ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ПУСТЬ СУЩЕСТВА, КОТОРЫЕ НАЗЫВАЮТ СЕБЯ ЛЮДЬМИ, ГОВОРЯТ:
И простер Господь длань свою над людьми и сказал голосом ласковым: “Возлюбите детей своих, ибо дети ваши — то единственное, что останется после вас, когда уйдете вы в райские кущи. Именно дети возродят былое величие рода людского, ибо никто, даже Дьявол, не встанет на пути тех, в ком живет Надежда и Вера. Блаженны дети людские, ибо жить им во славу Господа”.
ВНЕМЛИТЕ ГЛАСУ ЧИСТОГО РАЗУМА:
И простер Господь длань свою над истинными детьми своими и сказал голосом грозным: “Питайте ненависть к детям теней, ибо их дети — то единственное, что стоит между вами и мной, ибо недалек тот день, когда невинный младенец обратится в Антихриста, и тогда никто, даже самый мой верный слуга, не решится встать на пути того, в ком живет Мерзость и Тьма. Прокляты дети теней, ибо спят в них зерна дьявольской Тьмы”.
Последний Завет. Книга Нового мира. Послание заново рожденным. Ст. 100
Герман с трудом откинул тяжелую крышку люка, и яркий свет ударил ему в глаза. Два дня, проведенные в полной темноте, дали о себе знать — следопыт зажмурился и принялся на ощупь выбираться наверх. Земля возле люка была сырая, и пальцы скользили.
— Вот они! — радостно закричал Франц.
Послышался топот, и чьи-то руки подхватили Германа.
Глаза постепенно адаптировались, и вскоре Герман смог различить, что свет, показавшийся ему поначалу нестерпимым, на самом деле не такой уж и яркий… На улице был глубокий вечер, с неба накрапывал мелкий дождик. Следопыт запрокинул голову и открыл рот, ловя дождевые капли. Франц сунул ему в руки флягу. Герман благодарно кивнул — за два дня горло чертовски пересохло, он сделал пару больших глотков и закашлялся…
— Живой! — радостно пискнул Густав и от души приложил следопыта по спине, да так, что тот едва не загремел обратно в подвал.
— Поаккуратнее, громила, — проворчал следопыт, — ты меня так пополам переломишь.
— Тебя, пожалуй, переломишь, — хмыкнул Густав, — ты вон какой здоровый.
— Это только кажется, — скорчил Герман серьезную физиономию, — на самом деле я хилый, и, что самое важное, позвоночник у меня тонкий, вот такой вот. — Он продемонстрировал мизинец. — Так что ты уж как-нибудь со спиной моей поосторожнее. Стучать по ней не рекомендуется. А то сам — потом меня понесешь.
— Шутишь — значит в порядке, — сказал Пилигрим. — А где Герда?
— Карабкается следом, — ответил Герман. — Как же я рад видеть ваши мерзкие… лица! Надо помочь ей выбраться.
С последней фразой он несколько запоздал. Увидев, что Герда появилась из темноты подвала, Дуго поспешил ей на помощь и, когда она наконец ступила на твердую землю, креп ко обнял дочь.
— Я уже начал думать, что потерял тебя, — проговорил Дуго с необыкновенной теплотой в голосе.
— Со мной все в порядке, папа, — сказала Герда, — Герман обо мне позаботился.
— Позаботился? — Дуго с подозрением уставился на Германа. — Надеюсь, ты не обижал мою девочку? Она, конечно, уже взрослая и может сама за себя постоять…
— Да нет, действительно все в порядке, — смутился Герман. — Мы, кажется, поладили с Гердой, видишь, даже не расцарапали друг другу лица, а ведь могли бы, черт побери! Времени у нас для этого было предостаточно.
Шутку следопыта Пилигрим не оценил, обернулся и посмотрел на Герду, но она отвела взгляд. Герману показалось, что Дуго выглядит чрезмерно настороженным, и он решил сменить тему разговора:
— Как вы пересидели Бурю?
— Худо-бедно, — ответил Пилигрим, — в тесноте, как говорится, да не в обиде. Правда, Густава едва ветром не унесло.
— Я держался крепко, — скромно ответил Густав, — меня бы не унесло.
— Держался, держался, — кивнул Пилигрим, — молодец. Да что мы… Больше всего я волновался за вас. — Он посмотрел на дочь. — Думал, что вас накрыла Буря… Как же хорошо, что вы обнаружили место, где можно укрыться!
Герман решил, что рассказ о Четвертом Убежище может подождать — любознательный Пилигрим, чего доброго, захочет сразу спуститься вниз, чтобы самостоятельно осмотреть преддверие, а возвращаться в ледяной сумрак Герману очень не хотелось. С него было достаточно двух дней, что он просидел в абсолютной темноте…
Следопыт осмотрелся кругом. Буря ушла на восток, оставив себя дождливое небо и множество разбросанного на земле мусора. Как и следовало ожидать, ангар, как, впрочем, и более мелкие постройки, не уцелел — свирепый ветер унес что оказалось ему по силам. Не было и ящиков, из которых они с Гердой хотели построить укрытие… В животе предательски заурчало.
— Слушай, Густав, ты не все мясо сожрал? — поинтересовался Герман.
— Я еще совсем не кушал, — возмутился великан, — мы все вас искали и искали. А я уже говорил им, что давайте покушаем сначала, а потом еще поищем…
— Должно быть, очень напряженно искали, раз даже поесть не успели. — Герман обернулся к Пилигриму. — Неплохо было бы теперь перекусить. Как ты думаешь?
— Предлагаю и перекусить, и заночевать здесь, — сказал Пилигрим, — сегодня куда-либо идти уже поздно. Да и небезопасно.
— Может, мы спустимся в подвал? — предложил Франц. — Там намного спокойнее будет…
— Я туда больше не полезу, — решительно заявила Герда и дернула плечами, — к тому же там очень холодно.
— Хорошо, — согласился Дуго, — давайте заночуем здесь. Под открытым небом, но под прикрытием здания, где мы прятались от Бури. По крайней мере стена защитит нас от ветра.
— Идет, — сказал Герман, — спать мне что-то не хочется, так что я подежурю.
— Здорово, — сказал Густав, — есть ты, наверное, тоже не хочешь?
