Глава 9

Ночь прошла спокойно, никакие видения меня не посещали. Вопреки моим страхам, ночью за мной с обвинениями никто не пришел. Да и утром мне позволили самой подняться с постели. Прекрасное утро! Великолепное настроение! Теперь еще чашечку кофе и я самый добрый человек на планете! В голове опять всплыл образ вчерашнего застывшего Ирики, и я тихо засмеялась. Однако чувствовать свое превосходство над мужчиной безумно приятно, теперь я очень хорошо понимала Катюху. Раньше ее рассказы о «победах» вызывали во мне жалость к тем несчастным, которым «посчастливилось» повстречать эту болтушку на своем пути. Сейчас я понимала, какой адреналин получала моя коллега.

Однако я не имела ее опыта в этом и выходить из каюты мне было страшновато. Как вести себя? Изобразить, что ничего не было? Только бы не заржать. Сколько ему лет?

Я умылась, покрутилась перед зеркалом, соорудив пучок на затылке, используя карандаш вместо заколки. Выгляжу мило, строго, аккуратно. Прозвучал сигнал к завтраку, и я вышла за дверь. Леонид нагнал меня уже ближе к столовой.

– Смотрю утро действительно доброе? Хорошо выспалась?

– Ага, счастливо улыбаясь, подтвердила я.

В столовой мы были первыми. Таис расставляла тарелки с сырниками и поприветствовала нас, не прерывая своих действий.

Следом зашел Дмитрий.

– Как утро? – кивнул он нам.

– Доброе и позитивное! – ответил за нас Леонид.

Дима понимающе кивнул в ответ.

Подождав остальных, мы расселись за столом и приступили к завтраку, ожидая, когда Таис выйдет.

– Получилось? – все с надеждой посмотрели на Лёню, понимая, о чем спросил Дмитрий.

– Все по высшему классу. Камеры, правда, поймал только коридорные, либо палаты не просматриваются. Нашел выход на настройки корабельные, там такой замут сильный, пока не совсем разобрался, да и знаки там мне неизвестные, то ли символы, то ли язык какой-то арабский.

– А что по камерам? – Сергей был взволнован.

– Так ночь была, никто не ходил. Да и скорость смены картинок бешенная. Сразу видно, что не человек следит за системой, а машина. Я на запись поставил, чтобы потом рассмотреть и выделить только нужные камеры. Сейчас позавтракаю и просмотрю, утром ведь должна быть движуха.

– Я с тобой, может, увижу, где Татьяна находиться.

– Ребят, если что важное сразу к нам. Мы светиться все не будем в одной каюте с утра, – Дмитрий повернулся к Соне, – я пока буду с тобой, чтоб не успели увести.

Соня благодарно кивнула.

Я в разговоре не участвовала. Все мое внимание было приковано к входу в столовую. Я ждала, что сейчас обязательно появится Ирики, но ни его, ни доктора не было. Я начинала беспокоиться. Может зря я бросила его в таком состоянии? А вдруг он так ночь всю простоял, или ему хуже стало. Хорошее настроение стало портиться из-за возрастающего чувства вины. Может пойти спуститься к Анарис якобы за лекарством и спросить про капитана? Или у Таис уточнить видела ли она его с утра. Нет, нельзя. Может тихонечко подняться и посмотреть наверху? Глупость. Вчера уже тихонечко поднялась. Да какое мне, в общем-то, дело? Заболел? Да и слава богу! Меньше мешаться будет нашим мужчинам. Я со звоном положила ложку на стол и заметила, что все внимательно на меня смотрят.

– Обожглась! – оправдалась я.

Все сделали вид, что поверили. Завтрак прошел, а кроме Таис из команды корабля больше никто не появился. Я поплелась следом за Леонидом и Сергеем в сторону своей каюты. У самой двери парень меня окликнул, предложив тоже посмотреть запись. А почему бы и нет? Дел у меня, по всей видимости, пока нет.

Пропустив нас в каюту, Леонид подпер дверь стулом, затем прошел к двери в туалетную комнату и снял полотенце с маленького крючка, явно самодельного. Под ним находилось несколько проводов, ведущих к квадратному окошку наверху. Осматривая свою каюту, я такое же окошко приняла за вентиляцию, но под крышкой находились разветвления проводов, маленькие коробочки непонятного для меня назначения. Вот к нескольким из них тянулись провода, которые были скручены и примотаны через еще какой-то узел из проводков к одному проводу, подключенному к миникомпу Леонида.

– Господи, где же ты столько проводов оторвал? – в ужасе спросила я.

– Ребята вчера постарались.

Сергей подмигнул и развел руками, говоря «где взяли, там уже нет».

Пока Леонид старался вывести запись на экран, мы с Сергеем заняли позицию для просмотра по обе стороны от парня.

– Так, посмотрим, – на экране показался знакомый коридор, ведущий в столовую, – так, значит четвертая наша. Кира, отмечай сразу.

