Глава 14

Жизнь продолжалась, и продолжалась плохо, несмотря на всё хорошее, что она несла. Анатолий никогда не мог сказать, что она текла как по маслу, скорее наоборот, он всегда ощущал на своём теле крупные и частые крошки наждачной бумаги.

Жизнь била Анатолия, и била больно, тем не менее он не ломался и старался не гнуться под её ударами. Другое дело Лена, его Леночка, тепличное растение, которой впервые, по её словам, пришлось столкнуться с жестокостью. Но, видимо, в силу своего характера она восприняла все перипетии жизни со стойкостью и спокойствием оловянного солдатика.

Елена не жаловалась и не упрекала Анатолия, наоборот, она сама стремилась поддержать его в трудную минуту. Его девочка-пай, которую лелеяли родители, любили учителя, оказалась в одной связке с киллером. Лена не жалела о случившемся, будучи по гороскопу Водолеем, она любила свободу, смену декораций, дорогу.

Наивная в прошлом девочка, росшая под опекой родителей, устроилась работать в привокзальный буфет, чтобы понюхать жизни. Теперь она хлебала её полной ложкой, черпая то любовь, то разлуку, и всегда массу приключений. Впервые она дышала полной грудью, ощущая свободу каждой клеточкой своего юного тела, каждым звенящим в упоении нервом.

В целом и по большому счёту Елена была довольна, чего не скажешь об Анатолии. Его цели и жизненные ориентиры с появлением Лены резко поменялись. Он хотел спокойствия и семейного счастья, любви и детей, свой дом в тихом уголке России и Лену.

Анатолий переживал, встречаясь с Леной в такой обстановке. Ему не нравилось её положение арестантки и заложницы, не нравилась ситуация в целом. Лена, напротив, радовалась, держа любимого за руку. В этот момент ей было всё равно, где она, главное – с кем.

Лена радовалась свалившемуся на неё счастью и боялась лишь одного – потерять любимого. Впрочем, и любимый боялся того же. Анатолий уже не мыслил своей жизни без Елены, связывая с ней все планы и надежды. В его возрасте давно пора создавать семью, любить и быть любимым. Анатолий устал от жизни убийцы, устал прятаться и убегать. Ему как никогда хотелось тишины и спокойствия, простого домашнего счастья у семейного очага.

Вместо этого Анатолий, вкупе с Еленой, по-прежнему оставались в заложниках у Вадима. Прошла неделя, тяжёлым понедельником началась вторая, сложившаяся ситуация начинала надоедать. Анатолий устал сидеть сложа руки и подумывал о своём освобождении.

Единственное, что его беспокоило, – это Елена. Конечно, девочка много пережила, житейские невзгоды закалили её характер, но Анатолий смутно представлял, как можно сбежать от Вадима, к тому же вместе с ней.

Подкравшийся как диверсант вечер обернулся ночью, и влюблённые легли спать. Елена тихо сопела во сне, доверчиво положив голову на плечо Анатолия. Он долго не мог заснуть, а когда заснул, увидел странный сон.

Он шёл по лесу, долго, субъективно – часа три. Внезапно лес кончился, полянка, на ней избушка, почти на куриных ножках. Разве такие куры бывают – с окорочками немного потолще телеграфных столбов? Это что, трактир?

Ему снилось, что он зашёл в избу. Стол, кривой табурет, печь и столетняя бабка составляли всё её убранство. Пардон, в печи булькает котелок с какой-то дрянью. И бабке при ближайшем рассмотрении, должно быть, не сто, а все двести.

Сон как бы расслаивается, и Анатолий выступает в роли рассказчика перед аудиторией размытых лиц. Он, присутствуя во сне, одновременно продолжает рассказ.

