Венчание на царство

Все русские цари по возложении на них короны и вручении скипетра и державы читали молитву, которая выражала суть их будущего правления: «Господи Боже отцов и Царю царствующих, сотворивый вся словом Твоим и премудростью Твоею устроивый человека, да управляет мир в преподобии и правде! Ты избрал мя еси царя и судию людем Твоим. Исповедую неизследимое Твое о мне смотрение и благодаря Величеству Твоему поклоняюся. Ты же, Владыко и Господи мой, настави мя в деле на неже послал мя еси, вразуми и управи мя в великом служении сем. Да будет со мной приседящая Престолу Твоему премудрость. Поели ю с небес святых Твоих, да уразумею, что есть угодно пред очима Твоима, и что есть право в заповедях Твоих. Буди сердце мое в руку Твоею, еже вся устроити к пользе врученных мне людей и ко славе Твоей, яко да и в день суда Твоего непостидно воздам Тебе слово милостью и щедротами Единороднаго Сына Твоего, с Ним же благословен еси со пресвятым и благим и животворящим Твоим Духом во веки веков, аминь».

Император Александр II, стяжавший себе в 1861 году славное имя царя-Освободителя, отменив крепостное право в России, венчался на царство 26 августа 1856 года. Торжественный въезд его в Москву происходил 19 августа.

Торжество было во всех отношениях величественное и поразительное, богатство огромного царства было выставлено напоказ с восточной роскошью, которая соединилась с европейским вкусом. Зрелище разыгрывалось в древней столице самого огромного государства, какое когда-либо существовало в мире. Вместо мишуры и блесток горело чистое золото, серебро и драгоценные камни. Картины были до того разнообразны, что мысль напрасно бы старалась возобновить ряд ощущений, рождавшихся и исчезавших каждую минуту. Вряд ли кто-нибудь из чужестранцев, присутствовавших при этом церемониале, видел что-нибудь подобное. Благоговение и глубокое религиозное чувство монарха и его народа, их видимое смирение пред Богом напоминали обряды прошедших веков и резко оттеняли проявление военного могущества Российской державы. Великолепие карет и мундиров, ливрей и конских сбруй было достойно римских цезарей или знаменитых властителей Востока.

Император Александр II Николаевич Романов (1818–1881)

Раздался выстрел вестовой пушки, извещавший, что царский поезд тронулся. В народе произошло движение, загудели тысячи колоколов, своим звоном подняв стаи голубей и ворон, закружившихся в воздухе. Но вот загремели барабаны, зазвучали военные трубы, и потом все стихло. Показался отряд конных жандармов. За ними следовал конвой его величества. На благородных конях, покрытых дорогой сбруей античного характера, проехал конвой императора. Головы воинов защищала кольчуга, спадавшая на грудь и спину. Из-под нее был виден желтого цвета шелковый кафтан. Все они были вооружены старинными ружьями, пистолетами и кривыми саблями. Седла были обиты серебром. Выразительность лиц и статность сложения обнаруживали их принадлежность к черкесскому племени, которое стало родоначальником многих русских фамилий.

Во всю ширину улицы ничего не было видно, кроме блестящей массы значков, кольчуг, стали, перьев, разноцветных мундиров и знамен. Ничего не было слышно, кроме радостных возгласов народа, фырканья лошадей, бряцанья оружия, боя барабанов и покрывавшего все звона колоколов. Тотчас же за черкесским конвоем и дикими башкирами следовал эскадрон черноморских казаков в широких косматых бараньих шапках. Лес длинных красных пик придавал этой кавалькаде необыкновенный вид. Ехавшие за ними гвардейские казаки в голубых мундирах ничем не отличались от них, кроме киверов. Каждый эскадрон состоял из двухсот казаков. Замечательнее всего была кавалькада, состоявшая из представителей азиатских народов, которые покорились России.

Здесь можно было видеть блиставшие роскошью одежды всех народов. Среди них были башкиры, черкесы, абхазцы, калмыки, казанские и крымские татары, мегрелы, каракалпаки, дагестанцы, армяне, гурийцы, грузины, курды, дикие горцы, обитатели стран, куда не проникал ни один европеец, инородцы с сибирских границ… У многих из них обнаженная голова была оригинально украшена золотыми монетами. Другие имели надо лбом металлическую пластинку, заменявшую головной убор. Третьи были в бараньих шапках, украшенных драгоценными каменьями. Самопалы, бывшие, может быть, на поле битвы со времен Ивана III, секиры, копья и кинжалы составляли вооружение этой пестрой толпы. Эта группа подвластных России народов, как сон из «Тысячи и одной ночи», представляла для иностранцев самую любопытную часть кортежа. Потом следовал отряд кавалергардов на отличных лошадях, в блестящих позолоченных кирасах, с серебряными орлами на шлемах. Это отборные люди из семидесяти миллионов русских подданных, самые рослые из воинов. Отряд состоял человек из двухсот. Их блестящие латы и шлемы ослепляли зрителей. По наружности офицеры отличались от рядовых только красотой и выездкой своих лошадей. За ними шел эскадрон конной гвардии, также блестящий и прекрасный. Трудно было решить, которому из этих полков отдать предпочтение.

