Глава 1

Лицо, как и всегда, хранило следы минувшей ночи. Кожа пересохла, темные круги под глазами стали гораздо заметнее, чем в момент отхода ко сну.

Дениса гримасничала перед зеркалом. Вот уже целый час она пыталась усовершенствовать свой внешний вид, но никак не могла добиться удовлетворительного результата.

– Ты выглядишь как шлюха и пахнешь как шлюха, – подражала она голосу своей бабки, выводя стрелки на глазах.

Шум из соседних комнат общежития возвещал о том, что прочие жильцы уже давно бодрствовали и что близится вечер. Это была привычная какофония звуков: звон бутылок, стук в соседские двери, чтобы разжиться куревом, вечное журчание воды в древнем туалете с душем, общем для обитателей этажа и упомянутом в договоре аренды в качестве исключительного достоинства данного жилья.

Мини-сообщество датчан-неудачников на одной из самых мрачных улиц Фредериксстадена готовилось встретить очередной вечер, не имея какого-либо четкого плана.

Покрутившись перед зеркалом, Дениса подошла вплотную к отражению и пригляделась к своему лицу.

– Ну-ка, зеркальце, скажи, кто на свете всех прекрасней? – пробормотала она со снисходительной улыбкой, погладив отражение кончиками пальцев. Затем вытянула губы, скользнула рукой вдоль бедра, потом выше к груди, слегка прикоснулась к шее и взъерошила волосы. Смахнула несколько налипших шерстинок ангоры, нанесла немного тонального крема на пару участков лица с недостаточно толстым слоем косметики и удовлетворенно отстранилась от зеркала. Выщипанные ровными дугами брови в сочетании с ресницами, обработанными специальным средством для роста, прекрасно дополняли образ, придавая взгляду дополнительную глубину и выгодно подчеркивая цвет глаз. С помощью этих нехитрых средств ей удалось создать вокруг своего образа надлежащий ореол недоступности.

В общем, она была готова к покорению мира.

– Меня зовут Дениса, – произнесла она, напрягая шейные мышцы. Более темный тембр голоса сложно было себе представить. – Дениса! – шепотом повторила она, медленно двигая губами, и опустила подбородок как можно ниже.

Это неизменно оказывало магический эффект. Возможно, кто-то мог бы истолковать подобную мимику как готовность подчиниться, но на самом деле все оказывалось с точностью до наоборот. Ведь именно под таким углом зрения женские ресницы и сверкающие зрачки эффектнее всего приковывали внимание находящегося напротив мужчины.

«Всё под полным контролем», – кивнула она сама себе, закручивая крышку тюбика с тональным кремом и запихивая арсенал косметики в зеркальный шкафчик.

Наскоро окинув взглядом крошечную комнату, Дениса констатировала, что впереди ее ожидает несколько часов неприятной работы – ей предстояло собрать раскиданную одежду, застелить постель, перемыть стаканы и выкинуть мусор и пустые бутылки.

«Проклятье», – пронеслось у нее в голове, пока она расправляла одеяло и взбивала подушку. Дениса думала о том, что справедливо в отношении любого из «сладких папочек»: как только они добиваются желаемого, им становится плевать на все.

Затем она села на край кровати и наскоро проверила содержимое дамской сумочки на наличие необходимых мелочей и атрибутов. Бодро кивнула – она готова к встрече с миром со всеми его соблазнами.

Некстати послышавшийся со стороны двери звук заставил ее обернуться. Клик-клак, клик-клак. Ненавистное прерывистое щелканье.

«Что-то рано ты заявилась», – успела подумать она, прежде чем дверь, отделявшая общий коридор от лестничной клетки, открылась.

На часах почти восемь – так зачем она притащилась? Время обеда давным-давно прошло.

Дениса посчитала секунды и раздраженно вскочила с кровати, когда к ней в комнату постучали.

– Доченька! – крикнула мать. – Открой мне, пожалуйста!

Взяв себя в руки, Дениса бесшумно выдохнула. Если долго не отвечать, мать уйдет.

