3. Спасение извне

Герою, для того чтобы вернуться в обыденный мир из сверхъестественного приключения, может потребовать помощь извне. Тогда посланник мира должен прийти к нему и увести его за собой. Ибо нелегко отказаться от высшего блаженства и расколоть себя на куски, вернувшись в обыденный мир. «Кто, отрекшись от мира, – читаем мы, – возжелает снова вернуться в него? Он бы желал быть только там». Но пока человек жив, жизнь будет манить его. Общество завидует тому, кто остается за его пределами, и придет за ним. Если герой не хочет этого и, как Мучукунда, непреклонен в своем решении, нарушитель спокойствия переживает страшное потрясение; но, с другой стороны, если тот, кого зовут, всего лишь не спешит с возвращением – погруженный в блаженное состояние совершенного бытия (напоминающее смерть) – его спасают, и искатель приключения возвращается.

Ил. 47. Воскрешение Осириса (барельеф). Египет эпохи Птолемеев, 282–145 гг. до н. э.

Когда Ворон из эскимосской сказки влетел со своими палочками для разведения огня в чрево самки кита, он оказался у входа в большую комнату, в дальнем конце которой горела лампа. Он увидел там красивую девушку и удивился. Комната была сухой и чистой, ее потолок подпирал позвоночник кита, а ребра образовывали ее стены. Из трубки, идущей вдоль позвоночника, в лампу медленно капало масло.

Когда Ворон вошел в комнату, девушка взглянула на него и закричала: «Как ты сюда попал? Ты первый человек, что вошел сюда». Ворон рассказал ей, как он это сделал, и она предложила ему присесть у противоположной стены комнаты. Эта девушка была душой (inua) кита. Она накрыла стол для гостя, угостила его ягодами и маслом, и рассказала о том, как она собирала эти ягоды в прошлом году. Ворон на протяжении четырех дней оставался гостем Души в чреве кита, и все это время пытался понять, что это за трубка на потолке. Всякий раз, когда женщина выходила из комнаты, она запрещала ему прикасаться к этой трубке. Но на этот раз, когда она вышла, он подошел к лампе, протянул лапу, и в нее упала большая капля, которую он слизал языком. Она оказалась такой сладкой, что Ворон снова сделал то же самое, а затем стал ловить одну за другой каждую падающую каплю. Однако вскоре от жадности ему показалось, что капли падают слишком медленно, поэтому он потянулся вверх, оторвал кусок трубки и съел его. Едва он сделал это, как в комнату хлынул поток масла, загасил свет, а сама комната стала сильно раскачиваться. Эта качка продолжалась четыре дня. Ворон едва не умер от усталости и от грохота, не прекращавшегося все это время. Затем все стихло, и комната перестала раскачиваться. Ворон повредил одну из сердечных артерий самки кита, и она умерла. Душа никогда больше не появлялась. Тело кита водой выбросило на берег.

Но теперь Ворон оказался в ловушке. Пока он размышлял, что же ему делать, он услышал разговор двух мужчин, взобравшихся на спину кита, которые решили позвать всю деревню, чтобы помочь им справиться с китом. Очень скоро люди прорубили дыру в верхней части огромной туши. Когда дыра стала достаточно большой, и все люди ушли с кусками мяса, чтобы отнести их на высокий берег, Ворон незаметно вышел на волю.

Но спустившись на землю, он тут же вспомнил, что оставил внутри свои палочки для разведения огня. Он снял свое облачение ворона, и, вернувшись, люди увидели маленького черного человечка, одетого в шкуру неизвестного животного. Они с любопытством смотрели на него. Он предложил им свою помощь, засучил рукава и принялся за работу.

Вскоре один человек из тех, что работали внутри кита, закричал: «Смотрите, что я нашел! Палочки для разведения огня в брюхе кита!» Ворон сказал: «Вот тебе на, но это же плохо! Моя дочь однажды рассказывала мне, что, когда внутри кита, брюхо которого разрезали люди, находили палочки для разведения огня, то многие из этих людей умирали. Нужно бежать отсюда». Он спустил рукава и ушел и люди поспешили вслед за ним. А потом Ворон вернулся и некоторое время пировал в одиночестве.

Один из наиболее значительных и любопытных синтоистских японских мифов, который считался древним еще в VIII столетии, когда его внесли в «Записи о делах древности», рассказывает о том, как в непростой период становления человечества прекрасная богиня солнца Аматэрасу вышла из своей небесной пещеры.