Особое внимание привлекли гренадеры дворцовой роты, которые в день коронации были расставлены в Андреевском и Георгиевском залах, от двери до двери. «Эти старые воины, – писал английский журналист Россель, – привлекли мое внимание более, чем все драгоценности находившихся здесь регалий, более, чем золото и серебро, блиставшие вокруг нас. Их мундиры напомнили мне времена битв, всколебавших всю Европу. Их огромные медвежьи шапки с белыми кистями и золотыми шнурами, мундиры с накрест лежащими перевязями и белые панталоны, унизанные сбоку от колен донизу пуговицами, напомнили времена битв, в которых участвовали герои – Кутузов и Блюхер, Мюрат и Виллингтон. Эти люди выбраны из многих полков не только по их росту, но и по заслугам. Нет между ними ни одного, у кого грудь не была бы украшена пятью или шестью крестами и медалями. Пройдя ряд этих воинов, трудно поверить, что они пережили царствование трех императоров и сражались против великого Наполеона. Они все крепки и бодры, одни только морщины и некоторая отверделость в коленках обнаруживает их года. Многие из этих ветеранов – настоящие исторические памятники. Некоторые служили под знаменами Суворова под Измаилом и в Италии, другие вошли победителями в Париж или перешли с Дибичем Балканы. Мне кажется, что из всех орденов они дорожат более всего медалью за взятие Парижа. Они показывают ее с чувством истинной гордости, хотя она висит между крестами, которые они получили на полях страшных битв».

Торжественное объявление о дне коронации через герольдов началось 23 августа. Императорские регалии были перенесены из Оружейной палаты в тронную Андреевскую залу Кремлевского дворца 25 августа. Следующий день произошло венчание на царство…

В семь часов утра раздался залп из пушек, и колокола всех московских церквей загудели дружным хором. Растворились двери Успенского собора Московского Кремля. В нем зажгли свечи, внесли три трона и поставили их под балдахины. Несколько дам терпеливо ожидали на своих местах. Все они были в великолепных уборах. Розовые и голубые кокошники, унизанные жемчугом и осыпанные драгоценными камнями, чрезвычайно красивы. С них спускаются на плечи газовые вуали с золотыми блестками. Жемчужные пояса, богатые ожерелья, браслеты из драгоценных камней, оправленных с удивительным искусством, составляли роскошные украшения их богатого туалета.

Успенский собор Московского Кремля

В это время вошла в храм женщина высокого роста и замечательной красоты. Ее голову украшал венец, осыпанный рубинами, сапфирами и бриллиантами. Она была одета в золотое парчовое платье, отделанное самыми дорогими кружевами. На ее груди рядом с бронзовой медалью на Владимирской ленте висели портреты императора и императрицы с алмазными украшениями. За этой дамой следовали два служителя в азиатской белой, шитой золотом одежде. Дама вела за руку десятилетнего мальчика, прекрасного, как херувим, с черными алмазными глазами и черными, с отливом вороного крыла, волосами. Этот ребенок, одетый в офицерский казачий мундир, – владетельный князь Мегрелии, а мать его, княгиня Дадьян, – правительница этого княжества. Медаль княгине была пожалована государем за Крымскую войну, где она лично предводительствовала своей милицией в делах против Эмир-паши. Малолетний князь Мегрелии накануне был назначен флигель-адъютантом его императорского величества.

Между тем церковь постепенно наполнялась. Вскоре съехались придворные дамы и заняли предназначенные им места. Прибыло и католическое духовенство, пасторы реформатской церкви, а вслед за ними и армянские священники. Четыре офицера кавалергардского полка с обнаженными палашами и с касками в руках взошли на тронное возвышение и заняли места на ступенях. От южных дверей собора до Красного крыльца выстроились в две шеренги кавалергарды и конные гвардейцы с палашами наголо. В северные двери вошло духовенство, участвующее в священнодействии: московский и санкт-петербургский митрополиты, архиепископы и епископы, множество священников и дьяконов. Они скрылись в ризнице и скоро вышли оттуда уже в полном облачении. Их ризы были богаче и великолепнее, чем у католического духовенства. Как только собралось духовенство, началось молебствие. Придворный хор певчих, состоящий почти из ста человек, отвечал на молитвы священнослужителей. Эти сладостные звуки напоминали песни небесных ангелов и проникали даже в душу, которая не хотела поддаться их обаятельному могуществу.