– Дениса, я знаю, что ты там. Открывай-ка, мне надо сказать тебе кое-что важное.

Дениса уронила плечи.

– И что же? Может, ты принесла мне продукты? – крикнула она в ответ.

– Сегодня – нет… Эй, пойдем поедим внизу, Дениса? Только сегодня. Бабушка пришла!

Дениса подняла взгляд на потолок. Значит, ее бабка тоже стояла под дверью. От сознания этого факта у нее увлажнились подмышки, а пульс подскочил.

– А мне плевать на бабушку. Я ненавижу эту сучку.

– Ох, Дениса, не говори так… Может, все-таки впустишь меня на секунду? Мне очень нужно с тобой поговорить.

– Не сейчас. Оставь продукты под дверью, как обычно.

Мужчина с дряблой кожей, который занимал комнату чуть дальше по коридору, с утра пораньше успел выпить пива и теперь отчаянно причитал на тему своей неудавшейся жизни. Если не брать его в расчет, в коридоре разом смолкли все звуки. Дениса не удивилась бы, узнав, что все соседи навострили уши; но какое ей дело до них? Могли бы просто проигнорировать ее мамашу, как поступила она сама.

Дениса постаралась абстрагироваться от увещеваний матери и прислушалась к завываниям бледнокожего соседа. Все разведенные мужики в общежитии были невероятно убогими и не заслуживали ни малейшего внимания. Как вообще могли они надеяться на светлое будущее, имея такую внешность? Да они насквозь провоняли грязной одеждой и с головой потонули в алкоголе, пафосно лелея собственное одиночество. Как они могли опуститься до столь жалкого существования, идиоты безмозглые?

Дениса фыркнула. А сколько раз стояли такие типы у нее под дверью, стараясь соблазнить ее беседой и дешевым вином из «Альди», а во взгляде их читалась надежда на совершенно другие, более близкие отношения…

Упаси бог когда-нибудь связаться с мужчиной из общаги!

– Она принесла нам денег, Дениса, – мать продолжала настаивать на своем.

И тут Дениса навострила уши.

– Тебе надо непременно спуститься со мной, потому что, если ты этого не сделаешь, она ничего не даст нам на следующий месяц.

Перед следующей фразой возникла небольшая пауза.

– И тогда ведь нам совсем не на что будет жить, Дениса, а?! – в отчаянии воскликнула мать.

– А ты не можешь кричать погромче, чтобы уж и в соседнем здании все тебя услышали? – отозвалась Дениса.

– Дениса! – голос матери дрогнул. – Я предупреждаю тебя. Если бабушка не даст нам денег, тебе придется обратиться в социальную службу, потому что за этот месяц я не заплатила за твою комнату. Но, может, ты и так собиралась это сделать?

Дениса сделала глубокий вдох, подошла к зеркалу и в последний раз вытянула губы. Всего десять минут в обществе старой карги, и та наконец отвалит. Дениса не ждала от этой встречи ничего, кроме потока грязи и взаимных препирательств. Эта ведьма ни на секунду не оставит ее в покое. Она неустанно требует и требует, а чего Дениса не в силах была выполнить, так это многочисленных условий со стороны окружающих ее людей. Эти настоятельные требования лишь высасывали из нее все силы и энергию.

Они утомляли ее.

В квартире матери на первом этаже вполне ожидаемо пахло заменителем черепашьего мяса из банки. Изредка тут подавались слегка просроченные котлеты или рисовый пудинг в пластиковой «колбаске». Когда мать приглашала ее на обед, рассчитывать на антрекот не приходилось, вопреки многообещающим, хоть и немного потускневшим, серебряным подсвечникам с потрескивающими свечами.

И вот в этой бутафорской атмосфере уже поджидала ее во главе стола настоящая хищница, опустив уголки рта и нацелившись на добычу. Денису едва не сшиб с ног запах дешевого парфюма и пудры, до продажи которых не снизойдет ни один уважающий себя магазин.

Бабка разверзла блеклые, потрескавшиеся губы. Возможно, эта гримаса была призвана заменить улыбку, но Денису было не так просто провести. Она попыталась досчитать до десяти, но на этот раз успела дойти только до трех, прежде чем началась вербальная атака.