«Синто», или «путь Богов», – это древний свод верований японцев, который в отличие от буддизма представляет собой культ верований в жизнь и ее хранителей (духов, силу предков, героев, Божественного правителя, ныне здравствующих родителей и ныне живущих детей верующего), а не в божеств, которые освобождают человека от постоянного замкнутого круга последовательных перерождений (Бодхисаттв и Будд). Молитва синтоистским богам заключается в сохранении чистоты душевной: «Что такое очищение? Это не просто омовение тела святой водой. Это следование по верному и высоко нравственному пути». «Божеству угодны добродетель и искренность, а не богатые подношения».

Аматерасу, богиня-прародительница, это главное божество в народном пантеоне, но она всего лишь высшее проявление невидимого, трансцендентного, но при этом имманентного, универсального Бога: «Восемьсот мириад богов – это всего лишь различные воплощения одного и того же божества, Кунитокотачи-но-Ками, Вечного Божественного Бытия Земли, Великого Единства Всех Вещей во Вселенной, Изначального Бытия Рая и Земли, вечно существующих от начала до конца света. «Какому божеству поклоняется Аматерасу в уединении, пребывая на райской равнине? Она поклоняется своему Существу, заключенному внутри нее самой, воплощающему Божество, стремясь взрастить в себе божественную сущность путем сохранения внутренней чистоты и так воссоединиться с Ним.

Поскольку божество имманентно присутствует во всем сущем, все существующие вещи – святые, даже в горшки и кастрюли на кухне императора: вот что такое Синто, «путь Богов». Император находится на самом верху иерархии и потому заслуживает высочайших почестей, но такое же благоговение должно испытывать перед всем сущим, всеми окружающими нас вещами. «Божество, внушающее благоговение, проявляет себя даже в маленьком листочке на дереве и стебельке травы». Поклонение Синто заключается в том, чтобы благоговейно относиться ко всем окружающим нас вещам, а Чистота заключается в том, чтобы поддерживать нравственное начало в себе самих, следовать высшему примеру божественного молитвенного почитания Божества в себе, как это делает богиня Аматерасу. «Господь видит все невидимое в тишине, сердце человека искренне возвышается от Земли (из стихов императора Мейдзи)».

Эта легенда рассказывает о том, как тот, кого пытались спасти, вовсе не желал этого. Бог буги Сусаноо, брат Аматэрасу, разбушевался. И, несмотря на ее безграничное терпение, попытки утихомирить его не увенчались успехом, он все бесчинствовал на ее рисовых полях и крушил все вокруг. Она окончательно оскорбилась, когда он проломил дыру в крыше ее ткацкой комнаты и сбросил вниз «небесного пегого коня, предварительно содрав с него шкуру», при виде его все богини, что деловито ткали волшебные одежды богам, так перепугались, что умерли от страха.

Аматэрасу, пришедшая в ужас от этого зрелища, удалилась в свою небесную пещеру, закрыла за собой дверь и заперлась там. Это был ужасный поступок, ибо исчезновение солнца в конце концов означало бы конец вселенной, которая только-только зарождалась. С исчезновением Аматэрасу вся равнина верхних небес и вся срединная земля тростниковых полей погрузились во мрак. По всему миру разбушевались злые духи, появились многочисленные предвестники беды, голоса мириад богов были подобны мухам, роящимся во время пятой луны.

И вот восемь миллионов богов собрались на божественный совет в русле небесной реки и попросили одного из них, бога по имени Мысль-Несущий, придумать план. В результате их совещания было изготовлено множество вещей божественной силы, среди них зеркало, меч и ткани для подношения. Было установлено огромное дерево, украшенное драгоценностями, были доставлены петухи, которые могли непрестанно петь, были зажжены большие костры, было устроено великое празднество. Зеркало высотой восемь футов привязали к средним ветвям дерева. А юная богиня по имени Удзуме исполняла веселый, шумный танец. Восемь миллионов богов так развлекались, что их смех заполнил воздух, а равнина высоких небес сотрясалась.