— Есть я хочу! — Следопыт бросил на великана убийственный взгляд. — И если ты сейчас же не покажешь мне, где наше мясо, боюсь, мне придется перекусить тобой…
— Да вот же оно, — поспешил продемонстрировать содержимое своего рюкзака Густав, — вот оно, все в целости и сохранности. У меня куда денется? Никуда…
У стены действительно было намного спокойнее, чем в поле: резкий, порывистый ветер, невидимыми руками рвущий с деревьев листья, здесь почти не досаждал людям. Костер занялся сразу, оказавшиеся в здании ящики пошли на растопку. Все дерево, находившееся во время Бури за пределами укрытия, вымокло от дождя. Так что собранные в округе деревяшки были брошены в огонь только после того, как костер уже горел вовсю. Несмотря на то что топливо было сырым, вскоре были готовы отличные угли, так как ветер помогал огню, раздувая его. Дуго соорудил из камней жаровню, а Герман показал, как в походных условиях на гибких ветвях орешника жарить мясо…
— Мне кажется, ужо подогрелось, — сказал Густав, втягивая ноздрями густой аромат, — пахнет очень здорово.
— Потерпи еще пару минут. — У следопыта от вида и запаха пищи сильно кружилась голова, хотелось немедленно схватить свою ветку и рвать зубами почти холодное лошадиное мясо, но он сдерживался…
Наконец мясо действительно было готово, и они приступили к трапезе.
— Выглядит так аппетитно, — сказал Франц, — дома я ел только…
Громкое чавканье Густава заглушило его слова.
— Дома ты ел мало, — заявил великан, — мог бы не говорить, по твоему виду и так понятно. Тощий ты очень.
Герда попросила у Пилигрима Последний Завет и углубилась в изучение книги, не забывая, впрочем, о еде.
Следопыт подумал, что сейчас, кажется, настал самый подходящий момент для того, чтобы рассказать остальным об удивительной находке.
— Мы обнаружили Четвертое Убежище, — нарочито безразличным тоном заметил Герман, откусывая большой кусок мяса.
— Что? — переспросил Дуго, перестав жевать.
— Мы нашли Четвертое Убежище, — повторил следопыт, — оно там, где мы прятались, но в нем никто не выжил. Выход перекрыла металлическая балка, люди не смогли выбраться и умерли там от голода и жажды…
— Так что же ты молчал?! — выкрикнул Пилигрим. — Четвертое Убежище!
— Подумал, что спешить с этим не стоит, — ответил Герман. — Там же никто не выжил… Эй, ты куда?
— Я должен увидеть Убежище. — Дуго отложил мясо и вскочил на ноги. — Кто со мной? Герман покачал головой:
— С меня хватит тех двух дней, что я там проторчал. Впечатлений выше крыши… Точнее, — покосился он на Герду и покраснел, — впечатлений почти никаких.
Герда оторвалась от Последнего Завета и едва заметно покачала головой.
— Мне там не понравилось… Ну, — обернулась она к Герману, — не то чтобы… Там очень мрачно.
К счастью, Дуго был слишком возбужден возможностью увидеть легендарное Четвертое Убежище, чтобы придать значение раскрасневшимся лицам своей дочери и следопыта. Пилигрим вопросительно посмотрел на великана.
— Не, я к покойникам не полезу. Я их страсть как по ночам боюсь, чтобы еще к ним в самое логово лезть, — пережевывая очередной кусок мяса, прочавкал Густав.
— А я, пожалуй, пойду, — решился Франц, перекидывая через плечо ремень автомата. — У нас химфонарей больше не осталось?
— У меня нет, — сказал Герман, — спроси у Черного Принца. Может, у него есть.
Не переставая жевать, Густав полез в мешок, порылся там и бросил Госпитальеру светло-зеленый цилиндрик. Дуго и Франц быстрым шагом направились к тому месту, где раньше располагался ангар.
— Ты будешь? — спросил Густав, ткнув в последнюю лежавшую над углями ветку.
— Валяй, ешь. — Герман чувствовал, что сыт и вполне может отдать мясо троглодиту Густаву, не испытывая особенных упреков своего желудка.
— Ты настоящий друг! — выпалил великан. Герман не ответил ему, он смотрел на Герду. Девушка с увлечением читала Последний Завет.
— Герда? — позвал следопыт.
— Да? — Она оторвалась от книги.
— Что, эта книга действительно такая интересная? Там есть что почитать? Сначала ее изучал Дуго, теперь вот ты. Я просто хочу узнать, она того стоит или нет?
— Завет — сборище фанатичных бредней забитых и запуганных людей, — сказала Герда, — он ничуть не лучше, чем множество подобных книг, написанных фанатиками во все века человеческой истории. За одним лишь исключением — здесь где-то скрыт шифр, и мы должны его найти. Так что приходится читать все подряд…
— Ты надеешься увидеть то, что увидели Ангелы? — спросил Герман.
— Почему бы и нет? — ответила Герда. — Не думаю, что я глупее, чем они. Дай время, и если не я, то Госпитальеры найдут коды доступа к спутникам. И тогда неизбежное, возможно, уже не будет столь неотвратимым…
— Ну ты сказала, — крякнул Густав, — неизбежное… неотвратите… неотврати… тьфу ты!
Герман задумался. Он размышлял о том, что у его родного клана осталось не так уж много времени, а путешествие их, похоже, затянулось не на шутку…
Утром встали рано. Как обычно после дождя, было свежо. Солнце еще только всходило над горизонтом, осветив аэродром бледным утренним светом. Над высокой травой стелилась тонкая, быстро растворяющаяся в солнечных лучах дымка. Густав, стеная и ежась от утреннего холодка, с трудом разжег ник не желавший заниматься огонь и принялся подогревать остатки мяса, время от времени пробуя его на вкус. В итоге к то моменту, когда костер разгорелся, великан успел слопать почти все. Разочарованно дожевав остатки и отбросив пустую ветку орешника в сторону — с его порцией было покончено, великан принялся готовить завтрак для остальных, глотая слюнки и воровато оглядываясь.
— День будет ясным. — Пилигрим обращался к Герману — Смотри, какой алый рассвет.
Полусонный Герман в ответ лишь зевнул и потер глаза.
— Неужели люди раньше строили такие поля, чтобы по ним бегали самолеты? — сказал он. — Даже не верится.
— А что тебя удивляет, друг мой? Раньше люди многое могли, даже летать.
— Они и сейчас умеют летать, — с сарказмом усмехнулся Герман, вспоминая машины Ангелов, — ну а сверху вниз может полететь даже Густав.
— Ты о геликоптерах? — Дуго нахмурился. — У них от силы пять быть может, шесть машин, а здесь были десятки военных самолетов. И каждый был способен поднять в небо атомную бомбу..
— Жрать готово! — позвал Густав.