Леонид кивнул в сторону стола. Я взяла карандаш и листок.

Дальше промелькнуло еще несколько мест: медотсек, темная комната непонятного пока назначения, нам показалось, что там стояло операционное оборудование, но в темноте сложно было сказать точно, еще несколько лестниц, в одной я сразу узнала подъем на верхнюю палубу. И еще вид на три коридора. Все эти камеры Леонидом были отмечены номерами. Нигде не наблюдалось движения. Палаты, кроме операционного блока, не были видны.

– Ну что, у нас просматриваются три варианта нижней палубы. Попробуем сейчас выйти отдельно на каждую и просмотреть, может, поймем, где основная часть пациентов находится. По любому должны идти с завтрака или на процедуры.

Мы взволнованно с Сергеем переглянулись и внимательно стали всматриваться в экран.

Седьмой номер ничем не порадовал, кроме того, что мы увидели еще двух членов команды. Двое мужчин, схожие черты с капитаном, даже одинакового роста. Если бы они не шли вместе по коридору, мы могли бы принять их за одного и того же человека. Только когда они проходили под камерой, стало заметно по лицам, что по возрасту они явно отличаются. Обратно вернулся только один, толкая перед собой передвижной бокс высотой в метр примерно. Затем он скрылся в одной из кают.

Мы переключились на камеру номер 3. Тишина, никакого движения. Камера была расположена где-то у лестницы, так как видно было часть ступенек и начало коридора. Из-за отсутствия нормального освещения двери в каюты практически были не видны, обзор был больше сверху вниз.

– Странно. Где люди-то? – Леонид переключился на пятый номер, – чертовщина какая-то…

Мы с Сергеем были того же мнения. То же запустение, тусклое освещение, разве что эта камера находилась на перекрестке коридоров. Я мельком посмотрела на Сергея, казалось, он за минуту осунулся и побледнел, напряженно всматриваясь в экран.

– Может ты не те камеры подключил? – с надеждой спросил он Леонида.

– Все может… Есть движение! Третья камера!

Мы с беспокойством смотрели на происходящее в темном коридоре. К лестнице приближался один из помощников Анарис, свет в коридоре загорался по ходу его движения. В его руках был прибор, мигающий синими и красными огоньками. Уже подойдя к ступенькам, мужчина споткнулся и уронил его. Поднятая коробка осветилась быстрым перебором огоньков, что мужчина быстро исправил, проведя своим бейджем сверху. Ритм мерцания снова стал медленным. Мужчина осмотрелся, дернул ручку двери одной из ближайших кают, удовлетворился тем, что она закрыта и стал подниматься, пропадая из поля видимости.

– И что это было? – я была в растерянности, как и ребята. На Сергея так и вообще жалко было смотреть. – Я так понимаю, что третья камера стоит сразу на лестнице от медотсека на нижний этаж.

– Вряд ли, – Леонид задумчиво не отрывался от экрана, – думаю ниже палуба, где мы видели двух из ларца, одинаковых с лица. А третья камера в самом низу. Видела, какая темень? Ни одного окошка.

– Смотрите! – Сергей указал на странный силуэт, который пригибаясь, передвигался по темному коридору, освещение на передвижение не срабатывало. Видно его было только из-за белой длинной рубашки в пол и непонятного белого головного убора. Передвигался субъект полу прыжками с небольшим приседом. Затем, похоже, повернулся к нам спиной и стал пятиться в нашу сторону, попутно ощупывая стены. По росту это был человек, но вел себя как примат: раскачивающиеся движения, наклоны головы. Мы с интересом рассматривали ЭТО. Уже можно было рассмотреть на голове какую-то маску, напоминающую древнегреческие маски для театра. Холодок пробежал по коже, так ужасно смотрелась трагическая гримаса маски на затылке у этого однозначно человека и, судя по фигуре под этим одеянием, женщины с ломаными движениями.

– Господи, да чем же они накачивают своих пациентов! – Возмущенно прошептал Леонид.

Сергей судорожно сжал мое плечо. В этот момент полоса света упала сверху в коридор – кто-то открыл дверь на лестнице, возможно, раздался звук, напугавший нашего неизвестного. Женщина быстро повернулась в сторону камеры…

Мы закричали с Сергеем одновременно, но с разными интонациями. Лично я реально орала от ужаса и его вскрик имени любимой женщины даже не восприняла. Бледное перекошенное лицо, как будто перекроенное неумелым мастером или настоящим садистом, мало чем отличалось от маски, одетой на голову. Глаза сверкали как у кошки в темноте неоновым светом. Ни капли разума, лишь дикий страх отражался в искаженных чертах.

– Ублюдки. Что они с ней сделали!

