С 1918 г. одним из главных украинцев, поддерживаемых немецким правительством, был гетман Павел Скоропадский, возглавлявший реакционный украинский режим при немецкой оккупации в 1918 г. Гитлер, который никогда не придавал особого значения ни украинцам, ни эмигрантам, рассказывал о своих прошлых разногласиях с Розенбергом по поводу привлечения Скоропадского.
«Розенберг, чего вы ожидаете от этого человека?»
«Ну, он организует революцию».
«Что ж, – сказал я, [продолжал Гитлер], – для этого он должен быть в России. Люди, готовящиеся совершить революцию, должны находиться внутри своей страны…»
События показали, что все это было химерой. Эмигранты ничего не достигли.
Нацисты все чаще смотрели на экс-гетмана как на дряхлого пустослова и начинали поддерживать более экстремистские группы.
Неспособные действовать, эмигранты из Советской Украины нашли поддержку в «антипарламентских» украинских партиях в Галиции. Безоговорочно приняв революционные методы и программу, выгодную для нацистов, ОУН (Организация украинских националистов) стала центром антипольской деятельности в Галиции. Под началом полковника Евгения Коновальца ОУН и ее предшественники налаживали связи с немецкой разведкой начиная с 1921 г. После убийства Коновальца советским агентом в 1938 г. руководство ОУН перешло к полковнику Андрею Мельнику, который продолжил сотрудничество с Берлином.
Решающую роль в активизации сил ОУН с немецкой стороны сыграл абвер. Адмирал Канарис, прозорливый начальник абвера, видел в них толковых и активных помощников и, в отличие от нацистского министерства иностранных дел, не придавал особого значения деталям программы ОУН. В 1939 г., по мере того как росли шансы Германии в грядущей войне с Польшей, начали задействоваться украинские коллаборационисты. Сначала они появились в кратковременном карпатско-украинском правительстве в марте 1939 г. Затем абвер тайно сформировал специальное подразделение членов ОУН, известное как Bergbauernhilje (буквально: «помощь горных крестьян»). Держа в уме возможность создания «украинского государства», абвер готовил это подразделение как для боевых действий в качестве легиона, так и для восстания в тылу противника в случае нападения Германии на Польшу. Когда произошло вторжение, один из первоначально рассматриваемых вариантов включал в себя создание номинально «независимой» Галиции под немецкой эгидой. В таком случае, отмечал Канарис в своем дневнике, «я должен был бы подготовить украинцев соответствующим образом, чтобы, если эта альтернатива станет реальной, мельниковцы (ОУН) смогли бы поднять восстание, которое было бы нацелено на уничтожение евреев и поляков».
Идея была отвергнута, потому что Галиция была передана СССР. Таким образом, украинские экстремисты лишились солидной поддержки, однако раздел Польши также укрепил их стремление бороться за освобождение своей родины.
Еще одним результатом поражения Польши стало освобождение из тюрьмы ряда украинских националистов. Самым выдающимся из них был Степан Бандера, молодой шовинист, арестованный как соучастник после убийства польского министра внутренних дел Бронислава Перацкого в 1934 г. В противовес более спокойному и степенному Мельнику, Бандера быстро сплотил беспокойное молодое поколение в ОУН. После личностного конфликта и разногласий по поводу тактики ОУН разделилась на две разные и взаимно враждебные организации – одну возглавлял Мельник, другую – Бандера (и назывались они ОУН(м) и ОУН(б) соответственно).
В Берлине были возмущены расколом, произошедшим в то время, когда абвер якобы держал ОУН на коротком поводке. В дальнейшем немецкая поддержка была разделена между ними: группа Мельника считалась более прогерманской, а крыло Бандеры более способным, но также более импульсивным и опасным. Когда началась подготовка к нападению на СССР, украинские группы снова были задействованы – на этот раз с целью набора в два батальона, «Нахтигаль» и «Роланд», которые должны были сослужить немцам хорошую службу после начала вторжения.
