Книга: Микроубийцы из пробирок. Щит или меч против Запада
Назад: 1.3. Даешь биологическое оружие!
Дальше: 1.4.2. Имение Власиха в Подмосковье

1.4. Биологическое оружие шагает по стране

Первые данные о начале практических работ по советскому биологическому оружию, которые можно документировать, относятся к 1926 году.

С января 1926 года немедленно после образования ВОХИМУ на него начала работать серия лабораторий Москвы и Ленинграда. Среди руководителей немало ныне известных имен (В. Н. Ипатьев, Н. Д. Зелинский, Г. В. Хлопин, Н. А. Сошественский, С. С. Наметкин, Н. А. Шилов) [87].

А еще больше было имен никому не известных. В их числе была московская лаборатория А. Н. Гинсбурга – одного из первых организаторов советской системы подготовки к наступательной биологической войне. Поначалу лаборатория числилась при Химических курсах усовершенствования командного состава, однако действовала совершенно самостоятельно [87]. Вскоре основные научные силы ВОХИМУ были собраны в общую самостоятельную Центральную военно-химическую лабораторию.

И опыты с биологическим оружием двинулись по стране.

1.4.1. Богородский вал в Москве

Первые доклады заместителю председателя РВС И. С. Уншлихту (который на этот пост попал в 1923 году с поста заместителя председателя ГПУ и которому было поручено курировать подготовку к биологической и химической войне) делал лично Я. М. Фишман. В начале марта 1926 года он докладывал, как именно в Москве в лаборатории А. Н. Гинсбурга «ведутся работы по применению в войне микробов». Пока бациллы сибирской язвы, чью вирулентность «удалось значительно повысить», испытывали на мелких животных, и, как оказалось, их «смерть наступает через 22–24 часа после нанесения на кожу спороносного бульона». Во второй половине марта собирались перейти к опытам на больших животных. Решался также вопрос с производством бацилл сибирской язвы в «опытном (малом) масштабе» [88].

В середине мая Я. М. Фишман доложил, что сибирская язва «была испробована на следующих животных: бараны, кролики, кошки и лошадь. Во всех случаях капля бульона наносилась на кожу. Все животные, за исключением лошади, пали на 2–3 сутки. В отношении лошади вид микроба оказался недействительным. Для человека, однако, показательно действие на баранов… Параллельно с указанными испытаниями начаты работы по боевому применению микробов. Есть основания предполагать, что могут быть применены те же методы, что и для распыления ОВ. Опыты предполагается поставить в броневой яме полигона» [89].

Очередной доклад Я. М. Фишмана, написанный от руки (печатание таких вещей машинистке не доверяли), был столь же драматичен. Начал он с сообщения, что опыты с сибирской язвой «закончены, дав вполне положительные результаты. После лабораторных испытаний были сделаны подрывы в яме на полигоне. Опытными животными были 1 козел и 1 коза. Оба животных пробыли в атмосфере распыленного бактериального бульона… 2 минуты, а затем были выпущены. Через 48 часов наступила смерть. Произведенные испытания показывают, что бактериальный бульон вполне может быть применен в артснарядах, аэробомбах и т. д. и явится средством, по силе действия превосходящим известные до сих пор». Вывод из всего этого был автору очевиден – перейти «к системе тактических испытаний», для чего «необходима постройка на полигоне специального бактериологической городка», который в случае выделения ассигнований мог быть закончен весной 1927 года [88].

