили глаза.
— Ну что! Не ждали? — со смехом сказал Каратыгин.
Но Миша уже оправился и, без тени смущения, спросил:
— Чего не ждали?
— Такого гостя. Старый ваш знакомый…
— Не-ет… Странно вы говорите… Это ваш знакомый, а мы, например, видим его первый раз в жизни. Правда, Аля?
— Да. Я никогда не встречалась, — подтвердила девочка.
Константин Потапыч повернулся к Ивану Васильевичу, стоявшему около дверей, и подмигнул.
— Видал? Оказывается, ничего подобного… Первый раз тебя видят. Ай-ай-ай! Выходит, что ты мне наврал…
— Чего это вы все выдумываете!.. — проворчал Миша.
— Я, говорит, профессорских детей хорошо знаю, — продолжал шутить Каратыгин.
— Этого я тебе не говорил, Костя, — заговорил наконец Иван Васильевич, подходя к столу. — Я сказал, что хорошо знаю вот Мишу Алексеева и Лену Гаврилову, а профессорских детей видел мельком один раз.
— Иван Васильевич… Вы, значит… Я ничего не понимаю… — в замешательстве проговорил Миша.
— Сейчас все поймешь… Садитесь… Это мне чай? Ну что ж, не откажусь, — сказал Иван Васильевич, усаживаясь за стол и пододвигая к себе стакан. — Должен вам сразу сообщить, что пришел я с намерением отказаться от нашего плана. Да, дат Отказаться и отправить вас по домам. Но Константин Потапыч… Этого дядю зовут не Григорий Петрович и не Мальцев, а Константин Потапыч Каратыгин. Это мой старый друг. Я попросил его устроить вам проверку… Ну, говори, Костя…
Как они выдержали экзамен?
— Я же тебе все сказал… Вели они себя хорошо, естественно. Экзамен сдали бы на пятерку, если бы не история со шкафом. Правда, как выяснилось сейчас, это была детская игра в прятки, и ничего тут особенного нет, но я бы сказал, что в данной обстановке такая игра неуместна… Не следует заниматься такими играми. Мало ли что мог подумать Мальцев… Надо чувствовать себя постарше.
— Я об этом уже говорил ей, — вставил Миша. — Теперь она все поняла.
— А поняла ли? — спросил Иван Васильевич и, прищурившись, посмотрел на Лену.
— Честное ленинское, понялат — приложив руки к груди, как можно убедительнее сказала девочка,
— Мы сначала решили, что вы спрятались в шкаф, чтобы подслушать, — заговорил Иван Васильевич. — А это грубая ошибка. Ведь я вас предупреждал, что никакой инициативы проявлять не нужно… Без особой надобности. Забыть, кто вы и зачем здесь! Просто вы — дети Сергея Дмитриевича… и только! Занимайтесь своими делами. Ваше присутствие в этой квартире дает нам возможность понаблюдать за Мальцевым издали. Посмотреть, зачем он приехал, проверить его… А может быть, он и не враг. Ведь мы только подозреваем. Мы еще ничего не знаем. Ну, а если это окажется враг, то значит, он очень осторожный, умный и опытный… Константин Потапыч, например, сразу угадал, что вы в шкафу…
— По берету? — спросил Миша.
— Не только по берету. Я увидел ее сначала в окне, — пояснил Каратыгин.
— В шкаф вы, конечно, больше не полезете, — продолжал Иван Васильевич ровным голосом, — но можете выкинуть что-нибудь другое, когда Мальцев приедет… Вот это меня и беспокоит. Начнете подслушивать у дверей, задавать какие-нибудь вопросы…
Последние слова напомнили Мише его разговоры с мнимым Мальцевым и заставили сильно покраснеть.
— В нормальных условиях, — говорил Иван Васильевич, не обращая внимания на смущение Миши, — с нормальным человеком всякие такие вопросы были бы признаком вежливости, предупредительности. А сейчас это может показаться подозрительной назойливостью. Пускай Мальцев видит и чувствует, что вы заняты, учитесь, что у вас свои дела. Когда я был у Сергея Дмитриевича, он попросил сына налить нам чаю. Коля отказался. «Мне, — говорит, — папа, некогда. Попроси Алю…» И ушел.
— Ну, это нехорошо, — заметил Константин Потапыч.
— Что значит нехорошо? — возразил Иван Васильевич. — А если он действительно занят? Опаздывает на уроки.
— А Аля? — спросила Лена. — Она тоже такая?
— Вы, Алечка, себя отлично вели, — сказал Каратыгин. — Просто, заботливо. Такой вам и надо быть. Вот только в шкаф не лазайте. Играйте как-нибудь по-другому…
— Хорошо, — опустив глаза, тихо сказала девочка. Теперь ей стало стыдно за придуманную с Мишей ложь. Но ведь если они сознаются и скажут правду, Иван Васильевич отправит их по домам и поручит это дело кому-нибудь другому. «Нет. Пускай уж лучше думают, что это была игра в прятки».
— Мальцев приедет двадцатого или двадцать первого, — сказал Иван Васильевич. — Если будет можно, мы заранее предупредим вас, но надо быть наготове. У вас еще есть время… Привыкайте, практикуйтесь.
— Мы до сих пор срываемся, Иван Васильевич, — сознался Миша. — Нет-нет да и скажем… Она меня Мишей назовет, а я ее — Леной.
— Вот-вот. Это все имеет большое значение… И пусть шкаф напоминает вам об ошибке. Если задумаете что-нибудь сделать, сначала посмотрите на шкаф, — с улыбкой закончил Иван Васильевич.
