© МирОн МаРусич, 2019
© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2019
МаРусич МирОн Алексеевич родился 26.04.1964 г. в ГДР, г. Потсдам. В 1981 г. поступил в СВВКИУРВ им. Ленинского комсомола (Серпуховское высшее военное командно-инженерное училище ракетных войск). Военный пенсионер.
Номинант-дипломант «Писатель года», «Наследие», «Антология русской прозы», от Проза. ру. За вклад в литературу награждён медалями им. Маяковского за 2018 г. к 125-летию и им. Пушкина за 2019 г. Срок службы: 13 лет армия, 13 лет милиция.
Гога не хотел умирать, да и кто захочет, но расстаться с жизнью в неполные двадцать лет всё же пришлось. С мягким, каким-то садистским чмоканьем четыре пули одна за другой нашли дорогу к его сердцу, и оно захлебнулось кровью. Испуганно расширившиеся глаза закатились, а его душа отлетела в рай, или, пожалуй, в ад, да, именно в ад.
Как всегда, в точно задуманное время, сработал внутренний будильник, и хозяин кошмара открыл глаза, так и не успев досмотреть на дело рук своих. Пассажир проснулся окончательно, стирая из памяти остатки сна, сходил в туалет, почему-то с сумкой на плече, почистил зубы и умылся. Было как-то особенно, по-тревожному тихо, мерно стучали колёса. Вагон ещё спал.
Человек вышел на незнакомой станции, ранним, солнечным утром. Мало ли на пути станций. Проводница, спросонья протирая глаза, шла по коридору в тамбур, поезд ещё тормозил, но его уже не было в вагоне.
На перроне стоял молодой мужчина в элегантных джинсах, явно дорогих кроссовках и простой хлопчатобумажной майке. Чему удивляться, май месяц.
Спортивная сумка в руке, сжатые костяшки пальцев, в которых чувствуется смертельно опасная сила, дополняли его прикид. Остаётся добавить, что сумка была слишком тяжела для своих небольших размеров, но это уже совсем не наше дело.
Он оглядел пустую с утра площадь перед вокзалом, заметил в стороне несколько частников, карауливших пассажиров, и, бросив быстрый, цепкий взгляд одинокого волка по сторонам, пошёл в вокзальный буфет.
Незнакомый мужчина лёгкой, пружинящей походкой, подошёл к буфетной стойке, осмотрел стеклянный прилавок со стандартным набором засыхающей вокзальной снеди. Всё как везде.
– Что желаете? – спросила молоденькая и на удивление красивая продавщица.
– Минутку, я сделаю выбор.
Мужчина окинул взглядом буфетчицу, едва улыбнувшись одними губами. «А девочка ничего, не место ей здесь, впрочем, и мне не место».
– Кофе, чай, или что покрепче?
– С утра пить вредно, кофе не люблю, значит, чай. И дайте ещё что-нибудь перекусить, на Ваш вкус, но чтоб потом живот не протестовал.
– Что вы, у нас всё свежее, – быстро ответила буфетчица и смутилась.
Через минуту он ел вполне приличную курицу, не переставая осматривать вокзальный зал исподлобья. Не торопясь выпил остывший чай, подошёл к буфету и представился:
– Анатолий.
Она как-то подобралась, потом смягчилась и произнесла в ответ:
– Лена.
«Елена» в переводе с греческого означает «светлая», «сияющая». Она немного замкнута, всегда как бы в стороне от людей, погружена в свой внутренний мир, но это не мешает ей быть очень заботливой и внимательной.
Елена – жизнерадостная фантазёрка и неистовая оптимистка. Она быстра, умна и остроумна. Англичане называют Елену «леди искренность»: она и правда очень доверчива, порою до простоты. Лена очень влюбчива, но, отыскав своего единственного, не щадит себя в своей жертвенной любви. Очень ценит мир и покой.
– Елена прекрасная, – словно подтвердил он, пробуя её имя на вкус.
– Что вы, – чуть слышно, смущаясь, ответила девушка, но на её губах заиграла ласковая улыбка.
Ещё один хороший человек попал не на своё место. Милая девушка, но через несколько месяцев работа и вокзал сделают своё дело, и она станет как все. Может быть, хуже.
«Не моё дело», – подумал Анатолий, но, тем не менее, как-то излишне легко узнал её адрес и обещал зайти. Общага, значит, родителей нет или далеко. Время шло, отсчитывая минуты жизни и шепча в уши непристойности.
В шесть часов он вышел на улицу и сел в первый показавшийся автобус, обычный старый, убитый временем и пассажирами «Икарус». Длинный, похожий на жёлтую, дохлую гусеницу, с противно скрипевшей резиновой «гармошкой», грязным полом и сиденьями.
Цели не было, он бежал, пытаясь скрыться от всех. В карих пронзительных глазах, которые когда-то прожигали взглядом насквозь, затаился страх. Страх загнанного зверя. Страх волка, попавшего в капкан.
