Когда моему старшему сыну было два года, он часто просыпался на рассвете, собирал самое ценное, что у него было — машинки Matchbox, складывал их в плетеную корзинку и отправлялся к нам в комнату. Он останавливался в двери и протягивал корзинку, словно предлагая ее нам без всяких слов в обмен на то, чтобы мы разрешили ему забраться к нам в постель. Мы не разрешали ему делать это и отводили в его комнату. Следующие два часа это повторялось каждые пятнадцать минут, пока мы наконец не вставали. Несколько раз мы обнаруживали сына спящим прямо под дверью нашей спальни. По-видимому, он хотел войти, но боялся быть отвергнутым. Мало о чем в плане воспитания детей я сожалею больше, чем о том, что мы не позволяли ему спать вместе с нами.
Разумеется, мы с женой руководствовались благими намерениями. Западные исследования по части совместного сна подчеркивают, что самостоятельный сон способствует формированию системы преодоления психологического стресса у детей. Помимо этого, родители должны оберегать свои отношения и интимную близость. Однако здесь не существует универсального решения, хотя большинство культур склоняются в сторону совместного сна. (Обратите внимание: я говорю о сне родителей с детьми младшего возраста, поскольку в этом случае существует угроза безопасности ребенка.) Необходимо прочитать несколько книг о воспитании детей, чтобы понять: никто еще не нашел алгоритм успешного выполнения родительских обязанностей.
Я советую молодым родителям делать то, что кажется им правильным, и доверять интуиции. В нашей семье интуиция, а также то, чем мы занимались последние несколько лет, позволили выработать такой подход: все дети засыпают в своих кроватях (хотя собака спит в комнате младшего ребенка), а родители наблюдают, как развиваются события на протяжении ночи. Иногда все просыпаются там же, где уснули, но чаще всего в нашей кровати оказывается четверо. Порой я сбегаю с переполненной «парковки», чтобы поспать в недавно освободившейся постели старшего сына.
В Соединенных Штатах Америки родители скрывают, сколько времени они спят вместе с детьми, поскольку им внушили, что это неправильно. Однако мало что может быть более естественным. Японцы очень ценят совместный сон с детьми, называя такую практику «рекой»: мама и папа — это берега, а ребенок между ними — вода.
Вода в нашей постели — это спокойная река, которая иногда неожиданно начинает бурлить, давая пинки по лицу и время от времени задавая вопросы: «Папа, уже пора вставать?» — «Нет, еще можно поспать». Младшему ребенку нравится спать на моей шее в виде 16-килограммового галстука-бабочки. Как ни странно, это действует на меня расслабляюще, в таком положении я засыпаю. Или у меня случается асфиксия, из-за чего я лишаюсь сознания. Старший сын любит касаться одной ногой то мамы, то папы. Каждые полтора часа он садится, оглядывается, а затем снова засыпает.
Самый большой страх моего отца, как ребенка периода Великой депрессии, — умереть нищим (хотя его материальное положение в порядке). Я же больше всего боюсь того, что эгоизм не позволит мне вкладывать достаточно сил и времени в отношения и потому я умру в одиночестве. Единственное, во что я инвестирую как можно раньше и чаще, — это мои мальчики. Я уверен: те маленькие инвестиции, которые я делаю несколько раз в неделю посреди ночи, окупятся. Меньше места в кровати, порой ушибы и дефицит сна — все эти вклады приведут к достижению одной цели: дети запомнят то, что они были для родителей на первом месте.
Мы приходим в этот мир и уходим из него одинокими и уязвимыми, поэтому нам хочется прикасаться к любящим людям, чтобы спать спокойно. По моему убеждению, благодаря всем этим маленьким инвестициям у наших мальчиков возникнет естественное желание лечь рядом с мамой и папой, которые постарели и ослабли, чтобы согреть нас и помочь спокойно уснуть.