Пивной путч

Речи фюрера становились все более угрожающими:

– Нас называют бандой антисемитов. А мы такие и есть! Мы хотим поднять бурю. Нельзя, чтобы люди спали, когда приближается буря. Мы не позволим распять Германию. Называйте нас жестокими, если хотите. Но если мы спасем Германию, мы совершим величайшее дело на земле.

В январе 1922 года его приговорили к трем месяцам тюремного заключения условно за организацию беспорядков на митинге Баварской лиги, чей председатель был избит. Когда Гитлер впервые после вынесения приговора выступал, ему устроили настоящую овацию.

В других германских землях партия была запрещена. 15 марта 1923 года Верховный суд Германии подтвердил законность запрета. А в Баварии, где сосредоточились антидемократические силы, нацистская партия была разрешена. Начальником мюнхенской полиции с 1919 года был Эрнст Пёнер. Он покровительствовал Гитлеру и покрывал штурмовиков.

В начале апреля 1923 года Людендорф и Гитлер провели в Мюнхене военные учения, в которых приняли участие шесть тысяч человек – штурмовики и боевые националистические группы, которые образовались из добровольческих корпусов. 1 мая 1923 года они провели в Мюнхене демонстрацию под лозунгом «Не допустим левого переворота!». Вся полиция была стянута, чтобы помешать нацистам маршировать с оружием в руках. Нацистам пришлось сдать оружие, и только тогда им позволили пройти в центр города.

На фоне острейшего экономического кризиса в Германии все пошло вразнос. Если в Пруссии, Саксонии, Тюрингии осенью 1923 года коммунисты готовили вооруженный мятеж, то в Баварии тон задавали ярые националисты. Численность нацистской партии увеличилась сразу на тридцать пять тысяч человек, штурмовых отрядов – на пятнадцать тысяч.

Федеральное правительство ушло в отставку. Новым канцлером стал либерал Густав Штреземан, в его кабинет вошли и социал-демократы. Баварские власти фактически не признали новое правительство в Берлине. Государственный аппарат Баварии считал себя бастионом борьбы против социалистов, засевших в Пруссии, Саксонии, Тюрингии и других районах Германии.

26 сентября правительство Баварии ввело у себя чрезвычайное положение. Триумвират – глава земельного правительства Густав Риттер фон Карр, командующий военным округом генерал Отто фон Лоссов и начальник полиции полковник Ханс фон Зайссер – сосредоточили в своих руках всю власть.

В ответ имперский президент Фридрих Эберт, используя статью 48-ю конституции, ввел чрезвычайное положение во всей Германии. Особые полномочия получил командующий сухопутными частями рейхсвера генерал-полковник Ханс фон Сект. Левые правительства в Саксонии и Тюрингии, в которые входили коммунисты, были распущены. Что касается Баварии, то имперский министр обороны Отто Гесслер приказал баварскому рейхсверу закрыть газету нацистов «Фёлькишер беобахтер».

Командующий округом генерал Отто фон Лоссов – невиданное дело – отказался выполнить приказ из Берлина. Министр сместил командующего Баварским военным округом. Но тот не подчинился министру! Генерал Лоссов принес присягу баварскому правительству и остался на своей должности.

Гитлер был уверен, что Германия идет к коммунистической диктатуре.

– Наша цель – национальная диктатура, – говорил Гитлер, выступая перед штурмовиками. – Нам нужен революционер, который возглавит поход на Берлин. Если Мюнхен не двинется в поход на Берлин, Берлин двинется на нас.

Гитлер мечтал повторить поход на Рим итальянских фашистов, который привел Бенито Муссолини к власти. Он был уверен, что ни полиция, ни армия не посмеют ему помешать. Тем более если рядом с ним будет герой Первой мировой войны – генерал-фельдмаршал Эрих фон Людендорф. Офицеры молились на Людендорфа, как на бога.

Момент казался Гитлеру и Людендорфу благоприятным. У них были деньги и сторонники. 31 октября «Фёлькишер беобахтер» опубликовала открытое письмо Гитлера одному британскому журналисту, в котором фюрер отрицал слухи о том, что его движение получает французские деньги. В реальности в августе Гитлер получил деньги из Швейцарии. Ему давали деньги крупные промышленники и симпатизировавшие ему богатые баварские семьи. В октябре он получил сто тысяч золотых немецких марок от металлургического магната Фрица Тиссена.

Солдаты и офицеры рейхсвера в Баварии были националистически настроены. Они целыми подразделениями вступали в штурмовые отряды, хранили оружие штурмовиков в своих казармах. Это испугало и командование рейхсвера, и баварские власти – им не понравилось, что Гитлер и Людендорф решили действовать самостоятельно. 2 мая 1923 года Гитлер и Людендорф образовали «Боевой союз национальных объединений». Секретарем союза стал прибалтийский немец Макс Эрвин Шойбнер-Рихтер. Они очень сблизились с Гитлером.

Шойбнер-Рихтер подталкивал Гитлера к союзу с военизированными организациями, бывшими добровольцами. Шойбнер-Рихтер выгодно женился и стал богатым человеком. Он собирал деньги для нацистов у баварских промышленников и таких крупных фигур, как Август Тиссен. Гитлер доверял политическим советам Шойбнер-Рихтера, часто встречался с ним и его женой Матильдой. Несмотря на то что она была почти на тридцать лет старше мужа, брак казался счастливым. Матильда по-матерински относилась к Гитлеру.

Шойбнер-Рихтер возмущался веймарской конституцией, автором которой был левоцентристский политик, профессор юриспруденции Хуго Пройс. Он был министром внутренних дел в первом правительстве Веймарской республики. Шойбнер-Рихтеру не нравился автор конституции, потому что он был евреем, и не нравилась сама конституция, потому что она предполагала слишком большой централизм и мешала своеобразию различных немецких земель. Он считал, что это подражание советскому централизму и ведет к диктатуре.

