Глава 3

Возрождение!

Слезы закончились, как мне показалось, довольно быстро, и я, подняв голову, увидел, что стою на пороге храма. Я вновь Клеменс! «Ёшкин-матрёшкин», – сказал я по-русски так коряво и с акцентом, будто заправский баварец. И тут же увидел человека, сидящего в конце длинного зала этого странного храма, снаружи казавшегося в длину не более чем двадцати шагов, а на деле – не меньше ста!

Я встал, оправившись от слез, и зашагал к человеку.

Пока шел, осознал, что раньше я никогда не плакал. Эта сентиментальность начала даже слегка раздражать меня. Подойдя к человеку, я поприветствовал его по римским традициям, от сердца к солнцу, Ave, Caesar.

Кресло, на котором сидел человек, стояло на небольшом пьедестале, вызывая ассоциации с царским троном. Незнакомец указал перстом на второе кресло в трех шагах от себя. Я сел и попытался тут же начать говорить, однако был остановлен жестом руки этого человека и замолчал. Так мы сидели в полной тишине еще около десяти минут, а когда я вновь попытался заговорить, то был опять остановлен жестом, – это начинало злить и навевать ту самую тревогу от невозможности контролировать реальность. Повсюду стояли полумрак и дымка. «Такие спецэффекты храмные товарищи делать умеют. Нанести жути и мистики», – подумал я раздражительно. К тому же в расположение когорты я должен был попасть до заката, который уже приближался.

Мой изрядно вспыльчивый характер был мне неподвластен. Я такого никогда не замечал в рассудительном Константине. «Похоже, у меня едет крыша», – поставил диагноз я сам себе.

В храме нас было двое. Лица человека я никак не мог разглядеть, но мне почему-то казалось, что это седой старец. И вдруг он резко и легко вскочил, сделал два шага к моему креслу и уставился на меня.

Передо мной стоял молодой человек лет двадцати от роду, с абсолютно голубыми, как адриатика, глазами, с русыми волосами и легкой улыбкой сорванца. Его глаза смотрели не на меня, а как будто в глубь меня, в глубь головы, тела, души. Я ощутил себя малым ребенком, о котором знают все.

– Ну давай, Клеменс, начинай рассказывать свои небылицы, – произнес он, вышагивая взад-вперед.

– Небылицы! Какие небылицы! Почему небылицы?! Ты не можешь знать, о чем я хочу рассказать.

– Константин, ближе к делу. Тебе ведь надо было меня кое о чем расспросить. Вернее, не лично меня, но надо. Так задавай же свои вопросы побыстрее.

От этой его дерзости и всезнания у меня помутился рассудок, я злился и одновременно чувствовал себя бессильным, не понимал, что говорить, поэтому просто молча отвернулся с нахмуренным лицом в знак протеста и сделал глубокий многозначительный вздох, а сам старался расслабиться и прийти в чувство в эти секунды затишья перед бурей, дабы сформулировать пресловутые вопросы.

– Ладно, давай я тебя расслаблю, – весело сказал этот чудодей.

И он прикоснулся к моей груди ладонью, жар которой я почувствовал даже через кожаный доспех.

Я вдруг ощутил, как будто тяжелый камень, распирающий меня изнутри, мешающий мыслить, выпал из груди, подобно сброшенному балласту, и мне тут же стало легче дышать и в голове наступило прояснение.

– Как? Как ты это сделал? Кто ты такой? Что происходит?

– Все в порядке, успокойся. На самом деле ты легионер из Апулии. Урожденный римлянин. Потомок этрусков. Зовут тебя Клеменс Флавий. А происходит то, что ты начал вспоминать свое будущее воплощение, которое произойдет через… примерно две тысячи семнадцать лет!

– Как это – будущее воплощение, какое будущее воплощение? Я же Константин из России, из Москвы, я же помню всю свою жизнь, я же был на шоу двойников, а потом меня переклинило, и я оказался здесь!

– Ты будешь Константином, Клеменс. Но не скоро… прежде нам предстоит сделать кое-что очень важное, то, ради чего стоит жить.

– Это что – перемещение во времени? Слушай, объясни нормально, а то я в полном непонимании, как тебя там?!

– Хочешь, зови меня Иешуа, хочешь – Кришна, хочешь – Дионис, хочешь – Митра. Сколько имен не давали мне за последние пять тысячелетий и сколько еще до этого. М-да, отдохнул Отец на вас за эти годы, придется исправлять немало всего.

– Ты – Иешуа, ты – Иисус?! Ты что, Бог? Это как? И что надо исправлять? Расскажи толком, что происходит?

– Ты историю в школе хорошо учил?