Богиня солнца услышала в своей пещере этот веселый шум и очень удивилась. Ей захотелось узнать, что же там происходит. Слегка приоткрыв дверь своего небесного каменного жилища, она так заговорила изнутри: «Я думала, что после моего ухода равнина небес погрузится во тьму, равно как и тростниковые равнины срединной земли: отчего же тогда веселится Удзуме и смеются с ней все восемь миллионов богов?» Тогда заговорила Удзуме, молвив: «Мы радуемся и довольны, потому что есть божество более яркое, чем ты, августейшая». Пока она говорила это, двое из богов вынесли вперед зеркало и почтительно показали его богине Солнца Аматэрасу; а она так удивилась, что не заметила, как вышла из пещеры и уставилась в зеркало. Могучий бог схватил ее за божественную руку и вытащил наружу; в это время другой бог протянул через вход позади нее соломенную веревку (называемую сименава – shimenawa) и промолвил: «Ты не должна возвращаться дальше веревки!» После чего и равнина верхних небес и тростниковые равнины срединной земли снова озарились светом. Теперь солнце каждую ночь на некоторое время может уходить – как и сама жизнь – в освежающий сон; но великая веревка сименава не допускала того, чтобы оно исчезло на долгое время.

Ил. 48. Аматэрасу выходит из пещеры (ксилография). Япония, 1860 г.

Богиня, а не Бог Солнца, это ценная деталь, дошедшая до нашего времени из архаического, по-видимому, когда-то широко распространенного мифологического контекста. Великое материнское божество Южной Аравии является женщиной-солнцем Илат. На немецком слово солнце (die Sonne) женского рода. По всей Сибири и в Северной Америке в разных местах сохранились рассказы о женщине-солнце. И в сказке о Красной Шапочке, которая была съедена волком, но вызволена из его брюха охотником, мы можем видеть отдаленные отголоски того же приключения, что произошло с Аматэрасу. Такие следы сохранились во многих странах; но только в Японии некогда великая мифология все еще имеет большое значение в культуре; ибо Микадо – прямой потомок внука Аматэрасу, а она почитается как одно из верховных божеств национальной традиции Синто и как предок императорской семьи. В ее приключении ощущается иное отношение к миру, чем в более известных сейчас мифологиях солнечного бога: в нем мы чувствуем нежность к этому чудесному дару света, сердечную благодарность за то, что мы можем видеть мир вокруг нас – то, что раньше, должно быть, было характерной чертой религий разных народов.

Зеркало, меч и дерево – эти символы узнаваемы. Зеркало, в котором отражается богиня и которое выманивает ее из убежища, где она прячется, не желая показываться никому, символизирует мир, сферу отраженного образа. Божеству доставляет удовольствие видеть в нем свою собственную славу, и это удовольствие сопряжено с актом проявления себя и «творения». Меч символизирует молнию. Дерево – это Мировая Ось, символ исполнения желаний и плодородия; такое же дерево устанавливается в христианских домах во время зимнего солнцестояния, в период возрождения или возвращения солнца: радостный обычай, унаследованный от германского язычества, которое дало современному немецкому языку его женское имя Sonne. Танец Удзуме и шумный смех богов – это часть карнавала: после ухода верховного божества в мире началась неразбериха, и все радуются приближающемуся возрождению. А Великая сименава – веревка из соломы, которая была натянута за спиною богини, когда она снова явилась в мир – это символ милосердного чуда возвращения света. Эта сименава является одним из самых заметных, важных и безмолвно выразительных традиционных символов народной религии Японии. Она висит над входами в храмы, украшенная гирляндами вдоль улиц в праздник Нового года, она символизирует обновление мира на пороге возвращения. Если христианский крест – самый выразительный символ мифологического перехода в пучину смерти, то сименава является простейшим условным знаком воскрешения. Вдвоем они представляют таинственную границу между мирами – реальную, но невидимую нить.

Аматэрасу – это восточный двойник, сестра великой Инанны, верховной богини, о которой повествуют древние шумерские клинописные храмовые таблички и чья история о нисхождении в преисподнюю нам уже знакома. Инанна, Иштар, Астарта, Афродита, Венера – таковы имена, которые ей давали в разных западных культурах, сменявших друг друга, и она уже символизировала не солнце, а звезду, носящую ее имя, и луну, и небеса, и плодородную землю. В Египте она стала богиней Звезды Собаки, Сириуса, и ее ежегодное появление на небе оповещало о наступлении сезона разлива реки Нил, когда земля становится плодородной.

Как мы помним, Инанна спустилась с небес в преисподнюю, в страну своей сестры-противоположности, царицы Смерти Эрешкигал. Она оставила позади своего посланника Ниншубура с указаниями, как вызволить ее, если она не вернется. Она предстала нагою перед семью судьями; они обратили на нее свои взоры и она превратилась в труп, а труп – как мы помним – подвесили на столбе.

