В ответ на вердикт

Воспользовавшись принятием нового аграрного указа на Востоке, Розенберг совершил поездку по Украине, чтобы предать гласности свою «прогрессивную» политику. В глубине души он, по-видимому, все еще надеялся утвердиться в народном сознании как «анти-Кох», почитаемый вождь. Для Розенберга, привязанного к своим постоянно подвергавшимся бомбежкам кабинетам, поездка стала отдушиной после берлинских перебранок. Три года спустя он с нежностью вспоминал то время: «Все там вырывалось за рамки привычных размеров: кукурузные поля, Таврическая степь, вишневые сады. [Мы] получили сообщения гебитскомиссара о большой работе по восстановлению кустарного руководства и содействию сельскому хозяйству, а также их заботах и пожеланиях… Затем мы посетили [заповедник] Аскания-Нова, рай деревьев и птиц в степи… Вскоре мы сидели в Крыму в прекрасном Ботаническом саду, попивая сладкое вино в прекрасном вечернем настроении… и проезжали через Симеиз, где я провел лето двадцать шесть лет назад…»

Но Кох тоже был там – по пятам Розенберга. Розенберг позже расценил присутствие Коха как «грубость» и попытку «похвастаться» перед гостями, но все было не так просто. В первый же день в Ровно между ними возник спор по поводу земельной реформы. Около Винницы поездка привела к новой перепалке между этими двоими: их кортеж остановился в деревне, где доктор Отто Шиллер, аграрный эксперт, указывал на карте предполагаемую разметку угодий. Внезапно Кох в присутствии местных крестьян воскликнул, что это означало «саботаж» постановления фюрера. Хотя Шиллер возразил, что раздел производился в строгом соответствии с инструкциями, которые Кох сам выпустил годом ранее, тот продолжал неистовствовать по поводу «доброжелателей» и украинцев. В Мелитополе Кох публично объявил в присутствии большой украинской аудитории, что «ни один немецкий солдат не умрет за этих негров». В другой деревне, в которой останавливалась группа, делегация крестьян преподнесла немцам традиционные хлеб и соль; Кох выбил подарки у них из рук и завопил: «Как смеете вы предлагать дары немецкому сановнику!»

Судя по всему, Кох понимал, что с поддержкой Гитлера ему что угодно сойдет с рук. Тем временем фюрер, вынеся свой вердикт, позднее снова повторил его, слегка перефразировав. 8 июня в ходе продолжительной дискуссии касательно русского вопроса с Кейтелем и новым начальником Генштаба сухопутных войск Куртом Цейцлером Гитлер не сдерживал свой гнев по отношению к Розенбергу. Несколько недель спустя он повторил те же аргументы в обращении перед командующими немецких групп армий. Проблема «лавки Розенберга», утверждал он, заключается в том, что в ней полно «бывшей прибалтийской знати и прочих прибалтийских немцев», а также украинских эмигрантов, чьи цели идут вразрез с «национальными устремлениями» Германии. Так как к тому моменту кампания за «политическую войну» достигла пика в рядах немецкой армии, Гитлер говорил с суровой откровенностью: «Если бы не психологический эффект, я бы зашел настолько далеко, насколько это возможно; я бы сказал: «Давайте создадим полностью независимую Украину». Я бы произнес это и глазом не моргнув, а потом все равно этого не сделал бы. Я бы мог провернуть такое как политик, но (поскольку я должен сказать это публично) я не могу так же публично сказать каждому [немецкому] солдату: «Это все неправда; то, что я только что сказал, это лишь тактика…»

Гитлер не терзался моральными сомнениями по поводу отказа от плана Розенберга. Он был проницательнее Коха и, как и пропагандисты, не стал бы запрещать задействование национальных тем. Но его основные подозрения в отношении устремлений беженцев были сильны; можно ли было быть уверенным в том, что пропагандистский трюк не приведет к созданию нового движения? Важно было одно: «Не допустить внезапного возникновения менталитета в духе: «Однажды, возможно, нам будет не так здорово; в таком случае все, что нам нужно сделать, это создать украинское государство; тогда все будет в порядке; тогда у нас будет миллион солдат». Иначе нам ничего не достанется, ни одной живой души».

Гитлер был в каком-то смысле более последовательным и дальновидным, чем его помощники. Действительно, учитывая нацистские цели и тактику, восточные народы, включая украинцев, не могли солидаризироваться с интересами рейха. Пересказывая Кейтелю и Цейцлеру спор Розенберга и Коха, Гитлер вложил следующие аргументы в уста Коха: «Розенберг… Я смогу проводить политику, за которую вы выступаете, только в том случае, если я предоставлю этим людям сферы занятости – создам университеты, национальные комитеты и т. д.; [в противном случае]… все, чего вы добьетесь, – это накопление революционной энергии, которая рано или поздно выплеснется на нас же».

Посему Гитлер заключил: «Мы не должны даже ставить каких-либо целей на будущее. Я не могу ставить какие-либо цели, которые когда-нибудь приведут к созданию независимых государств, автономных государств… С этими вещами необходимо разбираться крайне решительно, чтобы впоследствии не плодить ошибочные мнения в своих рядах».

Гитлер вынес свой вердикт, и у Коха развязались руки. Когда немецкий журналист увидел его в Ровно в июне, он сообщил домой, что Кох был «бесспорно сильнейшей фигурой в немецкой Ostpolitik». Доктор Ганс Иоахим Кауш резюмировал свой разговор с рейхскомиссаром следующим образом:

«[Кох] убежден, что Украину необходимо превратить в немецкое пространство для жизни, особенно с учетом воздушных налетов с Запада… Он рассчитывает на это и намерен оттеснить большую часть украинского народа дальше на восток, чтобы закрепить украинское Lebensraum в будущем для немецких солдат и гражданских…

Чаевые только после сервиса – по такому принципу следует действовать во всех славянских странах…»

После заявления Гитлера Кох также был более откровенен в национальном вопросе: «Нет смысла прибегать к принципу национальности и принимать Украину в европейскую семью наций. Украина никогда не принадлежала Европе; она была окраиной каждого панславянского движения, и к ней, как и ко всем славянам, применяется только принцип завоевателей и завоеванных. Немецкие солдаты завоевывали Украину не для того, чтобы осчастливить украинский народ, а для того, чтобы обеспечить возможности для заселения потомков немецких солдат, а также обеспечить первоклассный рынок для Европы».

Когда ограниченное немецкое наступление в середине лета 1943 г. потерпело неудачу и советские войска перехватили инициативу, Украина снова стала полем боя. Немецкие ведомства сворачивались, вывозя все, что могли спасти, и прибегали к собственной тактике выжженной земли. Даже там, где еще действовала гражданская администрация, были восстановлены полномочия военного управления. Лихорадочный характер отступления армии стал напоминать поведение всеми презираемых «золотых фазанов». Кох сделал законным то, что раньше считалось недозволенным: в случае сопротивления «дома непокорных коренных жителей подлежали сожжению; родственников надлежало арестовывать в качестве заложников и заключать в трудовые лагеря».

Кох до самого конца стоял на своем.