Глава 7

Германия и Украина: украинская точка опоры

Геринг, Борман и Кох

Борьба за контроль, которая велась в относительной тишине и тайне вплоть до начала вторжения, вспыхнула в рядах нацистской элиты, как только настало время назначить рейхскомиссара Украины. Первоначальный план Розенберга состоял в том, чтобы назначить Эриха Коха рейхскомиссаром Москвы, а Арно Шикеданца или Герберта Бакке рейхскомиссаром Украины. Ходатайство Геринга на гитлеровской конференции 16 июля 1941 г. положило конец этим планам. Утверждая, что Кох был «личностью с самой сильной инициативой и лучшей подготовкой для этой должности», Геринг предложил, чтобы ему дали страны Прибалтики или Украину.

Геринг прежде всего занимался четырехлетним планом. Первые месяцы войны, в ходе которых он проявлял активный интерес к восточным делам, продемонстрировали, что он занимал позицию неизбирательного экстремизма. «Лучше всего, – по слухам, говорил он другу, – было бы убить всех мужчин на Украине от пятнадцати лет и старше, а [молодых] жеребцов затем отправить в СС». В разговоре с министром иностранных дел Италии Галеаццо Чиано Геринг выразил точку зрения, которая соответствовала прогнозу его экономистов: «В этом году от голода в России умрет от двадцати до тридцати миллионов человек. Возможно, это к лучшему, потому что некоторые нации должны быть уничтожены. Но даже если бы это было не так, с этим ничего не поделаешь. Очевидно, что если человечество обречено будет умереть от голода, дольше всего продержатся наши два народа (немцы и итальянцы)».

Однако к концу 1941 г. влияние Геринга начало ослабевать, отчасти из-за неспособности четырехлетнего плана восстановить экономическое изобилие, отчасти из-за постоянных неудач его люфтваффе (ВВС). К 1943 г. он едва ли был серьезным соперником в борьбе нацистских диад охов.

Главным вкладом Геринга в Ostpolitik было успешное назначение Коха. Розенберг, понимая, что Кох был фаворитом Геринга, который высоко оценивал его экономические способности, справедливо опасался, что Кох не станет подчиняться его, Розенберга, приказам; на конференции он сказал: «Тем более Кох в этом плане себя уже проявил». Но Геринг встал на защиту Коха: Розенбергу не стоило ожидать, что он будет водить своих комиссаров за ручку, так как «эти люди должны работать с высокой степенью независимости». Именно этого и боялся Розенберг. Наконец Гитлер вмешался и объявил, что Кох должен быть назначен на Украину, ведь «в течение следующих трех лет она, несомненно, будет самым важным регионом».

Борман, враг Розенберга и старый друг Коха, ловко позволил Герингу перехватить инициативу. И лишь в переданном Гитлеру протоколе Борман вставил едкую ремарку: «После некоторых моментов становится очевидно, что Розенберг довольно дружелюбно относится к украинцам [fur die Ukrainer sehr viel iibrig hat]».

Таким образом, Кох стал протеже экстремистов. Человек, прослывший позднее «коричневым царем» Украины, начал свою карьеру в качестве мелкого чиновника на железной дороге в Рейнской области. Там во время оккупации в начале 1920-х гг. Кох принимал участие в антифранцузской деятельности, которая тогда объединила коммунистов и национал-социалистов на общем фронте. К 1926 г. он вступил в НСДАП.

Кох принадлежал к революционному крылу нацистской партии, и, подобно Герингу и Борману, своим защитникам, он до самого конца частично сохранил свои антикапиталистические взгляды. Во времена депрессии Кох стал одним из главных нацистских представителей в деле сближения с Советским Союзом. Позднее Раушнинг вспоминал, что Кох, «один из людей Грегора Штрассера», был «решительным сторонником пророссийской политики». Даже накануне войны Кох поведал Карлу Буркхардту, верховному комиссару Лиги Наций в Данциге, что «он, Кох, стал бы фанатичным коммунистом, если бы не встретил Гитлера».

