Книга: Москва Первопрестольная. История столицы от ее основания до крушения Российской империи
Назад: Смерть Ивана Грозного
Дальше: Венецианские послы

Первый Патриарх Московский и всея Руси

Когда Константинополь был покорен турками и здешние патриархи попали в зависимость от турецкого султана, в Москве появилось желание уравнять права Русской церкви с древними восточными церквами.

В 1586 году в Москву прибыл Антиохийский патриарх Иоаким для сбора пожертвований в пользу своей церкви. Царь Федор Иванович объявил ему о желании почтить митрополита Московского саном патриарха. Иоаким обещал со своей стороны предложить это дело на рассмотрение собору восточных патриархов. Через два года в Москву прибыл Константинопольский патриарх Иеремия II с соборным определением об открытии патриаршества в России. В это время митрополитом в Москве был Иов, пользовавшийся особенной любовью царя как человек доброй и святой жизни, и царю хотелось видеть именно его на патриаршем престоле. Но среди царского окружения нашлись такие, кто считал необходимым предложить всероссийский патриарший престол самому Иеремии II. На это добросердечный государь Федор Иванович ответил боярам:

– Велел нам Бог видеть пришествие к себе патриарха Цареградского, и мы о том размыслили, чтобы в нашем государстве учинить патриарха, кого Господь Бог благословит. Если захочет быть в нашем государстве Цареградский патриарх Иеремия, то ему быть патриархом в начальном городе Владимире, а на Москве быть митрополиту по-прежнему. Если же не захочет Цареградский патриарх быть во Владимире, то на Москве поставить патриарха из московского собора.



Патриарх Иов (1525–1607)





Иеремия II не прочь был остаться в России, но, когда ему сообщили о решении государя, он ответил:

– Будет на то воля великого государя, чтобы мне быть в его государстве, – я не отрекаюсь. Только мне во Владимире быть невозможно, потому что патриархи бывают всегда при государе. А то что это за патриаршество, чтобы жить не при государе?..

Царь выслушал от Годунова ответ патриарха, созвал бояр и объявил им:

– Патриарх Иеремия Вселенский на Владимирском и всея Руси патриаршестве быть не хочет. А если мы позволим ему быть в своем государстве на Москве, на патриаршестве, где теперь отец наш и богомолец митрополит Иов, то он согласен. Но это дело не статочное, как нам такого сопрестольника великих чудотворцев и достохвального жития мужа, святого и преподобного отца нашего и богомольца Иова от Пречистой Богородицы и от великих чудотворцев изгнать и сделать греческого закона патриарха. Но он здешнего обычая и русского языка не знает, и ни о каких делах духовных нам с ним говорить невозможно…

Следствием этого было то, что на патриарший престол собором архиереев было представлено три кандидата: митрополит Московский Иов, архиепископ Новгородский Александр и архиепископ Ростовский Варлаам. Выбор из них предоставили царю. Федор Иванович избрал Иова, который и был 26 января 1589 года в Успенском соборе Московского Кремля торжественно поставлен первым патриархом Московским и всея Руси. Царь передал ему посох митрополита всея Руси святителя Петра.

Иов любил царя Федора, как, впрочем, любил и Бориса Годунова. Он оставил после себя их жизнеописания. Этот добрый и мягкий сердцем патриарх в Смутное время показал силу своей воли и непоколебимую любовь к отечеству. Он смело обличал Лжедмитрия и посылал послов со своими грамотами к польскому и литовскому духовенству, в которых уверял, что самозванный царь – расстрига и бродяга Григорий Отрепьев.





Вручение посоха патриарху Иову.

Художник А. Макеев





Когда Лжедмитрий появился в Москве, патриарх совершал в Успенском соборе литургию. Сторонники самозванца ворвались в алтарь и сорвали с первосвятителя патриаршее одеяние. Иов, встав перед Владимирской иконой Божьей Матери, снял с себя панагию, положил ее возле иконы и во всеуслышание сказал:

– Перед сей чудотворной иконой я был удостоен сана архиерейского и много лет хранил целость веры. Ныне вижу бедствие церкви, торжество обмана и ереси. Матерь Божья! Спаси православие!