Сергей рванул к двери, сбивая нас с Леонидом по ходу. Не знаю, как молодому программисту удалось скрутить крупного мужика, но Леонид, бросив телефон, буквально повис на Сергее, не выпуская его из своей каюты.

– Кира, быстро за Димой. Мне не удержать его долго.

Я преодолела за считанные секунды расстояние до Сониной каюты.

– Дима, срочно к Лёне. Помощь нужна!

Что значит МЧС! Ни одного лишнего вопроса. Пока я приходила в себя, Дима уже исчез за дверью каюты моего соседа.

– Что случилось? – дрожащим голосом спросила Соня.

– Даже не знаю, стоит ли об этом сейчас рассказывать. Меня до сих пор дрожь бьет от увиденного. Одно точно знаю – вниз меня никто не затащит!

Я села на корточки у двери, обхватив себя за колени. Было так страшно! Что это? Зачем? Я могла понять наши предположения по пересадке органов, но это же садизм какой-то. Что за опыты они проводят на людях? И что с другими пациентами? Есть ли здесь еще кто-нибудь кроме нас?

Соня больше меня ни о чем не спрашивала, только крепче обняла подхныкивающего сына, которого я видимо сильно напугала, вызывая Дмитрия.

Какое-то время мы сидели молча, затем в дверь постучали. Я даже не сомневалась, что вернулся кто-то из ребят. Вытерла пробежавшие слезы, встала и открыла дверь.

– Не ожидала увидеть вас здесь, – Анарис удивленно приподняла бровь, затем заглянув мне за спину, обратилась к Соне, – я за вами. Я с прекрасной новостью, вы прошли тесты по карантину. Мы подготовили для вас каюту внизу с остальными нашими пассажирами. Собирайтесь, я вас провожу.

– Нет! – вырвалось у меня более резко, чем я хотела.

– В чем дело? – Черты лица Анарис несколько изменились, приобретая надменность и угрозу, – вы хотите нарушить наши правила?

– Простите, – я попыталась взять себя в руки, выигрывая время. Я не могла сейчас позвать мужчин, поэтому смягчила голос и с улыбкой продолжила, – нас ведь всех переведут через день, можно мы вместе останемся. Сами понимаете, одной остаться среди мужчин…

– Не понимаю. Вопрос о переводе решен. Их ожидают на другом уровне.

– А с капитаном мы можем решить этот вопрос?

Злость секундной вспышкой мелькнула во взгляде Ана-рис и она тут же опять приняла премилое выражение.

– Ну что за детский сад, вы же не навсегда прощаетесь? Это всего лишь другой этаж. Что за протесты? Собирайтесь, – Анарис уже обращалась к Соне, – я попозже за вами зайду.

В комнату Анарис так и не вошла. Я вспомнила, как об этом мне говорил Ирики. Это у них форма вежливости такая или они не могут заходить в каюту? Если второе, то уже бонус. Соня, боялась напугать Миху еще сильнее и поэтому старалась держать себя в руках. Но то, что она еле сдерживалась, было видно. И это она не знает, какие ужасы ее ждут…

Я подошла и обняла девушку.

– Не бойся, – прошептала я, – я не позволю тебя увести, пока мужчины не появятся.

Соня обняла меня в ответ.

– Что произошло там?

– Все хуже, чем мы думали, расходиться нам точно нельзя. Мы не увидели их пациентов, а то, что нам открылось, не поддается разумному объяснению. Нам надо предупредить мужчин, но система сигналов не пойдет – в моей каюте никого нет. Значит, мне придется выйти самой. Соня, – я оборвала собравшуюся мне возражать девушку, – мы не знаем, как скоро вернется Анарис. Мы не знаем насколько серьезно состояние Сергея и как быстро наши мужчины среагируют. Дверь в каких-то шагов пятнадцать не больше.

– Может лучше покричать, выглянув в коридор? – предложила Соня.

– Здесь хорошая шумоизоляция. Парни могут и не услышать. Если я правильно заметила, члены команды предпочитают не переступать порог комнаты. Если так, то тебе ничего не грозит пока ты в каюте, но все же, сразу как я выйду, закрой дверь и подопри ручку спинкой стула. Зафиксируй так, чтоб ее нельзя было опустить и открыть дверь. Открывай по фразе пароля. Хорошо?

– Кира, мне страшно. Давай просто подождем?

– Мне тоже страшно, но любая секунда может нам дорого встать. Я не боец и защитить вряд ли смогу даже себя, зато бегаю я очень быстро! – подбадривающее улыбнулась побледневшей при последних моих словах Соне.

– А мы в прятки играть будем? – дернул меня Михаил.

– Именно в прятки! Только вот с кем… – продолжила я, потрепав по волосам мальчугана. Какое же счастье, что Михаил такой не капризный малыш.

– Готова? – уточнила я, подойдя к двери.

Соня со стулом в руках кивнула утвердительно.

– Ну что ж, погнали.