– Не жалуюсь, неплохо.

– Хорошо. Представь, что очень скоро меня предадут, поймают, распнут, объявят мессией, начнут всех кормить моей плотью и спаивать мою кровь, в мою честь будут убиты миллионы ни в чем не повинных людей в псевдорелигиозных войнах, все новые и новые апологеты, извращая мои знания, будут обосновывать свои секты и называть себя мессиями, и между ними возникнет война, которая будет длиться сотни и тысячи лет. Моим именем уничтожат целые народы Нового Света, убьют миллионы прекрасных дев, ведающих матерей и ведающих мужей в Старом Свете, что были людьми знаний, а не веры. После моего распятия начнется самая страшная веха в истории мира и человечества. И как ты думаешь, кто и ради чего меня распнет? И кто со столь рьяным желанием захочет захватывать мир и убивать миллионы, говоря всем, что именно я так хочу и что это великое благо для всех, насаждая рабскую идеологию огнем и мечом?

– То есть ты хочешь сказать, что кто-то тебя убьет и твоим именем будут творится величайшие злодеяния в течение двух тысяч лет?! И вся история человечества, доселе известная, – это вой на непосредственно против человечества за счет веры людей, за счет создания религий?

– Несомненно! А ты как думал? До моего распятия ничего подобного не было. Был просвещенный мир шумерской и египетской цивилизаций, римской культуры, полученной в наследство от этрусков. На севере царит Великая нравственность и культура славянских, сарматских и скифских народов, древнейших народов земли, живущих в природе и славящих свой Род и предков, как основу жизни на земле, но которых тоже уведут во тьму и забвение и обзовут дикарями и варварами, выступая супротив них каждый век и получая от них отпор, но шакалы, возвращаясь в свои логова, вновь будут точить на них зуб. А на западном континенте красные народы, живущие также в тончайшей связи с живым миром, с миром растений и животных, будут почти полностью истреблены и извращены горе-колонизаторами. На востоке же существовало аутентичное высочайшее знание желтых народов о физическом теле и душе человека, об их соединении, и это тоже предадут забвению и забудут их великое единое прошлое, заменив это все пластмассой и дешевыми джинсами, разрушенным институтом семьи и безобразным образом жизни, в основе которого поклонением золотому тельцу и фастфуду, гомосексуализму и Гоморре. Но никто и не задумается, что ни один народ или раса, ни одна нация или государство не выживет на земле без поддержки другого. Все четыре народа – белый, желтый, красный и черный – все они призваны блюсти свои традиции и свои границы ровно так, как было испокон веков и тысячелетий заповедано их предками, жившими в тончайшем равновесии, благодаря чему планета жива до сих пор, а не уничтожена, как планета Фаэтон, или выжжена, как Марс! Но нарушение же этого равновесия между народами влечет страшную беду, Клеменс.

– Я даже никогда об этом не задумывался. А ведь и в правду, на земле четыре цвета кожи! Четыре народа!

– Да, и разделение этих основных народов на национальности и поднароды – преступно и искусственно сделано врагами человечества, чем замечательным образом пользуются сильные мира сего, чтобы пудрить мозги людям. Это лишь сеет раздор и распри между этими народами, чтобы кукловодам было проще управлять! И сие правило старо как мир, – разделяй и властвуй!

– Но как же так? Если ты Бог, то как Рим убьет тебя. Вернее, убил тебя?!

– Боги тоже люди. Люди тоже боги! Все в этом мире имеет начало и конец. Боги во плоти имеют законы плоти, а она не столь вынослива, как душа. Вопрос силы сознания и духа, а не тела. Да и к тому же меня не просто убьют. Это целый ритуал, целый процесс, полный символизма и мистических ритуалов.

– Ладно-ладно. Допустим. Но я-то тут при чем? Что я могу сделать? Костя я или Клеменс – без разницы!

– А ты, Клеменс… А у тебя особое сердце и склад разума, и тебе предстоит многое понять, познать, обучиться, удивиться, отречься и вновь понять и сделать окончательный выбор. Ты верный солдат своего отечества. Рим любит тебя и твою семью. Но если ты согласишься, то нам предстоит сделать колоссальную работу над этим миром. Как минимум – спасти, а как максимум – пробудить! Ты со мной?

– Ты, по-моему, меня плохо знаешь. Или хорошо. Но как же я смогу тебе помочь? Я же простой человек.

– Клеменс, посмотри на меня. Я тоже обычный человек, просто у меня есть развитые способности (вы в двадцать первом веке называете их паранормальными, эзотерическо-магическими знаниями). На самом деле это не более чем «раскачанные» функции человеческого мозга, которые есть у всех и у каждого, используя их, мы сможем исправить одну из самых страшных ошибок человечества.