В реальности автор новой конституции Хуго Пройс был озабочен сохранением единства Германии и боялся, что страна развалится. Он как в воду смотрел, сепаратизм стал серьезной проблемой. Была не прочь отделиться Бавария, которая оказалась консервативнее Пруссии.

Шойбнер-Рихтер убеждал Гитлера, что боевые отряды националистов готовы взять власть в Берлине. Он восторженно говорил, что боевое настроение в группах выше, чем в 1914 году, когда немецкие солдаты с энтузиазмом вступили в войну. Он сильно переоценивал возможности и боевой дух боевых групп нацистов, ему это будет стоить жизни.

В сентябре 1923 года Гитлер совершил поездку в Байройт, чтобы повидать зятя Рихарда Вагнера англичанина Хьюстона Стюарта Чемберлена. Британский философ Чемберлен возненавидел родину и еще до Первой мировой переселился в Германию, которую воспевал. Он женился на дочери композитора Рихарда Вагнера и получил германское подданство. Главный труд Чемберлена – «Основания XIX столетия» – выражал презрение автора к христианству и иудаизму и восхищение германским духом и немцами, которые, с его точки зрения, должны править миром.

Чемберлен был уже частично парализован, но не отказал фюреру во встрече. Гитлер прихватил с собой идеолога партии Альфреда Розенберга. Через неделю Чемберлен прислал Гитлеру письмо: «Моя вера в германство никогда меня не покидала. Но мои надежды, должен сознаться, упали до самой низкой отметки. Одним своим появлением вы изменили состояние моей души».

Гитлер был счастлив.

Чемберлен написал статью для «Фёлькишер беобахтер» под названием «Бог этого желает! Размышления о текущем положении дел в Германии». Чемберлен поддержал Гитлера, не называя его по имени. Он писал, что по стране идут разговоры о том, что «появился фюрер, и он ждет своего часа».

26 сентября 1923 года глава правительства Баварии Ойген фон Книллинг ввел чрезвычайное положение и назначил Густава фон Карра государственным комиссаром с диктаторскими полномочиями. Но нацистов это не порадовало. В этой игре каждый играл за себя. Густав фон Карр вовсе не был заодно с нацистами, которые вышли из повиновения. Он даже запретил массовые мероприятия нацистской партии. Он сделал своим союзником популярного среди националистов капитана Германа Эрхарда, который скрывался в австрийском Тироле, хотел противопоставить его Людендорфу и Гитлеру. В конце сентября хозяин Баварии пригласил Эрхарда приехать в Мюнхен. После беседы с фон Карром Эрхард объявил, что порывает связи с нацистами. Он заявил, что борьба нацистов против правительства Баварии раскалывает национальные круги. В ответ Людендорф назвал Эрхарда «крысой».

Федеральный канцлер Фридрих Эберт последовал примеру баварского премьера. Он наделил особыми полномочиями военного министра Отто Гесслера и командующего рейхсвером Ханса фон Секта. Президент поручил им поддерживать на территории Германии закон и порядок. Генерал Сект, вполне здравомыслящий человек, хотел запретить нацистскую «Фёлькишер беобахтер», но баварские власти этого не допустили.

24 октября Густав фон Карр собрал руководителей земельной полиции и патриотических организаций (Гитлера не пригласили!) и сказал, что он сторонник установления диктатуры. Иначе Германия погибнет. Или, по крайней мере, говорил он, диктатуру нужно установить в Баварии. По существу, баварские правые хотели отделиться от остальной Германии. 5 ноября фон Карр вновь пригласил к себе руководителей националистических организаций и официально заявил им, что ни баварское правительство, ни армия, ни полиция не примут участия ни в каком незаконном действии. Гитлер не пришел на эту встречу.

Триумвират – Карр, генерал Лоссов и полковник Ганс фон Зайссер, начальник земельной полиции, – фактически сосредоточил в своих руках всю власть над Баварией. 8 ноября они провели в крупнейшей пивной Мюнхена «Бюргербройкеллер» на Розенхаймерплац митинг, на который пришли две тысячи человек, включая членов правительства Баварии. Гитлер подозревал, что фон Карр намерен провозгласить отделение Баварии от Германии, и вознамерился этому воспрепятствовать.

Фон Карр начал свою речь в половине девятого вечера. В зале сидела почтенная публика, когда появились Гитлер и Шойбнер-Рихтер, который для солидности надел старый военный мундир. Шестьсот штурмовиков окружили здание. Гитлера сопровождали верные ему Эрнст Ханфштенгль, Альфред Розенберг, Макс Аманн, Ульрих Граф, Эмиль Морис и Рудольф Гесс.

«Выступал глава Баварии фон Карр, – вспоминал профессор Мюллер. – Вдруг я увидел Гитлера, который шел в сопровождении двоих солдат в стальных шлемах и с пистолетами в руках. Гитлер вскарабкался на стул и подал сигнал солдату, стоявшему справа от него. Тот выстрелил в потолок. Гитлер заговорил:

– Национальная революция началась! Зал окружен. Никто не выйдет отсюда без моего разрешения».

Фактически под дулом пистолета Гитлер увел всех трех властителей Баварии – фон Карра, фон Лоссова и фон Зайссера – в соседнюю комнату. Государственный комиссар, генерал и полковник покорно следовали за ним – кому хотелось быть убитым маньяком. Здесь Гитлер предложил им выбор: смерть или участие в восстании, которое он начнет завтра.

Фюрер предложил им поделить власть в Баварии и во всей стране.

– Мы создадим временное немецкое национальное правительство, которое возглавлю я, – самоуверенно сказал Гитлер. – Фон Карр становится имперским наместником Баварии. Фон Лоссов будет военным министром, фон Зайссер – министром полиции. Вы или добьетесь победы вместе со мной, или умрете вместе со мной. Если дела пойдут не так, у меня в пистолете четыре патрона, – предупредил фюрер. – Три для соратников, если они меня предадут, четвертый для меня.

