11. Знакомство с ворами
Иван Васильевич работал в своём кабинете, когда в дверь постучали.
— Войдите.
Вошёл Бураков. Он молча подошёл к столу и сел на указанное майором кресло.
— Ну, докладывайте.
— Все сделано как нельзя удачней, товарищ майор. Крендель оказался на рынке, как вы и предполагали. Там же случайно я встретил Алексеева и познакомил их.
— Так. А чего вы хмуритесь? — Кошки на сердце скребут, Иван Васильевич. Отправили мы хорошего парня в болото…
— Боитесь, что засосёт?
— Нет, не засосёт, но в грязи может перемазаться. Иван Васильевич встал, несколько раз молча прошёлся по кабинету. Затем снова сел за стол и сказал:
— Я думал об этом. Если бы не обстоятельства, если бы не крайняя необходимость, то, конечно, не стоило бы подвергать его такому испытанию. С другой стороны… лучше, если он пройдёт через это болото под нашим наблюдением. Ничего, ничего. Алексеев — мальчишка волевой. У него цель в жизни есть, и он сознательно к делу относится.
— Я понимаю, Иван Васильевич, но все-таки неприятно.
— Н-да… Скажите мне, Бураков: если бы у вас был сын в таком возрасте, отправили бы вы его туда?
— Своего сына?
— Да. При этих обстоятельствах. Бураков внимательно посмотрел на начальника и твёрдо сказал:
— Отправил бы… Но я бы ему сначала объяснил и следил бы…
— Следовательно, и сейчас вы должны поступать так, как поступили бы с сыном. Но думаю, что тревога ваша напрасна. Я давно присматриваюсь к нему. Парень падежный.
* * *
По набережной Фонтанки привёл Шурка Крендель своего спаси геля к Чернышёву мосту. Здесь стоял небольшой старинный дом.
Во двор дома свернул шедший впереди сгорбленный старичок с портфелем.
— Притопали! Ты подожди маленько внизу и подымайся по этой лестнице на третий этаж, — сказал вор.
— А чего ждать? — спросил Миша.
— Дома никого нет, а ключ у меня спрятан.
Перешагнув через лужу у двери, Крендель скрылся в подъезде. Скоро наверху раздался сильный стук, затем звонки. Миша подождал с минуту и начал неторопливо подниматься по лестнице. Стук и звонки повторились. «В чем дело? — подумал он. — И звонит, и стучит, а толку нет».
На площадке третьего этажа было четыре двери. Против правой двери стоял старичок, против левой, расположенной в глубине, — Шурка.
— Ну что?
— Да не открывают. Стучу, стучу, — сказал вор, подмигнув, и выругался.
Миша сразу догадался, что он выжидает, пока уйдёт сосед.
Секунд через десять Крендель снова забарабанил в дверь.
Как назло, старику тоже не открывали. Каждый раз после Шуркиного стука он спокойно дёргал за рукоятку звонка, поднимая за дверью сильный трезвон.
— Уснули они, что ли? — удивлялся старик, то поднимая, то опуская на пол пузатый портфель.
«А что, если у старика ключ тоже спрятан где-нибудь за обшивкой двери и он ждёт, когда Шурке откроют? — подумал Миша. — Так они до ночи простоят».
Крендель снова зло выругался.
— Ай, Шурка! Кого же вы так ругаете? — спросил старик. — Ведь у вас в доме только сестра или мать…
— Вот их и ругаю.
— Это нехорошо. Надо сдерживаться.
— Не учи учёного… — с раздражением сказал вор.
Старик, видимо, знал нрав и воспитание своего соседа и поэтому замолчал.
Снова и снова принимались они стучать и звонить, но двери по-прежнему не открывались.
Сначала Мишу забавляла эта история и он ждал, чем она кончится, но наконец ему надоело и он потянул за рукав Кренделя:
— Идём. Я что-то скажу. Они спустились вниз.
— Вы в одно время со стариком по лестнице поднимались? — спросил Миша.
— Ага. Я догнал его.
— Так я и думал. А теперь я подожду опять внизу, а ты иди открывай Иди, иди, старику уже открыли.
Через минуту Миша вновь поднялся на третий этаж. У открытой двери его поджидал Крендель.
— Слушай! А как ты узнал, что ему открыли? — спросил он, едва Миша показался на лестнице.
— Химический анализ и алгебра.
— Ты по-русски скажи.
