Немногим более трех лет немецкие войска сражались на советской земле. Еще в течение почти одного года разваливающийся Третий рейх имел дело с восточной проблемой в виде солдат, рабочих и заключенных из Советского Союза. Что касается немецкого Ostpolitik, то эти четыре года от вторжения до капитуляции можно разделить на несколько удобных периодов.
1. Месяцы с начала вторжения в июне до неудачи в конце 1941 г. были периодом, за который немецкие армии изначально планировали покорить советского противника. Если бы машина работала не так гладко, как того ожидало руководство, общественность увидела бы лишь победное наступление, которое к началу декабря привело бы вермахт к вратам Ростова-на-Дону, Ленинграда и Москвы.
Позднее политика Германии должна была быть в какой-то степени адаптирована к изменившимся условиям войны, ко внутренней междоусобице и к волнениям местного населения на оккупированных территориях. Но в первые месяцы немецкие цели в чистом виде основывались на двух аксиомах быстрой победы и полного пренебрежения к народам Востока. Немецкая политика была необратимо запятнана после крупномасштабного геноцида военнопленных и проводимой айнзацгруппами кампанией по систематическому истреблению евреев и других. Однако, как это ни парадоксально, именно в этот период отношение к немцам местного населения на захваченных территориях было наименее враждебным. Активной оппозиции не было, а откровенное сотрудничество было широко распространено. Это происходило скорее вопреки, нежели благодаря политике захватчиков.
2. К декабрю 1941 г. сформировались два четких, но не связанных между собой процесса. Понеся тяжелые потери, немецкая армия была вынуждена отступить. А население оккупированных территорий все чаще обращалось против захватчиков. Начался новый период, охватывающий примерно весь 1942 г.: от немецких неудач в декабре 1941 г. до кризиса в Сталинграде в декабре 1942 г.
Хотя многие аспекты политики Германии оставались неизменными, основная ориентация изменилась в двух важных отношениях. Экономические трудности выдвинули на первый план потребность рейха в сырье, еде и рабочей силе с оккупированных частей СССР. С другой стороны, необходимость установления modus vivendi среди населения за линией фронта, на территории, оккупированной немецкими войсками, даже с сугубо эгоистичной и прагматичной точки зрения, принуждала к некоторым коррективам и определенным «уступкам» требованиям общественности.
Хотя эти два требования являлись взаимно противоречивыми, были предприняты попытки реализовать оба. В результате путаница была усилена ростом разногласий внутри германского руководства. Некоторые немцы после того, как их взгляды подверглись испытанию в ходе непосредственного контакта с Востоком, яро уверовали в нацизм. Другие вынуждены были искренне пересмотреть свои взгляды и вступить в ряды тех, кто выступал за более «разумную» политику. Зачастую этот новый подход порождался чистой необходимостью и осознанием того, что нынешняя политика приводила к гибели целей немецкой оккупации. Порой новый подход возникал из-за сострадания к миллионам людей, населявших восточные пространства. Чаще всего это было неразличимое сочетание обеих причин. В этот период как в Берлине, так и на фронте наблюдалась растущая поляризация политики и мнений.
3. Если уже зимой 1941/42 г. возникли сомнения в способности Германии победить Советский Союз, сокрушительное поражение под Сталинградом год спустя, а также высадка войск антигитлеровской коалиции в Северной Африке резко обозначили поворот в ходе войны. Возможно, Берлин еще этого не понял, но он уже фактически проиграл войну как на поле битвы, так и на захваченных территориях.
В третьем периоде, начиная со Сталинграда и заканчивая летом 1944 г., немецкая политика в отношении советского населения претерпевала изменения по масштабу, но не по форме и развивалась зигзагообразно, предвещая лихорадочный поиск новых решений в четвертый и последний период. В 1943 г. произошел значительный скачок в эксплуатации Востока, с массовым вывозом рабочей силы, беспощадным преследованием реальных и предполагаемых партизан и решительными мерами по увеличению производства. В то же время был предпринят ряд нерешительных и запоздалых попыток прийти к компромиссу с населением, которое окончательно настроилось против Германии. Некоторые из этих мер, порожденные внутренним перетягиванием каната, например, в области сельского хозяйства, имели право на жизнь; другие же, такие как попытка поставить бывшего советского генерала А.А. Власова в политическое руководство российских перебежчиков на немецкой стороне, провалились под тяжестью изжившего себя нацистского идеологического балласта. Во всяком случае, такие полумеры не могли изменить ход событий: они были предприняты слишком поздно, были слишком очевидно «утилитарными» и были проведены в то время, когда боевая обстановка и напряженность в рейхе приближались к кульминации.
4. К июлю 1944 г. война перешла к заключительному этапу. Равно как и немецкая Ostpolitik. Колеблющаяся и противоречивая, она преодолела весь путь от германского сверхчеловека до терпящего поражение воина, питающего последние надежды на чудесное спасение. Вслед за отчаянным отступлением немецких армий из России, высадкой западных союзников на берегах Франции и неудачным антигитлеровским переворотом 20 июля решающий момент был не за горами.
Четвертый период, начиная с высадки в Нормандии 6 июня 1944 г. и заканчивая капитуляцией Германии, был отмечен лихорадочным поиском «выхода». На еще оставшихся сотнях тысяч квадратных километров оккупированных земель это привело к крайней беспощадности; внутри нацистского руководства это вызвало внезапное и неожиданное изменение тактики. Гиммлер, грозный владыка СС, теперь был согласен на проведение «политической войны». Будто бы действуя в вакууме, конкурирующие фракции в этот поздний час продвигали свои любимые группы антисталинских изгнанников. Самообман и истерия были предвестниками гибели. Третий рейх шел на дно, оставляя за собой разоренный континент, опустошенные и разрушенные Германию и ранее оккупированные районы СССР, и Советский Союз в зените мощи.