Открываешь книгу, будто распахиваешь окно в ясный и светлый мир, который вроде и знаком тебе, но таким непривычно-ласковым и добрым светом озарены знакомые предметы и лица, что смотришь на них с удивлением, словно впервые видишь…

«Любил я нашу деревню Лапино, отсюда далеко было видно во все стороны. Особенно с высокого с тремя сопками поля, которое виднелось из бокового окна избы. На этом поле снег таял скорее всех мест, и мы, малыши, любили бегать туда собирать “пупки”… С средней, самой высокой сопки вид был чудесный на противоположный берег реки Волхов с белой оградой Николаевского монастыря, а дальше, вниз по течению — Георгиевская церковь с бесчисленными домиками селения Старой Ладоги, Успенским девичьим монастырем, садами усадьбы помещика Томилова, последним высоким зданием упраздненного древнего Ивановского монастыря, одиноко стоящим на фоне лесной дали, на крутом берегу Волхова. С ранней весны в пятидесятых годах XIX века очень много плыло по реке груженных хлебом судов, множество рабочих сидело на веслах и очень стройно пели протяжные песни, замолкая при виде монастырей и церквей».

Это из воспоминаний художника Василия Максимовича Максимова…

А вот другая книга… И словно совсем в другое окно смотришь, хотя тот же пейзаж открывается твоим глазам.

Все в нем другое…

И храм Рождества Иоанна Предтечи, прочно вписанный в древний пейзаж, встает здесь на знобящем ветру из далеких веков.

«Из-за бугра выглянули три кургана — волховские сопки… Взбираемся на бугор — и перед нами один из лучших русских пейзажей. Широко развернулся серо-бурый Волхов с водоворотами и светлыми хвостами течения посредине; по высоким берегам сторожами встали курганы, и стали не как-нибудь зря, а стройным рядом, один красивее другого. Из-за кургана, наполовину скрытая пахотным черным бугром, торчит белая Ивановская церковь с пятью зелеными главами. Подле самой воды — типичная монастырская ограда с белыми башенками по углам… Далеко блеснула какая-то главка, опять подобие ограды, что-то белеет, а за всем этим густо зеленеет бор — все больше хвоя; через силуэты елей и сосен опять выглядывают вершины курганов. Везде что-то было, каждое место полно минувшего»…

Это описание сделано И.К. Рерихом, человеком антиправославным.

Разница описаний весьма существенна и определяется не столько различиями в художественной манере и стиле двух художников, сколько отношением к пейзажу.

Один — здесь вырос, здесь живет, другой — приехал в Старую Ладогу на этюды и смотрит на пейзаж как бы со стороны, отыскивая наиболее эффектный ракурс, наиболее впечатляющую панораму.

Для Максимова открывающийся ему пейзаж — его Родина, место, где проходило его детство.

Рерих пытается увидеть в этом пейзаже истоки нашей дохристианской истории… Художник не столько разглядывает открывающуюся даль, сколько стремится проникнуть взглядом в минувшее, в историю.

Максимов живет внутри этой истории, не сознавая, что это и есть история…