Молебен кончился. Вдруг на обоих входах в храм послышался шум. Двери растворились, и стали слышны звуки военной музыки. Из северных дверей пронеслось эхо громких кликов народа, приветствовавшего прибывшую в собор вдовствующую императрицу Александру Федоровну. В то же время в другие двери входили члены дипломатического корпуса.

Государыня-императрица Александра Федоровна имела на голове бриллиантовую корону и была одета в платье из серебряной парчи. Четыре камергера несли шлейф порфиры, которую поддерживали с боков два высших сановника. Богатство уборов великих княгинь, шедших следом, было выше всякого описания. Казалось, что все сокровища мира собраны по этому случаю. Головные уборы походили на ткань из жемчуга и бриллиантов.

Как только императрица заняла место на троне, митрополиты, сопровождаемые всем собором духовенства, направились к южным дверям храма для встречи государя-императора и его августейшей супруги. Их величества вступили в храм, предшествуемые многочисленным кортежем, при громе орудий, звоне колоколов, барабанном бое и звуках военной музыки, игравшей народный гимн «Боже, царя храни». Император был в генеральском мундире и имел на себе цепь ордена Андрея Первозванного. Императрица была одета в белое парчовое платье с горностаевой опушкою. Шлейф платья несли пажи. На голове она не имела никаких украшений, кроме банта из Екатерининской ленты. Приложившись к иконам, их величества изволили занять места на приготовленных для них тронах. В это время сановники, несшие регалии, сложили их на стол, покрытый парчой. Императорская свита разместилась на предназначенных каждому местах, а духовенство расположилось по обеим сторонам царских врат иконостаса.

Венчание на царствие Александра II и Марии Александровны

Хор запел псалом «Милость и суд воспою Тебе, Господи». Торжественная минута приближалась. По окончании пения псалма московский митрополит Филарет взошел на тронное возвышение и пригласил императора прочесть Символ веры. Государь исполнил молитву твердым и громким голосом. Потом, после прочтения Евангелия, оба митрополита подошли к императору. Он снял с себя Андреевскую цепь и повелел поднести порфиру, которую подали на парчовых подушках. Митрополиты возложили ее на рамена (плечи) императора. Государь, облаченный в порфиру, преклонил колени. Митрополиты благословили его, сложив руки крестом на главе его величества. Встав, император повелел поднести корону. Генерал от инфантерии князь Шаховской, державший корону во время обряда, подал ее московскому митрополиту, который поднес ее государю. Его величество, взяв корону с подушки, возложил ее на свою главу и взял в руки скипетр и державу. Это величественное и трогательное зрелище вызвало у многих слезы умиления. Бледная и взволнованная императрица подошла к своему августейшему супругу и преклонила колена. Император возложил на ее главу корону. Четыре статс-дамы подошли к коленопреклоненной государыне и укрепили корону золотыми шпильками. После этого император возложил на императрицу порфиру и цепь ордена Андрея Первозванного. Государыня изволила встать, и венценосные супруги вновь заняли места на своих тронах.

Выстрелы пушек и звон колоколов всех московских церквей возвестили жителям первопрестольной столицы о благополучно совершившимся обряде коронования. В эту минуту Успенский собор представлял собою невыразимо величественное зрелище. Император Александр II и императрица Мария Александровна восседали на тронах в порфирах и коронах, его величество – со скипетром и державою в руках, как некогда византийские императоры. По правую сторону трона стояли вдовствующая императрица в короне и порфире и члены августейшей фамилии. Трон окружали члены Государственного совета и другие высшие сановники империи. На ступенях, что вели к тронному возвышению, продолжали нести караульную службу камергеры в блестящих золотых мундирах и кавалергарды в позолоченных кирасах с обнаженными палашами. У алтаря – сорок пастырей церкви. Возле чудотворной Владимирской иконы Божьей Матери и на трибунах – члены дипломатического корпуса и придворные дамы в ослепительных нарядах. Между трибунами и алтарем – густая толпа полководцев, ветеранов и героев минувших войн. Все воодушевлены благоговейными мыслями, возносившимися к небесам вместе с молитвенными гимнами священнослужителей.

Коронация Александра II. Банкетный зал.

Художник В.Ф. Тимм

Кончился церковный обряд коронования, но торжественный праздник продолжался. В Грановитой палате прошел парадный обед. Вечером город был иллюминирован. В течение нескольких последующих дней продолжались народные гулянья, в храмах народу раздавали жетоны с изображением на одной стороне короны, и с с надписью на другой: «Коронован в Москве 1856 года». Государь с супругой присутствовал на торжественных обедах, которые давали в его честь московское дворянство и купечество. Торжества закончились грандиозным фейерверком, после которого жизнь в Москве вошла в прежнюю колею повседневных забот.