– А! Значит, маленькая принцесса все-таки соизволила спуститься и поздороваться!

Неприветливое и осуждающее выражение застыло на лице бабки после беглого взгляда на голый пупок Денисы.

– Уже при полной боевой раскраске… На тебя теперь каждый обратит внимание. А не то можно было бы говорить о катастрофе, верно, Доррит?

– Ты можешь больше меня так не называть?! Вот уже почти десять лет, как я сменила имя.

– Ну, раз уж ты так любезно попросила, конечно, могу. Обычно тебе не свойственна такая вежливость. Значит, считаешь, это имя подходит тебе больше… Дениса?! Есть в нем что-то французское. На ум приходят потаскухи, прогуливающиеся по бульварам. Так что соглашусь – это имя тебе больше к лицу. – Бабка скользнула взглядом по ее фигуре сверху донизу. – Что ж, по-моему, прекрасный на тебе камуфляж. Молодец, хорошо подготовилась к очередной охотничьей вылазке… – Старуха и не думала останавливаться.

Дениса отметила про себя, как мать пытается смягчить тон беседы, осторожно прикоснувшись к руке бабушки. Как будто это когда-нибудь действовало. Даже тут ее мать всегда являлась слабым звеном.

– И чем же ты теперь занимаешься, можно поинтересоваться? – продолжала бабушка. – Ты вроде собиралась пойти на какие-то новые курсы, может быть, на этот раз в роли преподавателя? – Она прищурилась. – Кажется, ты думала податься в мастера по раскрашиванию ногтей? Я уже не успеваю следить за всеми твоими любопытными занятиями, так что тебе придется мне помочь. Эй, а может, ты сейчас как раз бездельничаешь? Ну уж нет, разве можно такое предположить!

Дениса молчала. Сдерживалась, чтобы не ответить.

Бабушка приподняла брови.

– Ах, ну да, наверное, ты слишком крутая для того, чтобы работать, я угадала?

Зачем она все это спрашивает, если и так знает ответ? Зачем она сидит здесь с гримасой отвращения на лице и трясет своими жесткими седыми патлами? Так и хочется плюнуть ей в лицо. И что же удерживает Денису от этого действия?

– Дениса собиралась записаться на курсы, чтобы выучиться на коуча, – отважно встряла мать.

Тут произошла великая метаморфоза. Бабка широко раззявила пасть, так что даже разгладились морщины на ее лице, и в следующую секунду разразилась таким приступом хохота, изрыгаемого из самых глубин ее нутра, что Денисе стало не по себе.

– Вот, оказывается, о чем она раздумывает! Забавно представить себе, как Дениса учит других. Только чему, осмелюсь поинтересоваться? Неужто можно найти хоть одного человека на нашей бренной земле, кто захочет, чтобы его учила пигалица, которая сама умеет лишь наводить марафет? В таком случае наш мир попросту замер на месте.

– Мама… – попыталась остановить ее мать Денисы.

– Помолчи, Биргит, дай мне сказать. – Она вновь обратилась к Денисе: – Скажу прямо. Я не знаю ни одного настолько ленивого, бездарного и оторванного от реальности человека, как ты, Дениса. Ты ведь вообще ничего не умеешь, давай признаем это. Быть может, настала пора попытаться подыскать работу под стать твоим скудным компетенциям?

Бабка напрасно ожидала получить ответ. Она покачала головой. Дениса уже знала, к чему идет.

– Я не раз говорила это прежде и предупреждала тебя, Дениса. Возможно, ты считаешь, что сидеть вот так, свесив ножки, совершенно в порядке вещей? Это просто потрясающе. Но ты не настолько красива, моя милая, и, боюсь, уж точно не станешь красивее лет эдак через пять.

Дениса с шумом выдохнула. Еще пара минут, и она сбежит отсюда.

Бабка повернулась к своей дочери с таким же холодным презрением во взгляде.