После скудного завтрака отряд двинулся в путь. Идти было тяжело, Буря прошлась по земле яростным плугом. То и дело приходилось перебираться через завалы мусора и груды поваленных, вырванных с корнем древесных стволов. Все окрестные леса попросту легли под силой ураганного ветра. И только уже ближе к полудню отряд миновал затронутую Бурей местность и выбрался на земли, которые стихия обошла стороной. Миновав густой ельник, они снова оказались в полях. Правда, луговых цветов здесь было намного меньше, чем возле самого Франкфурта, зато трава росла буйная и густая. Сырая после дождя, она сильно стесняла движения, идти по ней было тяжело. Местами земля была так щедро залита водой, что приходилось шлепать по глубоким лужам. Вскоре у всех промокли ноги и штаны до самых колен. Густав снова заныл, что его бедные ноженьки такого издевательства над ними не вынесут.
— Я вот тут подумал, — обернулся Герман к великану, — а нужны ли тебе вообще ноги, раз они не приспособлены даже для того, чтобы тащить твое толстое пузо?
— Очень нужны, — испугался великан. — Ты что? Я без них никуда!
Пилигрим хмыкнул в бороду — даже его, обычно невозмутимого, новое откровение Густава развеселило.
Путники забрались на низкий пологий холм и увидели, что внизу протекает неширокая речушка. Ее берега густо заросли высоким камышом. Покрытые темным пухом стрелы вымахали выше человеческого роста.
— Это первая из двух речек, которые мы должны пересечь, друзья мои, — сказал Дуго и легкой походкой стал спускаться с холма. За ним последовали остальные. Только Густав плюхнулся на задницу и принялся расшнуровывать ботинки.
— Ты что делаешь? — недоуменно спросил Герман.
— Хочу штаны снять и отжать хорошенько, пока Герда вперед ушла. Противно в мокрой одежде лазить, — деловито пропищал великан.
— Зря стараешься, — усмехнулся следопыт и легонько подтолкнул Франца в спину, чтобы тот не останавливался.
— Это еще почему? — с подозрением поинтересовался Густав.
— Это потому, мой дражайший Черный Принц, что нам еще как-то надо пересечь эту реку, а, насколько я помню, летать ты не умеешь, следовательно, нам придется поискать мост, а если не найдем, пересекать реку вплавь или искать брод. Последние два варианта очень вероятны, так что не пройдет и часу, как тебе вновь придется выжимать свои штанищи.
— Об этом я не подумал, — нахмурился Густав и принялся завязывать шнурки. — А ты голова, Герман!
— Конечно, голова, — заметил следопыт, — это у меня только позвоночник тонкий, а мозги плотные и сообразительные…
Франц приблизился к воде и замер, склонившись к самой траве. На узком листе сорной ростянки — небольшого влаголюбивого растения — сидела улитка-кровопийца, тот самый хищник, что вгрызается в хитиновый панцирь безобидного сородича, если ей доведется его обнаружить на принадлежащей ей территории. Межвидовая борьба у некоторых представителей фауны давно уже уступила место внутривидовой.
Госпитальеры много времени уделяли исследованию послевоенной флоры и фауны. Некоторые представители клана считали, что в современном животном мире имеется множеств экземпляров, в чью биологическую форму заключен ответ н важнейшие научные вопросы, и исследовательская работа дальнейшем поможет людям справиться со всеми известным человечеству болезнями, и даже более того.
У Госпитальеров велись исследования по созданию нового препарата, который, будучи введенным в кровь делал его практически неуязвимым для большинства существующих вирусов. Другое дело, что, убивая микробов, препарат в девяносто пяти процентах случаев убивал и человека… а это приводило к очень плачевным последствиям для испытуемых. Работы над лекарством — панацеей от всех болезней, только начинались, а теперь уже, увы, вряд ли когда-нибудь будут закончены.
— Вот черт! Вода! Я туда не полезу! — заявил Густав, словно он только что увидел реку. — Кормом для рыб я быть не хочу!
— Мы должны перейти реку, — обернулась Герда к великану, — найдем брод и переправимся. Что до реки, то это не ваш Майн, здесь слишком мелко и голодно для крупных хищников. Вода безопасна.
— Это точно? — По всему было видно, что Густаву очень не хочется лезть в воду. — Может, поищем мост?
— Последний мост в этой местности рухнул очень давно, — с сожалением сказал Дуго. — Так что нам не остается ничего другого, как перейти реку вброд.
— Как мы отыщем этот ваш брод? — спросил Герман.
— Около него всегда множество лошадиных следов, табун должен переправляться через реку в самом мелком ее месте, — пояснила девушка, — давайте пойдем вдоль реки…
Продвинувшись около полукилометра по течению, они действительно обнаружили место, где земля была вытоптана лошадиными копытами. Мелкие островки растительности, уцелевшие на берегу, побурели от жирной глины. Берег здесь был скользким, но пологим — по другую стороны реки виднелся небольшой, упиравшийся в бескрайние поля подъем.
— Я войду в воду первым — Герман поправил рюкзак. — Если со мной ничего не случится, вы пойдете следом… Договорились?
— Лучше идти всем вместе, — поспешно сказала Герда, — так безопаснее.
Дуго бросил на дочь вопросительный взгляд. Теперь он был почти уверен, что между Гердой и следопытом возникли какие-то отношения. Осознание этого факта почему-то его всерьез разозлило. Герман не вызывал у него теплых чувств по многим причинам. Прежде всего ему не нравилось, как тот шутит. К тому же его образ жизни, рисковый характер, да и почему, собственно, его девочка должна…
“Стоп! — решительно сказал себе Пилигрим. — Похоже, я превращаюсь в этакого вечно ворчащего папашу, который не дает своей дочери шагу ступить самостоятельно… Пора остановиться. Она уже взрослая и сама может решать, что делать”
— Герман прав, — сказал Дуго, — кто-то должен идти впереди… Только я думаю, что это должен быть я.
— Почему ты? — поинтересовался следопыт. — У тебя что, много опыта в переправе через незнакомые реки?
— Опыта немного, но…
— Смотрите! — крикнул Франц, и все повернули головы к реке.
Возле камышей вода забурлила, и раздалось несколько громких всплесков. Госпитальер поглядел на следопыта и отметил про себя, что Герман заметно побледнел, но уже в следующее мгновение Франц убедился, что решительности следопыт не утратил.
— Я пойду первым, — твердо сказал он, — вряд ли это что-то крупное. Просто щука на мальков охотится.
— А что, если здесь нет брода, — предположил Франц, — и лошади просто переплывают реку?