Я выглянула в коридор – по обе стороны никого, коридор пуст. Прекрасно, успею добежать. Я глубоко вздохнула, настроилась, выходить совсем не хотелось. Интуиция орала благим русским матом ждать в каюте, но кто ж у нас слушается интуиции? Главное слово русского – АВОСЬ! Вот я и рванула. Соня тут же хлопнула дверью, а я пролетела дверь своей каюты и уже в шаге от каюты Леонида уловила движение от резко открывшейся двери каюты напротив, где до недавнего перемещения пребывали старички Гудманы. Я сделала выпад рукой в надежде, если не открыть дверь, то хоть громко стукнуть в нее, но буквально зависла в воздухе подхваченная мужскими руками. Кричать я не могла по причине закрывающей мне рот лапы. Силища была такая, что вздохнуть трудно. Что делать? Правильно. Вспоминать школьные годы и своего физрука, который всем девочкам, учившимся во второй смене, показывал «что нужно делать, если на вас напали сзади по дороге домой». Тапочки – это конечно не туфли на каблуке, но если постараться пяткой…

И я со всей дури ударила пяткой по пальцам, не давая опомниться локтем назад со всей моей девичьей силой этому гаду в бок. Малейшее послабление в хватке его рук от неожиданности дало возможность мне вырваться и заорать. Сгибаясь, он схватил меня майку. Пытаясь вырваться поворотом тела, я оказалась к врагу лицом и попыталась нанести удар кулаком, но меня сбили две вещи: во-первых, передо мной был дряхлый старичок Гудман, а во-вторых, за его спиной появился бледный Ирики, вбегающий со стороны медблока. Моя рука была сдвинута Гудманом и меня снова взяли в жесткий захват. Я услышала, как двери каюты Леонида с грохотом открылись за моей спиной.

– Какого черта! – Дима рванул меня на себя, с такой легкостью расцепив хватку Филиппа Эполитовича, что я и пискнуть не успела, как меня уже прижимали к себе просто роднейшие руки!

– Что здесь происходит? – грозно спросил Ирики, обращаясь сразу ко всем.

– Это нам у вас спросить нужно, – почти прорычал Леонид, – Филипп Эполитович, вы решили жену сменить таким варварским способом?

Старичок стоял ровно с понурым взглядом.

– Я еще раз спрашиваю: что здесь происходит?! – Ирики явно был не в духе. Если он притворялся, что ничего не знает, то делал это мастерски.

– Пять минут назад пришла доктор, – стала пояснять я, – и хотела забрать Соню вниз, я решила поговорить с вами и отсрочить на день. Вышла предупредить о переводе парней, которые решили поиграть в шахматы в каюте, а тут сосед с ума сошел. Кинулся на меня.

– Как приходила? – Дима заволновался, отпустил меня из мертвой хватки, – Соня у себя?

– Да, пока.

Капитан устало перевел взгляд с нас на старичка.

– Сита Анарис приказала привести девушку, – Филип Эполитович явно нервничал, – Сказала, она нарушает корабельный режим, ей требуется введение лекарственного препарата.

Я, прям, услышала, как Ирики заскрипел зубами.

– Ваша помощь больше не требуется. – Мужчина старался держать себя в руках, – Хочу напомнить, что лично вы подчиняетесь не сита Анарис, а мне. Без моего ведома никаких распоряжений не выполнять!

Все это было сказано тихим почти шепотом, но так что даже у меня волосы на затылке зашевелились.

– Прошу вас, – Ирики протянул мне руку, – нам нужно поговорить. Я хотел бы извиниться.

– Разрешите Соне и Сергею остаться, – я игнорировала его протянутую руку.

– Зачем вообще этот дурацкий перевод на другой этаж? – встрял в разговор Леонид.

– Затем, что этот этаж не был предусмотрен для проживания, – мы все резко посмотрели в сторону приближающейся Анарис, – мы отрываем персонал для вашего обслуживания, тратим ресурсы на подключение систем подачи воды, кухня готовит для вас отдельно. Почему ваше спасение должно причинять нам неудобство?

Анарис встала рядом с Ирики, который явно поморщился при ее приближении.

– К чему весь этот концерт с захватом Киры? – капитан ждал ответа, как и мы все.

– А кто сказал, что Киры? – Анарис изобразила удивление, – я попросила зайти за девушкой, успокоить и объяснить, что внизу еще лучше, но видимо Филипп Эполитович меня неправильно понял.

Никто из присутствующих в это не поверил, но говорила она складно. Не могу не признать изворотливость нашего доктора.

– Анарис, сегодня все останутся на своих местах, – Ирики, как мне показалось, немного пошатнулся, но тут же взял себя в руки.

– Вы нарушаете условия перевода! – прошипела, меняясь на глазах, добрейшая доктор, – я буду вынуждена сообщить о ваших действиях.