– Ты и сама была такой же, Биргит. Всегда думала только о себе и палец о палец не ударила, чтобы чего-то добиться. Что бы ты делала без меня и отца? Если б мы всё за тебя не оплачивали, пока ты впустую тратила время, одержимая манией величия?

– Мама, я все-таки работала. – Мать произнесла эту фразу с жалобной интонацией. На протяжении долгих лет ее попытки возразить попросту растворялись в воздухе.

Бабка потрясла головой и вновь обратилась к Денисе:

– А ты! Ты не сможешь устроиться на работу даже туда, где надо просто аккуратно складывать шмотки; даже не рассчитывай на это.

Дениса развернулась на сто восемьдесят градусов и скрылась на кухне, ощущая за собой отголоски бабушкиной отравы.

Если б можно было изобразить в качестве диаграммы то, что творилось у нее внутри, здесь в равных пропорциях присутствовали бы закостенелая ненависть, чувство мести и сплошной поток образов из прежней жизни, искаженных бабкиным восприятием. Дениса вновь и вновь выслушивала эту клевету и всякий раз испытывала боль, что не могло ее не раздражать. Про то, из какой чудесной семьи вели свое происхождение они с матерью. Про золотые годы, когда дед содержал собственную обувную мастерскую в Рёдовре и неплохо зарабатывал.

Вздор! Разве женщины в этой семье не сидели всегда дома, предоставленные сами себе? Разве не находились они исключительно на попечении собственных мужей, не занимались целиком и полностью домашним хозяйством, не ухаживали за членами семьи и так далее?

Вот то-то и оно!

– Мама! – раздался крик из комнаты. – Не надо обращаться с ней так жестоко, она…

– Денисе двадцать семь лет, и она ничего не умеет, Биргит. НИЧЕГОШЕНЬКИ! – орала ведьма. – Как вы собираетесь жить, когда меня не станет, скажи мне? А ты подумай об этом, ибо можете не рассчитывать, что я оставлю вам сколь-нибудь приличное наследство. Вообще-то у меня есть свои собственные потребности.

И это тоже они с матерью уже слышали сто раз. Сейчас она начнет нападать на мать Денисы. Обзовет ее голодранкой, неудачницей, затем обвинит в том, что та наделила дочь всеми собственными плохими качествами.

Отвращение и ненависть отзывались у нее в районе диафрагмы физическим дискомфортом. Дениса терпеть не могла этот пронзительный голос, требования и обвинения. Она ненавидела собственную мать за слабость и за то, что та не смогла удержать рядом с собой мужчину, который позаботился бы о них. Ненавидела бабку за то, что она-то как раз это сумела.

И когда уже она наконец преставится?!

– Я сматываюсь, – холодно бросила Дениса, вернувшись в столовую.

– Неужели? Ну, тогда вы не получите вот это. – Бабка вытащила из сумки небольшую пачку купюр достоинством в тысячу крон и потрясла ею перед присутствующими.

– Дениса, подойди сюда и сядь, – попросила мать.

– Да-да, подойди и сядь, прежде чем отправишься торговать собой, – обрушилось на девушку очередное оскорбление. – Отведай дрянного угощения матушки, а потом отправишься веселиться с мужиками. Но берегись, Дениса, ибо на такую, как ты, никогда не западет нормальный парень! Шваль с искусственными волосами ненатурального оттенка, ненастоящая грудь, дешевые побрякушки и неестественный цвет лица… Неужели ты думаешь, что тебя не раскусят за одну секунду, милая моя? Или ты считаешь, что нормальный мужик не отличит элегантную женщину от дешевой потаскухи? Может, ты надеешься, что, стоит тебе лишь раскрыть свой красный, как почтовый ящик, рот, приличный человек не заметит, что ты ни черта не знаешь и не можешь поддержать разговор? Не заметит, что ты всего лишь ноль без палочки?

– Ты ничего обо мне не знаешь, – процедила Дениса. Почему старая грымза никак не остановится?

