Книга: Наше время. Зачем мы рождаемся
Назад: Таинственная повестка
Дальше: Рождение человека. Немного об огне, Молохе и медных трубах

Рождение. Воспитание. Учеба. И, наконец, выпускной

Много лет назад, или Немного истории… в детях

История – вещь очень интересная. Например, дети.

Это же настоящая история.

Многочисленные святые Русской Церкви сияют как звезды. Они так ясно видны в характерной для ХХ века духовной тьме. К примеру, Матрона. О степени ее почитания и о силе ее помощи говорят очереди людей к ее мощам в Покровском монастыре. Она родилась в крестьянской семье в Тульской губернии. Кроме Матрюши в семье еще было трое детей. Тех, что выжили. Мать Матроны рожала восемь раз. Четверо детей умерли в младенчестве. То есть мать пережила смерть четырех детей. Тут нужно подумать: а каково в современном мире было бы такой матери? Что бы она делала? Мать Матроны была очень набожной женщиной, много молилась.

Или вот, например, замечательный Силуан Афонский. Через сердце и уста этого человека Дух Святой сказал короткие бесценные слова на пользу и укрепление для всех рабов Божиих до скончания века: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». Родился в семье крестьян в Тамбовской губернии. Заметим: он тоже из крестьян. Я, собственно, к тому и веду – к социальному происхождению самых известных святых нашей Церкви в недалеком прошлом.

В семье церковных причетников из села Сура Архангельской губернии родился самый известный православный священник Иоанн Кронштадтский. Семья его была настолько бедна, что для прокорма нужно было трудиться на земле. Почти весь год. Пахать, сеять, колоть дрова, доить скотину, жать, – не важно, какая погода. В жару и холод. Нужно было нешуточно крестьянствовать.

В такой же скромной, только городской семье причетника родился подобный Иоанну Кронштадтскому московский старец-священник Алексий Мечёв. Шестым из восьми детей явился на свет в семье сельского причетника одного из сел Тамбовской губернии будущий всемирно известный старец Амвросий Оптинский.

Нынешний ребенок – это сплошь и рядом «домашний бог». У него даже в сознательном возрасте нет ни труда, ни материальных сложностей, ни малейшей ответственности. Он знает только удовольствия, сладости, капризы.

Из уже сказанного нетрудно понять, что великая святость в детстве формировалась в атмосфере, далекой от «счастливого детства» в современном понимании. Нынешний ребенок – это сплошь и рядом «домашний бог». У него даже в сознательном возрасте нет ни труда, ни материальных сложностей, ни малейшей ответственности. Он знает только удовольствия, сладости, капризы. Спит он на мягкой постельке, никаких у него забот. Он сотни раз за день скажет «хочу». Ничего подобного не было у Матроны, Силуана, Иоанна, Алексия, Амвросия. Еда была самая скромная: каши да репа. Этой едой нужно к тому же делиться (братьев и сестер у всех с избытком). Первая ложка – батьке. Все названные святые знали труд с детства. Им привито было послушание родителям, чья ранняя смерть зачастую заставляла повзрослеть не по годам быстро. То был быт традиционный и по нынешним меркам поистине аскетический. Современного горожанина бы туда, в тот быт – трудно представить, какого Лазаря он бы запел.

Соименный Саровскому чудотворцу Серафим Вырицкий родился в крестьянской семье в Рыбинском уезде. Осиротев, он приехал в Петербург и стал служить на посылках. Со временем открыл собственное дело и стал купцом 2-й гильдии: торговал пушниной. Затем постригся в монахи вместе с супругой. Был духовником Александро-Невской лавры. Известен как старец и великий молитвенник. Корни те же – крестьянская семья, труд с детства, терпение, настойчивость, молитва.

В семье черниговских крестьян родился известный на Украине преподобный Лаврентий Черниговский. Тоже рано осиротев, он выучился портняжному ремеслу, чтобы вместо родителей быть кормильцем братьев и сестер. Мальчиком будущий святой был очень музыкален: самостоятельно освоил скрипку. Когда его музыкальные способности были замечены, стал управлять церковным хором. Старец за свою жизнь и на Афоне побывал, и пережил оккупацию и советские гонения. Много пророчествовал о будущем Церкви и сложностях, которые ее ждут.

Такое изобилие выходцев из крестьян во святых не есть только отечественная черта. Старец Паисий Афонский – тоже выходец из крестьянской семьи, только греческой. Много хорошего говорил он о скромном и благочестивом быте времен своего детства. Например, что многие крестьяне, не зная грамоты, по памяти знали множество молитв. Говорил, что, приготовив еду в семье, несли часть к соседям и вообще умели делиться всем, что имели. Еще говорил, что умели жалеть скотину, потому что зависели от нее, и это тоже воспитывало в людях сердце милующее. Все это он говорил, с болью глядя на современный мир, распространяющий дух эгоизма по вселенной.