— Он ждал, когда ты уйдёшь, — пояснил мальчик. Квартира, в которой жил Крендель с матерью и сестрой, была небольшая, удобная, но тёмная. Окна выходили в тёмный двор, и даже днём нужно было зажигать свет. Крендель вышел из комнаты. Миша огляделся. Длинная комната была завешана и заставлена всевозможными вещами. В углу стояли три швейные машины, пианино, несколько патефонов, много ненужной мебели. На стенах висели гобелены, ковры, картины. И все это уплотнено до предела, как на складе. Только у входа, около печки, было оставлено немного свободного места.
С чашками в руках вернулся Крендель.
— Садись. Я чай поставил. Матка скоро придёт — и поедим, — сказал он.
Крендель поставил чашки и достал из бокового кармана две продовольственные карточки.
— Сорвалась у меня сегодня одна. А эти здесь. Хотел выбросить, когда схватили, да не успел.
Из дальнейшего разговора Миша выяснил, что сестра Кренделя работала продавщицей в продовольственном магазине и с её помощью воры получали продукты по краденым карточкам. Сестру Кренделя звали Тоня, по фамилии Кукушкина, но среди воров она имела прозвище — Тося Чинарик. Мать числилась где-то в швейной артели и работала на дому.
— А чьи это вещи? — спросил Миша.
— Матка собирает, — махнув рукой, сказал вор. — Копит, копит зачем-то. Все ей мало. Вот посадят нас с Тоськой, пускай тогда проедает все.
Крендель не договорил. В прихожей раздался стук, и он пошёл открывать дверь.
В этом разговоре, проникнутом благодарностью и доверием к Мише, Крендель не употреблял жаргонных слов, ругался мало, и Миша потерял то напряжённое чувство охотника, с каким пришёл с рынка. Все стало как-то обыкновеннее. Но вот Крендель открыл дверь, и Миша замер. Следом за Кренделем в комнату вошёл тот самый франт с нахальными глазами, который передал на рынке противогаз Горскому.
— Вот если бы не он, быть мне в уголовке, Жора. Ты его знаешь?
Франт остановился против Миши и пристально посмотрел ему в глаза.
— Свой? Видел я тебя где-то… На рынке?
— Все может быть, — спокойно ответил Миша.
— Ну, здорово.
Он протянул руку, Миша подал свою и сразу попал в клещи… Но не тут-то было. Миша и раньше был не из слабых, а на судне, в работе со снастями, с инструментом, ещё больше окреп. Через минуту франт сделался красный как кумач и сдался.
— Стоп! Довольно.
Чтобы не испортить отношений, Миша разжал руку.
— Крепко!.. Что, Жора! Не на того нарвался, ха-ха! — торжествующе захохотал Крендель.
— Сильные у тебя пальцы, — сознался тот, — Не ожидал… Шурка, скоро Чинарик придёт?
— Скоро.
— Я пойду лягу. Ночью не спал.
— Иди.
Они вышли в соседнюю комнату. Миша пересел на диван и откинулся на спинку. С приходом франта он почувствовал себя настоящим разведчиком. Этот франт Жора связан со шпионами, — это он сам видел на рынке. С ним связаны Крендель, Чинарик и ещё какие-то люди, о которых вскользь упоминалось в разговоре.
Вернулся Крендель и рассказал про гостя. Жора — по кличке Брюнет — был сын инженера. Он давно убежал из дома и считался опытным вором, хотя никто из членов шайки не участвовал с ним в «деле». Он был их атаманом и любил окружать себя таинственностью. Никто не знал, где он живёт, сколько ему лет, как его настоящая фамилия, какова его воровская специальность, и даже относительно его национальности мнения членов шайки расходились. Известно было, что он всех старше, образованнее и даже знает иностранные языки. По выражению Кренделя, «котелок у него варил».
Рассказывая об атамане, вор часто запинался.
Миша молчал и «мотал на ус» все, что доверчиво выбалтывал ему новый знакомый.
Время бежало незаметно. С темнотой вернулась хозяйка квартиры, Кукушкина, и занялась приготовлением омлета из яичного порошка. Миша старался держать себя непринуждённо, но скромно. Сам молчал, а на вопросы отвечал коротко.
Пришли ещё два вора, по кличке Ваня Ляпа и Лёня Перец. Первый был маленького роста, круглолицый. Он похвастался золотым медальоном в виде сердечка на тонкой золотой цепочке. Такие старинные медальоны, давно вышедшие из моды, с забытыми фотографиями, с локонами волос внутри, во время блокады часто предлагались в обмен на продукты.