Кондуктор – немолодая, невыспавшаяся и, видимо, поэтому хмурая женщина лет сорока трёх – взяла с него деньги за билет, устало отсчитала сдачу и потеряла всякий интерес.
Анатолий сел впереди салона и прикрыл глаза. На сиденьях позади него расположились парень с девушкой и пожилой мужчина, всего пятеро – машинально отметил про себя он на всякий случай, сосчитав всех, даже водителя.
Подыхающий от старости автобус медленно тащился сквозь полусонные улицы. Через пару остановок в автобус вошла шумная компания из шести изрядно подвыпивших юнцов. Парни возвращались с какой-то вечеринки, события которой со смехом обсуждали, обильно сдабривая речь матом.
«Уроды, – подумал он, – теперь одиннадцать», но ничего, что могло бы его встревожить, не почувствовал. Компания явно не хотела платить за проезд и оскорбляла кондуктора, послышался громкий хохот, и женщина истерически взвизгнула, срываясь на крик.
Анатолий сделал вид, что происходящее в салоне его нисколько не касается, да так и было, он не привык вмешиваться. Жизнь научила. Анатолий устал, отдыха требовал каждый нерв, каждая клеточка его загнанного тела.
Молодая компания продолжала бесноваться. Анатолий оглянулся. Парни встали в кружок, а кондуктор, словно мячик, металась от одного к другому, пытаясь вернуть свою сумку с билетами и деньгами.
Пассажиры испуганно вжались в сиденья, всем своим видом показывая, что происходящее их совершенно не касается, лишь пожилой мужчина попытался вмешаться, но его грубо заткнули, и он с укором посмотрел на Анатолия.
Нет, не так, снова, как в последнее время, всё грозило пойти наперекосяк. Мужчина в хлопчатобумажной майке опустил глаза, он устал, жизнь летела под откос, ему не хотелось вмешиваться, давили свои проблемы. Он не был суперменом, давно уже не строил из себя героя и борца за социальную справедливость.
Анатолий казался сломленным жизнью, плечи поникли, и только волчьи глаза говорили, что он ещё очнётся. Он не был мастером восточных единоборств, как-то не успел, не был он и очкастым студентом, но профессию получил. И о смерти знал не понаслышке.
Он был киллером, и до недавнего времени неплохим. Диспетчер знал его под кличкой Толик-волк. Двадцать семь заказов, тридцать девять трупов, издержки производства он не считал. Он не был злым, но мир сделал его жестоким. Этот анекдот словно про него.
Киллер получает заказ, ему называют улицу, дом, он перебивает и спрашивает сумму гонорара. – Сто тысяч баксов, – слышит в ответ. – В таком случае номер квартиры можно не называть.
Он с тоской оглянулся ещё раз, встретил затравленный взгляд кондуктора и сделал выбор. Молодой мужчина в хлопчатобумажной майке встал и пошёл в конец салона.
– А теперь, граждане, оплатим проезд, – сказал он и ощерился привычной улыбкой хищника. Юнцы и кондуктор враз замолчали.
– Ко всем относится, – после секундной паузы добавил он, расстегнул сумку и достал короткоствольный автомат. По салону прошелестело лёгкое дуновение ветра смерти.
Началась борьба за социальные права, как он её понимал для себя. Юнцы засуетились, отдали кондуктору сумку и зазвенели по карманам мелочью, зашелестела выгребаемая из кошельков и портмоне бумага.
– Выгребайте всё. Стоять! – крикнул он молодой парочке, попытавшейся выскользнуть на остановке.
– А-а-а, мы…
– Граждане, деньги на бочку, быстро, если жить хотите.
Карманы вывернули все, включая кондуктора, у которой он забрал выручку, и водителя, досмотренного на предмет денег в последнюю очередь.
Двери открылись и снова закрылись, оставив Анатолия на улице со смятой горстью бумажек. Автобус поехал дальше.
«Анатолий» в переводе с греческого – «восточный». Анатолий – нервный, возбудимый человек, остро реагирует на все, как и его тотем – ягуар. Его натура представляет загадку, – никогда не знаешь, чего от него ожидать!
Внутренняя жизнь Анатолия богата и упорядочена. Если вмешивается в чужие дела, то не сомневается в успехе, – ибо воля его сильна до того, что граничит с упрямством. Не может представить себя побеждённым. Анатолий легко приспосабливается к обстоятельствам – при условии, что легко подчинит эти обстоятельства себе.
«Нет, не мой это город и мне здесь не место». Анатолий осмотрел грязные тротуары, пыльные глаза подслеповатых окон, грязь, как и везде.
Поймав такси, он коротко бросил: «Вокзал». Машина, набирая скорость, зашуршала шинами по асфальту, мелькали улицы и дома незнакомого города.
Мужчина в хлопчатобумажной майке смотрел в окно и думал о превратностях жизни. При других обстоятельствах он бы остался, но когда что-то не складывается с самого начала, лучше не искушать судьбу. Он усвоил это правило и не собирался менять своего решения. Такси остановилось.