 

Прошло три дня и три ночи,

Посланник Инанны Ниншубур,

Ее вестник добрых слов,

Заполнил небеса стенаниями по ней,

Оплакивал ее в храме ассамблей,

Метался по дому богов, прося за нее.

Как нищий в одно покрывало оделся он ради спасения ее,

И к Экур, к дому Энлиля в одиночку направил свой шаг.

 

Это начало спасения богини, и в нем описан случай, когда героине уже хорошо известны законы мира, в который она вступает, и она заранее позаботилась о том, чтобы ее оттуда вызволили. Сперва Ниншубур отправился к богу Энлилю; но тот изрек, что Инанна, спустившись от великого высшего в великое низшее, должна подчиниться законам нижнего мира. Затем Ниншубур отправился к богу Нанна, но он изрек, что она сошла с великого высшего в великое низшее и что в нижнем мире должно подчиняться законам нижнего мира. Ниншубур отправился к богу Энки; и тот придумал план. Он создал два бесполых существа, вручил им «пищу жизни» и «воду жизни» и приказал отправиться в нижний мир и шестьдесят раз причастить этой пищей и водой подвешенное мертвое тело Инанны.

Ил. 49. Богиня восстает (мрамор). Италия/Греция, 460 г. до н. э.

Энлилом звали шумерского бога воздуха. Нанна был богом луны и мудрости. Во времена создания этой легенды (III тысячелетие до н. э.) Энлил был верховным божеством шумерского пантеона. Он был вспыльчив. Он насылал наводнения. Нанна был одним из его сыновей. В мифах нескладный бог Энки обычно выступает в роли помощника. Он был покровителем и помощником Гильгамеша и героя наводнения Атархазиса-Утнапиштима-Ноя. Мотив соперничества Энки и Энлила продолжается в классической мифологии в противостоянии Посейдона и Зевса (Нептуна и Юпитера).

 

На мертвое тело, свисающее со столба, они направили

страх огненный лучей,

Шестьдесят раз пищей жизни и шестьдесят раз водою

жизни они причащали его.

И встала Инанна.

И поднялась Инанна из нижнего мира,

Ануннаки бежала,

И любой из верхнего мира мог спокойно спускаться

в нижний мир;

Когда Инанна поднималась из нижнего мира,

Воистину вперед нее устремились мертвые.

Инанна поднималась из нижнего мира,

И маленькие демоны, подобные тростнику,

И большие демоны, подобные стилям табличным,

Шли рядом с ней.

Тот, кто шел впереди нее, держал в руке жезл,

Тот, кто шел рядом с ней, имел оружие у пояса.

Те, что шли перед ней,

Перед Инанной,

Были существами, не знавшими ни пищи, ни воды,

Не евшими окропленной муки,

Не пившими вина возлияния,

Отнимающими жену от чресел мужа,

Отрывающими дитя от груди кормящей матери.

 

В окружении этой жуткой толпы призраков бродила Инанна от города к городу по землям Шумера.

Эти три примера из абсолютно разных культур – Ворон, Аматэрасу и Инанна – представляют собой достаточно яркий пример спасения героя извне. На последних стадиях приключения они демонстрируют, как герою постоянно помогает сверхъестественная могущественная сила, которая сопутствовала избранному на протяжении всего его испытания. Когда он не может надеяться на свое сознание, в силу вступает бессознательное, он возрождается и возвращается в мир, из которого пришел. Вместо того чтобы держаться за свое эго и спасать его, как в историях, повествующих о волшебном побеге, он со своим эго расстается, но оно, как величайший дар свыше, возвращается к нему.

Это подводит нас к последней кульминации героического круга, к тому моменту, для которого все удивительное странствие было лишь прелюдией – а именно, к парадоксальному и сложнейшему моменту преодоления порога героем, который возвращается из мира мистического в повседневный мир. Независимо от того, спасают ли его извне, следует ли он внутренним импульсам или идет вперед, деликатно направляемый божественной волей, ему еще предстоит вновь войти вместе со своей благословенной добычей в давно забытую среду, где люди, будучи частицами, считают себя целым. Ему еще предстоит предстать перед обществом со своим разрушительным для собственного эго и спасительным для жизни эликсиром и выдержать, отвечая на вопросы, диктуемые здравым смыслом, устоять перед непримиримым негодованием и тем, что добрые люди не в состоянии его понять.

Ил. 50. Возвращение героя: Самсон с дверьми храма/Христос Воскрес/Иона (гравюра). Германия, 1471 г.