Пока Гитлер вел переговоры, Герман Геринг уверял собравшихся в пивной, что, каким бы ни был исход национальной революции, баварцы без пива не останутся. Но в зале царили скептические настроения. Говорили: «Это какой-то театр! Что у нас тут, Латинская Америка?»

Гитлер вернулся. Из-за шума его не было слышно, и он вытащил из заднего кармана брюк браунинг и выстрелил в потолок. Он соврал, сказав, что руководители Баварии Карр, Лоссов и Зайссер перешли на его сторону.

– Все решит завтрашний день! Или Германия получит национальное правительство, или мы будем мертвы!

Фюрер знал, как расположить к себе баварцев. С того момента, как Отто фон Бисмарк создал Второй рейх, Пруссия играла куда более важную роль, чем Бавария. Марш из Мюнхена в Берлин стал бы началом нового рейха, в котором Бавария играла бы большую роль.

– Теперь, – ораторствовал Гитлер, – я намерен исполнить клятву, которую дал себе пять лет назад, когда ослепший лежал в армейском госпитале, – не оставлять себе ни минуты покоя, пока ноябрьские преступники не будут наказаны, пока на руинах нынешней жалкой Германии не будет воздвигнута мощная, великая, свободная Германия во всем блеске своей славы!

Шойбнер-Рихтер вернулся домой под утро и сказал жене, что все идет хорошо и они возьмут власть без крови. На самом деле у них ничего не получилось. Утром выяснилось, что руководители Баварии не собираются участвовать в этой авантюре. Карр, Лоссов и Зайссер объявили, что отказываются от соглашения с Гитлером, потому что накануне действовали по принуждению.

В семь вечера двести пятьдесят бывших добровольцев появились в армейских казармах и потребовали раздать им оружие и боеприпасы. Но дежурные офицеры их просто арестовали. Немецкие офицеры в принципе не могли выйти из подчинения власти, поэтому не поддержали пивной путч.

Среди ночи ветеран боев в Латвии обер-лейтенант Герхард Росбах со своими людьми явился в пехотную школу, построил кадетов и повел за собой. Но когда он попытался захватить здание правительства, полицейские не капитулировали, а пригрозили пустить в ход силу, и Росбах отступил.

Гитлер запаниковал. Но многие мюнхенцы были готовы следовать за ним. На домах появились флаги со свастикой. Шойбнер-Рихтер, верный сторонник фюрера, привез на машине отставного генерала Людендорфа. Они решили хотя бы пройти по центру Мюнхена, чтобы продемонстрировать свою решимость. Гитлер сформировал три колонны. Первую – это был его «Ударный отряд», праобраз СС, – он возглавил сам. Вторую – мюнхенских штурмовиков – вел отставной обер-лейтенант Вильгельм Брюкнер, его будущий адъютант. Третью составили добровольцы из корпуса «Оберланд». Но участники демонстрации двинулись вперед, только когда генерал Людендорф приказал идти. Генерал шел в первом ряду. Рядом с ним Гитлер и Шойбнер-Рихтер.

На Одеонплац они столкнулись с полицейским кордоном. Первый выстрел прозвучал из нацистской толпы, один из полицейских был убит. Стражи порядка без колебаний пустили в ход оружие. Полиция прицельно стреляла в марширующих. Но у них явно был приказ не задеть Людендорфа. Генерала просто арестовали.

А вот в Гитлера вполне могли попасть. Бывший мясник Ульрих Граф, исполнявший обязанности его охранника, прикрыл фюрера своим телом и был тяжело ранен. Шедший рядом Шойбнер-Рихтер был убит. Пуля попала ему в сердце. Гитлер рассказывал его вдове, что они держались за руки, поэтому он упал рядом с умирающим Шойбнер-Рихтером. Начальник штаба военного округа генерал Теодор Андрес описывал события иначе. При первых выстрелах Гитлер, который прошел войну, упал на землю, но неудачно и вывихнул левое плечо.

Впоследствии Гитлер высокопарно скажет, что Шойбнер-Рихтер был единственным в рядах партии, кто оказался незаменимым. В августе 1926 года Гитлер поручил вдове Шойбнер-Рихтера Матильде создать архив партии…

Штурмовики разбежались. Гитлера усадили в принадлежавший члену партии желтый «фиат», стоявший на параллельной улице, и увезли в дом Ханфштенглей неподалеку от Мюнхена. Симпатизировавшие ему супруги Бехштайн обещали прислать свою машину и переправить его дальше – в более безопасное место. Гитлер считал, что полиция не посмеет остановить для проверки «мерседес» столь уважаемого человека.

Но полиция выследила его раньше. Когда появились два грузовика с полицейскими, Хелен Ханфштенгль пошла в комнату к Гитлеру. Он достал пистолет и мелодраматически сказал, что скорее убьет себя, чем попадет в руки этих свиней. Хелен забрала у него пистолет. Он не стал спорить и сопротивляться и сдался полиции.

Его отправили в тюрьму в Ландсберге южнее Мюнхена. Вправили плечо. Поместили в большую и солнечную камеру. К нему потянулись посетители и поклонники. Первый председатель партии Антон Дрекслер легко убедил его не объявлять голодовку: без него движение погибнет. Его сводная сестра Ангела нашла фюрера в отличной форме:

«Его дух снова высок. Физически он тоже почти в порядке. Рука еще доставляет ему неприятности, но она почти зажила. Поражает поддержка, которую он ощущает в эти дни! Как раз передо мной его навестил граф и принес рождественский подарок от Винифред Вагнер, невестки композитора Рихарда Вагнера. Вот почему он тверд как скала. Его победа – это только вопрос времени. Бог скоро подарит ему победу».

Полиция арестовала двести шестнадцать нацистов. Нацистская партия и штурмовые отряды были запрещены. Путч закончился позорным провалом, а вот суд над Гитлером сделал его национальным героем. На суде Гитлера благодарили за то, что «он возродил среди подавленного народа веру в Германию».