– Полтинник, – сказал шофёр.
– Хорошо.
Анатолий расплатился, не торгуясь, и прошёл кассам. Пробежал глазами по расписанию, пожал плечами.
– На ближайший, до конечной. – Посмотрел в сторону буфета и добавил: – Два.
Молча отдал деньги, получил через узкую прорезь окошечка билеты, сдачу и направился к буфетному прилавку. Поезд через сорок минут, время есть. Он не боялся милиции, зная её медлительность. Раннее утро, открыта только дежурная часть, пока поступит заявление, пока… Поезд давно будет стучать колёсами вдали от города, вдали от мелких и скучных проблем. Он будет смотреть в окно и грустить, всё как всегда, ничего нового.
Лена, похоже, сдавала смену и собиралась идти домой, мужчина со спортивной сумкой и двумя билетами в кармане направился к ней. «Бывает ли любовь? – думал он на ходу. – А с первого взгляда, с первой фразы?»
– Леночка, извините за банальный вопрос. Что вы делаете сегодня?
Она снова мило смутилась, почему-то покраснела и опустила глаза.
– Ничего.
– Вас что-нибудь держит в этом городе?
– Нет, – ответила она на удивление быстро и стала серьёзной.
– Совершенно случайно у меня есть два билета, но не в кино.
Анатолий достал из кармана билеты и показал ей. Посмотрел в Еленины глаза, и она словно утонула в омуте, нырнув туда с головой, без всякой надежды вернуться на поверхность.
– Вы поедете со мной?
– Да, – выдохнула она и доверчиво прижалась к его руке.
«Что я делаю? Она же почти ребёнок, и я ломаю ей жизнь. Впору гроб заказывать, а не в любовь играть».
Он испугался, уже не за себя, за неё. Не сегодня, так завтра его достанут. Смерть уже шесть лет дышит ему в затылок, но в последние недели её смрадное дыхание ощущается всё более явственно. Анатолий не хотел, чтобы в момент расплаты она оказалась рядом, не хотел – и тянул её за собой.
«Только на одну ночь, завтра я её брошу», – но сердце говорило: «Нет. Ты попался, парень, где-то не так легли карты, и перед смертью тебе пошла масть». Игра без козырей, сможет ли он разыграть свои карты или до него так и не дойдёт ход, Анатолий не знал.
Он не знал, доживёт ли до завтра, а скорей всего, встретит очередной рассвет с дыркой в затылке, уставившись остекленевшими глазами в голубое небо. Анатолий хотел жить, теперь снова хотел.
Вдруг до боли в сердце, с острым щемящим чувством в груди, ему захотелось иметь детей, красавицу жену и маленький домик в деревне. Простые житейские радости.
«Старею», – подумал киллер и лишь сильней прижал хрупкое девичье тело к своей груди. Пусть. Что будет, то будет.
– Толик, – она замолчала.
– Ты передумала?
– Нет, что ты, просто всё так внезапно. Ты ведь меня не бросишь? Я хочу быть с тобой до самой смерти.
– Да, – ответил он и подумал: «Возможно, не так долго осталось».
Может быть, ещё не поздно всё изменить. Сказать ей, что передумал, пошутил, ошибся. Нет, уже поздно, проводница зовёт по вагонам, последний гудок, поезд трогается. Пора. И через две минуты, сидя в купе, они смотрели на проплывающие мимо дома, улицы незнакомого ему и чужого ей города.
Мужское естество кричало: «Возьми её!», а совесть тихо нашёптывала: «Погоди, дай ей шанс». Мерно тикали секунды, складываясь в минуты, нарастая в часы. Ночь накрыла медленно ползущий поезд как-то сразу, незаметно.
Она улыбалась. Как она улыбалась! Мерно стучали вагоны, отстукивая ведомую лишь им одним мелодию, за окном проплывали полустанки и километры. Толик смотрел на неё и не верил своему счастью. Он, близко повидавший много женщин, влюбился как пацан. В его любви к Елене было всё: и романтическое чувство в первый раз влюблённого юноши, и пламя страсти пополам с нежностью зрелого мужчины.
Он любит её – она любит его. Это ли не счастье? Тонкие лучики солнца пробиваются сквозь штору окна на золотистые кудри её волос. Она улыбается солнцу, солнце улыбается ей. Как она улыбается!
Анатолий сидит и смотрит на милое лицо, оголённые плечи и розовые соски девичьих грудей. «Она моя», – поёт в груди незнакомый прежде голос, рождая новое чувство заботы и тепла, нежности и любви. Он улыбается в ответ, но через мгновенье тень набегает на её лицо и его улыбку.
По его пятам идёт смерть и дышит в спину, в его спину. Анатолий знает, что каждую секунду, за каждым углом его может настигнуть пуля коллеги. Смерть не торопит, но и не опаздывает, она просто ждёт.