В августовском докладе Я. М. Фишмана было уже предвкушение скорой победы. Он размышлял о реальном сражении с противником, в ходе которого надо было как-то протолкнуть бактериальный бульон сибирской язвы через кожу человека. И решение нашлось: «Доношу, что нами открыт и исследован новый способ поражения – бактерио-химический. Суть метода в том, что одновременно применяется ОВ, проникающее через кожу животного, и бактериальный бульон. ОВ, таким образом, прокладывает дорогу в кровь болезнетворной бактерии. Мы применили иприт и бактерию “АВС”. Всего было испробовано около 40 морских свинок, кроликов и кошек, 2 барана, 4 козы и 2 лошади. Во всех случаях был смертельный исход на 4-5-й день. Смерть наступала от действия “АВС”. Количества иприта и бульона “АВС” были ничтожны – по одной капле. Действие на дыхательные органы было испытано путем распыления бульона “АВС” и некоторого количества хлорпикрина. Животное оставалось в этой атмосфере лишь на время, достаточное для 1–2 вдохов. Во всех случаях наступала также смерть. Можно считать, стало быть, что последние затруднения, стоявшие на пути широкого применения бактерий (кожный покров), преодолены». Ну а дальше Я. М. Фишман доложил о перспективах: «Спешно заканчивается на полигоне приспособление отдельно стоящей избушки и ямы для сосредоточения там опытов по боевому применению смесей и бульона в артснарядах и аэробомбах. Темп работы, естественно, замедляется необходимостью сохранения большой тайны». Конечно, начальник ВОХИМУ понимал, что у него средства биологического нападения катастрофически обгоняли средства защиты – таковых просто не было. Для преодоления разрыва он предлагал привлечь гражданские институты (метод обычный: им «не следует, конечно, сообщать о том, что мы самостоятельно прорабатываем и методы нападения») [90].

Разумеется, Я. М. Фишман знал, что и зачем делал. И. С. Уншлихт был тогда на прямой связи с И. В. Сталиным. И как раз в этом время шла подготовка к немецким опытам по применению авиации для химического нападения, причем все на том же полигоне в Кузьминках (Москва), где шли биологические опыты. Кстати, отчитался по этим опытам И. С. Уншлихт в письме, направленном 31 декабря 1926 года И. В. Сталину в порядке новогоднего приветствия: «Опыты доказали полную возможность широкого применения авиацией отравляющих веществ».

В общем, отчет за год, подготовленный А. Н. Гинсбургом 12 ноября 1926 года, свидетельствовал о принципиальных достижениях в подготовке к биологической войне. Указывалось, что сразу же после образования лаборатория заказала зарубежное оборудование, которое начало прибывать в конце года. Тем не менее это не помешало начать решение задачи – «изучения возможности боевого применения бактериальных средств – самих бактерий и бактериальных токсинов». Автор подчеркнул, что важным полученное задание «должно считаться вследствие того, что за границей, безусловно, ведутся работы в направлении “бактериального оружия” и это оружие, вне всякого сомнения, будет применено в будущем, наряду с химическим, ввиду дешевизны его и тех колоссальных перспектив, которые оно открывает». К маю 1926 года лаборатория получила устойчивый и очень вирулентный штамм сибирской язвы, который был способен выдерживать 8–10 минут при 100 °C и выращивался на достаточно дешевой питательной среде. И этот штамм были испытан на многих видах животных не только в лабораторных, но и в полигонных условиях. Автор отчета подчеркнул, что легочная и кишечная формы инфекции приводят к 100 % смертности и животных, и людей. Кроме того, А. Н. Гинсбург отчитался о получении образца сухого (твердого) токсина ботулизма, долго сохраняющегося в сухом виде, хорошо растворяющегося в воде и имеющего «колоссальную убивающую способность» [91].

В 1927 году работы по созданию биологического оружия на основе сибирской язвы активно продолжались [92].

И уже 10 февраля 1928 года Я. М. Фишман направил в адрес наркома обороны и председателя РВС СССР К. Е. Ворошилова обобщающий доклад о результатах. В частности, он докладывал, что споры сибирской язвы «обладают весьма большой стойкостью, само же заболевание оканчивается в большинстве случаев смертельно». Общий вывод был оптимистичным: «бактериальные средства могут с успехом быть применены на войне». В качестве средств применения биологического оружия рассматривались артиллерийские снаряды и авиационные бомбы. В докладе также указывалось на возможность применения токсина ботулизма в качестве диверсионного оружия [74].



