Трофей

Стокгольм, 1990 год

После того как Петтерссона оправдали, расчистилась дорога для иных направлений расследования. Возможно, Стиг и взялся бы за разработку своей прежней версии, но годы изысканий и постоянные неудачи полиции и прокуратуры его измотали. Нераскрытое убийство, как и раньше, оказывало на Стига магнетический эффект, но он уже не мог заниматься этим делом с былым пылом.

А потом, многие все еще верили в виновность Кристера Петтерссона. Иначе как системе борьбы с правонарушениями, так и общественности понадобился бы более убедительный подозреваемый, такой, которого полиция могла бы связать как с местом преступления, так и с орудием.

Одно обстоятельство приводило Стига в недоумение. Никто не мог объяснить, почему убийца не избавился от револьвера как можно скорее, бросив его во время бегства. Профессионал не стал бы рисковать тем, что его возьмут с орудием убийства в руках. Но, выстрелив в Улофа Пальме, преступник унес с собой пистолет «магнум», «здоровый, как молочный поросенок». Он не мог знать заранее, что шведская полиция не оцепит центр города и даже запоздает на несколько часов с тем, чтобы поднять общенациональную тревогу.

Зачем убийце понадобилось уносить оружие с собой, если он мог утопить его в Балтийском море? Возможно, разгадка в том, что он рассматривал пистолет как памятный трофей. Это было оружие, изменившее историю Швеции, и оно представляло ценность для того, кто убил премьера по политическим причинам. И гораздо меньшую – для наемного киллера. А значит, возрастала вероятность, что в убийстве все-таки были замешаны правые радикалы.

Выбор места, чтобы спрятать оружие-трофей, был, несомненно, чрезвычайно важен. С одной стороны, преступник наверняка хотел иметь возможность время от времени брать его в руки, скажем, в годовщину убийства. Однако место хранения должно было при этом быть хорошо защищенным. Оружие нельзя было поставить на книжную полку или сервант. Но если бы преступник закопал его во дворе или где-то на всем доступной территории, его трудно было бы при желании доставать из тайника, так как убийца подвергался риску быть застигнутым за этим занятием. Лучшим местом для хранения такого предмета казался сейф или банковская ячейка, ключом от которой располагает лишь ее хозяин.

Стиг не мог просто думать об этом. Он мог разобраться почти со всеми трудными задачами в своей повседневной работе и найти время посмотреть, куда его приведут размышления о тайнике с оружием. Однако на тот момент другой проект был для него гораздо важнее.

* * *

За много месяцев сотрудничества Стиг лучше узнал свою коллегу Анну-Лену Лодениус, ему стояло ясно, что их навыки дополняют друг друга. В отличие от него Анна-Лена получила настоящее журналистское образование. До встречи со Стигом она уже пару лет работала фрилансером. Теперь ей исполнилось тридцать, и она почти в той же степени, что и он, была увлечена борьбой с экстремистами. У Анны-Лены было еще одно преимущество: она была женщиной, и женщиной привлекательной. Деятели правого крыла охотнее открывались перед ней, а иногда готовы были порассказать ей всякого, чтобы произвести на нее впечатление.

Распределение ролей подсказывало само себя. Он проводил изыскания, а она проверяла факты и заботилась о публикации. Их подстегнули серия статей и издание книги «Миссия: Улоф Пальме». Настал их черед. Их проектом стала книга, которая послужит настольным пособием всякому, кто захочет разобраться в деятельности правых в Швеции и их связях за рубежом. О названии спорить не приходилось – «Ультраправые». У Стига и Анны-Лены была у каждого своя работа, и на реализацию проекта должны были уйти годы. Но тем больше времени оставалось на поиски материалов. По крайней мере, таков был замысел Стига.

* * *

Для расследования по делу Пальме дни тянулись медленно, зато годы стремительно летели. Постепенно команда следователей уменьшалась. В полиции были твердо уверены в виновности Петтерссона и поэтому дали безнадежной ситуации такую формулировку: они достигли «результата полицейского дознания», хотя за ним и не последовало осуждение. Итак, полиция свою задачу выполнила, а вот прокуроры и судьи оказались не на высоте. В коридорах управления слышались разговоры о том, что, будь это обычное убийство, приговор-де был бы в итоге иным.

Через четыре года после оправдания Петтерссона Ханс Ёльвебро все еще возглавлял команду. Целью теперь стало найти достаточное количество новых улик, изобличавших Кристера Петтерссона, чтобы «вероятность другого вердикта была высока». Прокурору в таком случае предстояло написать в Верховный суд ходатайство о новом процессе. Это был последний шанс следователей добиться осуждения Петтерссона.

Неожиданно появилось судебное постановление иного рода. Томми Линдстрём, глава Государственного департамента уголовных расследований, благодаря которому ход расследования в деле Пальме изменился в правильном направлении, был осужден за подлог. Через месяц после убийства Пальме страховая компания «Скандиа» выдала ему чек на 115 000 крон. Деньги формально предназначались агенту Департамента Милану Хейденрейху и должны были быть использованы для выкупа похищенного произведения искусства. Вместо этого Линдстрём закатил на них вечеринку для двухсот коллег. В ноябре 1994 года Томми приговорили к одному году тюрьмы условно. Снисходительность приговора объяснялась тем, что осуждение означало для него и потерю должности.

Примерно тогда же группа по делу Пальме получила объемистый и подробный отчет от шведского журналиста Бориса Эрссона. Он побывал в ЮАР и нашел сведения, которые, казалось, подтверждали, что за убийством Пальме стоят южноафриканские спецслужбы.

После необходимой краткой реакции команда следователей положила его под сукно и вернулась к попыткам найти новые доказательства виновности Петтерссона.