8 января 1924 года Гитлера в тюрьме обследовал доктор Бринштайнер. Он составил заключение, что Гитлер может предстать перед судом, хотя во время путча «у него произошел вывих левого плеча и разрыв связок, следствием чего был болезненный травматический невроз». Врач не нашел у пациента «психических отклонений или психопатических проявлений».

26 февраля 1924 года начался суд. На скамье подсудимых сидели Гитлер, Людендорф и еще восемь человек, которых обвинили в предательстве. На суде в центре внимания оказался не генерал Людендорф, национальный герой, а Гитлер. Его поведение во время пивного путча было отнюдь не героическим. В зале суда роли изменились. Обвинитель быстро попал в положение защищающегося, а из обвиняемого получился обвинитель, которому публика восторженно аплодировала.

– Я считаю себя не государственным изменником, – говорил Гитлер со скамьи подсудимых, – а немцем, который желал лучшего для своего народа!

Он посмеялся над словами генерала фон Лоссова, уверявшего, что Гитлер устроил путч исключительно во имя личных амбиций:

– Как ничтожны мысли маленьких людей! Моя цель в тысячу раз грандиознее, чем министерский портфель. Я хочу стать человеком, который покончит с марксизмом! И я знаю, что, когда я это совершу, пост министра будет просто смешон для меня. Человек, рожденный быть диктатором, не подчиняется обстоятельствам, он сам определяет развитие событий. В этом нет ничего нескромного!

В другой части Германии суд отнесся бы к Гитлеру куда более сурово. Но в Баварии господствовали ультраправые настроения. Гитлер разглагольствовал, как на партийном собрании, и ни обвинитель, ни судья его не останавливали. 27 марта он выступил с последним словом.

– Сегодня нам грозит наказание, потому что наша попытка провалилась, – говорил Гитлер. – Я верю, что настанет время, когда массы, которые подняли знамя со свастикой, объединятся с теми, кто стрелял в нас 8 ноября. Наступит время, когда рейхсвер перейдет на нашу сторону, когда старые кокарды очистят от пыли и старые знамена будут развеваться вновь! Так что не вам, господа, выносить приговор. Его вынесет вечный суд истории. Ваш приговор мне ясен. Вы можете тысячу раз признать нас виновными, но вечный суд истории разорвет в клочки и обвинительную речь прокурора, и ваш вердикт. Этот суд нас оправдает!

Государственный обвинитель, который должен был представить доказательства вины Гитлера в попытке государственного переворота и кровопролитии, по существу его оправдывал:

– Гитлер, очень одаренный человек простого происхождения, сумел благодаря неустанному труду занять достойное место в общественной жизни. Он посвятил себя реализации идей, ради которых он был готов на самопожертвование. Как солдат он исполнял свой долг в высшем смысле этого слова.

Суд его почти оправдал. В приговоре отмечался «патриотический дух и благородные намерения» обвиняемого. Гитлер получил минимальный срок – пять лет с правом помилования через полгода. Не зря Гитлер считал пивной путч, поражение, превращенное в триумф, «может быть, самой большой удачей» своей жизни.

Как иностранец, он подлежал депортации. С 1922 года баварский министр внутренних дел Франц Швайер пытался избавить от него Баварию. Но Гитлера защищал республиканский министр юстиции Гюртнер, который полагал, что нацисты «плоть от плоти нашей». Суд отказался удовлетворить требование обвинителя выслать Гитлера в Австрию, сославшись на его службу в баварской армии во время войны.

Начальник тюрьмы старший правительственный советник Лейболд был очень внимателен к Гитлеру, за это в Третьем рейхе он станет начальником всех немецких тюрем. Для нацистов условия заключения не были тяжелыми. В камере царила обстановка то ли офицерской столовой, то ли мужского общежития. Днем заключенные гуляли в саду. Вечером устраивались дружеские посиделки. Поклонницы и поклонники фюрера навещали Гитлера и приносили такое количество подарков, что его камера была завалена цветами, шоколадом, пирожными и книгами. От обилия калорийной еды Гитлер располнел.

Он имел право не только общаться с другими заключенными, но и принимать посетителей. Его освободили от исправительных работ, и тюремной одежды он тоже не носил. Начальник тюрьмы требовал только не выходить голыми за пределы камеры и не разгуливать в непотребном виде по тюремным коридорам.

Гитлер много гулял, вел исключительно полезный для здоровья образ жизни. Остальное время он проводил, диктуя письма и работая над первой частью книги «Майн кампф». Сидевшие вместе с ним Эмиль Морис и Макс Аманн в меру своей грамотности исполняли роль секретарей. Первоначальное название «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости» показалось неудачным, и Макс Аманн предложил более простое – «Моя борьба».

Писать фюреру в основном помогал Рудольф Гесс, который не только перепечатал почти всю книгу, но и правил стиль. Тюремщики в нарушение правил оставляли свет в камере включенным до полуночи. 18 июля 1925 года «Майн кампф» вышла в свет. До прихода нацистов к власти было продано двести восемьдесят тысяч экземпляров, после 30 января 1933 года еще десять миллионов.

Рудольф Гесс со временем станет заместителем фюрера по партии. Мрачный и погруженный в себя, он бдительно следил за тем, чтобы никто не занял место слишком близко к фюреру. За глаза Гесса называли «фрейлейн Гесс», так в Германии обращаются к девушкам. Современники считали его патологически слабым, женственным и одновременно жестоким.

«Я думаю, что во мне существует странное сочетание разных качеств, и это делает мою жизнь трудной, – писал молодой Гесс своей будущей жене Ильзе Прёль. – Сейчас я нуждаюсь в гармоничной атмосфере, хочу работать спокойно и не желаю ничего слышать о политике. Всеми фибрами души я мечтаю о культурном окружении – Моцарте, фортепьяно, флейте.

