Глава 32. Жертва

Голубое ясное чистое небо без единого облачка. Синоптики называют такую погоду «миллион на миллион». И если раньше в этот термин вкладывался смысл идеальной видимости вверх и вдоль горизонта, то теперь он носил скорее вероятностный характер. В современном мире стать свидетелем столь ясной безмятежной погоды было сродни двойному выигрышу в миллионную лотерею. Защитный слой Земли продолжал стремительно разрушаться, образуя всё новые и новые озоновые дыры у полюсов, а уровень мирового океана неустанно рос, попутно затапливая прибрежные города и страны, не успевшие адаптироваться к новым реалиям. Вместе с тем огромные кучевые облака из тонн пара, выпаренного палящим океанским солнцем, скитались над континентами, провоцируя погодные аномалии и катаклизмы. Но даже к такому природному безумию можно было привыкнуть, и молодое поколение уже едва ли могло представить себе жизнь без затяжных недельных дождей и сверхмассивных лучевых установок, разгоняющих облака. Экологи бьют тревогу, чиновники набивают карманы, а люди просто живут, радуясь даже редким отголоскам былой удивительной природной красоты. Именно таким отголоском являлся этот ясный вторник 12 января 2326 года у побережья Атлантического океана в Квадре «Вирджиния», сектор А7 «Норфолк». Два многоцелевых истребителя AFS-21 «Hound» готовились к взлету. Интересно, что в начале 2300-х был внедрен единый стандарт маркировки военной техники, позволяющий унифицировать все аппараты различных характеристик и производителей. В результате все самолеты военного назначения получили маркировку AF. Если технические характеристики позволяли совершать полеты в открытом космосе, то к маркировке добавлялась буква S. Далее первая цифра отвечала за тип воздушного судна (1 – истребители, 2 – многоцелевые истребители, 3 – бомбардировщики, 4 – десантные суда и суда обеспечения, 5 – радиолокационные, разведывательные и спецборта). Вторая же цифра означала технологическое поколение. На текущий момент подавляющее большинство военной техники было первого поколения и лишь считаные единицы «поколения два» прошли все необходимые испытания и были приняты на вооружение. Большая часть истребителей по форме напоминала вытянутые остроконечные иглы с размашистыми крыльями, утяжеленными всевозможными видами вооружений. В цветовой гамме преобладал серый цвет и золотые узоры республиканской геральдики.

Стремительным размашистым шагом, периодически переходя на бег, два офицера направлялись по взлетно-посадочной полосе в сторону своих истребителей.

– Том, ты же понимаешь, что там тысячи людей. Мы не можем! Это какое-то безумие! Цитадель – оплот Республики! – один из летчиков пытался убедить товарища.

– Ромас, не суетись. Это приказ! Приказ есть приказ, мы не знаем всей картины, – солдат всячески пытался развеять сомнения друга.

– Том, Том, слушай. Я, я правда не смогу. Я же родом из Джерси. Меня же потом… Серьезно, Том, я пас.

На секунду старший офицер остановился и крепко схватил товарища за плечи.

– Ромас, соберись! Ты пилот! Твои сомнения ни к чему хорошему не приведут. Это трибунал! – он пристально смотрел в глаза испуганного более молодого солдата, но тот лишь едва слышно бормотал:

– Пусть трибунал, я не буду стрелять по своим.

– Там вирус, Ромми, – офицер перешел на более мягкий тон в надежде достучаться до товарища. – Мы же три года в одном звене. Ты один из лучших на этой базе, я прошу тебя, выполни приказ…

Ромас с сожалением пожал плечами и вполголоса добавил:

– Прости, я не могу. Я не полечу.

– Черта с два! – вскрикнул Том и практически вплотную прижался к уху друга, добавив вполголоса: – Ты полетишь и решишь на месте. Если всё же впадешь в ступор, сообщи о неполадках в автоматике. Будет расследование, но, может, до трибунала не дойдет.

Ромас покорно кивнул головой. Том тут же ускорился и быстрым рывком вскарабкался по корпусу истребителя прямиком в кабину пилотов. Его товарищ направился к соседнему борту. Спустя буквально пару минут оба истребителя уже были в воздухе и приближались к точке наведения.

– Борт 1308, выхожу на заданную позицию. К бою ракеты один, четыре, – рапортовал в рацию Ромас.

– Ведомый борт 1727, сопровождаю 1308, – следом раздалась радиограмма Тома.

Услышав голос друга, Ромас отважился воспользоваться его советом и без лишних промедлений приступил к исполнению задуманного.

– Борт 1308, автоматика сигнализирует о неполадках ракетных подвесов. Пуск невозможен. Повторяю: пуск невозможен, ухожу на второй круг.

Томас, услышав радиограмму товарища, с сожалением покачал головой, наблюдая, как самолет друга уходит в пике по левому борту. Тяжело вздохнув, он приступил к завершению миссии.