Первые успехи

«Председателю РВС СССР

К. Е. Ворошилову

«Бактериологическая лаборатория ВОХИМУ изучала по преимуществу бациллу сибирской язвы (шифр “АВС”), вирулентность и стойкость которой были повышены при помощи особых методов выращивания культур.

Для испытания лаборатория пользовалась смывом культуры сибирской язвы с агара, который либо наносился на кожу животным, либо распылялся в воздухе в камерах, где находились животные.

Испытания производились над кроликами, кошками, козами и лошадьми. В подавляющем большинстве случаев имел место смертельный исход на 2–3 сутки.

Было произведено также несколько опытов распыления этого смыва сибирской язвы при помощи подрыва оболочек, снаряженных взрывчатым веществом. Животные, остававшиеся в тумане “АВС” по 2–3 минуты, пали через 48 часов.

Что касается сибирской язвы, то она имеет, несомненно, много шансов быть примененной на войне, так как ее споры обладают весьма большой стойкостью, само же заболевание оканчивается в большинстве случаев смертельно.

Из других бактериальных средств изучены и приготовлены культуры бацилл ботулизма, вырабатывающие яд, встречающийся в пищевых консервах и т. д. Ничтожно малые количества токсина, полученного от этих микробов, введенные с водой и пищей в желудочный тракт, убивают в течение ближайших суток. Токсины такого рода продолжают изучаться в лаборатории. По всей вероятности, они смогут быть применены для диверсионных целей.

На основе полученных данных можно утверждать, что бактериальные средства могут с успехом быть применены в войне.

Одновременно с указанными выше работами лабораторией ведутся и работы по дезинфекции, иммунитету и т. д.

Профилактика (иммунитет). К этой работе и частично к работе по дезинфекции должен быть в полной мере привлечен Наркомздрав, в распоряжении которого находится ряд бактериологических институтов. Военвед мог бы направлять в этом отношении всю работу Наркомздрава через Наркома Здравоохранения, оставаясь сам в тени.

Наркомздрав под предлогом принятия необходимых мер по борьбе с эпидемиями и эпизоотиями мог бы совершить огромную научно-исследовательскую работу в нужном для Военведа направлении и заготовить, не вызывая ничьего подозрения, известные количества запасов прививок и пр.

Начальник ВОХИМУ Я. Фишман

10 февраля 1928 года» [74].



Доклад Я. М. Фишмана 1928 года лег в основу масштабной подготовки страны к наступательной биологической войне. При этом армия наладила вполне эффективное руководство военно-биологической деятельностью цивильных органов Наркомздрава СССР, оставаясь при этом в тени. И так продолжалось многие годы.

Были у ВОХИМУ РККА и успехи по линии химического вооружения, так что довольно скоро все его лаборатории оказались под одной крышей – 7 апреля 1928 года РВС создал Институт химической обороны (ИХО) РККА [93]. Новый секретный институт (с 1934 года он стал НИХИ РККА – Научно-исследовательским химическим институтом; в/ч 8952) имел своей главной целью подготовку страны к наступательной войне – и химической, и биологической. Соответственно, в структуре института был предусмотрен и интересующий нас отдел – «биохимический, характер работы которого является абсолютно секретным» [94]. Кстати, построен тот военный институт был не на деньги бюджета НКВМ, а на народные (тогда население страны активно пугали не терроризмом, как нынче, а злокозненным О. Чемберленом и в ответ собирали с него дань в виде взносов на «наш ответ Чемберлену»).

Размещался VI (биохимический) отдел [74, 95], переименованный в 1929 году в N-ский (потом – IX) отдел ИХО РККА, непосредственно на территории ИХО (на Богородском валу в Москве). Однако работал он по самостоятельной программе и имел свой собственный бюджет.

Первоначально в биохимическом отделе ИХО лидировали три микробиолога – работник кафедры микробиологии МГУ И. М. Великанов (до 1930 года), а также Е. И. Демиховский и Н. Н. Гинсбург (1901–1969), пришедший вместо А. Н. Гинсбурга (он вернулся к токсикологии отравляющих веществ).