На опального патриарха надели простую монашескую одежду и потащили его на площадь, откуда в телеге отправили в Старицкий монастырь.





Успенский собор





На место Иова Лжедмитрий поставил патриархом грека, архиепископа Рязанского Игнатия. Для приличия ему приказано было просить у Иова благословения. Но Иов не дал его, сказав:

– По ватаге – атаман, по овцам – пастух.

Когда воцарился Василий Шуйский, он, заключив Игнатия в Чудов монастырь, предложил Иову возвратиться на патриарший престол. Но патриарх был уже слишком слаб и немощен, чтобы вернуться в Москву. На патриаршество он благословил Казанского митрополита Гермогена. 19 июня 1607 года святитель Иов мирно скончался и был погребен в Старицком монастыре, у западных врат Успенского собора. Впоследствии над его могилой воздвигли часовню.

В 1652 году, при патриархе Иосифе, нетленные мощи святителя Иова, источавшие дивное благоухание, были перенесены в Москву и положены в Успенском соборе, где почивают и доныне.

Царь и патриарх в день Новолетия

В Европе Новый год (Новолетие) в разных христианских государствах отмечали в разные дни (1 марта, 25 марта, 1 сентября, 23 сентября, 25 декабря). В 1594 году французский король Карл IX повелел отсчитывать новый год с 1 января, и постепенно эта праздничная дата распространилась почти на весь мир. На Руси же наступление нового года отмечали первоначально 1 марта, затем, с середины XIV века, 1 сентября. Петр I своим указом от 19 декабря 7208 года (1700 год по европейскому календарю) повелел начинать отсчет нового года с 1 января, и не от «создания мира», а от «Рождества Христова».



Первого сентября 1589 года с самого раннего утра вся Москва стеклась необозримыми толпами на кремлевскую Соборную площадь. Ожидали москвичи пышного царского выхода к молебному пению «о начатии нового лета», иначе именуемому «летопровождением» или «действом многолетнего здравия»…

Рад был всякий москвич узреть снова кроткий лик богобоязненного, боголюбивого царя Федора Ивановича, но еще более хотели московские люди полюбоваться новопоставленным царствующего града Москвы и всея Руси патриархом Иовом, являющимся в пышности, равной первосвятителям византийским.

– Наш-то патриарх третьим стоит, – толковал соседу степенный москвич-старожил в синем зипуне суконном. – Первым теперь патриарх Царьградский поставлен, вторым – Александрийский, а за ним – и наш Иов Московский…

– Пышно ездит владыка, – поддакивал сосед. – На шести конях; и митра-то у него, у владыки, с крестом и короною.

Оба пробились сквозь густую толпу к Архангельскому собору… Красивое зрелище представляло собою многолюдное церковное торжество…

Для действа на Соборной площади, против северных дверей Архангельского собора, перед самым Красным крыльцом, устроен был обширный помост, огражденный красивыми точеными решетками, расписанными разными красками, местами с позолотою. Сам помост покрыт был турецкими и персидскими разноцветными коврами.





Архангельский собор





С восточной стороны, к свободному пространству между Архангельским собором и колокольней Ивана Великого, на помосте поставили три аналоя: два – для двух Евангелий и один – для иконы Симеона Столпника Летопроводца. Перед аналоями красовались большие свечи в серебряных подсвечниках, виднелся столец и на нем – серебряная чаша для освящения воды. С западной стороны перед этой святыней возвышались рядом два места – патриаршее слева и царское справа, патриаршее – с ковром мелкотравным со зверьми, а царское – обитое червчатым бархатом, серебряным участком да парчою…

Гулко ударил на Иване Великом большой колокол «Реут», распахнулись западные врата Успенского собора, вышел, сияя ризами икон, праздничными облачениями, многолюдный крестный ход. Богомольные москвичи с умилением и радостью встречали выносимые из храма особо чтимые всей Москвой иконы…

– Вон, Матушку-Богородицу несут! – слышалось в толпе. – Исконная наша Заступница. Писал ту икону святитель Петр, митрополит Московский, подвижник и чудотворец… Ишь как сияет каменями!