— Такого не может быть, — вмешалась Герда, — тогда бы они нашли другое место для переправы — поудобнее.
— А если тут нет такого места? — настаивал Франц.
— Тогда и мы переправимся вплавь, — сказал Герман. — Ну я пошел.
— Постой, — вырвалось у Герды.
Следопыт обернулся, коротко посмотрел на нее и двинулся к реке. Потом вдруг остановился, вернулся назад и сбросил с плеч свой тяжелый мешок.
— Густав, захватишь, когда пойдешь.
“Не следует, не зная брода, тащить на плечах тяжесть”, — подумал следопыт.
Он ступил в воду и осторожно пошел вперед. По тому, как двигался Герман, было заметно, что чувствует он себя неуверенно и раньше ему переправляться через реки таким способом не приходилось.
— Все-таки я пойду, — решительно заявил Дуго и направился вперед. — Герман! — крикнул он, — возвращайся, пойду я!
Следопыт обернулся и покачал головой…
В этом месте реки действительно был брод. Герман прошел уже четверть пути, а воды ему было по бедра.
— Это не щука! — крикнул Франц, и все увидели, что к следопыту, выплыв из камышей, быстро движется продолговатая тень.
— Герман! — заорал Густав. — Тут. это… К тебе плывет эта!
Следопыт услышал крик и принялся озираться кругом. Вдруг он замер почти без движения, а потом, испугавшись того, что увидел, сделал шаг в сторону… и еще один шаг.
“Рыба” внезапно встала на задние лапы, стремительно раскручиваясь во весь свой огромный рост, серебристый плавник вырастал из середины спины твари, на гигантской треугольной голове вращалось не меньше десятка мелких кроваво-красных глазок. С беззубой морды твари потоками стекала речная вода, ярко-оранжевое, пятнистое брюхо подрагивало.
— О боже! — вырвалось у Дуго. — Это не рыба! Это же рыботритон!
Герман отшатнулся и ступил с мелководья в глубину. Он утратил опору под ногами и взмахнул руками. Тварь почувствовала, что жертва потеряла равновесие, рухнула обратно в воду и, оставляя длинным хвостом на воде отчетливый след, метнулась к человеку. Клацнули огромные челюсти, пытаясь захватить ногу добычи, но следопыт успел неуклюже отпрыгнуть и нырнул в глубину…
Все произошло настолько быстро, что люди на берегу опешили. Первым пришел в себя, как ни странно, Франц. Госпитальер вдруг передернул затвор автомата, который все время сжимал в руках, и ринулся к берегу, на бегу вскинув ствол на уровень груди. Скользкая гадина снова распахнула челюсти, нацелившись на появившуюся из воды голову Германа, но автоматная очередь врезалась в ее голову, прошлась по челюстям и нижнему ряду глаз. Остатки глаз и кровавые капли полетели в разные стороны. Извиваясь всем телом, чудовище издало протяжный писк-кваканье. На самой границе восприятия этот нелепый звук саданул по ушам.
Использовав краткую заминку рыботритона, Герман успел отплыть метров на шесть и вновь оказаться на мелком участке реки. Любимый арбалет он потерял, когда плыл. Отражать нападение теперь придется с помощью пистолета. Он потянулся к маузеру. Но тяжело раненная, почти ослепшая, истекающая кровью тварь уже выбрала себе новую жертву. Скользнув в воду, она метнулась к остальным путешественникам, серебристый плавник рассек воду, стремительно приближаясь к застывшему без движения Францу. Автомат он теперь держал стволом вниз — патроны в магазине закончились. Герда сдернула с плеча карабин.
— Беги! — что есть сил заорал Герман, стараясь привести Госпитальера в чувство. Он прицелился и трижды нажал на спусковой крючок, не слишком надеясь на удачу. Шкура этой твари могла поспорить прочностью с броней танка.
Но пули удачно легли под плавник рыботритона и засели в его широкой спине. Земноводное наполовину выскочило из воды, взвилось в воздух, перебирая по воде восемью маленькими лапками, и всей тушей рухнуло обратно в реку, обдав Франца столбом брызг. Видимо, это привело Госпитальера в чувство. Франц упал в траву и на четвереньках попятился от реки. Герман между тем несся по воде на противоположны и берег, стараясь как можно быстрее выбраться на сушу, Где тварь не сможет его достать.
Пилигрим кинулся вперед, выхватив пистолет, в левой руке он сжимал посох. Дуго несколько раз выстрелил в бьющегося в воде хищника. Рыботритон прекратил вращаться и, истек кровью, ринулся к берегу. Франц догадался встать на ноги и побежал прочь, а Пилигрим застыл на месте, продолжая стрелять в стремительно приближавшуюся тварь. Густав не стрелял, опасаясь попасть в Дуго.
— Папа! — закричала Герда, вскинув карабин к плечу.
Рыботритон наполовину выполз из воды, и острый плавник на его спине встал дыбом. Щелкнул кнут карабинного выстрела, и крупнокалиберная пуля угодила в беззубую пасть. Рыботритон взвился на задние лапы, демонстрируя оранжевое брюхо и рухнул в воду, подняв целую тучу брызг. Его хвост несколько раз конвульсивно вздрогнул и замер… Над рекой повисла тишина, все окрестные обитатели были слишком напуганы сражением, чтобы шуметь. Не было слышно ни насекомых ни птиц. Тишина после жутких визгов твари казалась бесконечной…
— Теперь мы можем переходить эту реку совершенно спокойно — с трудом выдавил Дуго, от напряжения на лбу его выступила испарина. — Там, где водится рыботритон, никаких хищников больше нет — крупных он не пускает на свою территорию, а мелкую живность заглатывает.
— Мясо у него вкусное? — поинтересовался Густав.
— Жесткое и очень отдает тиной, — ответил Дуго и осекся. — Какого черта, Густав?! Эта тварь едва нас не сожрала, а ты думаешь о еде!
— Я всегда о ней думаю, — грустно вздохнул великан.
— Так значит, здесь нет хищников?! — проорал с того берега злой и мокрый Герман. — Значит, нет?! Да я, мать вашу, знатоки хреновы, чуть не утоп! Да я сейчас… берегись!
В это мгновение хвост зверя дернулся и изо всех сил приложил Густава, который успел уже подойти к самой воде. Великан охнул и, пролетев по воздуху метра три, рухнул на землю.
Герда вскинула карабин и всадила в голову зверя не меньше половины магазина. Пули входили в пасть и глаза одна за другой, но тварь лежала без движения, даже не дернулась. Должно быть, удар хвостом — последнее, что она смогла сделать, прежде чем издохла.
