7. Герой как святой

Прежде чем мы перейдем к последнему эпизоду жизни, нам остается рассмотреть еще один тип героя: святого или аскета, удалившегося от мира.

Очистив свой разум, сурово ограничивая себя во всем, отказавшись от предметов чувственного удовлетворения, отказавшись от звуков и всего остального, отринув и любовь, и ненависть, пребывая в одиночестве, питаясь скудно, контролируя речь, тело и мысли, вседа пребывая в состоянии медитации и сосредоточенности, культивируя освобождение от чувств, отвернувшись от высокомерия и стремления к власти, гордости и похоти, гнева и стремления обладать чем-то, с покоем в сердце и освободившись от собственного Я – человек становится достоин единения с Непостижимым.

Похоже на сюжет воссоединения с отцом, но скорее в его скрытых, а не явных аспектах: свершение шага, от которого отрекся Бодхисаттва, обретая форму, из которой нет пути назад. Цель не в парадоксальном двойственном видении мира, а в единении с Невидимым. Эго уничтожено. Как сухой лист на дереве, подхваченный ветром, тело продолжает передвигаться по земле, а душа уже растворилась в океане блаженства.

После того, как Фома Аквинский пережил мистический опыт во время служения мессы в Неаполе, он отложил перо и чернила и поручил другому человеку закончить последние главы своей «Суммы теологии». «Дни моего писательства закончились, – заявил он, – ибо такое было открыто мне, что все, что я написал и чему учил, представилось мне никчемным, поэтому уповаю я на Бога моего в том, что, равно как пришел конец моему учению, так и жизни моей наступит конец». Вскоре после этого, на сорок девятом году жизни, он умер.

Будучи по ту сторону жизни, эти герои оказываются по ту сторону мифа. Им уже незачем обращаться к мифу, так и мифу уже нечего сказать о них. Легенды о них существуют, но неизбежно представляют в искаженном виде и всю их набожность, и уроки, которые можно извлечь из их жизни; это описания на грани пошлой банальности. Эти герои вышли из царства форм, куда ведет нисходящий путь инкарнации и где остается Бодхисаттва – из царства видимого профиля Макропрозопа, Великого Лика. Когда сокрытое обнаруживается, оказывается, что миф – это предпоследнее, а безмолвие – последнее слово. В тот момент, когда душа уходит в сокрытое, дальше – тишина.

Царь Эдип узнал, что женщина, которую он взял в жены, – его мать, что человек, которого он убил, – его отец; он ослепил себя и в раскаянии бродил по земле. Фрейдисты утверждают, что каждый из нас убивает своего отца и берет в жены свою мать, всегда – но это происходит бессознательно: иносказательные символические пути осуществления этого действия и рационализации последующего вынужденного действия определяют наши биографии и общие пути цивилизации. Если бы чувствам было дано проникнуть в реальный смысл наших земных поступков и мыслей, мы бы познали то, что познал Эдип: мы внезапно обрушиваем жестокое насилие на собственную плоть. В этом суть легенды о Папе Римском, Григории Великом, рожденном от инцеста и жившем в инцесте. В ужасе он бежит на скалу в море и там раскаивается в самой своей жизни.

Дерево теперь превратилось в распятие: Белый Юноша, вкушающий молоко, становится Распятым, глотающим желчь. Разрушение приходит в былое царство весны. Однако за этим порогом, – ибо крест это сам путь (солнечная дверь), а не конец пути, – лежит блаженство в Боге.

Ил. 75. Эдип ослепляет себя (деталь, барельеф). Древний Рим, Италия, II–III вв. н. э.

Он отметил меня своей печатью, чтобы я не предпочла иной любви, кроме любви к Нему.

Зима минула; горлица поет; расцвели виноградники.

Господь Иисус Христос обручил меня Своим кольцом, и как Свою невесту короновал меня венцом. Платье, в которое облачил меня Господь, – это золотом расшитое платье великолепия, а ожерелье, которым он меня украсил, – бесценно.

8. Уход героя

Последний акт в истории героя – это смерть или уход. Здесь подводится итог всей его жизни. Бесспорно, герой не был бы героем, если бы смерть вызывала у него какой-либо страх; первым условием героизма является примирение со смертью.

