Немецкое правительство на Северном Кавказе
Особая политика, проводимая под эгидой армии на Северном Кавказе, была наиболее заметна на территории малых горских народов, которые, по крайней мере формально, обладали некоторой долей автономии и культурной независимости при советской власти.
В Карачаевской автономной области большинство мусульманских горцев оказали немцам более искренний прием, чем в большинстве других оккупированных районов. Местный учитель Маджир Кочкаров принял на себя руководство в столице области Микоян-Шахаре (с 1957 г. Карачаевск) за несколько дней до прибытия немцев, которые тут же назначили его мэром города. Через несколько недель они санкционировали формирование Национального комитета карачаевцев под руководством антисоветски настроенного крестьянина Кади Байрамукова, которому (без лишнего шума и даже без официального одобрения Берлина) были переданы некоторые авторитетные полномочия в региональном правительстве. Кульминацией оккупации стало празднование мусульманского праздника Курбан-байрама в Кисловодске в октябре. Кестринг, Шиллер и другие высокопоставленные немецкие должностные лица получили ценные подарки от местного комитета. Немцы, в свою очередь, пообещали скорейшее упразднение колхозов и объявили о создании карачаевского эскадрона всадников для боев бок о бок с немецкой армией. Кестринга, чья речь на русском языке вызвала энтузиазм в толпе, местные жители буквально подняли на руки и подбрасывали в воздух в знак признания.
В Берлине Вагнер и Альтенштадт одобрили региональное правительство. Насколько далеко власти были готовы зайти в этом отношении, лучше всего иллюстрируется уникальной процедурой признания претензии Карачаевского комитета на бывшую государственную собственность: «Штаб группы армий «А» постановил, что бывшая [советская] государственная собственность в Карачаевском автономном округе находится в управлении карачаевского народа. Соответственно, по приказу командования группы армий «А» от 8 ноября 1942 г. Карачаевский областной комитет имеет право претендовать на доходы от государственных предприятий, лесов и т. д.».
Политика предоставления коренным народам определенного фактического контроля над внутренними и культурными делами, а также некоторых полномочий в экономической жизни, по-видимому, принесла немцам щедрые плоды: на протяжении всей оккупации в Карачае не было свидетельств антигерманской деятельности.
СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ
В Кабардино-Балкарской АССР (до 1936 г. АО) горцы также радушно приняли немцев. В то время как кабардинцы были несколько более сдержанными, мусульмане-балкарцы сотрудничали с особой охотой. И здесь немцы дали разрешение на создание регионального комитета во главе с местным адвокатом Селимом Шадовым. Согласно его мемуарам, немцы (и в меньшей степени румынские оккупационные войска) «уважали власть коренных народов», организовывая официальные конференции с должностными лицами армии, включая самого фельдмаршала. Они охотно предоставляли им автономию в области культуры и религии; со временем местные экономические вопросы также были переданы под юрисдикцию комитета. 18 декабря в Нальчике, резиденции местной администрации, состоялась церемония празднования Курбан-байрама в присутствии немецких сановников. Снова раздавались подарки: местные чиновники дарили немцам великолепных скакунов и получали взамен Кораны и захваченное оружие, а Бройтигам выступил с речью о прочных узах германской дружбы с народами Кавказа.
Несмотря на резкую критику за различные случаи злоупотребления властью и в целом меньший энтузиазм по сравнению с правительством Карачая, правительство Кабарды за 65 дней своего существования завоевало всеобщее признание.
«Новый курс», проводимый на Северном Кавказе, был отмечен несколькими конкретными мерами. Незамедлительное решение о возобновлении работы мечетей и церквей, по-видимому, вызвало всеобщее удовлетворение. Аналогичным образом, местные старейшины отныне не назначались, а выбирались, и данная инициатива была встречена радостным одобрением несмотря на то, что эти выборы на практике зачастую нарушались. Когда СД принялась за истребление евреев, она столкнулась с нестандартной ситуацией в лице татов, или «горских евреев», которые на протяжении веков обитали среди местных жителей и считались полностью коренным элементом. Когда им приказали носить «желтые звезды» в преддверии их истребления, таты обратились со своей проблемой в Нальчикский областной комитет, который незамедлительно направил вопрос в штаб армии. В декабре последний постановил, что таты не должны подвергаться дискриминации, и на этот раз СД была вынуждена отступить.