— Вот черт! — выругался Герман и бросился обратно в воду, торопясь как можно скорее оказаться на том берегу — рядом с Густавом. Он враз забыл о всякой ругани. — Вот черт!
— Густав, ты живой? — Франц принялся трясти великана. — Густав, Густав…
На глазах Госпитальера выступили слезы. Великан всегда был таким добрым, таким наивным. Он просто не может, не должен умереть…
— Что с ним? — приблизился Дуго.
— Я сейчас, — спохватился Франц, вдруг вспомнив, что он госпитальер и обязан оказать раненому первую помощь.
Он приложил руку к запястью великана. Пульс есть, и даже весьма сильный. Убедившись в том, что великан жив, Франц принялся расстегивать рубашку Густава, собираясь проверить, насколько серьезный у него ушиб. К этому моменту к склонившимся над Густавом людям подбежал Герман. Одна пуговица никак не хотела вылезать из петлички, Франц тряс ее и дергал, но она не поддавалась, тогда Госпитальер что было сил рванул ее и оторвал совсем.
— Эй, ты чего делаешь? — услышал он писклявый голосок От неожиданности Франц вскрикнул, поднял глаза и увидел, что Густав глядит на него сердито и неодобрительно.
— Ты чего мне пуговицу оторвал? Ась? — спросил великан. — Я не давал тебе разрешения с меня пуговицы рвать…
— Живой! — обрадовался Франц и весело засмеялся.
— Ты подняться сможешь? — спросил Дуго.
— Еще бы. — Густав как ни в чем не бывало встал на ноги и принялся отряхиваться. — Что это со мной случилось такое? Я, кажется, сознание потерял, что ли?
— Тебя зверюга эта хвостом приложила, — пояснил Франц.
— Рыботритон, — уточнил Пилигрим.
— А-а-а, — махнул рукой Густав, — это она зря сделала, меня так просто хвостиком не перешибешь, — и закашлялся.
— У тебя ничего не болит? — испугался Франц.
— Ребра немного, — с тоской проговорил великан, — но это, наверное, от голода, у меня бывает, что от голода ребра немного ноют. Ну, это, желудок раздувается, когда пищи требует, и на ребра давит изнутри.
Дуго упер кулаки в бока и вдруг захохотал.
— Нет, вы только посмотрите на него! — утирая выступившие от смеха слезы, сказал Пилигрим. — По нему хвостом рыботритон прошелся, а он знай себе только о еде рассуждает. Нет, ну ты настоящий Черный Принц!
— А я что говорил, — поддержал Дуго Герман, — Черный Принц и есть…
— Давайте перейдем на тот берег, пока на падаль не приплыло какое-нибудь зверье, — сказала Герда, меняя в карабине магазин.
Тело рыботритона лежало на отмели, из пробитой головы и глаз в речную воду стекала кровь. Вокруг трупа уже суетилась стайка серебристых мальков, хватая ртами кровавую воду. Люди поспешили перебраться на другой берег.
— А дьявол! — пробурчал Герман, выжимая одежду и косясь на черное тело рыботритона. — Арбалет утопил!
Густав сочувственно цокнул языком и тоже занялся промокшей одеждой.
— Может быть, его еще можно достать? — спросил он, расширив голубые глаза. — Если понырять недолго.
— Умный ты, как я посмотрю, — усмехнулся Герман, — он же там где-то на самом дне. Лично я в речку, где нет никаких хищников, — следопыт покосился на Пилигрима, — больше ни ногой. Вдруг у этого тритона-переростка есть любимая подружка?
Густав подумал и решил, что ни один арбалет в мире не стоит встречи с подружкой рыботритона.
— Да, лучше туда не лезь, — сказал великан, — стреляй себе из мазера…
— Из маузера, — поправил его Герман.
— А я как сказал? Так и сказал — из мазера.
Герман украдкой бросил взгляд на Герду, но она стояла у самого берега, вглядываясь в темную воду, и, казалось, не обращала на него никакого внимания…
Следующие два дня прошли без происшествий. Отряд шел по заброшенной, обезлюдевшей местности. Кое-где были еще заметны следы пребывания человека, но по всему было видно, что следы старые и сейчас никто разумный здесь не живет. В пути им встречались разрушенные, заросшие буйной зеленью деревни, рассыпавшиеся бревенчатые избы, сгоревшие в пламени дома, покосившиеся ограды… Они старались обходить места, где раньше жили люди, стороной, опасаясь, что в заброшенных деревнях может поселиться какой-нибудь крупный хищник или дремлет до поры до времени никем не тронутая зараза. Залезешь в такую деревушку, коснешься чего не надо — и явишь миру новую форму гриппа или ненароком выплеснешь на себя ведерко мутагена и превратишься в черт знает что.
Кроме едва различимых и почти стертых с лица земли развалин попадались и другие признаки былого присутствия человека. Одинокие дома посреди густых осиновых рощиц, ржавые корпуса заброшенных заводов, оборванные линии электропередач. С очередного холма Герман увидел на горизонте развалины какого-то города. Густав предложил подойти поближе и поискать какую-нибудь еду, но Дуго лишь отрицательно покачал головой.
— От этих развалин раньше сильно “фонило”, — сказал он, — ночью они светились. Не стоит искушать судьбу…
Дважды они пересекали заросшее высокой травой железнодорожное полотно, несколько раз разбитые асфальтовые то и почти стертые с лица земли грунтовые дороги. Дуго упор не желал идти по ним и вел маленький отряд через Лихолесы, как он называл эти земли.
— Почему не пойти нормально, по дороге? — не выдержал Густав. — Так ведь легче будет. Ножки болеть не будут.
— Вдоль дорог всегда полно лихого люда. Тебе нужны неприятности? — поинтересовалась Герда.
— Какого люда? — переспросил Густав и с сожалением оглянулся на уже скрывшуюся за деревьями дорогу. — Мы за все время с тех пор, как из Франкфурта вылезли, ни одного человека не встретили!
— Потому и не встретили, что шли не по дорогам, а по Лихолесью, — пояснила Герда.
Осознав, что убедить остальных пойти по дороге ему не удастся, великан расстроенно вздохнул, достал из рюкзака припасенную с обеда заначку и принялся жевать…
Несмотря на все предосторожности, встречи с людьми им избежать все же не удалось. Отряд выбрался из леса на небольшой лужок, где паслось стадо коз. Козы были точно такие же, как у клана Ветродувов, — черные, рогатые, с четырьмя парами узких желтых глаз. Герману даже показалось, что он неожиданно вышел на территорию родного клана, в парковую зону, и стоит пройти сотню шагов по тропинке, как он окажет перед домами родного Нидеррада.