Сидя под дубом Мамры, Авраам увидел вспышку света и почувствовал благоухание; оглянувшись вокруг, он увидел Смерть, приближающуюся к нему во всем своем великолепии и красоте. И Смерть сказала Аврааму: «Не думай, Авраам, что эта красота присуща мне или что я в таком облике прихожу к каждому человеку. Нет, но если кто-либо так же праведен, как ты, тогда я надеваю эту корону и прихожу к нему, если же он грешник, я прихожу в облике разложения, и из его грехов делаю корону для своей головы и потрясаю его великим страхом, так что он приходит в полное смятение». Авраам сказал ей: «Ты и есть та, что называют Смертью?» Она же ответила: «Я есть имя горькое». И Авраам ответил: «Я не пойду с тобой». И Авраам сказал Смерти: «Яви нам свое разложение». И Смерть открыла свое разложение, показав две головы, одна была с ликом змеи, вторая была подобна мечу. Все слуги Авраама, взглянув на растленный облик Смерти, умерли, но Авраам обратился с молитвой к Богу, и он поднял их. Так как вид Смерти не смог заставить душу Авраама оставить его тело, Бог отделил его душу как во сне, и архангел Михаил забрал ее на небо. После того как ангелы, принесшие душу Авраама, восславили Господа, воздав ему великую хвалу, и после того как Авраам преклонился перед Ним, раздался тогда голос Господа, и сказал Господь: «Отведите моего друга Авраама в Рай, туда, где жилища праведных Моих и обители святых Моих Исаака и Иакова в сердце его, где нет ни забот, ни печали, ни стенаний, а лишь покой и радость и вечная жизнь.

Сравним вот с этим сновидением.

Я оказался на мосту и встретил там слепого скрипача. Все бросали в его шляпу монетки. Я подошел ближе и увидел, что музыкант не слеп. У него было косоглазие, и он сбоку смотрел на меня косящим глазом. Внезапно там оказалась маленькая старушка, сидящая на обочине дороги. Было темно, и мне стало страшно. «Куда ведет эта дорога?» – подумал я. По дороге шел молодой крестьянин и взял меня за руку. «Ты хочешь пойти домой, – спросил он, – и выпить кофе?» «Отпусти меня! Ты слишком крепко держишь меня!» – закричал я и проснулся.

Герой, который в своей жизни видел мир с двух точек зрения, и после своей смерти остается объединяющим образом, например как Карл Великий, который не умер, а лишь погрузился в сон, и в судьбоносный момент должен пробудиться или находится среди нас в другом обличье.

Ацтеки рассказывают о крылатом змее Кетцалькоатле, монархе древнего города Толлана в период золотого века его процветания. Он обучил людей ремеслам, создал календарь и подарил народу кукурузу. Но когда его время истекло, он и его народ были побеждены более сильной магией вторгнувшегося к ним народа ацтеков. Тескатлипока, герой-воин более молодого народа и его времени разрушил город Толлан, и крылатый змей, царь золотого века, сжег за собой все жилища, укрыл в горах свои сокровища, превратил свои деревья какао в мескитовые и повелел своим слугам, птицам с многоцветным опереньем, лететь впереди него и в великой печали улетел. Он прибыл в город под названием Куаутитлан, где росло огромное и высокое дерево, и, подойдя к дереву, сел под ним и посмотрел в зеркало, которое принесли ему. «Я стар», – сказал он, и это место было названо «Старый Куаутитлан». Отдыхая снова в другом месте на своем пути и оглядываясь на оставшийся позади Толлан, он заплакал и его слезы прошли сквозь камень. В месте, где он сидел, остался след и отпечаток его ладоней. Потом он отправился дальше и встретил колдунов, которые, перградив ему путь, не давали ему идти, пока он не научил их обрабатывать серебро, дерево и перья, а также искусству рисования. Когда он пересекал горы, все карлики и горбуны, его спутники, умерли от холода. Потом он встретился со своим врагом Тескатлипокой, который победил его в игре в мяч. Потом он нацелил свою стрелу на большое дерево почотль; стрела тоже была как большое дерево почотль; так что, когда оно пронзило первое, получился крест. И вот так он продвигался вперед, оставляя после себя множество знаков и новых имен, и наконец пришел к морю. Он отчалил от берега на плоту из змей. Никто не знает, как он добрался до цели своего путешествия, в свой родной дом Тлапаллан.

Согласно другому преданию, на берегу он причес себя в жертву на погребальном костре, а из его пепла восстали птицы с многоцветным опереньем. Душа же его стала Утренней Звездой.

Жаждущий жизни герой может противиться своей смерти и на некоторое время отодвигать свершение своей судьбы. Пишут, что Кухулин услышал во сне крик «столь ужасающий и страшный, что он, как мешок, упал со своей кровати в восточном крыле дома». Он выбежал из дома без оружия. За ним бежала его жена, Эмер, неся его одежду и оружие. Он увидел повозку, запряженную одноногой гнедой лошадью, а дышло, проходя через ее круп, торчало изо лба. В повозке сидела женщина с красными бровями, закутанная в малиновую накидку. Рядом с повозкой шел огромный мужчина, также одетый в малиновый плащ. В руках у него был раздвоенный посох из орешника, а перед собой он гнал корову.