Мое здравомыслие и логика воспротивились изнутри.

– Хорошо, ладно, допустим, это я понял… Нам надо спасти людей, мир, человечество и все такое. Но у меня есть встречное предложение, давай поступим так: я тебя не знал, ты меня не знал. Верни меня в Москву или я уйду спокойно в расположение своей когорты, тем более что меня, должно быть, уже обыскались, и мы забудем это все как недоразумение…

Не успев закончить свою фразу, я увидел на его лице легкую улыбку.

– Конечно, Клеменс, хорошо. Возвращайся в расположение, тем более там тебя уже ожидает гонец с важным письмом. Я больше тебя не буду тревожить. До встречи в Иерусалиме.

Его слова не произвели на меня особого впечатления: великая премудрость – знать, что наша когорта идет в Иерусалим. А вот про истории, что знает Костя, – это он действительно загнул, но все же не поразил, потому что я не могу вот так довериться какому-то молодому сумасшедшему. Хотя, быть может, это уже я сумасшедший.

Когда я вышел из храма, солнце все еще висело над горизонтом, будто не прошло и минуты с того момента, как я вошел в здание. «Наверное, это все галлюцинации, – подумал я, – все эти травы, благовония». Неподалеку от храма я увидел ряд построек, похожих на ферму, и решил там реквизировать коня. И тут заметил вдалеке скачущий мне навстречу отряд из пяти всадников, вероятнее всего, из расположения нашей когорты.

Я встал посреди дороги, ожидая, пока они приблизятся ко мне вплотную. Выражение их лиц не предвещало ничего хорошего: как минимум – взбучку от командира по возвращении.

Всадники принесли за собой огромный столб пыли, так что дышать было невозможно, и из этого песочного облака я услышал крик задыхающегося от галопа всадника:

– Клеменс Флавий – это вы?

– Ну допустим! – отозвался я с такой же силой, что он даже слегка опешил.

– Меня зовут Тит Вителлий, я всадник из расположения Двадцать первого Стремительного легиона, расположенного в Иерусалиме. Ваша когорта вошла в Иерусалим вчера. Нас послали разыскать вас. Мы вас ищем уже пятый день! И только сегодня днем получили записку, что вы в храме Митры! По вам вышел приказ, ознакомьтесь!

Мое сердце бешено заколотилось от негодования и злости, моя грудь наполнялась песком и ненавистью к этому святоше, сознание не принимало то, что происходило в эти минуты. Искали пять суток?! Но как так? По мне приказ! Все, похоже, я пропал! И как он, о боги, это сделал?!

Я протянул руку, аккуратно и медленно взял приказ, всматриваясь в глаза всадника Тита, однако, к моему удивлению, не увидел в них беспокойства и тревоги, какого-то злорадства или сожаления, напротив, я чувствовал его сокрытое дружелюбие ко мне. Чтобы всадник благоволил легионеру – небывалое дело!

ccc

qqq Приказ

Легионер Клеменс Флавий, состоящий на службе в I когорте XIII легиона под началом Центуриона Лентула Криспа, освобожда ется от службы данной и переводится по велению моему в личную мою преторианскую гвардию за заслуги перед Римской империей и во имя Славы Рима. Приказываю явиться оному на службу до 7-го числа месяца Июля Великого Цезаря Гая.

Претор Иудеи Пилат Понтийский

/ccc

Моему удивлению не было предела. Я перечитал приказ дважды и вошел в легкий ступор. Моя жизнь перевернулась с ног на голову за считанные минуты. Сам претор Иудеи назначил меня в свою личную охрану! Откуда он вообще знает обо мне?!

– Клеменс, уже вечер пятого июля, и до Иерусалима еще скакать и скакать. Нам нужно немедленно выдвигаться, – сказал напряженно Тит.

– Хорошо! – ответил я. – Скачем!

Мне тут же выделили лошадь, и я, вскочив на нее, дал во весь опор. В моем сознании был сумбур, в котором я пытался разобраться и проанализировать все, что произошло со мной. Впрочем, у меня это слабо получалось. Да и теперь это неважно.

Меня напрягало во всей этой ситуации только одно. Я – Костя в Клеменсе или Клеменс в Косте? Я легионер или хирург? Ибо я отчетливо ощущаю и вижу в своем сознании улицы Москвы, потоки машин и людей, все достижения нашей (той) современной цивилизации, которых здесь нет и в помине.

Хотя, помнится, будучи Костей, в юности я прекрасно воображал, как сражаюсь легионером, что спасаю во время сражения Орла нашего Легиона и поднимаю его так высоко, что враги, упав духом, тут же сдаются, а меня награждают всеми наградами, которые только возможно было получить легионеру. Это был мой триумф.