Почему выбор пал именно на И. М. Великанова (1898–1938), в наши дни сказать не так просто. В его пользу могли свидетельствовать два соображения: 1) в 1925–1928 годах он учился в Институте красной профессуры; 2) он был секретарем фракции ВКП(б) московского общества бактериологов. В общем-то, И. М. Великанов в 1928 году, по окончании упомянутого института, был распределен в Саратов, однако решением Секретариата ЦК ВКП(б) был передан в «военное ведомство для руководства специальной особо секретной лабораторией» [96].

Московский период военно-биологических работ ИХО был продолжительным – целых 8 лет – и достаточно плодотворным. В 1929 году, например, отдел отчитался за резкое увеличение эффективности выделенного им токсина ботулизма: 1 см³ жидкого токсина был способен убить 10 тыс. морских свинок [97].

К моменту реформирования, которое было проведено в 1934 году, бактериологический отдел разросся до 65 человек [98]. Напомним о лидировавших специалистах того тайного отдела: Е. И. Демиховский, Н. Н. Гинсбург, С. Н. Муромцев, А. М. Юрковский, А. А. Суслина, Г. Ю. Яффе, Е. Н. Толстухина, А. М. Полтинникова, О. В. Овсянникова и др.

Исследовались возбудители и против людей, и против животных. Задания по испытанию возбудителей на людях получал также Центральный санитарно-гигиенический институт ВСУ, располагавшийся в Лефортово (Москва) на территории 1-го Коммунистического военного госпиталя. Руководил испытаниями Н. Н. Гинсбург [2]. Работами с возбудителем сибирской язвы в Москве в Кузьминках занимался и нынешний Институт экспериментальной ветеринарии, который начал получать задания вскоре после своего переезда в Москву (это случилось в 1918 году) [48].

Оставался, однако, серьезный методический вопрос о способе «проведения через неповрежденную кожу патогенных микроорганизмов». Эта принципиальная проблема была разрешена заново (все-таки иприт как проводник – это было слишком хлопотно) и доложена на специальном очень узком заседании в ИХО РККА, состоявшемся 3 февраля 1932 года. Проводником спор сибирской язвы через кожу кроликов оказался более нейтральный фенол (карболовая кислота), и этот факт был признан серьезным достижением. Смерть кроликов и баранов при нанесении 1–3 капель на кожу наступала через 44–144 часа. Применять рецептуры на основе фенола предполагалось средствами авиации из выливных авиационных приборов. Было решено испытать разработанный метод в полевых условиях и представить рецептуру на вооружение РККА [99].

В 1932 году для IX отдела на территории ИХО было возведено отдельное здание, что позволяло бактериологам чувствовать себя более обособленно от работ химических отделов [100].

К 1933 году достижения IX отдела «по усилению мощи и обороноспособности Красной армии» были столь значительны, что по случаю 15-летия РККА они получили высочайшую оценку руководства и института [101], и ВОХИМУ [102]. Среди тех, кто был удостоен ценного подарка, были многие энтузиасты – Е. И. Демиховский, Н. Н. Гинсбург, С. Н. Муромцев.

Достижения действительно были – к тому времени в Тобольске (Тюменская область) уже работала лаборатория, впоследствии превратившаяся в нынешнюю биофабрику. Здесь с 1931 года был налажен выпуск биомассы сибирской язвы на промышленной (по понятиям тех лет) основе. Вскоре лаборатория в Тобольске стала крупным центром в этой области [44].

Не забывали и о «прикрытии» секретных работ. Во всяком случае, 24 сентября 1930 года всегда готовая «Красная звезда» была уполномочена заявить следующее: «То, что буржуазные армии имеют химико-бактериологические лаборатории, несомненно, доказывает, что, наряду с другой санитарной работой, стоит и борьба с распространением бактерий противником. По-видимому, эти армии недалеки от того, чтобы при первом удобном случае воспользоваться теми или другими бактериями для уничтожения противника» [79].