А на следующий день я жажду политической борьбы, публичных схваток, я хочу выступать и презираю все то, что еще вчера было для меня самым дорогим. Сегодня – суперчувствительный, завтра – грубый и жесткий…

Я не знаю, что с собой делать».

Такую же двойственность Гесс замечал и в Гитлере: «Внешне столь твердый, он внутри необыкновенно мягок. Какое сочетание тщательно скалькулированной расчетливости с откровенным мальчишеством!»

Сын торговца Гесс родился в 1894 году, вырос в египетском городе Александрия. В августе 1914 года был призван в армию. В 1919 году демобилизовался и отправился в Мюнхен. Здесь он познакомился с Дитрихом Эккартом, будущим командиром штурмовиков Эрнстом Рёмом и генерал-майором Карлом Хаусхофером, который ушел в отставку, стал приват-доцентом в Мюнхенском университете и основал Институт геополитики. Карл Хаусхофер прежде служил военным атташе в Японии и вернулся, исполненный почтения к самурайским ценностям и культуре ритуального самоубийства. Хаусхофер был на двадцать пять лет старше Гесса. Они проводили вместе целые дни. Жена Гесса говорила, что она ревновала мужа к профессору. А Рудольф Гесс разрывался между университетом и партией.

Второй страстью Гесса стал Адольф Гитлер. Гесс вступил в партию 1 июля 1920 года. Он ведал организационными делами. У них с Гитлером возникли очень близкие отношения. Товарищи по партии обвиняли Гитлера в том, что он слишком много времени проводит, сидя с Эккартом и Гессом в пивной. Гитлер овладел искусством внушать окружающим его людям чувство, что они нужны и что их высоко ценят. Он обращал свои чары на сотрудников, и они свято верили в его миссию. Рудольф Гесс целиком и полностью подпал под очарование Гитлера. Гесс нуждался в ком-то, к кому он мог прислониться. Он обожествлял и любил Гитлера. Он искренне верил в Гитлера и часто повторял:

– Я полностью принадлежу фюреру. Я его люблю!

Гесс первым заговорил, что Гитлер один, сам по себе, способен добиться победы для движения. Личный водитель фюрера Эрих Кемпка писал после войны, что в сорок пятом году, незадолго до смерти, Гитлер сказал ему, что хотя бы один идеалист чистой воды завоевал себе место в истории – это Гесс. После провала пивного путча Гесс бежал в Австрию, но вскоре тайно вернулся в Мюнхен, где спрятался у профессора Хаусхофера. В середине мая он сдался властям и был отправлен в тюрьму в Ландсберге. Тюремный срок отбывал вместе с Гитлером.

Директор тюрьмы отправил в прокуратуру очень благожелательный отзыв о Гитлере, указывая на его прекрасное поведение и предлагая выпустить его, как только он получит право на условно-досрочное освобождение. Директор тюрьмы назвал Гитлера видным политиком, преданным делу спасения Германии, и закончил отзыв словами: «Убежден, что государство не может существовать без твердого порядка».

Баварская полиция вновь поставила вопрос о высылке Гитлера. Министерство юстиции опять ответило отказом, хотя полиция предупреждала баварские власти: «Оказавшись на свободе, Гитлер благодаря своей энергии станет движущей силой новых серьезных публичных акций и превратится в угрозу для безопасности государства».

19 декабря примерно в десять вечера, когда Гитлер уже расположился на отдых, его разбудил директор тюрьмы, который лично принес счастливую весть:

– Господин Гитлер, вы свободны.

20 декабря Гитлер попрощался со своими соратниками. Как он сам вспоминал, «все плакали, но не я». Он говорил, что тюремное заключение стало «для меня университетом – за государственный счет».

У дверей тюрьмы его встречали Адольф Мюллер, издатель газеты «Фёлькишер беобахтер», и фотограф Генрих Гофман. Домой он уехал на новеньком черном «мерседесе» – это был щедрый подарок Альберта Питча, председателя торговой палаты Мюнхена. Вернувшись домой, Гитлер нашел свою квартиру заваленной цветами и лавровыми венками.

Впоследствии Гитлер ежегодно отмечал пивной путч. В ноябре 1935 года он говорил:

– Храбрая акция не прошла втуне. В конце концов, великое национальное движение вышло именно из этой попытки. Наши враги думали, что сокрушили нас, в реальности семена нашего движения были посеяны по всей Германии… Для нас жертвы того дня не мертвы. Эти памятники – не надгробные камни, а часовые. Здесь они стоят на страже Германии и охраняют наш народ.

На время тюремного заключения Гитлер поручил все партийные дела Альфреду Розенбергу. Но Розенберг не обладал организаторскими способностями. В окружении фюрера прибалтийского немца недолюбливали.

Эссер и Штрайхер оспаривали его власть. Они создали свою организацию – «Народное объединение Великой Германии». За пределами Баварии появилась Немецко-националистическая партия свободы, которую возглавили Людендорф и Грегор Штрассер. Сидевший в тюрьме Гитлер практически утратил свое влияние на положение дел в партии, но нисколько по сему поводу не беспокоился. Он просил товарищей по партии не приходить к нему в тюрьму, потому что он все силы и время посвятил работе над обширной книгой.

Гесс объяснил тактику Гитлера: «Он не желает нести ответственность за то, что происходит без его ведома. Он все равно не в состоянии покончить с разногласиями, как минимум находясь в тюрьме. Но он уверен, что, когда обретет свободу, он сможет вернуть партию на верный путь, покончить с идеологическими разногласиями и объединить все силы против коммунизма».

Адольф Гитлер вышел на свободу всего через девять месяцев после того, как его приговорили к пяти годам заключения. Несмотря на поражение в путче, вера Гитлера в себя нисколько не уменьшилась. Вечер накануне Рождества Гитлер провел у Ханфштенглей в их новом доме.