Лёня Перец, высокий, худощавый парень с длинными руками, принёс пол-литра разведённого спирта.
Когда омлет был готов, разбудили Брюнета и сели закусывать.
Пришёл ещё один паренёк, по имени Пашка. Из разговора с Кренделем Миша понял, что Пашка ещё не был полноправным членом шайки, но все шло к этому. Пашка работал и учился в ремесленном училище.
— Ну как, Жора? Поиграем сегодня? — спросил Пашка, едва успев поздороваться.
— А долг принёс?
— Принёс.
— Тогда сыграем. Выпей с нами. А ты чего не берёшь? — обратился Брюнет к Мише, видя, что тот отодвинул свой стакан.
Миша покраснел, но твёрдо ответил:
— Я не пью.
— Почему?
— Потому что не нравится.
Этот естественный и правдивый ответ обескуражил атамана.
— А ты пробовал? — спросил Перец.
— Если б не пробовал, не говорил бы.
— А вот и Чинарик! Вовремя!
В представлении Миши это должна была быть изящная, стройная девушка, с бледным лицом, чёрными глазами, завлекавшая на балах богатых мужчин, как это описывалось в старинных романах о разбойниках. На самом деле Тося Чинарик оказалась здоровой, курносой, краснощёкой девицей с широкими скулами, стрижеными волосами… Накрашенные губы, толстые руки и ноги…
— За здоровье Чинарика!
— Налейте Тосе!
— Уже пустая, — сказал Перец, перевёртывая бутылку над своим стаканом.
Брюнет взял Мишин стакан и передал пришедшей, Ни слова не говоря, она чокнулась со всеми и одним духом выпила спирт.
— Хвалю за храбрость! — Ай да Чинарик!
С приходом Тоси про Мишу забыли, и он был этим доволен. Получив свою порцию омлета, он сел поглубже на диван и молча наблюдал. Бросалась в глаза нервная напряжённость Пашки. По всему было видно, что тот торопится. Набрав воздух в лёгкие, зажмурившись, он выпил свою порцию, состроил гримасу и принялся торопливо есть омлет, с нетерпением поглядывая на соседей.
Выпитый алкоголь подействовал быстро. Стало шумно. Говорили наперебой, все разом, хвастаясь своими удачами. Из разговоров Миша понял, что они воровали у ротозеев, у зазевавшихся старух в толпе и в очередях, у неопытных подростков. Украсть у сильного мужчины с риском быть пойманным и избитым они не решались. Но зато подкараулить где-нибудь в пустом переулке и силой отобрать хлебную карточку у ребёнка, посланного в булочную больными или занятыми родителями, — это считалось обычным.
— Ну так что? Сыграем? — спросил атаман, когда все было съедено.
— Сыграем, — оживился Пашка. Крендель достал колоду карт.
— Ты играешь в очко? — спросил он Мишу.
— Играйте, играйте. Я посмотрю, а там будет видно.
— Если денег нет, я одолжу.
— Деньги есть.
Убрали посуду, вытерли на столе, и игра началась.
— Давай долг, — сказал атаман Пашке, пощёлкивая пальцами.
Ремесленник вытащил из кармана толстую пачку денег и дрожащими руками начал отсчитывать свой долг.
— Сколько у тебя тут?
— Сколько ни есть, все мои, — хмуро ответил Пашка, протягивая деньги атаману.
Первым раздавал карты Ваня Ляпа.
— Кто играет? Тося, тебе дать карту? — спросил он.
— Давай. Я для почина, на Шуркино счастье.
— А тебе? — спросил он Мишу.
— Немного поиграю.
Миша прекрасно знал, что азарт опасен, но ни одной секунды не думал, что может быть захвачен им. Во-первых, он не любил картёжной игры, а во-вторых, он здесь по важному делу. Принять участие в игре он решил для того, чтобы не вызвать подозрений. «Проиграю рублей тридцать — пятьдесят, — это полезно для знакомства», — подумал он.
Все играющие держали себя спокойно, кроме Пашки. Ремесленник начал волноваться ещё до игры, а сейчас на него было неприятно смотреть. Закусив губы, с лихорадочно горевшими глазами, бледный, дрожащими пальцами брал он карты. Выиграв, краснел и криво улыбался. Проиграв, бледнел и начинал пересчитывать деньги.
