Книга: Стиг Ларссон: человек, который играл с огнем
Назад: Предисловие
Дальше: Оппозиция

Часть первая. Стиг

День убийства

Стокгольм, 28 февраля 1986 года



В день, когда предстояло погибнуть премьер-министру Швеции, Стиг, как обычно, поздно пришел на работу, с сигаретой в руке. Он решил нагнать хоть полминуты и подняться по лестнице, а не на новом лифте, по непонятным причинам еле ползавшем. Стиг ничего не имел против лестницы, хотя и надо было подняться на верхний этаж. Зажженная сигарета в правой руке несколько ограничивала количество кислорода, поступающего в кровь, но Стиг в тридцать один год был полон энергии. Он перескакивал через ступени, стимулированный кофеином и никотином. В левой руке он держал почти пустой портфель всего с несколькими листками бумаги.

Год назад «ТТ», ведущее новостное агентство Швеции, переехало в заново отделанные офисы в здании, которое когда-то было пивоварней Святого Эрика на Кунгсхольмсторг. Уровень персонала и оборудования мог теперь потягаться с Национальным радио Швеции или Dagens Nyheter, крупнейшей утренней газетой страны. Редакция занимала весь шестой этаж. Стигу пришлось пройти через все помещение, чтобы добраться до своего стола. Смутное ощущение заводского пространства гармонировало с настроением Стига. Сразу за входной дверью стоял длинный ряд факсов «Тошиба». Все знали, что их гораздо больше, чем нужно, но в пафосные восьмидесятые важно было, особенно для новостного агентства, показать, что есть дополнительные возможности коммуникации. По левую сторону сидела редакторская команда, самые высокопоставленные сотрудники «ТТ», среди которых затесались несколько управленцев среднего звена. Стиг попытался проскользнуть невидимкой, но его начальник, Кеннет Альборн, крикнул: «Доброе утро!» – слишком громко, чтобы можно было не откликаться.

– Сегодня всё будет, – сказал Стиг. – Обещаю!

Он уже три раза пропустил срок подачи материала, и другой босс уже проявил бы больше строгости, но даже у терпения Кеннета есть предел, и Стиг знал, что нужно закончить работу сегодня.

Стиг поднялся по лестнице из редакторского отдела в архив, один из самых больших газетных архивов Швеции, с длинными рядами стеллажей. Прошел все ряды, обогнул последний и оказался в своем кабинете. Окно этой комнатки выходило в помещение архива, окон на улицу не было. Он делил ее с Уллой, главным архивариусом, и теми несколькими сотрудниками, которым временно потребовалось место за письменным столом. Несмотря на убогое размещение, он не считал, что к нему относятся пренебрежительно, – как раз наоборот. Все, к кому у него было дело, знали, где он сидит, и на потертом кресле в его кабинете посетители сменялись чаще, чем на роскошном диване в редакторском отделе этажом ниже.

Тот день отличался от других. Была последняя пятница месяца, и руководство пригласило всех на ежемесячное собрание, чтобы «усилить эффект обратной связи» с персоналом. На самом деле канал работал в основном в одну сторону, сверху вниз, но Стига это устраивало. Его непосредственный начальник занимал высокое место в иерархии, это он убрал Стига подальше от центра активности, чтобы тот мог спокойно работать над сюжетами, которые ему по душе.

Стиг выполнял обычные обязанности иллюстратора, а помимо этого ему иногда разрешали писать большие статьи на темы, как правило, вызывавшие у него большой интерес. А если оставалось время, он тратил его на то, что было впрямь важно: прослеживал очертания шведского правого экстремизма и его связи за рубежом. Он уже почти не помнил, когда это началось, еще тинейджером он ввязался в борьбу с нетерпимостью и несправедливостью. Стиг рос в доме дедушки по материнской линии, который ненавидел все, что имело отношение к нацизму и правым радикалам. Но Стиг еще больше, чем дед, был увлечен этой темой. Он посвятил жизнь борьбе с нацизмом и правым экстремизмом.

Но в тот день он опаздывал на встречу, где надо было просто показаться, чтобы затем без помех вернуться к работе. В ранний для него час, около десяти, он направился в комнату для собраний. Ближайших коллег удивило его появление. Он уселся в кресло ровно в тот момент, когда старший менеджер включил сияющую улыбку и поприветствовал всех.