4 января 1925 года Гитлера принял премьер-министр Баварии Генрих Хельд. Гитлер просил снять с него запрет на публичные выступления. Несмотря на серьезные сомнения, Хельд разрешил восстановить 16 февраля партию (запрещенную после путча) и издавать «Фёлькишер беобахтер», предупредив, что запретит НСДАП вновь, если Гитлер будет высказывать экстремистские взгляды. Фюрер поклялся строго следовать закону. 26 февраля он собрал членов партии, оставшихся ему верными, в той же самой пивной «Бюргербройкеллер» и призвал восстановить движение. После путча численность партии сократилась вдвое, с пятидесяти пяти тысяч до двадцати восьми. 27 февраля Гитлер вновь выступил перед своими сторонниками, но через десять дней ему запретили публичные выступления на всей территории Баварии. Ассоциация туристических фирм Мюнхена пожаловалась в министерство внутренних дел, что туризм и гостиничное дело несут убытки – туристы боятся приезжать в Баварию. Премьер-министр Генрих Хельд вновь запретил партию. Такие же запреты были введены в Пруссии, Саксонии, Бадене, Гамбурге и Любеке.

Рудольфа Гесса выпустили из тюрьмы через девять дней после Гитлера. Все эти дни фюрер метался по квартире своего интимного друга Эрнста Ханфштенгля со словами:

– Ах, мой бедный Руди! Ну не ужасно ли, что он до сих пор за решеткой?

«Нельзя сказать, что между ними была физическая гомосексуальная связь, – считал Ханфштенгль, – но некоторое скрытое влечение определенно присутствовало. Можно пить некрепкий чай или разбавленный абсент, и можно незаметно страдать сексуальными извращениями».

Гесс охотно играл роль преданного слуги фюрера. Он отказался от работы в университете у Хаусхофера и согласился – за очень маленькие деньги – быть личным помощником Гитлера. Он оказался почти идеальным секретарем: организовывал все встречи, читал почту, сопровождал Гитлера в поездках, следил за тем, чтобы фюрера вовремя покормили и чтобы была заказана гостиница. В 1926 году в Оберзальцберге они подолгу оставались вдвоем, и там Гитлер написал вторую часть «Майн кампф».

Желая улучшить репутацию партии и положить конец неприятным для него разговорам, Гитлер советовал Гессу жениться. В декабре 1927 года Гесс оформил отношения с давней знакомой. Гесс очень хорошо относился к Ильзе, но перебороть природу не мог, поэтому они с женой остались не более чем друзьями. Гитлер тем не менее ее не любил, называл «гермафродитом в юбке», жаловался на то, что жена подавляет бедного Гесса.

Один из бывших руководителей штурмовых отрядов обергруппенфюрер СА Франц Пфеффер фон Заломон говорил, что Гитлер любил назначать на высокие должности людей в чем-то ущербных и потому уязвимых, у которых были слабые места, поскольку на них он мог в случае необходимости нажать. Это делало его подручных полностью от него зависимыми. Капитан кайзеровской армии фон Заломон стал при нацистах гауляйтером Вестфалии и Рура, депутатом рейхстага. Отношения с Гитлером у него были сложными. Когда Гесс улетел в Англию в сорок первом, фон Заломона исключили из партии.

Став фюрером и рейхсканцлером Великогерманского рейха, Гитлер все равно предпочитал общество привычных ему телохранителей, адъютантов и водителей. С ними он чувствовал себя спокойнее и увереннее, чем с генералами или министрами. Гитлер редко ездил куда-то один и не терпел оставаться в одиночестве. Предпочитал окружать себя свитой, состоявшей из весьма странных людей. Это общество изумляло даже Геббельса. Поначалу ближайшее окружение составляли охранник фюрера Ульрих Граф, бывший торговец лошадьми и вышибала бригадефюрер СС Кристиан Вебер и группенфюрер корпуса национально-социалистических водителей Герман Эссер, многократно судимый и занимавшийся в партии пропагандой.

Корпус национально-социалистических водителей – одна из военизированных партийных организаций. В нее входила солидная публика, владельцы машин или мотоциклов. Они платили партии немалые взносы, устраивали собрания, проводили мотокроссы. Затем внутренний круг Гитлера образовали трое – бывший фельдфебель Макс Аманн, личный фотограф Генрих Гофман, которого Гитлер сделал депутатом рейхстага, и адъютант Юлиус Шауб, ставший группенфюрером СС. Эти люди образовали своего рода семью, в которой Гитлер чувствовал себя спокойно и комфортно. В своем кругу он мог оставаться таким, каким был на самом деле. Эти люди интеллектуально были значительно ниже его. Они не пытались влиять на Гитлера. Они не интересовались политикой. Они создавали защитный кокон вокруг его личной жизни.

Юлиус Шауб вел хозяйство Гитлера. Он стал тенью фюрера, его компаньоном, который следовал за ним повсюду. Он принимал гостей, избавлялся от тех, кого фюрер не хотел видеть, и тем самым контролировал доступ к фюреру. Шауб был страстным поклонником кино и театра. Гитлер тоже полюбил кино. Если он сам не мог посмотреть новую ленту, в кино отправлялся Шауб и наутро за завтраком пересказывал фюреру увиденное. У него образовалась масса знакомств в актерском мире, и он иногда приглашал актрис в дом Гитлера.

В 1923 году жену Шауба обвинили в занятиях проституцией. Он развелся. Вновь женился в 1931 году. Гитлер был свидетелем на свадьбе и устроил вечеринку в честь новобрачных в своем доме. Новый брак не изменил образа жизни Шауба – он сильно пил. Он был просто алкоголиком. Когда на него жаловались Гитлеру, он отвечал:

– Да, я это знаю. Это печально, но что я могу поделать? Он единственный помощник, который у меня есть.

Шауб оказался замешанным в историю со взятками, и в 1938 году ему пришлось уйти. Но он получил десять тысяч марок отступного и пятьсот марок ежемесячной пенсии. Впрочем, вскоре фюрер его вернул – он привык к Шаубу.