– Борт 1727, к бою ракеты один, четыре, – проведя рукой по виртуальной панели, он включил несколько индикаторов и, в очередной раз посмотрев в сторону сияющих на солнце небоскребов Нью-Йорка, добавил: – Пуск.

В ту же секунду из-под обоих крыльев истребителя с жужжащим свистом и ярким огненным шлейфом две игловидные ракеты умчались вперед к цели. Несколько мгновений спустя они приблизились к Цитадели легатов и с поражающей точностью и маневренностью играючи влетели прямиком в центр западных ворот, поразив крепость в районе третьего уровня. Раздался взрыв. Огромный шар света, подобно вспышке на Солнце, за доли секунды проник в каждый уголок здания, играючи снося на своём пути стены и перекрытия. Языки голубого пламени в одночасье обуяли весь комплекс и воздух вокруг него, словно обволакивающий дым, выстилаясь вдоль защитного поля купола. Следом раздался звук, сравнимый с ударами тысяч молний в грозовую ночь. Земля задрожала, и тонны раскалённого металла, словно кара небесная, обрушились с высоты некогда парящей цитадели. Ещё мгновение спустя взрывная волна дошла до силовых установок, удерживающих защитный купол, и он в одночасье исчез вслед за некогда величественным монументом республиканской власти. Огромные облака пепла и дыма вырвались наружу, медленно устилая всю округу черным безжизненным полотном. С восточной стороны комплекса образовалась гигантская паровая дымка от выпаренной взрывом прибрежной полосы залива. С западной стороны несколько гектаров прилегающего парка вспыхнули пламенем, подобно гигантской бенгальской свече. Во всей округе не осталось ни единого признака жизни. Или практически ни единого. Сквозь дым и пепел в водах залива можно было разглядеть тело солдата, всё ещё подающего признаки жизни. Расцарапанное лицо, разбитый нос, вывихнутая рука – он явно был на грани, но непреодолимая жажда жизни заставляла его, несмотря ни на что, плыть в сторону близлежащего клочка уцелевшей суши. Едва почувствовав землю под ногами, он выполз и тут же упал на берег, судорожно цепляясь глазами за окружающие его пейзажи, словно пытаясь опознать что-то знакомое в этом пылающем пепелище. Он был явно растерян, его глаза выдавали тревогу, но боец не смел произнести ни звука, опасаясь привлечь к себе внимание уцелевшего противника. Таким мужеством в Республике обладали далеко не многие, и, даже несмотря на измазанное копотью лицо, было понятно, что это был не кто иной, как выживший капитан Филипп Дюбуа.

Убедившись, что он один на этом уцелевшем клочке побоища, Филипп начал вспоминать последние минуты перед взрывом, пытаясь осознать произошедшее. Восточные врата. Всё началось с них. Дюбуа и два взвода его бойцов стремительно бежали в направлении врат. Они боялись опоздать, ведь являлись последним рубежом между монстрами и многомиллионным гигаполисом. За время их стремительного марш-броска на пути не встретилось ни одного врага, и это вселяло в Дюбуа надежду. Но, как только они ворвались в центральный холл восточных врат, надежда тут же улетучились. Вместо десятка бойцов службы безопасности вокруг не было ни души. Только множество кровавых следов, заливших практически каждый угол внушительного зала. Восточный холл представлял собой огромное помещение длиной порядка сорока метров, вдоль торцовых стен которого располагались скоростные лифты, ведущие к заливу, по шесть с каждой стороны. Любой из них мог вместить по меньшей мере 20 человек, обеспечивая максимальную пропускную способность и практически полное отсутствие очередей. Вдоль фронтальной стены, обращенной к заливу, располагалась смотровая площадка, окруженная метровыми стеклянными перилами. Прямо над площадкой проходила транспортная магистраль, через которую влетали и вылетали корабли в комплекс, это тридцатиметровый проем во всю ширину холла, величественные транспортные врата, периодически прикрывающиеся голубыми защитными полями. Напротив смотровой площадки у дальней стены были точки входа. Некие аналоги контрольно-пропускных пунктов у каждого из прилегающих коридоров. Небольшие будки, зоны досмотров, системы биологического и оружейного контроля. Пройдя все необходимые формальности, работники попадали непосредственно в холл, где, перед тем как покинуть комплекс на скоростном лифте, они могли насладиться видом со смотровой площадки или просто отдохнуть на одной из десяток скамеек, изящно затерявшихся во множестве искусно отделанных зеленых клумб, деревьев и цветочных композиций. Собственно, таким это место было несколькими часами ранее. Теперь же в многочисленных растительных пейзажах преобладал исключительно бордово-красный цвет. Многие деревья были выкорчеваны с корнями, словно гигантские животные попросту сносили их, не желая обступать нежеланные препятствия. Два основных пропускных пункта были разрушены до основания. Через один из них и вошли в помещение бойцы Дюбуа.