А ведь и правда, я грезил в юности римскими временами. Я этот период жизни и увлечение будто позабыл. Ведь он был таким интересным! Сколько же я прочел книг про Рим, про походы Цезаря на Галлию, про императора Актавиана, про этрусков, оказавших столь сильное влияние на римскую культуру. А теперь я здесь!

А этот странный Иешуа… ведь он сказал, что Костя – именно будущее мое воплощение, тем самым отчасти облегчив самоидентификацию и немного обрадовав меня.

Итак, я – Клеменс Флавий, легионер и гражданин Римской империи, и моя карьера пошла в гору. Допустим.

Но зачем мне тогда вспомнилось будущее воплощение – Константин из России, из 2017 года от Рождества Христова?!

Именно от Рождества Христова, а я ведь живу еще во времена «до Рождения» некоего Христа из Назарета и сейчас идет, сейчас идет, сейчас…

и в моей памяти откуда ни возьмись проявились даты: шел 733 год от основания Рима, или 3731-й от сотворения мира по иудейскому календарю, или 5463-й от сотворения мира по египетскому летоисчислению, или 5488-е лето от сотворения мира в звездном храме по славянскому Коляды дару (календарю). Эти мысли беспорядочно бегали в моей голове, повторяясь раз за разом! Да откуда же я это все знаю? Для меня это оставалось загадкой.

Мы продолжали упорно скакать, лошади то и дело переходили на рысь, а значит, сильно устали и нуждались в отдыхе! Поэтому мы остановились в одной из уездных таверн на недолгий сон, как сказал Тит, буквально на четыре часа.

Мы сели отужинать. Я ел так, как никогда в жизни. Видимо, это сказывалось пятидневное голодание, пока я общался с Иешуа, хотя по ощущению наш диалог длился не дольше тридцати минут. Но, даже набив желудок, я чувствовал голод, который никак не отпускал меня. Времени на отдых было все меньше и меньше, и я, поднявшись на второй этаж, завалился на кровать прямо в одежде и закрыл глаза, погрузившись в сладкий сон. И сразу же в том темном пространстве, что было перед моим закрытым взором, возник его образ, образ Иешуа. Я то и дело открывал глаза, пытаясь избавиться от видения, но, закрывая, вновь видел его и, отчаявшись и устав бороться, решил уснуть так. Я засыпал с таким вкусным предвкушением чего-то грандиозного и прекрасного, уходил в сон с пролетающими образами моего великого будущего.

Я проваливался в образы сна, что были живее реальности. Вот я личный гвардеец у Понтия, где отличное жалованье и много привилегий, а вот я уже трибун в Риме, вот моя жена, вот дети, я своими добрыми делами славлю Рим и свой род, а вот и славная богатая старость и…

Слезы закончились, как мне показалось, довольно быстро, и я, подняв голову, увидел человека, сидящего в конце длинного зала. Я вновь Клеменс! «Ёшкин-матрёшкин», – сказал я по-русски коряво и с акцентом, будто заправский баварец.

Я ГДЕ-ТО ЭТО УЖЕ ВИДЕЛ. Дежавю.

Я оказался вновь в храме Митры и вновь увидел этого Иешуа в конце храма. Не сдержавшись, побежал к нему с окриком «Какого лешего ты делаешь со мной?!» – и услышал довольный, но тихий и спокойный голос:

– Присаживайся, Клеменс. Нам о многом еще нужно поговорить, – произнес он с улыбкой на лице.

– Это что было? Сон? Что ты вообще творишь? Что за издевательства? – возмущенно восклицал я, как маленький мальчик, которого незаслуженно наказали.

– Это все игры разума, Клеменс, это вероятность твоей судьбы, твоего будущего, куда я могу тебя направить, если ты будешь верить и доверять мне. Как видишь, я кое-что могу, но мне, как никогда, нужна твоя помощь! Этот мир в небывалой опасности. В такой опасности, как никогда ранее, ни в одной из эпох, мне известных, где цена ошибки – это все земное человечество. И именно поэтому ты и начал вспоминать свое будущее воплощение.

– Какой мир в опасности? Ты о чем, а? Где реальная реальность, я уже совсем запутался?!

– Я тебе показал твое будущее здесь, могу показать твое будущее и будущее всего мира там, в двадцать первом веке!

– Ну уж не…

И, не успев договорить, увидел, как он, подскочив ко мне, положил руки на мою голову, и я провалился в какую-то темную бескрайнюю бездну, словно выброшенный из тела комок сознания.