Мне ещё не доводилось узреть на этой планете ничего страшнее. Сказать, что она вылитая Баба-Яга, значит не сказать ничего. Представьте себе ведьму и трухлявый пень в одном лице, в возрасте далеко за сто лет. Руки и лицо в бородавках, с чёрных, потрескавшихся, словно земля в засуху, губ капает жёлтая слюна. Ноги, хоть и кривые, но вроде обе свои. Глаза как у жабы, раздавленной дорожным катком. Из левой ноздри огромного кривого носа, дополняя непритязательный колорит избы, свисает длинная, зелёная сопля.

– Здравствуй, бабушка, – стараясь не сильно дрожать, говорю я.

– Садись к столу, касатик, ужинать будем.

– Я не гордый, пешком постою.

Ведьма достаёт из-за голенища сапога две ложки и ставит чёрный, как сажа, котёл на середину стола. Очень мило с её стороны, гостеприимная бабушка. Долго спорим, кому сидеть на единственном табурете. Как гостю бабка пытается уступить это право Анатолию. Он, как джентльмен, отнекивается. Побеждает вежливость, и бабка взгромождается на свой кривой табурет.

Поплевав на ложку, передаёт её мне, изобразив на лице особо зверское выражение, возможно, по её мнению, так и должна выглядеть улыбка гостеприимной хозяйки.

– Кушай на здоровье.

Какое уж тут здоровье, хорошо, что хоть в котёл не высморкалась. Сдох бы, наверное, в ту же минуту.

– Спасибо говорю, – бабушка, – сыт я… уже. Покажи лучше дорогу до города.

Бабка в крик. Словно пожарная сирена завыла.

– Не пущу, пока не поешь!

Не иначе смерти моей желает ввиду непомерного гуманизма, накопленного с годами непосильного труда. Беда с этими пенсионерами, они всегда отличались жестокостью. Заведут на старости лет собачку или кошечку, потом помирают, а бедное животное остаётся на улице, брошенное и голодное, совсем не привычное к походной жизни.

Я ей тихо так, очень мирно, зачем злить старую ведьму, в ответ объясняю, где меня после этого лучше похоронить. В конце концов бабулька сдалась, похлебала из котла, утёрла подолом губы и встала с колченогого табурета. Я как ошпаренный выскакиваю за дверь, она нехотя ковыляет следом.

Бабка, бодро семеня рядом, провожает меня до дороги, сетуя, что касатик не там свернул.

– В вечор, – говорит, – на месте будешь.

Сон внезапно прервался, резко, словно в кино, сменился кадр. Анатолий оказался во главе войска средневековых рыцарей, бой, поражение, кровь, везде кровь. Он бежал. Просто фэнтези какое-то.

Анатолий снова оказался перед группой слушателей без лиц. Впрочем, вместо лиц у них были черепа. Он, видя себя как бы со стороны, но при этом полностью отождествляя с самим собой, продолжил повествование. Черепа задумчиво кивали и пристально смотрели ему в глаза пустыми глазницами.

Шатаясь от усталости и потери крови, я выбираюсь на дорогу, впереди занимается огнём деревня. Плевать, надоело прятаться. За всё время так никого из своих людей не встретил. Неужели я потерял всех?! «Чьи это мысли, кто я?» – словно спрашивает Анатолий. Сон молчит. И он продолжает рассказ.

Ночь, но ревущее пламя освещает картину как днём, между горящими избами мечутся причудливые тени, от жара пламени топится снег. Рушится крыша ближайшего ко мне дома, и очередной фонтан искр взлетает в воздух. Пахнет гарью и жареным мясом.

Сотворивших это чёрное дело рук не видно, как, впрочем, и их самих. Немые картины отпечатываются в мозгу как кадры кино. Вот по снегу ползёт голая беременная женщина. Из вспоротого живота на пуповине за ней, оставляя на снегу кровавый след, тянется мёртвый ребёнок. Старик с жёлтыми мозолистыми руками, седая голова лежит рядом на снегу.