– Не сомневаюсь в этом. Но я вас опередил. В последнее время ваши лекарства действуют несколько не так, как вы предполагаете.

Капитан и доктор вели диалог, явно понятный только им. Еще минуту они пытались переиграть друг друга в убийственности взгляда и Ирики явно победил. Судя по тому, как Ана-рис сорвалась и, бурча что-то непонятное себе под нос, ушла. Мужчина устало вновь посмотрел на меня.

– Вашим друзьям ничего не угрожает, сегодня никто не посмеет подняться на эту палубу, – он снова протянул мне руку, – мне нужно с вами поговорить.

Я посмотрела на ребят. Леонид покачал отрицательно головой, он был против, МЧСник кивнул мне в молчаливом вопросе «сама как думаешь»? Я подумала… Посмотрела на капитана…

– Хорошо, но мне нужно пару слов ребятам сказать.

– Я жду вас на лестнице.

Ирики вышел, а я с ребятами вошла в каюту Леонида.

– С ума сошла??? – Леонид был в бешенстве, – Ты видишь, что происходит? Разве можно ему доверять.

Я тяжело вздохнула.

– Можно. У нас выхода нет. Не думаю, что он будет и дальше идти против руководства. Мы максимум выиграли ночь, – Дима понимающе кивнул, – я постараюсь задержать его разговором подольше. К нам на этаж уже никто не сунется, может, на лодку глянете? А что с Сергеем?

Я только заметила, что мужчина связан и лежит без сознания.

– Пришлось вырубить, потирая руку, сказал Дима, – вообще в неадеквате мужик с горя был. Я просмотрел запись. Если бы с моей женщиной такое сделали, я бы тоже рехнулся. Сейчас придет в себя, постараемся его и морально в чувства привести.

– Не переусердствуйте, убьете с такой терапией.

– Не боись. Я тебя доведу лучше. Передам из рук в руки и пойду зайду к Соне. Она там напугана, наверное.

На том и вышли. Ирики ждал меня на верхней площадке, кивнул Дмитрию и открыл передо мной дверь на палубу. Мы шли молча. Звездное небо маняще сверкало, а вокруг все так же клубился туман, который в ночи выглядел серым, как если бы жгли вокруг костры с резиной.

Было видно, что мужчине сложно начинать разговор первым. Я тоже не спешила, моим мужчинам нужно время. Мы медленно прошлись по палубе и, завернув, остановились возле двери в каюту капитана. Я удивленно посмотрела на Ирики.

– Это сейчас самое безопасное место для нашего разговора, ко мне никто не войдет, – пояснил мужчина, открывая передо мной дверь.

Я кивнула и вошла. Каюта была без излишеств: кровать, тумбочка, шкаф для одежды узкий, пара полок на стене, небольшой стол квадратной формы и два стула, жалюзи на небольшом окне и дверь между каютой и рубкой управления. Вот значит, как он так незаметно снял барьер, не выходя из каюты! Вспомнился предыдущий день, затем ночь. Сегодня Ирики вел себя прилично, стоя в другом конце каюты от меня и внимательно наблюдая за моими действиями.

– Я внимательно вас слушаю.

Я постаралась изобразить очень серьезное выражение на лице.

– Кира, все так неправильно. Я даже не знаю, как мне поступить. Я действительно не знал, что Анарис решит действовать в обход меня. Вчера…

– Простите за вчерашнее, – я покраснела, вспомнив, как бросила его стоять на палубе.

– Вам не за что просить прощения, я просто не ожидал такого эффекта. Мое тело не справилось с выбросом адреналина. Позже я был под действием восстанавливающих … приборов. Если бы я не почувствовал ваш панический страх, я бы не очнулся так быстро. И, насколько я понял, встретив вас перед каютой, этот страх был вызван не нападением, там больше присутствовали гнев и испуг. А сейчас вы вообще пахнете презрением ко мне. Вы что-то видели?

– Я думала, это вы мне хотите что-то объяснить, а не требовать с меня объяснений.

– Безусловно, но я хочу понять, что вы знаете.

– Я видела Татьяну, – я с вызовом посмотрела на Ирики, ожидая реакции.

– Тогда понятно, не буду спрашивать, как вам это удалось, с вашим-то лунатизмом.

Что? И это реакция? Это в порядке вещей уродовать людей? Я закипала.

– Вы даже не пытаетесь оправдать ваши садистские исследования? Вы уродуете людей, калечите и считаете это нормой? Да кто ВЫ такие?! – Я практически кричала, приближаясь к мужчине со сжатыми кулаками, – ВЫ ВООБЩЕ ЛЮДИ?!

Ирики грустно хмыкнул, тоскливо посмотрел на меня и сказал фразу, от которой мороз пробежал по моей коже:

– Мы то, как раз люди.

Я в шоке переваривала услышанное. Минута, другая, страшно было уточнить.

– Я не понимаю, – протянула я срывающимся голосом.

