Я слушал этот рассказ матушки Ангелины, обдумывая, где бы помыть испачканные землей руки.

Ни ручейка, ни лужицы не видно было вокруг. Только в нижнем колодце, забранном в полусгнивший сруб, скопилось немного воды…

Растолкав лесной мусор, плавающий на воде, я набрал воду в пригоршни и помыл руки.

Потом снова зачерпнул воды и сполоснул лицо.

Удивительно, но вода не пахла ни гнилью мусора, ни торфом…

Приятная на вкус, чистейшая вода дрожала в моих ладонях…

— Я ее всегда пью… — сказала матушка Ангелина и, склонившись над источником, тоже зачерпнула воду.

— Так, значит, источник живет? — спросил я.

Матушка не ответила, она пила зачерпнутую ладонями воду.

Я не стал переспрашивать ее.

Что переспрашивать тут, если и так было понятно, что пока правильнее называть этот источник так же длинно и канцеляристо, как и нынешнюю должность матушки Ангелины, ответственной за ведение дел, связанных с открытием Успенского женского монастыря в селе Старая Ладога?

Что говорить, если жизнь этого источника, придавленного бетонной трубой, протекает пока так же сложно и потаенно, как и жизнь так пока еще официально и не возобновленного монастыря?