Глава 36

Thepennie’s the jewel that beautifiesa’.

– Я никак в толк не возьму, что это нашло на всех этих горожан в Сент-Лансесе, не понимаю, совсем не понимаю.

– Со всеми их «Как вы поживаете?» ты хочешь сказать?

– Да, с их бесконечными «как вы поживаете?», и пожатием рук, и приглашениями в гости, и нежными расспросами о тебе, Джон.

То были слова из разговора между Джоном Смитом и его женой в субботний вечер, весной, коя последовала за отъездом Найта из Англии. К этому времени Стефан давно вернулся в Индию; а сама стойкая супружеская чета переехала из коттеджа, принадлежавшего лорду Люкселлиану в парке Энделстоу, в комфортный дом у дороги в миле от Сент-Лансеса, где Джон открыл под своим именем мастерскую камня и шифера.

– Когда мы перебрались сюда шесть месяцев назад, – продолжала миссис Смит, – то, несмотря на то что я так много лет щедро расплачивалась в городе, резвые владельцы магазинов, где я совершала покупки, говорили со мной только у своих прилавков. А повстречаешь их на улице полчаса спустя, так они обходятся с тобою как с незнакомкой, равнодушно таращась тебе в глаза.

– Глядят сквозь тебя, как сквозь стеклянное оконце?

– Да, самые наглые из них так и делали. Те, кто нравом поспокойнее и поравнодушнее, смотрят над моей макушкой, в сторону от меня, над моим плечом, но никогда не встречаются со мной глазами. Благовоспитанно-скромные воротят лицо на юг, если я иду с восточной стороны, и проносятся, стараясь держаться от меня на расстоянии, точно я собираюсь делить с ними тротуар. Щеголеватый молодой книгопродавец выделывал эти фокусы; дочери мясника; юные сыновья обойщика. Они с тобой приятели, покуда ведут дела не на глазах у всех, но ничуть не заботятся о пожилой женщине, когда самым благородным образом удирают так, что только пятки сверкают, едва завидят издалека тех, с кем ведут торговлю.

– Твоя правда, Мария.

– Что ж, теперь все разом переменилось. Не успела я зайти на рынок, как миссис Джоакс подлетела ко мне на глазах у всего города и говорит: «Дорогая миссис Смит, как вы, должно быть, устали от вашей прогулки! Милости просим ко мне перекусить! Я настаиваю на этом – мы ведь с вами столько лет знакомы! Помните, как мы с вами когда-то ходили за совиными перьями на развалины замка?» Никогда не знаешь, кто тебе может потребоваться, поэтому я ответила ей вежливо. Не успела я завернуть за угол, как этот преуспевающий молодой адвокат Свит, который такой денди, подбежал ко мне, запыхавшись. «Миссис Смит, – говорит он мне, – извините мою грубость, но побег ежевики зацепился за кончик подола вашего платья, который вы тянете за собою с тех пор, как вошли в город; позвольте мне отцепить его для вас». Можешь ли ты мне поверить, что все это происходило подле самой ратуши? В чем причина этой неожиданно проснувшейся любви к пожилой женщине?

– Не могу сказать, если только это не раскаяние.

– Раскаяние! Был ли когда-нибудь еще такой дуралей, как ты, Джон? Неужели кто-то когда-нибудь раскаивается, когда у него деньги в кармане и пятьдесят годов жизни впереди?

– Ну, теперь и я призадумался, – сказал Джон, обходя молчанием эти вопросы как едва ли уместные, – что и я получил больше любви да заботы со стороны людей за сегодня, чем за все то время с тех пор, как мы сюда перебрались. Ба, старый олдермен Тоуп вышел на середину улицы, где я стоял, чтобы пожать мне руку, ну, так мы с ним и обменялись рукопожатием. Я еще подумал, что это странно. Да, и была еще встреча с молодым Уэррингтоном.

– Кто он?

– Да торговец с Хилл-стрит, который день-деньской бренчит на каком-нибудь эдаком инструменте, да сам продает флейты, трубы, скрипки и большие клавикорды тоже. Он болтал с Эдлоскерри, тем низкорослым холостяком, что держит свои деньги в фондах. Я проходил мимо, я уверен, не ожидая и не думая о кивке от людей такого бойкого склада характера, будучи в своей рабочей одежде…

– Ты вечно разгуливаешь по городу в своей рабочей одежде. И сколько бы я ни умоляла тебя переменить платье, все напрасно.

– Что ж, как бы там ни было, я был в моей рабочей одежде. Уэррингтон увидел меня. «Ах, мистер Смит! Прекрасное утро, превосходная погода для строительства», – говорит он мне громко и так дружелюбно, словно я встретил его в какой-то глубокой пещере, где ему больше не с кем и словечком-то перемолвиться. Это было странно, ведь Уэррингтон один из тех самых вожаков крепкого класса.

В этот момент раздался стук в дверь. Дверь была немедленно открыта самой миссис Смит.

– Я уверен, вы извините нас, миссис Смит, но эта прекрасная весенняя погода слишком сильно на нас повлияла. Да, и мы пришли совсем ненадолго; и я возьму миссис Тревен под руку, как только мы выпьем по чашечке чая, и мы сразу же уйдем. А увидев ваши дивные крокусы в таком цвету, мы взяли на себя смелость явиться к вам с визитом. Мы обойдем сад кругом, если вы не возражаете.

– Конечно, проходите, – сказала миссис Смит, и гости обошли кругом ее скромный садик. Она воздела руки в изумлении, как только они повернулись к ней спиной: – Господи, спаси нас и помилуй!