Кухулин объявил, что это его корова, женщина возразила, и Кухулин потребовал у нее ответа, почему говорит она, а не мужчина. Она ответила, что мужчина – это Уартуе-сцео Луахир-сцео. «Однако! – сказал Кухулин. – Удивительно длинное имя!» «Женщину, с которой ты разговариваешь, – сказал мужчина, – зовут Фебор бег-беоил квимдиуйр фолт сцеуб гифит сцео уат». «Вы смеетесь надо мной», – сказал Кухулин и запрыгнул в повозку. Он стал ногами на плечи женщины, приставив свое копье к ее голове. «Не играй со мной своим острым оружием!» – сказала она. «Тогда назови мне свое настоящее имя», – сказал Кухулин. «Тогда ты слезь с меня, – ответила она. – Я автор сатир и увожу эту корову в качестве награды за поэму». «Давай же послушаем твою поэму», – сказал Кухулин. «Только отойди подальше от меня, – сказала женщина, – не тряси копьем надо мной, меня этим не испугаешь».

Кухулин отошел от нее и оказался меж двух колес повозки. Женщина спела ему вызывающую и оскорбительную песню. Он снова приготовился прыгнуть, но тут в одно мгновение лошадь, женщина, повозка и корова исчезли, а на ветке дерева оказалась черная птица.

«Ты опасная колдунья!» – сказал Кухулин черной птице; ибо теперь он понял, что она была богиней сражений, Бадб, или Морриган. «Если бы я только знал, что это была ты, то мы бы так не расстались». «То, что ты сделал, – ответила птица, – принесет тебе неудачу». «Ты не можешь причинить мне вреда», – ответил Кухулин. «Отчего же, могу, – сказала женщина, – Я всегда сторожила и буду сторожить твое смертное ложе».

Затем колдунья сказала ему, что она ведет корову с волшебного холма Круахан, для того чтобы спарить ее с быком, принадлежащим этому мужчине по имени Квильн; когда же теленку исполнится год, Кухулин умрет. Она сама выступит против него, когда он будет сражаться у брода с человеком, «таким же сильным, таким же непобедимым, таким же ловким, таким же страшным, таким же неутомимым, таким же благородным, таким же отважным, таким же великим», как он сам. «Я превращусь в угря, – сказала она, – и затяну петлю вокруг твоих ног в воде». Кухулин ответил ей угрозой на угрозу, и она исчезла под землей. Но на следующий год, в предсказанном поединке у брода он победил ее и остался жить, чтобы умереть в другой день.

Отголоски символики спасения в потустороннем мире неожиданно и почти шутливо обыгрываются в последнем эпизоде народной сказки народа пуэбло о мальчике-кувшине.

В глубине родника жило множество женщин и девушек. Они подбежали к мальчику и стали обнимать его, радуясь, что их ребенок вернулся к ним. Так мальчик нашел своего отца, а также своих теток. Мальчик оставался там на одну ночь и на следующий день отправился домой и рассказал матери, что нашел своего отца. После этого его мать заболела и умерла. Тогда мальчик сказал себе: «Нет смысла мне оставаться с этими людьми». Поэтому, оставив их, он отправился к роднику. Там была и его мать. Таким образом они с матерью отправились жить к его отцу. Отцом его был Авайо’пи’ки (красная водяная змея). Он сказал, что не мог жить с ними наверху в Сикиат’ки. Поэтому он сделал так, что мать мальчика заболела и умерла и «пришла сюда, чтобы жить со мной. Теперь мы будем жить вместе», – сказал он сыну. Вот так мальчик и его мать остались там жить».

Этот рассказ, как и рассказ о женщине-улитке, точно повторяет сюжеты мифа. Вся прелесть этих двух рассказов в очевидной невинности действующих сил.

Рассказ о смерти Будды значительно отличается от них: не лишенный юмора, как и все великие мифы, но в высшей степени серьезный.

Ил. 76. Смерть Будды (барельеф). Индия, конец V в. н. э.

Благословенный в сопровождении множества жрецов подошел к дальнему берегу реки Хираннавати близ города Кусинара и роще солевых деревьев Упаваттана Малласа; и, приблизившись, он обратился к почтенному Ананде: «Ананда, будь добр, разложи мне постель меж двух солевых деревьев изголовьем на север. Я устал, Ананда, и хочу прилечь». «Хорошо, Преподобный Господин», – сказал смиренно почтенный Ананда Благословенному и разложил постель меж двух деревьев изголовьем на север. Тогда Благословенный лег на правый бок, подобно льву, и положил ногу на ногу, сохраняя сосредоточенность сознания. В это время два солевых дерева расцвели пышным цветом, хотя сезон цветения еще не наступил; и цветы их рассыпались по телу Татхагаты и неустанно осыпали его в знак почитания Татхагаты. С неба посыпалась небесная пудра сандалового дерева; она осыпала тело Татхагаты и падала и рассыпалась в знак поклонения Татхагате. И музыка звучала в небе в знак почитания Татхагаты, и было слышно, как поют небесные хоры в знак поклонения Татхагате.

