Государевы врачи

В решениях Стоглавого собора 1551 года впервые была провозглашена необходимость государственной заботы о больных и увечных, и для них стали устраивать богадельни. Для царя же и его окружения, за неимением своих ученых лекарей, приглашали иностранцев. Первые иноземные доктора известны в Москве со времен царствования Ивана III, то есть со второй половины XV века. Из Италии вместе с архитекторами приезжали в столицу Русского государства и врачи. Однако участь их не всегда была удачна. Леон Жидовин, неудачно лечивший великого князя Ивана Ивановича, был казнен через шесть недель после смерти государя. Антон Немчин, также неудачно лечивший татарского царевича Каракача, был выдан головой его сыну, отведен на Москву-реку и зарезан под мостом. Но это не остановило предприимчивых иностранцев, и при Василии III их число увеличилось. К тому же бояре стали заводить у себя лекарей-самоучек.

В царствование Ивана IV в Россию из Западной Европы было приглашено немало врачей, аптекарей и цирюльников. Большинство лиц врачебного персонала по просьбе русского царя присылались английским королем Филиппом и английской королевой Марией.

Так, в 1557 году вместе с послом Дженкинсоном в Россию прибыл доктор Стандишь, получивший от царя «соболью шубу, крытую травчатым бархатом, и семьдесят рублей». Его неоднократно приглашали к царскому столу.

Иноземные врачи

В 1581 году английская королева Елизавета прислала с Горсеем доктора Роберта Якоби (его в русских документах того времени именуют то Романом, то Романом Елизарьевичем) с аптекарем и фельдшерами. Этот человек пользовался у себя на родине хорошей репутацией. Весьма тепло отзывалась о нем в письме Ивану IV от 19 мая 1581 года и королева Елизавета: «Упование на него положи и надейся на него».

Королева и после отъезда врачей в Россию не переставала заботиться о них. В мае 1582 года в памятной записке, о чем королева должна спросить при приеме русских послов, замечено: «Спросить о здоровье царя и его сыновей. На это будет отвечено, что один из них умер. Благоволит ее величество воспользоваться случаем спросить при этом, где был во время болезни этого сына доктор Якоби, ее лекарь, которого она рекомендовала царю, и как могло случиться, что он не был ранее допущен в присутствии царя, так как по великому его искусству в его науке можно предполагать, что он спас бы сказанного царского сына».

Еще раз Елизавета вспомнила о докторе Роберте Якоби в письме Ивану IV от 8 июня 1583 года: «Сверх того, так как посланный нами к вам в прошлом году врач Роберт Якоби весьма нами любим, мы просим вас обходиться с ним как добрые государи обходятся с лицом испытанным и стяжавшим чрезвычайные похвалы за многие свои добрые качества. Никогда бы мы не отпустили его от себя, если бы не жертвовали многим ради нашей дружбы и желания угодить вашему величеству. Пребывая в этом доброжелательстве к вашему величеству, мы можем лишь ожидать всего лучшего от вашего благорасположения к сказанному Якобию».

Каждая просьба Елизаветы о Якоби совпадала с периодом, когда в Московском государстве усиливались казни и пытки и все окружавшие Ивана Грозного трепетали за свою жизнь. Якоби, вероятно, не раз писал в Англию, прося высокого покровительства королевы, чтобы иметь хоть малую гарантию за целость своей головы.

Иван IV относился к врачам очень хорошо, о чем свидетельствуют слова князя Курбского, что «аще убо дохтору своему, именем Арнольфу-итальянину, великую любовь всегда показываше».

Арнольф Линзей был превосходным врачом и математиком, он всю свою жизнь пользовался особым расположением царя и погиб в 1571 году во время московского пожара.

До чего простиралось расположение Ивана IV к Роберту Якоби, видно из того, что последний играл довольно видную роль в сватовстве Грозного к леди Мэри Гастингс – дочери графа Гунтингтона и племяннице королевы Елизаветы. Он по этому поводу неоднократно беседовал с царем, который даже поручил Богдану Бельскому, Афанасию Нагому и Андрею Щелканову «по тою девку дохтора Романа расспросить подлинно». Якоби устроил даже аудиенцию у царя послу Иерониму Боусу, которого Иван IV не желал принимать ввиду нарушения этим установленного этикета.

Доктор Якоби не только играл немалую политическую роль, но и вмешивался в религиозные вопросы. Он вместе с проповедником Колем изложил письменно тезисы английской веры, и «царь, наградив щедро авторов, приказал прочесть тезисы публично пред многими из своей Думы и знати».

Несмотря на все это, Иван IV лекарства из рук врачей не принимал. Оно подносилось ему ближним боярином, и это считалось гарантией, что оно не заключает в себе отравы.

Иноземные врачи, как чуждые русским по религиозным воззрениям и обычаям, не пользовались расположением бояр и народа. В эпоху казней им приписывалось дурное влияние на царя. Особенно худую славу по себе оставил доктор Елисей Бомелий (Бомелиус), про которого говорили, что он занимается волхвованием и виноват в религиозном вольнодумстве царя.

Бомелий родом был голландец и, по свидетельству иностранцев, побывавших в Москве, был негодяем, подговорившим царя к убийствам и составлявшим отраву, от которой погибали несчастные, прогневившие Ивана Грозного. Но и его настигла злая участь: по обвинению в сношениях с польским королем Стефаном Баторием его всенародно сожгли в Москве.

Другие современники доказывают, что Бомелий был весьма образованным человеком, учился медицине в Кембридже и слыл там за искусного астролога и математика. В Лондоне народ стекался к нему, считая колдуном. Были у него почитатели и среди английской знати. Обвиненный в богохульстве, он по распоряжению архиепископа Мешью Паркера был заточен в тюрьму, откуда его освободили при условии, что он немедленно покинет Англию. Бомелия привез в Москву в 1570 году русский посол Савин. Царь приблизил его к себе и занимался с ним астрологией и алхимией.

Иван Грозный в монашеском одеянии.

Художник И.А. Пелевин

Иван IV часто болел. Однажды он слег с тифом, и врачи прописали ему мешок блох. Но как это «лекарство» должны были применить неизвестно. Москвичи же за то, что не сумели вовремя собрать нужное количество блох, были обложены денежной пеней в семь тысяч рублей.

Иван Грозный и призраки.

Художник И.А. Пелевин

В последние годы жизни Иван IV страдал «какой-то страшной болезнью». От него исходил отвратительный запах, тело покрылось волдырями и ранами. Царь мучился как физически, так и душевно. Он искал спасения в делах благотворения и молитве, у знахарей и заморских врачей. Но тщетно – не только исцеления, но и облегчения не было.

Особенно ухаживал за царем в это время его врач Эйлофф, который, согласно официальным документам, «ежедневно видел царские очи». Ходили слухи, что Эйлофф и отравил Грозного.

Доктора должны были сами приготовлять медикаменты. Лекарственные же вещества приобретались в семенных, зеленных и медовых торговых рядах. С приездом в Москву в 1581 году Джеймса Фрейгама была устроена первая в России аптека – исключительно для нужд царского дома. Ею заведовал один из ближних бояр.

Первое достоверное известие о русском враче относится к той эпохе. Это был пермский торговый человек Строганов, считавшийся «искусным в лечении недугов». Он залечивал раны, нанесенные Грозным своему любимцу Борису Годунову. Царь, лично осматривая «завороты», сделанные Строгановым на ранах своего пациента, одобрил его искусство, и в воздаяние за него пожаловал Строганова званием гостя, разрешив ему писать свое отчество с окончанием «вич», что в то время считалось большим отличием.