Ничего нового не говорилось. Руководство неуклонно придерживалось принципа «Повторенье – мать ученья». Диаграммы плана на 1986 год уже демонстрировались, как догадывался Стиг, по меньшей мере три раза, может быть, в несколько ином порядке. А шум вентилятора над головой нагонял сон.

Единственной неожиданностью оказалось то, что в конце собрания поднялся один из редакторов и напомнил всем, что редакторская команда приглашена вечером в ресторан «Теннстопет». Вслух это сказано не было, но все и так понимали, что приглашены только сотрудники со статусом репортера, журналиста или редактора. В свое время Стиг станет репортером по уголовным делам, но, пока этого не случилось, в список его не включали.

А для Стига та пятница немного выделялась тем, что они с Эвой решили вместе поужинать и провести вечер. Не в ресторане, просто что-то приготовить дома или заказать пиццу. Поэтому приходилось следить за часами, чтобы уйти с работы до семи или, самое позднее, до восьми.

Станция метро у городского совета находилась в одном квартале от места работы, так что Стиг рассчитывал добраться до дома, в предместье Ринкебю, меньше чем за полчаса. Но до этого предстояло еще кое-что сделать. Он закончит рисунок, показывающий, что всю шведскую экономику контролирует семейство Валленберг, одна из самых могущественных деловых групп на мировом финансовом рынке. Правда, относительно недавний кризис 1970-х потряс их империю до самого основания. Однако их влияние все еще проникало во все части шведского общества, распространяясь на анонимные фонды, корпорации и ассоциации, формально не связанные с кланом. Но все тамошние ключевые игроки принадлежали к окружению Валленбергов.

После долгих размышлений Стиг нарисовал схему на фоне центра Стокгольма. Карту покрывала сеть линий, обозначающих связи между организациями. От такой паутины закружилась бы голова у любого адепта конспирологии, если бы Стиг не упростил схему для восприятия, внеся в нее разнообразие пунктиром и полутонами серого. О печати в четыре цвета не могло быть и речи. Технически она уже могла применяться, но ее использовала только пара вечерних газет, газет, не входивших в число главных клиентов «ТТ». Когда пепел с очередной сигареты Стига упал на карту, он привычно сдул его в руку и положил в одну из пустых чашек из-под кофе на столе. Большинство сотрудников ушли на ланч, но Стиг продолжал работу, пока мысли не стали ленивыми и ему не пришлось обеспокоиться уровнем сахара в крови. Он съел полсэндвича с сыром и огурцом, который принес в пакете из кафе.

Когда Стиг взглянул на часы в следующий раз, было уже полшестого. Теперь и впрямь надо было заканчивать с иллюстрацией. Он знал, что откладывать срок сдачи больше нельзя. Тогда возникла бы угроза, что его следующая профильная статья будет отвергнута. В ней он хотел обсудить волновавшие его вопросы доступным для широкой публики языком.

Стиг попробовал добавить на карту афоризм старого Маркуса Валленберга Esse non videri – «Быть, а не быть видимым». Это очень подходило к мысли о тайных связях, которую передавал рисунок. Но если оставить латынь без перевода, никто не поймет. А если добавить еще текста, получится полная мешанина. Он решил не покидать рабочего места, пока есть силы. Двух часов должно хватить, самое большее трех. Тогда он попадет домой прежде, чем Эва оставит всякую надежду на совместный ужин.

Что-то заворожило его, вероятно, в линиях рисунка, время пролетело незаметно, и он внезапно обнаружил, что уже девятый час и надо что-то немедленно предпринять. Он взялся трубку, обдумывая, как объяснить Эве, что его не будет дома раньше полуночи.

Разговор оказался не очень тяжелым. Эва всегда принимала объяснения Стига без упрека, но он страдал от чувства вины. Повесив трубку, он только через десять минут собрался с мыслями относительно рисунка, но теперь у него, во всяком случае, есть на работу весь вечер.

Когда он наконец выключил настольную лампу, было двадцать минут двенадцатого, именно то время, когда на Свеавеген раздались выстрелы, принесшие смерть премьер-министру Швеции. Стиг пребывал в блаженном неведении об этом, его волновало, успеет ли он на следующий поезд до Ринкебю.

Назад: Предисловие
Дальше: Оппозиция