В общем, 4 января 1934 года начальник ВОХИМУ Я. М. Фишман в докладе наркому К. Е. Ворошилову настаивал на постановке вещества № 49 (рецептуры биологического оружия на основе сибирской язвы и фенола) на вооружение, равно как и на решении всей проблемы «организации мобобеспеченности, снаряжения и снабжения этими средствами» [103].

Было бы удивительно, если б опытный царедворец этого не сделал. Дело в том, что 2 января 1934 года Я. М. Фишман был вынужден доложить наркому о декабрьской беде – в ИХО «в связи с работами по веществу № 49 заболела и умерла лабораторная служительница т. Ломова. Болезнь продолжалась 5 суток» [104]. Так что опыт на людях, по существу, состоялся. Из песни слова не выкинешь, и трагическое, к сожалению, неотделимо от шкурного. За месяц до гибели несчастной женщины Я. М. Фишман запросил у руководства Красной армии (адресатом был начальник вооружений М. Н. Тухачевский) улучшения материально-бытовых условий группы создателей нового и очень опасного оружия «в связи с особым характером работы 9-го отдела ИХО (вещество № 49)». Однако в списке самых достойных, как водится, погибшей от сибирской язвы А. Т. Ломовой не было [105]. Да и в феврале 1933 года, когда в ИХО торжественно награждали сотрудников бактериологического отдела, скромная работница А. Т. Ломова в списках удостоенных не значилась [101]. Жизнь тогда действительно была тяжелая – непосредственно в дни болезни и смерти Ломовой в ИХО прошла очередная чистка («проверка личного вольнонаемного состава»), в результате которой работники фронта биологической войны Н. Н. Гинсбург, С. Н. Муромцев, Е. Н. Толстухина Г. Ю. Яффе, А. А. Суслина, А. М. Юрковский в институте были оставлены. А вот сотрудник ИХО В. А. Саноцкий тогда был уволен («политически неустойчив, через жену имеет связь с чуждой средой») [106].

Расширение военно-биологических работ требовало принятия соответствующих организационных мер. В апреле 1934 года Н. Н. Гинсбург на какое-то время перешел на повышение в ВОХИМУ в качестве одного из заместителей начальника вновь созданного VI (биохимического) отдела, который был призван возглавить всю военно-биологическую работу в армии и в стране. А первым начальником нового отдела стал М. Г. Гендлер, бывший до того начальником штаба Центрального военно-химического полигона (ЦВХП) в Шиханах (Саратовская область) [107]. Сфера активности у отдела была обширной – организация исследовательских и, что особенно важно, промышленных военно-биологических работ по всей стране.

Связано все это было с тем, что в 1934 года под крышей ВОХИМУ состоялось объединение всех сил биологической войны. Весной в ведение ВОХИМУ был передан объект в Суздале, ранее принадлежавший ОГПУ (туда, наконец, были отправлены сотрудники, работавшие со штаммами опасных бактерий в Москве в ИХО, – это было, скорее всего, следствие гибели в конце 1933 года работницы в результате опытов с сибирской язвой). А летом 1934 года нарком К. Е. Ворошилов передал в ВОХИМУ и институт биологической войны во Власихе, принадлежавший ВСУ, с переименованием его в БИХИ и переориентацией на решение – в основном – наступательных задач биологической войны.

Впрочем, в декабре 1936 руководителем военно-биологических работ в ХИМУ РККА по линии VI отдела стал уже А. И. Раутенштейн [108], который раньше занимался этим в ВСУ. А просуществовал биохимический отдел в общем-то недолго – в марте 1937 года институт во Власихе приказом наркома был изъят из ведения ВОХИМУ и подчинен непосредственно начальнику вооружений РККА [109]. Ну а летом того же года он был переброшен из Власихи на озеро Селигер.

Назад: 1.3. Даешь биологическое оружие!
Дальше: 1.4.2. Имение Власиха в Подмосковье