– Рассредоточиться! Зачистить периметр, – командир явно не желал показывать подчиненным свои внутренние переживания и сосредоточился на том, что умел делать лучше всего, – проводить качественные боевые операции. Солдаты мгновенно разбежались во все концы холла, взяв под контроль все пути возможного проникновения противника. Филипп неспешно шел вдоль смотровой площадки, пытаясь понять, что же здесь произошло. Он мельком взглянул на лифты, чтобы убедиться, что они не работают. Действительно, огромные информационные панели подтверждали, что все шахты лифтов обесточены и изолированы. «Могли ли они пробраться в шахту?» – мысленно задавал себе вопрос Дюбуа. И тотчас же сам себе отвечал: «Шахты в режиме изоляции, защищены от любого биологического проникновения и тотчас бы сдетонировали, попади туда монстр. Но откуда им было это знать? В то же время визуально все лифты целы и нет никаких следов попыток взлома. Но где же тогда эти твари?». Так он шел, шаг за шагом погружаясь во внутреннюю философскую дискуссию, пытаясь хоть на мгновение приблизиться к пониманию произошедшего здесь. Наконец его взгляд зацепился за смотровую площадку. Она была открытой, и ничто не мешало существам выброситься оттуда в надежде на то, что при падении хоть кто-то уцелеет. Дюбуа прибавил ходу и вышел на самый край площадки. Ветер на такой высоте был необычайно силен. Холодные потоки воздуха, слово бодрящий душ, обуяли Филиппа, приводя разрозненные мысли в порядок. Он слегка наклонился за перила, пытаясь рассмотреть, есть ли снаружи следы пребывания монстров. На мгновение ему показалось, что его опасения были напрасны, ведь с такой высоты выжить нереально, но, повернув голову в сторону, он осознал свою ошибку. С левой стороны от смотровой площадки располагалась служебная навесная лестница. «Какого черта? Они не могли этого знать», – мысленно пытался успокоить себя Дюбуа, но в то же время неосознанно направился в сторону потенциальной точки бегства противника. Попутно он окинул взглядом своих подопечных: бойцы, как по учебнику, расположились в правильных боевых порядках и выглядели настолько уверенными и спокойными, что Филиппа невольно охватило непреодолимое чувство отцовской гордости. Он поймал себя на мысли, что эти ребята – лучшее поколение воспитанных им бойцов, и, пожалуй, впервые в своей жизни он может со спокойной совестью подумать о заслуженном отдыхе. Приблизившись к лестнице, мысли о далеком будущем мгновенно улетучились.

– Чейн! – подозвал к себе он одного из бойцов. – Я проверю снаружи, прикрой меня.

– Есть! – отчеканил молодой солдат и тут же взвел затвор автомата.

Филипп перекинул оружие через плечо и резким рывком заскочил на лестницу. Прямо на перекладине виднелись свежие рубцы, словно от металлических повреждений. Осмотревшись, он начал неспешно спускаться, попутно оглядывая нижние части основания комплекса. Лестница была очень длинной и заканчивалась на высоте десятка метров над заливом. Остановившись в точке с наибольшим обзором, Дюбуа вновь озадачился. Под ним бурлили тревожные прибрежные воды, прямо напротив простирались высотные шахты скоростных лифтов. «Отсюда прыгать куда безопаснее, но какой в этом смысл? Такие твари выжили бы и после прыжка со смотровой. Шахты. Шахты». Дюбуа пристально оглядывал окружающие его конструкции, пока наконец не увидел нечто необычное. Два вертикальных сооружения, в которых проходили скоростные лифты, были не пропорциональны друг другу. Ближние шахты были явно крупнее. Но оба сооружения рассчитаны ровно на шесть лифтов. Так почему же эти крупнее? Он пригляделся ещё пристальнее и, сопоставив расположение лифтов в холле, пришел к пугающему выводу: с ближней стороны есть ещё одна шахта – для седьмого лифта. Шахта, на которой едва заметно виднелась поврежденная решетка вентиляции. «Не может быть! – мысленно поражался Филипп и тут же озадачился вопросом: – Но куда она ведет?» Визуально начиная прикидывать маршрут, по которому можно добраться до этой решетки, Дюбуа зажал передатчик нагрудной рации, чтобы поведать о произошедшем командиру. Но в ту же секунду яркий свет и небывалый грохот перечеркнули всё. Огромная взрывная волна, словно игрушку, вырвала навесную лестницу из основания и откинула Филиппа на десятки метров в сторону залива. На этом моменте воспоминания капитана Дюбуа обрываются. Его глаза, окутанные болью осознания гибели всех его подопечных, едва сдерживали прорывающиеся капли скупых мужских слез. Скулы дрожали от боли и невозможности исправить произошедшее. Вся округа пылала в огне. Филипп, единственный выживший в этом аде, лежал на, казалось, единственном уцелевшем клочке земли, чуть поодаль от побережья на месте некогда величественного служебного маяка. Теперь же здесь были лишь тлен, выжженная земля и он, Филипп Дюбуа, последний выживший боец подразделения «Тайпан».