Дополняя картину, можно вспомнить совершенно удивительного подвижника Феодосия Кавказского, который тоже родился в многодетной семье пермских крестьян.

Очевидно, что сказанное не является исчерпывающим исследованием, но лишь указанием на движение мысли. Святость, та, которой мы гордимся и на помощь которой надеемся, не вырастала в теплицах. Она взошла и окрепла только на свежем воздухе, открытая ветрам, и зною, и холоду.

Множество священномучеников и исповедников советской поры наряду с крестьянским имели священническое происхождение. Они рождались в семьях обычных приходских священников (многодетных, как правило) и шли по проторенному пути: духовное училище, семинария, академия, монашеский постриг, архиерейство, труды ради Господа, гонения. И надо вникнуть также в то, чем был простой поповский быт в те годы, когда из многодетных священнических семей выходили церковные ученые, богословы, проповедники и исповедники. Это тоже был традиционный, неспешный, благочестивый быт, полный трудов и чуждый изобилию удовольствий.

Россия начала XX века – крестьянская страна. Откуда еще и браться святым в крестьянской стране, как не из крестьян? Но крестьянство – это не имя, указующее на род занятий или место жительства. Тогда бы предки в виде самоназвания избрали слово «землепашец» или «селянин». «Крестьяне» – это несколько изменившееся слово «христиане». Самоназвание русского народа проистекало из веры, а не рода занятости. В этом смысле купцы, ремесленники и дворяне тоже были «крестьяне». Во всех сословиях зарождалась и появлялась святость. Из купцов был преподобный Серафим Саровский. Из дворян – Симеон Верхотурский. Но, безусловно, дворянство в количестве прославленных святых от крестьянства и купечества отстает. И дело именно в быте, в характере воспитания, в закалке, полученной с детства, или ее отсутствии.

Святые, которых мы поминаем, – это не тени, а наши живые братья и сестры, протягивающие к нам руки помощи из Царства света в королевство кривых зеркал, то есть в день сегодняшний.

Причем вот что еще достойно внимания: на заре христианской истории на Руси святость ассоциировалась с княжеским служением. Не только потому, что князья часто заслуживали имя благоверных. Народ еще был неучен. А близ князей были епископы, а значит, – грамотность, книги, богослужение. Княжеские и боярские дети часто уходили в монастыри (Евфросиния Полоцкая, Сергий Радонежский, Варлаам Печерский и т. д.), сами князья покровительствовали духовному строительству, образованию и носили в душе монашеский идеал. А народ в массе своей только пропитывался новой верой, на что закономерно уходили столетия. Зато в ближайшие к нам исторические эпохи уже не княжеские дети принимали постриг, а крестьянские. И не княжеские устремляли мысль к Иерусалиму Небесному, а простые мальчишки и девчонки из земель Рязанских, Тверских, Тамбовских, Пермских. Совершилась смена первенства на пути к Царству Небесному.

И князья XIX века отличались от князей XII века, как земля от неба. Их уже не сажали в отрочестве на коня, не препоясывали мечом, не учили читать по Часослову. Они спали на перине, ели пирожные и лопотали по-французски с гувернером. А простой народ, напротив, почти не поменяв быт за долгие столетия, пахал сохой и варил репу. Но уже пропитался верой, полюбил Христа, устремил сердце к грядущему Царству. Конечно, не поголовно. Конечно, не стопроцентно. Но великое множество русских святых говорит о том, что Святая Русь была очевидным явлением, а не фантазией литераторов.

Теперь, после всего сказанного, остается непонятным одно, но очень важное, а именно: нам-то что теперь делать, когда нет ни князей, ни крестьян? После всех революций, эмиграций, коллективизаций у нас не осталось ни «голубых кровей», ни традиционного крестьянского благочестия. Что не выгнали, то вытравили. А что не вытравили, то само зачахло. Ни князей благородных со светлым взором, ни традиционных многодетных пахарей с крестиком на шее. Зато есть готы, эмо, хиппи, рокеры, футбольные фанаты, наркоманы, гопники и еще много других, плохо рифмующихся с идеей святости. И каково же после этого наше будущее?

Честно говоря, о будущем стоит тревожиться. Но без паники. Без паники потому, что двери Царства открыты и закроет их только Христос во Втором Пришествии. А пока нам оставлено покаяние, всесильное против всякого греха. И у Церкви есть таинства, врачующие немощных и восполняющие оскудевших. Еще у нас должна быть зрячая любовь к Отечеству, уже одно лишь знание истории которого способно воодушевить и укрепить человека. Способно придать смысл его пресной и суетной жизни. И святые, которых мы поминаем, – это не тени, а наши живые братья и сестры, протягивающие к нам руки помощи из Царства света в королевство кривых зеркал, то есть в день сегодняшний.

Назад: Таинственная повестка
Дальше: Рождение человека. Немного об огне, Молохе и медных трубах