– Это так сложно объяснить.

Было видно, как тяжело даются слова Ирики.

– А ты попробуй.

Я была так растеряна, что незаметно перешла на ты. Села на стул.

– Не знаю с чего начать, чтобы было понятнее.

– Начни с начала, если будет сложно, я переспрошу.

Ирики прошелся по комнате, размышляя, с чего начать рассказ. Затем, стал рассказывать. Я старалась не перебивать и максимально вникать в услышанное, хотя верить в это было сложно.

– Много лет назад, очень много миллионов лет назад, Земля не была голубой планетой, большую часть занимала суша, а не моря и океаны. Это был зеленый мир, живой мир. Его заселяли люди, которые умели использовать весь свой потенциал, а достигался он в единении с живым миром. Постепенно их мир становился все совершеннее, технологии все выше, но численность меньше. Благодаря абсолютной регенерации организма люди перестали стареть, благодаря технологиям отступила и смерть. Постепенно исчезло понятие семьи, желание иметь детей. Зачем? Мы вечны, а увеличение численности населения грозило нарушить стабильность. Древние научились перемещаться в пространстве, трансформируясь в чистую энергию, таким образом, посещая другие галактики и вбирая в себя знания других миров. Так был создан первый биокомпьютер: самая быстрая саморазвивающаяся система. Её создали как подобие человека.

– Цефина? – мелькнула у меня догадка, вспоминая недавний разговор с Леонидом о находке «спящей красавицы» и соединив с услышанным мною в разговоре.

– Да, – мужчина внимательно посмотрел на меня, – именно Цефина. Когда люди из-за чувства своего превосходства, вошли в конфликт с окружающим миром, испытывая очередное великое творение, собранное из чуждых этому миру элементов, произошло непоправимое. Земля перестала слышать своих детей, началось разрушение. Как не пытались ученые во взаимодействии с Цефиной исправить все, возродить свой мир. Остановить разрушение они не смогли, лишь найти пути спасения для себя.

В момент переворота планеты и смены полюсов, буквально за минуту до того, как исчезла на какие-то десятки минут атмосфера, и все живое было стерто с лица земли, древние трансформировались в чистую энергию и были покрыты защитными капсулами. После восстановления жизненных параметров на планете, Цефина должна была начать трансформацию древних в их начальное состояние. Чтобы сохранить всю информацию накопленную древними, были созданы носители, которые вы сейчас называете ДНК.

– Подожди, ДНК – это фактически код биологической памяти, который обеспечивает передачу генетических данных из поколения в поколение на протяжении всей эволюции живых существ.

– Это вы так трактуете это понятие. Вы изначально были нашим носителем информации, способным пережить разрушение планеты. Цефина при запуске первой партии носителей использовала способность к саморазвитию, а также были установлены блоки, которые позволяли доступ только к информации важной для выживания. Вы создавались как примитивные существа, способные перенести информацию и нужный для обратной трансформации набор элементов.

Но все пошло не так. Мы оказались в коконах, которые разметало по всей планете. Двигались плато, покрывались водой, возникало новое строение земли. Живой мир так и не восстановился. Планета жила, но ее душа так и не вернулась. Цефина так и не «проснулась», а со временем, как оказалось, была погребена планетой окончательно.

Я заворожено слушала мужчину, который с каждым словом становился все бледнее.

– Ты ведь наверняка слышала о находках непонятных каменных шаров или яиц?

– Да, даже у нас в России, кажется, в Волгоградской области были такие находки. Некоторые считают, что полые внутри каменные шары могут быть яйцами динозавров.

– Не верно. Из-за произошедших катаклизмов, оболочка наших коконов менялась, оплавлялась, подвергалась воздействию кислот, в результате через многие столетия приобрела подобную форму. Внутри кокона, находясь в виде энергетического сгустка, время не ощущается, но некоторые из нас пытаясь выбраться, сожгли себя, оплавив кокон изнутри. Другим повезло больше. Наши носители стали развиваться в отсутствии Цефины бесконтрольно. Они пытались выжить любым способом, выполняя основную поставленную им задачу. Все системы регенерации не работали, имиаты умирали. Насколько мы поняли, именно тогда произошла первая мутация наших биосистем, носитель ДНК получал только ту информацию, которая нужна для выживания, и пусть научных терминов воспринять они не могли, но адаптироваться к условиям вполне. Биосистемы научились воспроизводить новые источники для передачи информации.

– Вы говорите о детях? – жутко было слышать подобное.

– Да. Вы стали размножаться, передавая ДНК следующим поколениям.

– Если Цефина до сих пор спит, то как вы освободились?