Наблюдая за играющими, Миша начал замечать, что длинноногий вор, по кличке Перец, мало интересовался своей игрой. Он переживал больше за других, мучительно завидуя тем, кто выигрывал, а так как каждый раз кто-нибудь обязательно выигрывал, то Перец страдал от зависти беспрерывно.
Игра разгоралась. Ставки делались все крупнее, Пришла опять очередь Пашки.
— Ну как? — спросил атаман.
— А сколько там?
— Сотня.
— Давай на все!
Брюнет широким жестом начал выбрасывать карты. Миша почувствовал вдруг, как его охватило волнение. Ему захотелось, чтобы выиграл этот жалкий, больной от азарта, белокурый парнишка-ремесленник.
— Сейчас я задумал насчёт тебя, — сказал Брюнет, обращаясь к Мише. — Если я выиграю, то, значит, так, а если проиграю, то наоборот.
— А что значит «так»? — спросил Перец, кусая ногти.
— Не твоё дело.
Брюнет открыл карты. Пашка показал свои.
Миша облегчённо вздохнул.
— Что-то мне не везёт, — сказал атаман, передавая карты Мише, но тот передвинул колоду дальше.
— Я так крупно не играю, — сказал он.
Пашка поставил выигранные у атамана сто рублей и роздал карты. Когда он закончил первый круг, в игре оказалось восемьсот рублей.
— Вот везёт! — сказал с завистью Перец. Пашка перетасовал карты, роздал и уже ничего не соображал от волнения. Ему продолжало везти. Во втором круге только Чинарик выиграла пятьдесят рублей. И когда Пашка закончил весь круг, на столе было больше двух тысяч рублей. Он, не считая, совал их в карман. Теперь на него было противно и страшно смотреть. Казалось, что ещё немного — и он сойдёт с ума.
Игра началась ещё крупнее и азартнее. Посторонние разговоры прекратились. Мише стало душно в этой гнилой атмосфере. Хотелось на воздух, на широкий простор Невы. Но он усилием воли подавил в себе желание уйти и снова начал наблюдать, прислушиваясь к замечаниям воров. Он понял, что для Пашки деньги потеряли всякую ценность. С лёгким сердцем вытаскивал тот из кармана крупные бумажки, считая их на штуки. И, словно в отместку за это, счастье ему изменило. Когда снова дошла до него очередь раздавать карты, в кармане нашлось только полтораста рублей. Пашка бросил их на стол и добавил к ним ещё двести, отложенные зачем-то в боковой карман. И на этот раз он опять проиграл. Больше денег не было. Пашка нагнулся к Кренделю и шепнул:
— Шура, одолжи.
— Уже продулся? — удивился тот и отсчитал ему пятьсот рублей.
Эти деньги Пашка проиграл за десять минут и снова попросил Кренделя, но тот отказал.
— Ты опять зарываешься, — тихо сказал он.
— Пашка, у тебя денег нет? — спросил атаман, видя, что тот шепчется с соседом. — Возьми у меня.
Пока атаман отсчитывал деньги, Миша решил, что нужно уходить. Ещё немного, и воры, что называется, «разденут» этого простака. Невыносимо было сидеть в этой накуренной комнате, среди подвыпившей компании воров. Противно смотреть на искажённые азартом лица. Мишу начало мутить от отвращения.
Было уже около десяти часов, и он сделал вид, что спохватился.
— Пора, — сказал он поднимаясь. — Надо уходить.
— Куда уходить? Сиди.
— Здесь ночевать я не собираюсь.
— Оставайся. Место найдём.
— Нет.
— Сыграл бы, а если у тебя денег нет, я дам, — предложил Брюнет.
— Нет. Я пойду.
Больше уговаривать не стали, и Миша, наспех попрощавшись, вышел в прихожую.
— Мишка… А где тебя искать? — спросил Крендель, выходя за ним, чтобы закрыть дверь.
— Давай сговоримся.
— На рынке я каждый день бываю.
— Ну, там и встретимся.
— А в случае чего, приходи вечером сюда. Мы каждый день собираемся, В темноте, держась за холодные перила, спустился Миша с лестницы. Выйдя во двор, ступил в лужу и промочил ноги. «Растяпа. Шёл сюда, видел эту лужу и вдруг забыл, — подумал он. — Разнервничался… Разведчик называется».
Выйдя на улицу, Миша глубоко и облегчённо вздохнул…