Во время последовавших затем бесед, когда Татхагата возлежал, подобно льву, на боку, перед ним стоял великий жрец, почтенный Упавана, обмахивая его опахалом. Благословенный велел ему встать сбоку, после чего Ананда, лицо, сопровождающее Благословенного, обратился к Благословенному. «Преподобный Господин, – сказал он, – молю тебя, поведай мне, в чем причина и основание того, что Благословенный был резок с почтенным Упаваной, сказав ему: “Встань сбоку, жрец; не стой передо мною?”».

Благословенный ответил:

«Ананда, почти все божества изо всех десяти миров собрались, чтобы видеть Татхагату. Ананда, на двенадцать лиг вокруг города Кусинары и в рощах солевых деревьев Упаваттана Малласа негде волоску упасть – всюду теснятся могущественные боги. И эти боги, Ананда, гневаются и говорят: “Издалека явились мы, чтобы видеть Татхагату, ибо нечасто и в исключительных случаях Татхагата, святой и Высший Будда, является в мире; теперь же, этой ночью, в последнюю стражу, Татхагата уйдет в Нирвану; и этот великий жрец стоит перед Благословенным, заслоняя его, и мы не можем видеть Татхагату, хотя близки его последние минуты”. Вот почему эти боги рассержены, Ананда».

«Преподобный Господин, что же делают боги, которых видит Благословенный?»

«Одни из богов, Ананда, в воздухе, их умы исполнены земных страстей, они рвут на себе волосы и громко плачут, простирают свои руки и громко плачут, падают головой ниц и качаются взад и вперед, молвя: «Слишком скоро Благословенный уйдет в Нирвану; слишком скоро Свет Мира померкнет!» Иные из богов, Ананда, на земле. Их умы исполнены земных страстей, они рвут на себе волосы и громко плачут, простирают руки и громко плачут, падают головой ниц и качаются взад и вперед, молвя: “Слишком скоро Благословенный уйдет в Нирвану; слишком скоро Свет Мира померкнет!”. Те же боги, что вольны от страстей, сосредоточенно внимая истине в сознании своем, те без нетерпения молвят: “Преходящи все вещи. Разве возможно, чтобы что-либо рожденное, появившись на свет и живя, будучи тленным, не умерло? Такое невозможно”».

Последние беседы продолжались некоторое время, и Благословенный дал утешение своим жрецам. Затем он обратился к ним:

«Теперь, о жрецы, я покидаю вас; все составляющие бытия преходящи; усердно добивайтесь своего спасения».

И это было последнее слово Татхагаты.

После этого Благословенный погрузился в первый транс; выйдя из первого транса, он погрузился во второй транс; выйдя из второго транса, он погрузился в третий транс; выйдя из третьего транса, он погрузился в четвертый транс; выйдя из четвертого транса, он вошел в царство бесконечности пространства; выйдя из царства бесконечности пространства, он вошел в царство бесконечности сознания; выйдя из царства бесконечности сознания, он вошел в царство пустоты; выйдя из царства пустоты, он вошел в царство, где нет ни восприятия, ни невосприятия; выйдя из царства, где нет ни восприятия, ни невосприятия, он пришел к прекращению восприятия и ощущения.

После чего почтенный Ананда сказал почтенному Ануруддха следующее: «Почтенный Ануруддха, Благословенный ушел в Нирвану». «Нет, брат Ананда, Благословенный еще не вошел в Нирвану; он пришел к прекращению восприятия и ощущения».

Выйдя из царства прекращения восприятия и ощущения, Благословенный вошел в царство, где нет ни восприятия, ни невосприятия; выйдя из царства, где нет ни восприятия, ни невосприятия, он вошел в царство пустоты; выйдя из царства пустоты, он вошел в царство бесконечности сознания; выйдя из царства бесконечности сознания, он вошел в царство бесконечности пространства; выйдя из царства бесконечности пространства, он погрузился в четвертый транс; выйдя из четвертого транса, он погрузился в третий транс; выйдя из третьего транса, он погрузился во второй транс; выйдя из второго транса, он погрузился в первый транс; выйдя из первого транса, он погрузился во второй транс; выйдя из второго транса, он погрузился в третий транс; выйдя из третьего транса, он погрузился в четвертый транс; и выйдя из четвертого транса, Благословенный тут же погрузился в нирвану.