– Кто они? – спросил ее супруг.

– Мистер Тревен, управляющий банком, собственной персоной, и его жена.

Джон Смит молча, пораженный, вышел из дому и стал созерцать ворота сада, чтобы собраться с мыслями. Он не пробыл там и двух минут, как послышался стук колес, и карета, запряженная парой лошадей, показалась на дороге. Изысканная леди с манерами герцогини полулежала на подушках кареты. Как только экипаж оказался напротив ворот Смита, она повернула голову и немедленно приказала кучеру остановиться.

– Ах, мистер Смит, я рада видеть вас в столь добром здравии. Я не могла не остановиться, чтобы поздравить вас и миссис Смит с той радостью, которой вы должны наслаждаться. Джозеф, можете трогать.

И карета покатила прочь по направлению к Сент-Лансесу.

Миссис Смит поторопилась выйти из-за лаврового куста, за которым она стояла, размышляя.

– Только уж было собрался прикоснуться к шляпе, чтобы ее поприветствовать, – молвил Джон. – В точности так, как я приветствовал когда-то бедную леди Люкселлиан.

– Боже! Кто она?

– Трактирная хозяйка… как же ее имя? Миссис… миссис… та, у которой гостиница «Сокол».

– Трактирная хозяйка. Ох, уж эта неуклюжесть семьи Смитов! Тебе СЛЕДОВАЛО бы сказать, владелица отеля «Сокол», раз уж мы решили соблюдать вежливость. Люди достаточно глупы, но надо отдавать им должное.

Возможно, миссис Смит немного смягчилась из-за этого заметного дружелюбия, что стали вдруг проявлять к ним жители Сент-Лансеса. И, отдавая им должное, желательно было, чтобы она это сделала. Интерес, который неопытные горожане выражали столь гротескно, был подлинный в своем роде и по ценности равный вежливым улыбкам более широкого круга общества.

К этому времени мистер и миссис Тревен возвращались из сада, осмотрев его.

– Я спрошу у них напрямки, – прошептал Джон Смит жене. – Я скажу: «Мы как в тумане бродим, вы уж извините мой вопрос, мистер и миссис Тревен. Чего это вы с нами сегодня так любезны?» Хе? Это прозвучит куда как правильно и разумно, не находишь?

– Ничего подобного! Боже милосердный, когда у этого человека появятся манеры!

– Должно быть, это момент гордости для вас, мистер и миссис Смит, я уверен, ведь ваш сын так прославился, – сказал, подходя к ним, управляющий банком.

– Ах, это Стефан, я знала! – тихонько сказала триумфальным тоном себе под нос миссис Смит.

– Мы не знаем подробностей, – сказал Джон.

– Не знаете!

– Нет.

– Ба, да весь город гудит о нем. Наш достойный мэр сослался на это в своей речи за ужином прошлой ночью, на собрании клуба «Каждый Человек Хозяин Своей Судьбы».

– Но что же там про Стефана? – настаивала миссис Смит.

– Как же, вашего сына все время приглашают на празднества заместители губернаторов да правители парсов… и бог-знает кто еще в Индии; он неразлейвода с разными набобами, и ему поручили строить и огромный дворец, и кафедральный собор, и госпитали, и университеты, и усадьбы, и фортификационные сооружения – все по общему согласию как христианских, так и языческих правителей.

– Я был уверен, что все это ждет нашего мальчика, – сказал мистер Смит скромно.

– Это все было вчера в статье, опубликованной в «Сент-Лансесской кроникл»; и прошлой ночью наш достойный мэр-председатель в свойственной ему великолепной манере ознакомил нас с этой темой в своей речи.

– Я уверена, это было очень любезно со стороны достойного мэра-председателя, – сказала мать Стефана. – Я надеюсь, у нашего мальчика хватит здравого смысла удержать то, чего он добился; но если говорить о мужчинах, они ведь простодушный пол. Какая-нибудь девица его подцепит.

– Что ж, мистер и миссис Смит, приближается вечер, и нам надо удалиться; и запомните следующее: каждую субботу, когда вы посещаете рынок, вы будете приняты у нас как дома. Для вас в нашем доме всегда будет готова чашечка чая, как это было уже на протяжении месяцев, что вам было известно, но вы могли забыть. Я прямодушная женщина и говорю то, что и правда имею в виду.

Когда гости удалились, и солнце зашло, и лучи восходящей луны только-только озарили стены дома серебристым светом, Джон Смит и его жена засели за чтение газеты, которую они в спешке добыли в городе. И когда они закончили чтение, они стали рассуждать о том, как хорошо будет встретить новые общественные требования, приняв какой-то план соответствия им, что, по мнению миссис Смит, легко можно было сделать, просто заказав новую мебель да расширив дом.

– И, Джон, имей в виду одно, – сказала она в заключение. – Как будешь писать Стефану, никогда, ни при каких обстоятельствах не упоминай снова имя Эльфриды Суонкорт. Мы покинули те места, и ничего больше о них не знаем, кроме молвы. Он, кажется, начинает выздоравливать от этой любви, и я за него рада. Мрачная то была минута, когда он впервые увидел эту девушку. Та семья рано или поздно не довела бы его до добра; так пускай же они заключают браки внутри родни, ежели им так угодно. Я знаю, что он о ней думает, но уже не так безнадежно. Поэтому не пытайся ничего вызнать про нее, и мы не сможем ему ничего ответить на вопросы о ней. Тогда он выбросит ее из головы.

– Пусть будет так, – сказал Джон.