В роли гаулейтера Восточной Пруссии Эрик Рыжий (как его время от времени называли в нацистских кругах) заработал репутацию человека продуктивного и инициативного. Вскоре он погрузился во множество схем, направленных на улучшение экономики и сферы услуг. «Прокоммунистические» идеи Коха испарились, и он зарылся в повседневную деятельность, разбавленную различными «частными» сделками. Пожалуй, лучше всего его охарактеризовал Гизевиус, относившийся к нему с враждебностью, но хорошо разбиравшийся в людях:

«Первоклассный демагог, смелый авантюрист, чувствует себя в своей тарелке как в самых высоких, так и в самых низших сферах общества; он был на голову выше своих коллег-лидеров. У него было отличное воображение, и он всегда мог поделиться – шепотом и под грифом абсолютной секретности – совершенно фантастическими историями.

Он основал институт Эриха Коха и с радостью выпускал дополнительные акции раз за разом, когда ему нужны деньги для своих дворцов или подобных развлечений. Был как-то индийский махараджа, которого Кох пытался убедить беспроцентно поместить свои легендарные сокровища в золотом эквиваленте в Рейхсбанк… Была и орда обанкротившихся предпринимателей, никчемных изобретателей и дерзких расхитителей, которые под покровительством Коха вворачивали самые фантастические промышленные проекты в официальную программу четырехлетнего плана».

В период действия пакта Молотова – Риббентропа Кох снова дал ход своим идеям о континентальных блоках. Еще в январе 1941 г. он писал, что «договор с Россией снова открывает [Восточной Пруссии, личной сфере Коха] путь к обширной внутренней территории, которая простирается до сырьевых районов южной России». Когда началось вторжение в СССР, Кох, судя по всему, не горел желанием браться за предложенную ему работу.

Позиция Коха была укреплена его отношениями с Мартином Борманом. Хотя Борман действовал так искусно, что его роль не поддается документальному обоснованию, опрошенные на эту тему немецкие должностные лица пришли к выводу, что Борман сыграл самую важную роль – он был посредником между Кохом и Гитлером. Формально он был начальником Коха в партийной иерархии. Кох, будучи гаулейтером, отчитывался перед Борманом, который руководил партийной канцелярией. Кох был прежде всего партийным чиновником, и даже на Украине он просил своих соратников обращаться к нему как к гаулейтеру, а не как к рейхскомиссару. Что еще более важно, Борман и Кох были близкими друзьями и обращались друг к другу на «ты». Борман, в свою очередь, все больше и больше завоевывал доверие Гитлера. Соединить эти два звена цепи было несложно. Будучи формально подчиненным Розенберга в иерархии OMi, Кох мог действовать за его спиной, обращаясь через Бормана непосредственно к фюреру, чем он регулярно и пользовался.

В некотором отношении мировоззрение Коха заметно изменилось со времен нацистского Sturm und Drang. Став рейхскомиссаром и желая доказать, что окончательно отрекся от своих просоветских взглядов, он с таким же рвением начал поддерживать противоположную точку зрения. Теперь он с возмущением отвергал «романтизированные» и «наивные» схемы Розенберга. Его отношение сводилось к следующему: 1) немецкий народ – это Herrenvolk; 2) восточным народам, украинцам и всем остальным суждено служить своим природным хозяевам; 3) эксплуатировать Восток – право и обязанность Германии; 4) полный контроль над завоеванным Востоком требует уничтожения коренной интеллигенции и всех элементов – русских, украинских, еврейских и других, – которые потенциально могут представлять угрозу немецкому господству.

К своей работе Кох подходил с полным отсутствием заботы о приличиях. После взятия Киева армия пригласила Коха принять руководство рейхскомиссариатом и занять свое место в столице Украины. Кох демонстративно отправил младшего чиновника, который занялся канцелярией, а сам основал штаб-квартиру не в Киеве, традиционном центре украинской культуры, а в провинциальном Ровно.

Даже будучи рейхскомиссаром, Кох продолжал исполнять обязанности гаулейтера Восточной Пруссии, где он проводил значительную часть своего времени. Чтобы соединить две свои империи – Восточную Пруссию и Украину, Геринг убедил Гитлера «передать Восточной Пруссии некоторые части Остланда, например леса Белостока». Таким образом, с 1941 по 1944 г. Эрих Кох являлся правителем территории, простиравшейся от Прибалтики до Черного моря. В каком-то смысле этот необычный человек осуществил давние мечты польских королей.