Перспективы партии ухудшились после того, как президентом стал семидесятивосьмилетний фельдмаршал Пауль фон Гинденбург. Он не любил республику, президентом которой стал, но и нацистская шпана его раздражала. Избрание Гинденбурга успокоило страну. Образовался союз католических, консервативных и праволиберальных политиков, которые держали в руках власть.

Умелый политик Густав Штреземан стал министром иностранных дел. «Этому толстому человеку с квадратной головой и лицом как у мертвеца, – писала известная французская журналистка Женевьева Табуи, – с огромными тусклыми глазами и каким-то металлическим голосом присуща своего рода дипломатическая гениальность».

Штреземан приложил немалые усилия, чтобы установить неплохие отношения с французским коллегой Аристидом Брианом, что позволило Германии в сентябре 1926 года вступить в Лигу Наций. После 1871 года Германия рассматривалась во Франции как постоянная угроза. Германия стала зеркалом, в котором французские политики видели свои страхи. Штреземан говорил:

– Страх перед возрождением Германии парализует волю французских политиков и мешает им мыслить объективно.

Крайне правые презрительно называли Штреземана «французской марионеткой». Он был чувствителен к этой критике. Потому что в реальности он был германским националистом, в частности, не признал восточные границы с Польшей. Но его логика была более сложной, чем примитивная риторика ультраправых. Штреземан вернул Германию, парию Европы, в число ведущих европейских держав. Он добился ухода французских войск из Рейнской области и позаботился о том, чтобы не было прежнего согласия между Францией и Англией.

Штреземан родился в 1878 году в Берлине, его отец продавал пиво, но не выдержал конкуренции с более мощными компаниями. Штреземан окончил университет и защитил диссертацию по экономической истории. Он исходил из того, что национальные экономики находятся в жестокой конкуренции, но при этом зависят друг от друга. Германия нуждается в сырье и продовольствии, которые она покупает у Британии. А Британская империя нуждается в Германии как покупателе.

Поражение Германии в войне подорвало веру Штреземана в военную силу и породило сомнения в эффективности немецкой социальной и политической системы, которая оказалась слабее британской и французской. Зато укрепило его веру в силу экономики. В 1923 году он недолго был канцлером, а затем до смерти оставался министром иностранных дел.

Штреземан выдавил из Америки «план Дауэса», который облегчал бремя репараций и отделял Соединенные Штаты от жаждавшей мести Франции. Международный комитет экспертов из десяти человек (в него вошли по два представителя от Бельгии, Франции, Англии, Италии и США) под председательством американского банкира и политика Чарлза Дауэса, который в Первую мировую получил погоны бригадного генерала и занимался снабжением американской армии и союзников, разработал план выплаты репараций для Германии.

План утвердили 16 августа 1924 года в Лондоне на встрече стран – победительниц в войне. Штреземан добивался условий, которые бы позволили Германии выплачивать репарации, не разрушая свою финансовую систему. «План Дауэса» включал вывод войск Антанты из Рурской области и предоставление Германии крупных иностранных займов. Это позволило смягчить бремя выплаты репараций.

Германия сразу же получила международный кредит в восемьсот миллионов марок под залог германских железных дорог. Международная комиссия обосновалась в Берлине, чтобы регулировать бюджет страны и репарационные поставки.

Для Чарлза Дауэса это огромный успех. В том же 1924 году на выборах он был избран вице-президентом Соединенных Штатов при президенте Калвине Кулидже. В 1925 году Дауэс был удостоен Нобелевской премии мира. Хотя в реальности план разработал один из ведущих американских промышленников, глава «Дженерал электрик» Оуэн Янг. Его компания была тесно связана с крупнейшим немецким электрическим конгломератом «Альгемайне электрицитетс гезельшафт».

Уолл-стрит поддержала эти предложения, и Германия получила первый заем в сто миллионов долларов, что стабилизировало немецкую финансовую систему. Американцы создали пост уполномоченного по репарациям, эту должность занял видный бизнесмен Паркер Гилберт, который имел право останавливать репарации, если они подрывали стабильность немецкой экономики.

15 ноября 1923 года в Германии провели денежную реформу. За триллион старых марок давали одну новую, в надежность которой немцы поверили. «Во всех лавках, – вспоминал Себастиан Хафнер, – висели объявления: „Снова по ценам мирного времени“. Впервые за много лет настало нечто похожее на мир».

Правительству удалось остановить инфляцию, и американские инвесторы стали вкладывать деньги в Германию. Приток капитала в страну был настолько велик, что Германия могла выплачивать репарации, не трогая доходы от экспорта. Фактически Германия брала деньги у Америки, чтобы расплатиться с Францией и Англией, которые, в свою очередь, были в долгу у американцев. С октября 1925 и до конца 1928 года в страну пришли двадцать пять миллиардов марок капиталовложений из Соединенных Штатов, а Германия заплатила в качестве репараций всего около десяти миллиардов, то есть приток капитала в два с лишним раза превышал отток. Политическая и экономическая ситуация в стране изменилась к лучшему.

Густав Штреземан вел ловкую игру на Востоке и вовлек Советскую Россию в немецкую орбиту. 24 апреля 1926 года в Берлине Штреземан и советский посол Николай Крестинский подписали договор о ненападении и нейтралитете. Берлинский договор обязывал обе страны не вступать в политические комбинации с западными державами друг против друга.

Безработица сокращалась, производство росло. Для нацистов наступили плохие времена. К середине 1927 года в мюнхенской партийной организации осталось всего семьсот членов. Политические возможности Гитлера ограничивались тем, что он был освобожден из тюрьмы условно-досрочно. В течение четырех лет любое правонарушение вернуло бы его в тюрьму, и ему бы пришлось досиживать свой срок. К тому же партия испытывала острую нужду в деньгах, поэтому Гитлер сменил тактику. Он увидел, что Веймарская республика окрепла. Больше никаких призывов к насилию, деятельность партии исключительно легальна. Он победит демократию ее же оружием.