– Среди древних, люди разных профессий и много ученых. Даже в состоянии чистой энергии, не без помощи, безусловно, мутировавших биосистем, некоторые нашли способ разбить капсулу. Пробуждение происходило в разные века и эры. Так стали появляться легенды о богах, всемогущественных фараонах. Вы заметили, что все они требовали жертвоприношений? Наша трансформация в человеческий облик не была стабильной. Нам нужна была полная информация с носителя, но вы мутировали и не принимали вводимый код, только Цефина могла произвести перезапуск биосистемы для получения полного доступа к коду генома и возможности восстановить нашу полную регенерацию. Все, что мы можем, это частично вливать себе регенеративные функции наших биосистем, для продолжения жизни. В результате грубого вмешательства некоторые имиаты гибнут, некоторые возвращаются к примитивной форме своего существования. Очень редко, когда биосистема подходит для трансформации, тогда у нас появляется новый член команды. Звучит ужасно, но задумайся, разве ты общаешься со своим компьютером или ноутбуком на равных? Что ты сделаешь с роботом, если он сломается? Разберешь на части для другого и не будешь лить слезы от собственной жестокости.

– А когда разбудили тебя?

– В сороковых годах по вашему мироисчислению. Наши капсулы оказались глубоко подо льдами в месте, которое вы называете Антарктида. Забавно, но биосистемы, которые вскрыли наши капсулы, были уверенны в своем превосходстве. Из-за произошедших отклонений в процессе саморазвития у биосистемы стали появляться «лазейки» для получения заблокированной в них информации, так появлялись ваши ученые, которым во сне снились открытия, или вдруг приходило неординарное решение. Некоторые возомнили себя сверхлюдьми. В этот момент подобные «сверхлюди» решили захватить власть на планете.

– Ты говоришь о войне с фашистской Германией в сороковых годах?

– Да. Одно из подразделений рейха «Аненербе» занималось поиском древнейших магических знаний, одна из таких экспедиций нашла нас.

– Помню, нам рассказывали, что фашистский нацизм имел оккультные корни, – информация всплывала в голове произвольно, как если бы передо мной лежала вырезка из газеты,– Фундамент идеологии фашизма закладывался в начале века секретными обществами, в частности, Тевтонским рыцарским орденом. В 1918 году в Мюнхене основан филиал этого ордена – общество «Туле». В том же году в него был принят Гитлер. Главная идея «Туле» – идея мирового господства немецкой нации – впоследствии стала стержнем программной книги Гитлера «Майн Кампф». В 1933 году кукловоды «Туле» основали оккультный орден «Аненербе» («Наследие предков»). С 1939 года он стал главным научно-исследовательским центром нацистов и принял под свое крыло 50 исследовательских институтов Германии, работавших под эгидой СС. На Нюрнбергском процессе глава «Аненербе», полковник Вольфрам Сиверс, не без гордости заявил, что его институты занимались поиском древних знаний, позволяющих использовать новые виды энергии, магически воздействовать на сознание людей, проводить генетические изменения в человеческом организме в целях создания «сверхчеловека».

Я удивленно посмотрела на Ирики. Никогда не была ботаном, но сейчас вся информация словно высветилась четко в моей голове. Жутковато. Ирики многозначительно кивнул и продолжил:

– Именно так. Но они искали какую-то Атлантиду, а нашли нас. На тот момент мы пришли к соглашению, не раскрывая истинного положения вещей и посулив могущество. Мы приоткрыли некоторые знания для них. Они предоставили нам возможность построить плавучую лабораторию, поставляли нам объекты для поддержания наших жизненных показателей, проводили в своих лагерях по нашим запросам исследования и обязались участвовать в поиске утерянной Цефины, которая, по всем нашим показателям, находилась на территории СССР.

– Вот почему им так важно было захватить всю нашу территорию?

– Они желали получить информацию, которая возвела бы их на один уровень с нами – сделала бы богами. Но все опять пошло не так. Как оказалось, имиаты, живущие на территории современной России, наименее подверглись мутации ДНК и оказались наиболее выживаемыми в подобных ситуациях.

– Ты рассуждаешь о людях как о лабораторных мышах!

– Но вы и были для нас мышами, – в глазах Ирики не было ни жестокости, ни превосходства, лишь сожаление и странная пустота, он слегка втянул воздух,– я не хотел тебя обидеть, ты ведь хотела знать правду.

– Да. Продолжай.

– Осталось немного. 50 лет назад, абсолютно случайно, ваши шахтеры наткнулись на главный схрон данных, нашу Цефину. Мы сделали все, чтобы получить ее, казалось все позади, но мы недооценили природное любопытство своих биосистем. Пусковой прибор, без которого запуск системы практически невозможен, исчез при перемещении, я уж не говорю, что чуть ли не каждый постарался отлить себе трансформирующую субстанцию, в которой лежала система. При ее создании были задействованы чужеродные элементы, в результате чего большинство тех, кто соприкоснулся с жидкостью, быстро умерли. Благодаря Анарис и Апе, мы воссоздали пусковое устройство, но нужен код запуска, которого у нас нет. Мы знаем, что Цефина заложила его в простейших биосистемах на подобный случай. Но не можем найти нужное соединение, которое произведет взаимный перезапуск и позволит схрону включиться. Пока при соединении происходит перезапуск только мутировавшей биосистемы и дальше она не выдерживает подключения схрона и выгорает.