– Ага! Ну так расскажи мне наконец, что ты собираешься делать, прежде чем «смотаться», как ты выражаешься. Поведай мне, чтобы и я была в курсе, меня эта тема чрезвычайно интересует. Какие у тебя планы? Быть может, ты метишь в кинозвезды? Помнится, в детстве, когда ты была куда приятнее, чем теперь, ты буквально бредила этой идеей. А возможно, тебя больше привлекает стезя художника, несомненно знаменитого? Ну давай же, говори скорее, мне не терпится узнать о твоей очередной затее! Чем ты будешь морочить голову своему социальному консультанту на этот раз? А может быть…

– Да заткнись ты уже наконец! – не выдержав, заорала Дениса, перегнувшись через стол. – Замолчи, отвратительная тварь! Ты сама ничуть не лучше. Или ты способна делать еще что-то, кроме как извергать яд?

Если б эта тирада сработала! Если б бабка откинулась на спинку стула и притихла, Дениса в кои веки раз получила бы возможность спокойно посидеть и доесть отвратительное коричневое месиво. Но не тут-то было.

Мать Денисы была действительно потрясена, она сидела и ковыряла ногтями сиденье стула; а вот бабка ничуть не смутилась.

– «Заткнись», говоришь?! И это все, на что способны твои куриные мозги? Ты, наверное, полагаешь, что твои лживые отвратительные слова сразят меня наповал? А ты знаешь, я тут подумала – придется мне повременить с выдачей вам материальной помощи до тех пор, пока ты сама ко мне не придешь и не извинишься, искренне и внятно.

Дениса так резко вскочила из-за стола, что задрожал сервиз. Разве может она позволить ведьме насладиться триумфом и позорно лишить их с матерью средств к существованию?

– Бабушка, отдай деньги маме, или я сама у тебя их заберу! – прошипела она. – Выкладывай деньги на стол, иначе пожалеешь!

– Кажется, ты угрожаешь? Я правильно трактую твой тон? – прошептала бабка в ответ, поднимаясь со стула.

– Может, хватит уже? Эй вы, двое! Сядьте на место! – увещевала их мать. Но никто ей не внял.

Дениса слишком ясно представляла себе перспективу. Бабка никогда не оставит ее в покое. Прошлым летом ей исполнилось шестьдесят семь, а судя по ее складу, она намерена дожить как минимум до девяноста. Впереди открывалось будущее, состоящее из нескончаемых упреков и скандалов.

Дениса прищурилась.

– Бабушка, послушай. Я не вижу между нами большой разницы. Ты вышла замуж за отвратительного престарелого нациста, который обеспечивал тебя всю жизнь. Чем же это лучше?

Эти слова потрясли старуху. Она резко откинулась назад, словно в нее плеснули чем-то едким.

– А разве не так? – продолжала кричать Дениса, пока ее мать причитала, а бабка бросилась натягивать верхнюю одежду. – И на что мы теперь должны жить, а? Эй, ты! Отдай нам деньги, черт возьми!

Она потянулась за пачкой денег, но бабка сунула купюры под мышку. Тогда Дениса развернулась на сто восемьдесят градусов. Даже захлопнув за собой дверь, она прекрасно слышала все, что происходит в квартире.

Она стояла на лестничной площадке, прислонившись к стене, и переводила дух, мать за дверью рыдала и умоляла. Но ее мольбы все равно ни к чему не приведут, Дениса знала это по опыту. Лишь тогда, когда она с кротким взглядом и непокрытой головой предстанет перед каргой в унылом пригороде, старуха выложит деньги на стол. Но девушка не собиралась ждать так долго.

Хватит.

Дениса вспомнила, что в морозильной камере ее мини-холодильника была припрятана бутылка «Ламбруско». Обычно комнаты в общежитии были оборудованы только раковиной с зеркалом, кроватью да платяным шкафом из ламинированного ДСП, но холодильник был ей жизненно необходим. Пропустив пару бокалов охлажденного вина, «сладкие папочки» становились куда более щедрыми, чем обычно.

Она вытащила бутылку и зафиксировала в памяти уровень содержимого. Как она и предполагала, вино замерзло в лед, но пробка держалась в горлышке крепко. Такая красивая бутылка содержала в себе множество потрясающих возможностей…