Вот шестеро возле своего пылающего дома, вся семья – отец, мать и четверо детей, – с перерезанным горлом. Чуть дальше – прибитый к воротам воин, видно, из моих солдат, огонь корёжит деревянные ворота, и он корчится вместе с ними. По всей деревне разбросаны трупы мужчин, их большинство. За что?!

Почему чаще всего в войнах погибают мирные беззащитные люди? Кто в ответе за их кровь? На чьих она руках? Кому нужна их смерть?

Кто виноват, что в этой мясорубке гибнут мужчины, женщины, дети… нерождённые дети? Смерть не выбирает, она берёт никого не спрашивая, и только вороны пируют на костях, вырывая у жизни лучшие куски плоти.

Сон снова прерывается, Анатолий кричит и просыпается в холодном поту.

– Милый, что с тобой!

– А-а-а?! Ничего, спи, просто плохой сон приснился.

Елена послушалась и заснула, а Анатолий ещё долго находился под впечатлением увиденного. Ему редко снились кошмары, и настолько яркий сон Анатолию приснился в первый раз. Он вспоминал детали, словно ножом врезанные в мозг, и думал, много думал.

Роившиеся всю ночь мысли оформились в желание и созрели. Под утро Анатолий пришёл к выводу, что из золотой клетки Вадима пора линять.

* * *

Джип пожирал обратную дорогу, нигде не останавливаясь, Вадим не злился, он был в бешенстве. Чаще всего для снятия напряжения он употреблял секс, но ни одной из его девочек рядом не было. Вадим задумчиво покрутил в руке сотовый телефон.

Были варианты. Остановиться и снять плечевую, насиловать он никого не собирался, не тот стиль. Вадим не считал себя беспредельщиком, он им и не был. Попробовать снять проститутку в ближайшем городе – тоже не выход. Он доверял только своим.

Вадим злился и думал только о том, как снять напряжение. Секс по телефону? Может быть. А что?

Он помялся ещё немного, словно школьница в первый раз, и палец забегал по кнопкам телефона. Его соединили. Приятный, чуть с хрипотцой, женский голос раскрывал перед ним мир сказочных удовольствий. Голос манил, завлекал и завораживал. Вадим не мог её видеть, но поневоле представлял себе сказочную фею, загипнотизированный нежной мелодией женского голоса.

Женщина на том конце знала своё дело, Вадим возбудился от чарующих звуков её льющейся, словно весенний ручеёк, речи, и продолжал давить педаль газа до упора, даже въехав в небольшой городок. Возбуждение росло, злость и гнев сменились всепоглощающей страстью, и он проскочил светофор на жёлтый, не сбавляя скорости, понёсся к следующему.

Взвизгнув тормозами, ехавшая перед ним «Волга» остановилась на перекрёстке. Вадим, достигший пика наслаждения, не стал сдерживаться и, не сбавляя скорости, с выплеснувшимся наружу наслаждением въехал в её зад.

Жалобный скрежет сминаемого металла слился в экстазе с лопнувшими стёклами. Вадим кончил, спустив в трусы. И он не жалел о случившемся, даже готов был заплатить, но не стал, предпочтя уехать с места происшествия.

Настроение приподнялось, хотя конец уже опустился и Вадим успокоился. Что ж, он был доволен и ввёл номер телефона в память, просто так, на всякий случай. Шины джипа с помятой мордой продолжали шуршать по асфальту, летели километры, бежало время.

Вадим не думал о смерти, но её цепкие, скрюченные пальцы уже держали его за ворот рубашки. Он подъезжал к своему особняку, вынашивая планы мести и твёрдо зная, что Анатолий воплотит их в жизнь, а если нет… такого просто не может быть, пока Елена в его руках. Вадим знал людей и многих видел насквозь. Анатолий не откажется, может быть, потом, когда любовь потеряет прежнюю остроту, но не сейчас, нет, только не сейчас.