Повисло молчание. Я пыталась воспринять всю эту информацию – я не человек? Созданный биоробот? Не смешно. А ведь мы сами сейчас создаем роботов похожих на «человека». Я читала, что у же есть не просто думающие и чувствующие, но и планируется создать воспроизводящихся роботов. Так чем мы отличаемся от Ирики? Возомнили себя богами и создаем новую жизнь, которая тоже не захочет знать, что всего лишь забавная игрушка в чужих руках. Паршиво.

– Что не так со мной? – этот вопрос мучал меня с начала нашего разговора.

– Если бы я точно знал! – Ирики сел на кровать и закрыл глаза ладонями, – если бы я мог понять, что происходит. Из всех ДНК твоя словно прошла частичную трансформацию с истинным человеком. Кодировка идеально сочетается с кодом Цефины. По всем показателям ты идеально подходишь.

– Но что тебя останавливает?

– Не знаю! Не понимаю! – мужчина вскочил, потрепал на голове ежик коротких волос, – мы давно лишили себя эмоций, нам все подвластно, но с твоим появлением все меняется. Я не понимаю своих порывов.

– Я ведь лабораторная мышь, разве можно испытывать чувства к роботу?

– Да, – Ирики виновато посмотрел в мою сторону, – я не хочу лгать. Так не должно быть, но так есть. Ты меняешь меня и, главное что я понял, я хочу меняться.

– Сложный выбор, да? – мне стало грустно, – ты не можешь жить без жертв, используя, как ты нас называешь? Биосистемы. Ваш шанс выжить, может убить меня или искалечить, если я буду жить, то вымрете вы. Вопрос в том, что ты решил?

Ирики молчал.

– Ясно. Будем считать, что прощальная проповедь и отпущение грехов перед недочеловеком тебе удалась.

Я встала и пошла к выходу мимо стоящего бледного мужчины, который не дал мне спокойно уйти. Он яростно обнял меня со спины, заковав в кольце своих рук, прижимаясь лицом к моей шее, как бы пряча его от действительности.

– Кира! Если бы на кону была моя жизнь, то впервые я отдал бы ее, не задумываясь. Само существование человека, истинного человека поставлено на карту. Многие из нас до сих пор пребывают в коконах, некоторые использовали для трансформации чужеродные себе организмы. Ты смогла бы видеть своих друзей в виде жуков? Или видеть, как по прошествии времени начинают разрушаться тела твоих коллег?

– В нашем мире это называется старость, и мы живем с этим, никого не убивая, – я попыталась вырваться, – но быть креветкой это и в правду жестоко.

Ирики только крепче меня обнял.

– Сейчас ты пахнешь сочувствием. Ты меня с ума сводишь своим ароматом! Анарис не нашла никаких отклонений, а я не могу с этим бороться.

– Ждешь, что я тебя пожалею? Не многовато ли ты хочешь от обычного носителя информации?

Ирики ослабил хватку, еще раз провел носом вдоль шеи от плеча до мочки уха, потерся щекой о мою щеку и развернул к себе.

– Прости, – прошептал он, касаясь моих губ, сначала легко, затем поцелуй становился более жестким, требовательным.

Я отвечать не хотела. Совсем не хотела! Было обидно, страшно, больно. Но незаметно для себя я ответила.

Ирики держал меня в объятиях до тех пор, пока ему совсем не стало плохо. Бледный с дрожащими руками мужчина еле держался на ногах, но не переставал упиваться поцелуем. Я помогла ему сесть.

– Что с тобой происходит?

– Я потерял стабильность, такого никогда не было, а сейчас тело не слушается, оно умирает.

– В этом виновата я?

– Это наиболее вероятное объяснение, – прошептал он, отпуская меня и облокотившись об стену, – но я готов пережить все это снова и снова.

Ирики улыбнулся. А меня стала грызть совесть совсем не вовремя. Я хочу ему помочь? Я не хочу умирать! Так что извини совесть, но принести лекарство, подержать за ручку – это, пожалуйста, а вот отдать себя на опыты – нет!

– Ты же понимаешь, что мы просто так не позволим нас уничтожить?

– Конечно. Но времени у вас мало. Завтра вас даже сканеры не спасут.

– Сканеры?

– При входе в каюту у вас включены сканеры, проводящие ежедневный анализ состояния и показателей жизнедеятельности. Он подготавливает имиата к процедуре трансформации. Нам нельзя попадать под его воздействие, так как лучи действуют на нас разрушающе.

– Ясно. Мне пора, я могу тебя оставить?

– Конечно, я справлюсь. Прости меня.