В 1926 году ТАСС выпустил в Москве справочник «Все страны. Политический, общественный и экономический справочник». В разделе, посвященном Германии, говорилось:

«Фашисты переживают острый кризис. Южногерманские фашисты под руководством Гитлера стремятся опереться в первую очередь на рабочих и в агитации своей выдвигают социальные моменты. Напротив, северогерманские фашисты пытаются опереться на крестьянство и выдвигают на первый план национальные моменты…

Со времени майских выборов 1924 года и укрепления буржуазно-реакционного курса во внутренней политике страны тяжелая индустрия, не нуждаясь более в фашистах, прекратила выдачу им денежных субсидий. С тех пор фашистское движение пошло заметно на убыль, что нашло свое выражение на последних выборах в декабре 1924 года».

После выборов в апреле 1926 года Гитлер организовал кампанию за возвращение ему права выступать. «Фёлькишер беобахтер» писала: «Почему лишен права голоса фронтовик Адольф Гитлер?» Появились плакаты, на которых его рот был заклеен: «Единственный человек на земле, которому запрещено говорить».

В 1927 году власти не выдержали и сняли запрет. Руководители НСДАП, как обычно, поклялись, что не станут прибегать к незаконным методам. 6 марта Гитлер выступал впервые после большого перерыва. Речь его была небывало умеренной. Она отвечала духу времени. Организации радикальных националистов находились в упадке. Доходы от продажи «Майн кампф» упали, что ударило Гитлера по карману. Нацистам пришлось отменить ежегодный партийный съезд.

После четырех лет стабилизации на всеобщих выборах 20 мая 1928 года в рейхстаг экстремисты потерпели поражение. За НСДАП проголосовало два с половиной процента избирателей, и ей досталось всего двенадцать мест. А ведь в мае 1924 года они провели в рейхстаг тридцать два депутата, правда, на выборах в конце того же года они восемнадцать мест потеряли.

Социал-демократы завоевали в 1928 году сто пятьдесят два депутатских мандата (на двадцать больше, чем на предыдущих выборах). Центристские партии поддержали на посту канцлера социал-демократа Германа Мюллера. Густав Штреземан на пятый год остался министром иностранных дел.

Все изменилось после начала великого кризиса 1929 года… Германия, которая зависела от иностранных займов больше любой другой западной державы, больше и пострадала. Фабрики закрывались, банки лопались, люди теряли работу. В 1929 году численность НСДАП резко выросла. В 1932 году численность партии перевалила за миллион и шесть миллионов избирателей голосовали за нацистов.

Штурмовые отряды тоже восстановили. Когда Эрнста Рёма выпустили из заключения, Гитлер поставил его во главе СА. Во время пивного путча Рём захватил и удерживал здание штаба армии целые сутки. Рядом с ним был молодой Генрих Гиммлер. Но они извлекли разные уроки из провала путча 1923 года. Гитлер быстро осознал, что придется идти на политические компромиссы, договариваться с различными группами элиты – иначе ему не видать власти. Он стал пропагандировать новый путь завоевания власти – законный, парламентский. Пытался изменить образ движения. Гитлер сумел привлечь новых людей. Самым удачным приобретением оказался Геббельс, который был таким же талантливым демагогом, как сам фюрер. 1 ноября 1930 года газета Геббельса «Ангриф» из двухнедельника превратилась в ежедневную. На газету подавал в суд даже президент Гинденбург, когда Геббельс поместил издевательскую карикатуру. Но его приговорили всего лишь к штрафу в восемьсот марок. Тем не менее суды и полиция изрядно донимали Геббельса.

Видные нацисты уже примерялись к министерским постам в Берлине и пытались представить себя респектабельными политиками. Эрнст Рём был этим недоволен. Он был принципиальным противником буржуазного порядка, поклонником войны, презрительно относился к моралистам, считал их рассуждения грязными трюками.

– На поле боя я сужу о солдате не по его моральному облику, – разглагольствовал Эрнст Рём, – а по тому, настоящий ли он мужчина.

Уличные схватки закончились, началась изощренная политическая борьба. Рёму было нечем заняться. 1 мая 1925 года он покинул штурмовые отряды. Когда подвернулась должность военного советника в Боливии, он ее принял и отплыл в Латинскую Америку.

Боливии понадобились военные профессионалы, потому что в августе 1928 года начались боевые столкновения с Парагваем из-за территории Чако, на которую претендовали обе страны. Появились сообщения о том, что в Чако нашли нефть, и эти пустынные земли мгновенно обрели ценность. В боливийской армии еще до Первой мировой войны служили немецкие военные советники; их стало больше после поражения Германии. С помощью немецких офицеров боливийские войска начали наступление и в декабре одержали первую победу над парагвайцами.

Мирным урегулированием занималась Лига Наций. 16 сентября 1929 года было подписано соглашение о перемирии. Весной следующего года начались переговоры о восстановлении дипломатических отношений. В июле боливийские войска оставили захваченные форпосты. Рёму, произведенному в подполковники, решительно нечего было делать. Вдали от Германии он скучал, жаловался своему другу и любовнику:

«То, что ты написал мне о берлинской жизни, пробудило во мне ностальгию по этому удивительному городу. Господи, я считаю дни до возвращения. Берлинские бани – это вершина человеческого счастья.

Нашему общему другу Фрицу передай мои теплые приветы и крепкий поцелуй. Я рад, что вас объединил счастливый брак. Мне только жаль, что твой муж (или он тебе жена?) не вложил в письмо свою фотографию.

Кстати, у меня к тебе личная просьба. Ты мне как-то показывал прелестную коллекцию фотографий этого плана. Если бы ты мог парочкой снимков поделиться или достать какие-то другие для меня, я был бы им здесь очень рад».

В 1932 году война между Боливией и Парагваем возобновилась, но уже без Рёма. Нефти, кстати, там не оказалось.