Проблемой, вызвавшей наибольшее количество споров, стали колхозы. В то время как в других местах под германской оккупацией, как будет рассказано в следующей главе, была введена медленная и зачастую лишь формальная аграрная реформа, на Кавказе была узаконена процедура, которая была в большей степени направлена на удовлетворение желаний населения. Была введена ускоренная реприватизация скотоводческих хозяйств и собственность на землю (особенно в пастушеских регионах), хотя в зерноводческих степных регионах реформа мало чем отличалась от реформы в соседних и украинских провинциях.
Несмотря на проводимую особую политику, было бы исторически неверно изображать германское господство на Кавказе как идиллию, лишенную жестокости и злоупотреблений. Были широко распространены мародерство, физические расправы и дискриминация. В широких масштабах предпринимались попытки экономической эксплуатации. В спорных вопросах военные требования были приоритетнее интересов коренных народов. Немецкие репрессии за убийства немецких солдат или разграбление армейских запасов были столь же быстрыми и беспощадными, как и в других районах оккупированной Европы. Различные зондерфюреры – это своеобразный ассимилированный ранг, который для многих русских стал символом немецкого переводчика в униформе или чиновника военного правительства, – применяли те же методы, которые они безнаказанно использовали в более северных регионах. Требования по освобождению военнопленных остались без ответа. После эвакуации, вербовок и чисток нехватка рабочей силы была колоссальной. Тактичность и гибкость немецкой администрации не выходили за пределы узких рамок личных интересов, какими их видели армия и экономические ведомства. Немецкая монополия на нефть и минеральные ресурсы не подлежала сомнению, а истребление евреев началось с той же тщательностью, что и во всех остальных регионах.
Несмотря на все это, германское господство на Северном Кавказе не вызывало резкого народного разочарования и, как результата, враждебности, как это было на севере. Этот факт невозможно адекватно объяснить, если не брать в расчет краткость оккупации. Когда немецкое наступление остановилось, а материальные условия к концу 1942 г. ухудшались, прогерманские настроения начали угасать; однако, по словам одного из беженцев, «для глубокого разочарования не прошло достаточно времени». Изменения в отношении еще не перешли в стадию враждебных действий.
Кроме того, характер национальной проблемы и более «заботливая» политика существенно отличались от тех, что были как на Украине, так и в Белоруссии. Предоставление толики местного самоуправления не основывалось на стремлениях балкарцев или карачаевцев к суверенной государственности. Здесь автономия не являлась ступенью к ожесточенной вражде между сепаратистами и федералистами или между сторонниками концепции Розенберга и сторонниками унитарной политики. В малонаселенном регионе, по большей части мусульманском и непромышленном, региональная автономия задела нужную струну, не создавая при этом новых жестоких конфликтов в кругах власти в Германии или среди коренных народов.
Наконец, у немецкой поддержки малочисленных национальностей на Северном Кавказе не было антирусской подоплеки, которую OMi стремилось обострить в «Остланде» и на Украине. Несмотря на то что славянское население иногда подвергалось дискриминации, оно было видным и активным, а русский язык оставался официальным и единственным общим языком в регионе.
Оккупация была столь же всеобъемлющей, сколь и недолгой. Придя сюда с оптимизмом и в ожидании скорейшего наступления в Закавказье, немцы вскоре оказались разочарованы и практически отрезаны – ситуация, отображенная в послании Клейста (возможно, апокрифическом) в Берлин:
«Передо мной нет врага; позади меня нет припасов».
После того как битва под Сталинградом истощила все имеющиеся ресурсы, а советские войска на Кавказе постепенно восстановились и были готовы наступать, немецкие войска к юго-востоку от Ростова могли оказаться отрезанными. Однако лишь в январе 1943 г. Гитлер разрешил им отход, чтобы не рисковать быть полностью уничтоженными. По окончании отхода немецких войск под ударами Красной армии лишь небольшая территория в районе дельты реки Кубань и полуострова Тамань оставалась в руках немцев до сентября 1943 г. в качестве плацдарма для нового нападения – которое так и не произошло. В конце 1943 г., когда военная ситуация ухудшилась, политика Германии стала более бескомпромиссной. Сотни подозреваемых были казнены за помощь несуществующим партизанам; вопреки директивам был начат набор на принудительные работы; опустошались целые участки земли, а всех жителей изгоняли. Все запреты были позабыты, и армия реквизировала, изгоняла, истребляла и уничтожала без разбора. Перед лицом невзгод тактика просчитанной щедрости сошла на нет, и армейская политика вернулась к тому, что она из себя представляла в любом другом месте на оккупированном Востоке.