Анатолий придерживался другого мнения, ему было глубоко плевать на Вадима, его желания, заботы и мысли. Анатолий устал, не сломался, нет, просто устал убивать. Он хотел тихого семейного счастья и мог убрать всякого, кто встанет на его пути. Вадим мешает, и если он не сдержит своего обещания, он умрёт.

Лена, вымотавшаяся от свалившихся на её голову проблем и неприятностей, плыла по течению, радуясь уже самому факту, что Анатолий рядом. Её не волновало то, что она до сих пор под арестом в чужом особняке, главное здесь и сейчас, она в двух шагах от Анатолия.

– Толик, Вадим – он же убийца, что с нами будет?

– Не знаю, Леночка, но, боюсь, он меня не отпустит, мы стали заложниками. Вадим не из тех, кто упускает выгоду. Ты понимаешь, что я ему нужен не просто как киллер, а именно как посторонний, на которого можно всё списать и легко пожертвовать.

– Анатолий, скажи, ты его убьёшь?

– Мне придётся, иначе… другого пути нет. Мы должны бежать.

– Толик, милый, я понимаю, как же тебе тяжело. Я люблю тебя.

– Леночка, брось меня, пока не поздно, подумай, с кем ты, зачем, беги, беги от меня.

– Но почему?!

– Потому что я тоже киллер. Да, да, ты знаешь, я убийца и у меня нет будущего.

– Но я люблю тебя, и я счастлива.

– Счастье, что такое счастье? Оно ускользает от нас, призрачное как дым, неуловимое, словно миг. Хорошо, мы будем вместе, в печали и в радости, вместе до конца.

Вадим поднялся по ступеням, нервно сжимая в руках рукоять пистолета. Он шёл наверх, к своим пленникам. Перед тем как войти, он спрятал пистолет под пиджак.

– Что, голубки, воркуете?

Анатолий с Еленой переглянулись. Первой заговорила Елена:

– Вы выполните своё обещание?

Вадим рассмеялся, но как-то неискренне, зло. Он посмотрел прямо в глаза Анатолию, выдержал паузу и ответил:

– Конечно. Я никогда не отказываюсь от своих слов, но есть маленькая проблема, и только Анатолий способен её решить.

– Ну-ну…

– Что вы, Анатолий, я готов вас отпустить хоть сейчас, но не сейчас. Открылись некие форс-мажорные обстоятельства, и мне нужна ваша помощь.

– Да, да, и так до бесконечности.

После слов Анатолия, сказанных отнюдь не мягким нежным голосом, в комнате повисла напряжённая тишина. Запахло сырым могильным запахом, размахивая косой, прошла бабка Смерть. Не в натуре, конечно, однако все почувствовали её незримое присутствие.

Тем не менее, отреагировали на её появление все по-разному. У Анатолия зачесались руки, видимо, в предвкушении любимой работы. Елена не отреагировала никак, а у Вадима по коже побежали мурашки и неприятный холодок проехал по ушам. На том и расстались, понимая оба, что Анатолий, если припрёт, не откажется из-за Елены. Вадим, однако, не тешил себя надеждами, зная, что Анатолий становится неуправляемым и может сорваться.

– Валерик!

– Слушаю, Вадим Степанович.

– Вот что, удвой охрану, влюблённых на ночь запирать, в коридоре возле двери поставь постоянный пост. Упустите – ответишь головой.

– Понятно, проколов не будет. А может быть, их в подвал к этим?..

– Защита в моём музее, конечно, классная, но, я думаю, пока не стоит. Не спускайте с них глаз, и всё будет тип-топ.

Довольный своими указаниями, Вадим успокоился, выпил, поел и лёг спать. В свои тёмные права вступила ночь. За окном загорались и, умирая, гасли звёзды. Анатолий не спал, в три часа он решился, разбудил Елену, оделся и приступил к выполнению наглого в своей простоте, но от этого не менее рискованного плана.