За козами приглядывал пастушок, вооруженный небольшим, почти детским луком. Увидев выбравшихся на поля незнакомцев, пастушок испуганно завопил и бросился в лес, под защиту деревьев, оставив коз на волю судьбы и незнакомцев.
— О, мяском разживемся, — сказал Густав и широко улыбнулся, поглаживая пузо, — здорово как…
Он осекся, увидев хмурый взгляд Германа. Следопыт показал великану кулак…
Оставив коз мирно пастись на лужайке, они двинулись дальше и вскоре выбрались к деревне, где жил пастушок. За то время, что они шли, он, судя по всему, успел рассказать о них много “хорошего”, потому что ворота оказались заперты, за частоколом суетились люди, слышались крики. Кто-то нетерпеливый пустил в приближающийся отряд стрелу из лука. Но расстояние было пока слишком большим, и стрела, не долетев до идущего впереди отряда Дуго шагов пятьдесят, воткнулась в землю.
— Нам здесь не рады, — заметил Пилигрим, — давайте же, друзья мои, не будем их тяготить нашим присутствием. Он развернулся и пошел прочь.
— А они не бросятся в погоню? — испуганно оглядываясь, спросил Франц.
— Зачем мы им нужны? — сказал Дуго. — Их коз мы не тронули, хотя кое-кто на этом настаивал, да и боятся они нас гораздо больше, чем мы их. Обычная деревушка, мирные люди. Таких много в лесах на севере страны, да и в горных долинах юга встречаются. Нет, они на нас нападать не станут.
Пилигрим оказался прав — никакой погони не было, хотя Францу было очень не по себе, ему казалось, что жители деревушки непременно будут преследовать их и могут выстрелить в спину из лука.
Они перешли размытую дождем дорогу, на которой отпечатались лошадиные копыта и колеса телег — последние следы присутствия человека, — дальше снова начались покинутые людьми пустынные места.
Шли молча, только Густав, словно зубная боль, все время ныл, что у него болят ноги. На стоянках Дуго и Франц много говорили о прошлом и будущем человечества, о Меганиках и об Ангелах, о том, как живут самые разные кланы Города, и рассуждали о том, есть ли люди в других частях света. Герман в споры не вступал, считая все это жуткой заумью. Подчас его всерьез раздражали Франц и Дуго, когда в очередной раз начинали с умным видом говорить о том, чего сами никогда в глаза не видели. По мнению следопыта, рассуждать можно было только о том, что сам ты видел или осязал.
Герда использовала каждую свободную минутку для чтения Последнего Завета. Раз за разом она открывала книгу и внимательно изучала ее, надеясь найти разгадку. Дуго, напротив, вконец отчаялся найти в религиозном талмуде Мегаников хоть какой-то намек на таинственный шифр и не притрагивался к Завету.
А Герман все больше склонялся к мысли, что зашифрованный текст не более чем обычная выдумка. На одной из стоянок следопыт даже заикнулся о своем предположении, но девушка зашипела на него, словно рассерженная кошка, и Герман счел за лучшее больше о своих идеях не упоминать. Тем не менее уверенность его крепла день ото дня… В то же время он чувствовал, что все больше отдаляется от Герды, и это его очень расстраивало.
По обоюдному молчаливому согласию они ни словом не упоминали о том, что произошло в подвале во время Бури. Герман пытался пару раз поговорить с Гердой, но девушка или переводила разговор на другую тему или вообще отказывалась говорить со следопытом. Она держалась с ним приветливо, но не более того. Только однажды сквозь маску абсолютного безразличия у нее проступили эмоции — когда Герман искал брод. Но теперь и этого слабого всплеска чувств от нее было не добиться — девушка практически не общалась со следопытом.
“Может, причина в Дуго — ведь он что-то заподозрил, — думал Герман, — или я где-то неудачно пошутил… Черт побери, никогда не поймешь этих женщин!”
Герман недоумевал и все больше злился. Злость его была направлена в первую очередь на себя, потому что он все более и более уверялся, что каким-то неосторожным словом или жестом разрушил едва построенный воздушный замок доверия и любви.
Даже вечные остроты Герды в адрес следопыта исчезли, не говоря уже об оставшихся в прошлом спорах и язвительных замечаниях. Девушка старалась вообще его не замечать.
В конце концов решив, что со временем все разрешится само собой, Герман прекратил всякие попытки поговорить с Гердой по душам. Но под сердцем у него все время предательски ныло, и настроение было довольно мрачным, так что в разговоры с остальными он вступал редко, полностью погрузившись в свои мысли и переживания…
К вечеру третьего дня, обойдя стороной заболоченный пруд, где Густав подстрелил трех уток, они вышли к неглубокому оврагу. Внизу, через насквозь проржавевший кузов, в котором едва можно было угадать очертания автобуса, тек ручей. Внутри кузова белели человеческие кости. Предположить, каким образом в овраг мог попасть этот автобус, было довольно сложно.
Перебравшись через овраг, они наткнулись на большого лохматого зверя. Увидев людей, он встал на задние лапы и зарычал, но, поняв, что этим незваных гостей не испугаешь, струсил и бросился в густые заросли малины.
— Это медведь, — пояснил Дуго, — зверь большой, но очень трусливый.
— Ты так говоришь, словно это не хищник, — нахмурился Франц, — он же мог на нас напасть.
— После встречи с жевалой и рыботритроном мишка кажется добрым и очаровательным, — пояснил Пилигрим, — к тому же достаточно хлопнуть в ладоши — и он упадет в обморок от страха. Нервная система медведей очень неустойчива.
— Хм, интересно, — удивился Франц, — я раньше о таком не слышал. Наверное, это тоже следствие мутаций…
— Возможно, — уклончиво ответил Дуго.
— А не пора ли нам подкрепиться? — Густава нисколько не интересовали трусливые медведи, его интересовала только возможность поскорее набить брюхо.
Герман с раздражением покосился на клубничные волосы великана, намереваясь сострить по этому поводу, но промолчал — настроение было паршивым, говорить не хотелось.
— Подкрепимся, когда придем на место, — сказал Пилигрим, — тут неподалеку есть одна деревня, там мы сможем переночевать.
— А нас туда пустят? — После того как отряд уже побывал вблизи одной из лесных деревушек, Герману не верилось, что их встретят с распростертыми объятиями.