– А вот Богородица «О народе моление»… Старее этого образца у нас в городе нет…

– Гляньте-ка, с благовещенской паперти царский ход пошел! Бояр-то сколько! В золоте все!

Разбежались глаза у москвичей. С одной стороны идет-светится в большом наряде парчовом царь Федор Иванович, окруженный боярами, стольниками, стряпчими, окольничими и иным чином дворцовым. С другой – патриарх царствующего града и всея Руси, митрополиты, епископы суздальский, смоленский, сарский, тверской, архимандриты, игумены, певчие…

Вступили оба шествия на помост перед собором Архангельским. Приложился боголюбивый царь и великий князь Федор Иванович к Евангелию, ко кресту, навстречу патриарху Иову пошел. А патриарх царя с сияющим ликом ждет, животворящий крест держит… Благословляет царя земли Русской и тем крестом, и рукою…

– Сейчас владыка царя о здравии спросит, – шепчет соседу старый москвич, протискавшийся в первые ряды, к стрельцам.

И ясно, отчетливо, звонко проносится по площади кремлевской благостный, любвеобильный вопрос первосвятителя Московского:

– А великий государь, царь и великий князь Федор Иванович, всея Руси самодержец! Сметь ли, государь, о твоем царском здравии спросить, как тебя, великого государя нашего, Бог милует?

И слышится в ответ слабый, добрый голос любимого Москвою благочестивого, кроткого, милостивого царя, ясно владыке отвечающего:

– Божиею милостью и Пречистой Богородицы и великих чудотворцев русских молитвами и твоим, отца нашего и богомольца, благословением дал Бог, жив…

Благословивши государя, поклонился ему патриарх Иов в землю. Засверкал, засиял помост праздничный; вокруг царского места да вокруг патриаршего стола по чину духовные власти и бояре встали… Вся площадь Соборная зрелище великолепное, очам ослепительное, являла…





Патриарх благословляет царя в день Новолетия на Лобном месте

Голландская гравюра XVII века





– Красота-то какая! Что народушка-то, что бояр, стрельцов! – шептал старый москвич, вытягиваясь повыше, чтобы видеть торжество…

На помосте – от Благовещенского и до Архангельского соборов – стояли стольники, стряпчие и дворяне, а от них поодаль гости, все в золотах, то есть в золотых кафтанах. На рундуке между Благовещенским и Успенским соборами – стольники младших разрядов. Дальше – дьяки всех приказов, от рундука по площади – полковники, головы и полуголовы стрелецкие в ферезеях и в кафтанах турских, в бархатных и в объяринных цветных.

На паперти Архангельского собора, откуда виднее было, стояли иноземные послы, посольские чиновники и приезжие иностранцы, а также приезжие посланцы из русских областей.

На рундуке между Архангельским и Успенским соборами – полковники и иных чинов начальные люди и иноземцы. В задних рядах по рундукам, также на соборных папертях, стояли стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы и всяких чинов ратные и приказные люди, которые были не в золотах.





Соборная площадь Московского Кремля. Слева, в подклете, – Казенный двор.

Миниатюра 1672–1673 года





Между рундуков и за рундуками на площади стояли полуголовы и стольники, и стрельцы ратным строем со знаменами, с барабанами и с ружьем, в цветном платье. На Архангельской и на Благовещенской церквах (на кровлях), и на Ивановской колокольне, и по Красному крыльцу, и по лестницам, и по всей площади стояли всяких чинов люди…

Истово и чинно протекла служба новолетняя. И встал опять патриарх Иов с места своего, и царя Федора Ивановича крестом осенил, и здравствовал ему словом долгим, трогательным… Восхвалял святитель государево благочестие, государеву мудрость и благость… Далеко по площади над толпами народа неисчислимого разносились слова первосвятителя Иова. Вся Москва только и смотрела на них двоих – на светлого, милостивого царя да на кроткого владыку в пышном облачении патриаршем…

Назад: Смерть Ивана Грозного
Дальше: Венецианские послы