В дополнение к каналу, который абвер установил для сепаратистов Галиции (Галичины), министерство иностранных дел Розенберга в течение многих лет поддерживало еще одну немецко-украинскую политическую связь, контролируемую Лейббрандтом. Не ограничивая лишь контактами с фашистами, Лейббрандт активно поддерживал главу Украинского Национального Совета (УНРады) в Польше, который считал себя законным преемником правительства Петлюры 1919 г. Аналогичным образом, после взятия Варшавы немецкими войсками, Лейббрандт «спас» некоторых бывших лидеров движения «Прометей», против которого выступали многие нацисты из-за его пропольской ориентации. Он также поддерживал контакты с Дмитрием Дорошенко, выдающимся историком, который был духовным наставником многих людей Скоропадского. Не желая ставить ни на одну политическую группу, Лейббрандт готовился к тому, что когда-нибудь они все могут пригодиться.
Однако более важную роль, чем все вышеперечисленные, играли двое близких украинских коллег Лейббрандта, судьбы которых сложились странным образом. Первый, Александр Севрюк, был членом украинской делегации на Брест-Литовской мирной конференции в феврале 1918 г. Хотя излагать свои идеи на бумаге ему было несвойственно, он был влиятельным личным советником Лейббрандта. Сообщалось, что он погиб в железнодорожной катастрофе в декабре 1941 г. Позже ходили слухи, что Севрюк на самом деле был советским агентом и был ликвидирован СС; однако имевшихся доказательств было недостаточно, чтобы это подтвердить. Другим доверенным лицом Лейббрандта был Петр Кожевников. После приезда в Германию в середине 1920-х гг. он держался Розенберга. Несмотря на неоднократные предупреждения немецкой разведки и таких украинцев, как Дорошенко, Лейббрандт взял его на должность эксперта по трудовым и социальным вопросам на Украине. На самом деле он играл гораздо более важную роль в консультировании сотрудников Розенберга. Даже после войны Лейббрандт говорил о Кожевникове как о «самом умном и талантливом» из украинцев. В конце 1942 г. гестапо отправило Кожевникова в концентрационный лагерь. Доказательств было недостаточно, однако ходили слухи, что он действительно был советским агентом.
Еще более значимой в плане долгосрочного влияния была деятельность украинских коллаборационистов в оккупированной Германией Польше. С согласия Германии в апреле 1942 г. там был создан Украинский центральный комитет под началом известного географа Владимира Кубийовича (1900–1985). Изначально этот комитет не должен был выполнять политических функций, но тем не менее он пользовался существенным влиянием, будучи единственной законной организацией на «родной земле», а затем сыграл важную роль в создании украинских формирований, сражавшихся на стороне немцев (в том числе 14-й пехотной дивизии СС «Галичина»); к тому же он мог на законных основаниях обратить внимание немецких властей на местные проблемы.
Большинство из этих групп были хорошо осведомлены о предстоящем вторжении. Абвер заключил договор с ОУН(б), предоставив ей почти неограниченную свободу политической пропаганды в обмен на тайное военное сотрудничество. В начале апреля 1941 г. элементы УНРады и «Прометея» в Варшаве по наводке Севрюка начали набрасывать планы относительно украинского правительства. А ОУН(м) за десять дней до вторжения прислала Гитлеру подробный документ, в котором назвала себя настоящим националистическим и авторитарным режимом на Украине, на который рейх мог положиться как на «единственный противовес» устремлениям евреев и великороссов.
Таким образом, в начале германского вторжения ряд украинских эмигрантов занял ключевые позиции в немецкой сфере влияния – все они были убежденными националистами, многие из которых были профашистами, но встречались среди них и редкие оппортунисты, и бывшие представители антигерманского движения. Какими бы ни были их программы – и они значительно различались, – украинские коалиции надеялись использовать войну в своих собственных целях. Ведомства Розенберга и Канариса собирались использовать их для продвижения целей Германии. От ориентации Гиммлера-Бормана им было мало толку, даже в ограниченном масштабе. Рано или поздно брак по расчету неизбежно должен был привести к серьезной внутренней розни.