— Пустят, — ответил Дуго, — я останавливался в ней несколько раз, когда ходил в Дрезден. Правда, топать нам еще часа три, будем там только в сумерках.
— Не страшно! — Густав впервые не стал ныть, услышав, что отряду предстоит идти еще три часа. — Главное, чтобы накормили хорошо! Ну чего стоите? Идем скорее, пока они там все вкусненькое не съели!
Отряд направился в указанном Пилигримом направлении. Вскоре они выбрались на заметно вытоптанную тропу (должно быть, люди из деревни часто здесь ходили), идти стало намного легче.
— Пахнет дымом, папа, — нарушила затянувшееся молчание Герда.
— Деревня близко. Ну вот, говорил я вам, что к сумеркам мы доберемся. — Дуго улыбнулся.
— Я не чувствую, чтобы готовили еду. Пахнет гарью, — сказала Герда, — и довольно сильно пахнет.
— Во-во, — поддержал Герду Густав. — У меня нюх на жрачку. А здесь едой и не пахнет. Жгут чегой-то.
— Сейчас выйдем из леса и увидим, чего они там жгут, — заметил Пилигрим, — может, просто еда подгорела, а может, сжигают какой-нибудь мусор.
Вскоре деревья расступились, и они увидели небольшую, всего домов в пятнадцать, деревушку. Вокруг высился частокол, а в центре темнела громадина построенного еще до Последней войны собора. Наверное, раньше вместо жалких лачуг здесь были уютные дома, большая деревня, а то и город, который теперь совершенно поглотил лес, не оставив от прошлого ничего, кроме серых готических стен старого собора. Но на величественное здание сейчас никто не обратил внимания. Все без исключения домики в деревне горели. Точнее догорали.
Герман выругался.
— Что здесь произошло? — выдавил Франц.
— Нападение, — ответил Герман. — Или бандюги какие-нибудь или из другой деревни пришли — и все пожгли здесь… Смотри, как поломан частокол, не иначе как использовали взрывчатку. Дома горят… Причем все. Боюсь, Дуго, что твоих знакомых уже нет в живых.
— Я тоже этого боюсь, — угрюмо ответил Пилигрим.
— Вот и поели, — уныло вздохнул Густав и почесал в затылке. — Вы уверены, что нам надо туда идти? А вдруг эти злыдни там остались? Сидят. Ждут нас, таких славных… и голодных.
— Никого там нет, — сказал Дуго. — Кто будет оставаться в подожженной деревне? Идемте, посмотрим — вдруг кто-то все же остался в живых. Оружие держите наготове!
Герман хотел сказать Пилигриму, что надеяться на вдруг не стоит, вряд ли нападавшие хоть кого-нибудь оставили в живых. Иначе бы уцелевшие уже тушили дома.
Через пролом в частоколе они прошли в мертвую деревню. Как и предполагал Герман, живых здесь не было. Да и трупов тоже. Деревня оказалась совершенно пустой, словно жители сами подожгли свои дома и ушли.
— Они что, сами свои дома подпалили? — озвучил Франц мысли Германа. — Я… я что-то начинаю подозревать самое плохое.
— Эпидемия? — спросила Герда, закрывая лицо ладонью — жар, идущий от горящих домов, был невыносим.
— Возможно, — сказал Франц, — это все объясняет, они все сожгли и ушли. И нам лучше уйти отсюда.
Густав испуганно икнул и снова почесал в затылке.
— И куда мы пойдем без еды?
— Это не эпидемия. Смотрите. — Дуго наклонился и что-то поднял с земли. Пилигрим продемонстрировал всем автоматную гильзу. — Ручаюсь, что, если бы дома не сгорели, мы могли бы увидеть в их стенах пулевые отверстия.
Герман стал внимательно изучать землю у себя под ногами и вскоре набрал целую горсть новеньких блестящих гильз. От них резко несло порохом.
— Если есть гильзы, значит, должны быть трупы, — сказал следопыт, — надо искать.
Тела они нашли в канаве за домом, стоявшим напротив собора. Четверо мужчин и одна женщина. Двое мужчин были мутантами. Все убиты выстрелом в затылок.
— Их всего пятеро, — нарушил тягостное молчание Франц. — Пятеро на такую деревню — слишком мало. Где остальные?
— Или сбежали, или попали в плен, — вздохнул Дуго, — нападение вполне могли совершить работорговцы. Тут есть несколько банд. Надо похоронить людей. Густав, у частокола я видел брошенную лопату, сходи за ней.
Подавленный увиденным, великан безропотно отправился выполнять указание. Правда, под нос он бормотал какие-то ругательства.
— Не стоит нам оставаться на ночь в этом месте, давайте отойдем в лес, — предложила Герда.
— Ты права. Мы так и сделаем, — согласился Герман. — Франц, пусть Густав начинает копать могилу, а я пойду проверю, что там в соборе.
— Я с тобой, — вызвалась Герда.
— Хорошо, только возьми факел. — Герман ничем не выдал своего удивления.
— Ни к чему. Стемнеет только через полчаса. Все и так прекрасно видно, — возразила девушка.
Герман пожал плечами и направился к собору. Он встретил их тишиной, тенями и угрюмым молчанием обиженного на весь свет старика. Соборный шпиль возвышался даже над окружающими деревьями. Герда не удержалась и провела рукой по шершавой поверхности стены. От строения веяло глубокой древностью. Когда они оказались внутри и подняли глаза Вверх, то увидели наливающийся светом серп месяца и бледные звезды. Крыша оказалась не такой прочной, как стены и толстенные колонны, и ее большая часть провалилась внутрь. Окна в форме арок были без стекол, и только в одном из них каким-то немыслимым чудом сохранился витраж — застывшая магия красок, превращенная в разноцветное стекло. На витраже был изображен какой-то святой. Какой именно — Герман не знал.
Он плохо изучал Библию и из религиозной тематики знал по шей части богохульства, которыми время от времени сыпал его приятель Гюнтер.
— Красиво, правда? — прошептала Герда и осторожно провела по витражу кончиками пальцев.
Герман затаил дыхание, испугавшись, что сейчас волшебная красота стекла попросту растает в воздухе. Но древние мастера делали работу на совесть, и с витражом ничего не случилось, разве что пыли стало немного меньше.
— Правда, — ответил он после короткой паузы.
Горы строительного мусора и обломки крыши лежали в центре собора, развалив деревянные лавки. Более-менее свободно пройти можно было вдоль стен. Герман пошел слева, Герда вернулась к выходу и пошла вдоль правой стены. Фрески на стенах собора совершенно выцвели от времени, и невозможно было толком разобрать, что раньше было на них изображено. По левую руку от Германа возвышался сгнивший от сырости орган. Целыми остались лишь ряды металлических трубок, растущих из груд мусора, словно побеги молодых деревьев. Дальше, уже почти в самом конце собора, оказалось более-менее пустое место. Весь мусор был свален в одном углу. Герман представил, каких усилий это стоило лишенным специальной техникой жителям деревни. На расчищенном от завала месте высился небольшой, искусно выструганный из дерева алтарь, тут же стояли лавки, а у стены, где сейчас находилась Герда, кабинка для исповеди. Жители деревушки позаботились о том, чтобы в древнем соборе проходили службы.
“Как ни молились они своему богу, а он их не спас, — промелькнуло в голове у Германа, — вот тебе еще один Последний… Завет”.
Из ниши позади Герды неожиданно выскользнула маленькая юркая тень и бросилась прочь.
— Сзади! — крикнул Герман и бросился к девушке.
Та резко развернулась и кинулась в погоню за неизвестным. Герман бросился наперерез. Рискуя сломать себе ноги, он прыгал по каменным глыбам. Возле выхода следопыт столкнулся с запыхавшейся Гердой.
— Кто это был, рассмотрела?
— Нет. Он держался стены, я видела только силуэт. Кто-то очень невысокий, — ответила девушка, — может быть, карлик.
— Куда побежал?
— Он очень проворный. Я даже не успела заметить. Кажется, мы его упустили.
— Не уйдет! — рявнул Герман.
Следопыт обругал себя последними словами. Вид горящей деревни настолько отвлек его от всего, что он забыл о возможности воспользоваться запретным. Ни здесь, ни среди горящих домов он не подумал о том, что его дар может запросто дать ему ответы на некоторые простые вопросы. Например, остался ли в деревне хоть кто-нибудь. А ведь будь незнакомец настроен враждебно, и Герды уже не было бы в живых. Чего проще — ударить в спину!
Следопыт присел, дотронулся рукой до холодной шершавой стены и потянулся к запретному. Он сразу же услышал частое испуганное сердцебиение откуда-то слева… и сверху…
— Он где-то там, — прошептал Герман на ухо Герде и кивнул на тянущиеся по периметру второго этажа балконы. — Идем, только тихо.
Лестницу они отыскали довольно быстро, хотя заметить ее было непросто — одна из ниш, особенно темная и глубокая, скрывала уходящую отвесно вверх узкую спиральную лестницу.
— Жди здесь, — едва разжимая губы, прошептал Герман.
Герда кивнула. Следопыт стал быстро подниматься на второй этаж. Сначала ничего не происходило, а затем откуда-то сверху раздался крик Германа:
— Я поймал ее! Я ее поймал!
Герда бросилась вверх по лестнице.
— Ай! Она меня цапнула! Цапнула! Герда! Тут другая лестница! Возле алтаря!
Чертыхнувшись, девушка чуть ли не кубарем слетела с лестницы и бросилась к алтарю. Неизвестный, точнее, как теперь выяснилось, неизвестная оказалась прижата к стене. Разглядев, кто перед ней, Герда ахнула. Вжавшись в стену, расширенными от страха голубыми глазенками на нее смотрела маленькая девочка. Лет восьми, быть может — девяти. Лицо в грязи и копоти, впрочем, как и светлые волосы. Одежда на малышке была добротной, но тоже порядком запачканной сажей и грязью.
Подоспел Герман:
— Поймала?!
От звука голоса следопыта девочка дернулась и еще сильнее вжалась в стену.
— Эта мелюзга меня укусила! — Герман потряс левой рукой. И пнула под коленку. Довольно ловко. А ну-ка иди сюда! — Он поманил девочку пальцем.
— Оставь, Герман! — резко бросила Герда. — Ты ее пугаешь!
— Да и не думал я ее пугать!
Его слова повисли в воздухе. Девочка все так же напряженно изучала людей, но ее глазки нет-нет и стреляли по сторонам — а вдруг появится лазейка, через которую можно улизнуть?
— Меня зовут Герда, а этого громилу Герман, — улыбнулась девушка, и ребенок уставился на незнакомцев во все глаза. — А тебя как зовут?
Ответа не последовало, но страха в глазах малышки, кажется, стало меньше. Страха, но не подозрительности.
— Иди сюда, мы тебя не обидим. — Герда старалась говорить тихо и ласково.
Она сделала шаг к ребенку, девочка дернулась, намереваясь убежать, но Герман вовремя закрыл образовавшуюся щель.
— Мы не причиним тебе зла. Герман. — Не спуская с ребенка взгляда, Герда протянула следопыту свой карабин. — Вот, видишь, у меня нет оружия. Иди сюда.
Девушка сделала еще несколько осторожных шагов к ребенку. Девочка продолжала внимательно следить за нею, впрочем, больше не делая попыток бежать.
— Вот видишь, мы не опасны. — Герда присела на корточки в метре от испуганного ребенка и протянула к ней раскрытую ладонь. — Не бойся. Ты из этой деревни?
Ответом ей было напряженное молчание.
Герман не торопил события и старался не шевелиться. Конечно, можно ее попросту поймать, но… В отношениях с детьми он решил довериться Герде. Следопыт подумал, что с детьми он тоже ладить не умеет. Жутко болел прокушенный палец.
Молчание затягивалось. Синие глаза перебегали от Германа к Герде.
— У нас есть еда и вода, — между тем продолжала улещивать ребенка девушка, — ты, наверное, хочешь есть, правда? Молчание.
— Тебе нечего бояться, я — Пилигрим.
Как показалось Герману, во взгляде девочки появился огонек интереса. Нечто напоминающее вздох облегчения. Но по-прежнему — молчание. Вопросительный взгляд в сторону Германа.
— А Герман — следопыт, он меня защищает от плохих людей. Он хороший.
Девочка стрельнула в Германа глазками, явно оценивая его.
— Пойдем с нами, — проговорила Герда, — мы не причиним тебе вреда. Скоро совсем стемнеет. Разве ты хочешь остаться здесь одна? — Поскольку ответа снова не последовало, Герда продолжила: — Те плохие люди могут вернуться. Надеюсь, ты понимаешь это?
Девочка молчала, напряженно изучая их.
— Идем, — предложила Герда.
Девочка сделала осторожный шаг от стены. Все еще сомневаясь в правильности своего решения, малышка робко вложила ладошку в руку Пилигрима.