Фестиваль 1957 года

Открестившись от Иосифа Виссарионовича, Хрущев как бы узаконил право и рвать с его политикой, проводить собственную. Он расширял связи с Западом. На экранах кинотеатров умножалось число зарубежных фильмов. Было решено возобновить международный кинофестиваль в Москве. Его проводили один раз, в 1935 г., теперь наметили сделать регулярным. Стал выходить журнал «Иностранная литература» и пользовался огромным спросом. США охотно шли навстречу подобным тенденциям, предложили программу культурного обмена – чтобы их специалисты учились в СССР, а советские в Америке.

Еще до холодной войны, осенью 1945 г., в Лондоне прошла всемирная конференция молодежи за мир, была создана Всемирная федерация демократической молодежи. В основном в ней оказались представлены левые организации (в том числе и комсомол). По этой причине всемирные фестивали молодежи проводились по столицам социалистических стран – то в Праге, то в Бухаресте, то в Варшаве. Но к себе зазывать это мероприятие Сталин не спешил. Не желал лишних расходов, да и не ждал ничего хорошего от наплыва иностранцев. Хрущев же загорелся – провести у нас! И грохнуть с таким размахом, какого еще не было! В 1957 г. фестиваль назначили в Москве. Готовилась к нему вся страна, а столица была буквально поставлена на уши. Строились новые гостиничные комплексы, стадионы, специально под фестиваль готовился выпуск новых автомобилей «Волга», РАФ, специально снимались фильмы, писались песни. По мысли Никиты Сергеевича, дело было стратегическим. Молодые люди из разных стран воочию увидят преимущества советского образа жизни, проникнутся советским духом – понесут его в свои государства.

Но Хрущев начал преобразования и в самой нашей стране, рвался вывести ее к невиданному процветанию. В первые годы после революции, когда нормальные государственные рычаги управления были разрушены, а на местах заправляли Советы, промышленность и сельское хозяйство тоже налаживали на местных уровнях, организовывали в советы народного хозяйства – совнархозы. Подчинялись они ВСНХ – Всероссийскому совету. По мере укрепления СССР эта система отмерла. Но Хрущев вдруг вспомнил о ней. Рассудил, что централизация – лишняя бюрократия. Что при старой, «революционной» организации как раз и должен проявиться в полной мере энтузиазм трудящихся.

Это согласовывалось и с марксистским учением, государственные рычаги со временем станут ненужными, а в управление будет вовлекаться «народ». Впрочем, при подобной схеме повышалась и роль партийной номенклатуры. Ведь на уровне областей в совнархозах стали бы рулить секретари обкомов. В январе 1957 г. Никита Сергеевич разослал по разным ведомствам свои предложения: ввести совнархозы, а отраслевые министерства упразднить за ненадобностью. Писал, что существующие структуры мешают стране «прийти в коммунистическое общество, имея такую чрезмерно зацентрализованную систему управления хозяйством» [169, с. 22–23]. В феврале этот вопрос вынесли на пленум ЦК. Все компетентные хозяйственные работники были категорически против. Но подхалимы поддержали Хрущева, и решение было принято. 25 из 37 союзных министерств упразднялись, вместо этого создавались 105 административных экономических районов, в каждом действовал свой совнархоз.

Другой акцией Никиты Сергеевича стал отказ от выплаты внутренних долгов. Еще с конца 1920-х в СССР распространялись облигации государственных займов. Их навязывали всем гражданам в «добровольно-принудительном» порядке. А выплата производилась по розыгрышам, какие номера выиграют. По сути, займы превратились в скрытый налог. У людей копились кипы облигаций, однако и в казне доходы от новых займов уходили на расходы по старым. Хрущев предложил подписку на займы прекратить, но и выплату «заморозить на 20–25 лет». Он сам выступил в Горьком на заводе ГАЗ, жонглировал цифрами и доказывал, что всем это будет выгодно: деньги пойдут не на выплаты, а на строительство жилья для народа и другие неотложные нужды. И вам, мол, не придется больше раскошеливаться на подписки по займам. Добился аплодисментов, что и требовалось – было объявлено, что постановление ЦК принято по «инициативе горьковчан». По сути, государство отказалось платить свои долги. Но от скрытого налога не отказалось. Вместо облигаций займов стали выпускать лотерейные билеты. Их тоже навязывали по месту работы «в добровольно-принудительном порядке». На выигрыши шло 20 % дохода. Только они уже не накапливались. Если твой билет не выиграл – можешь выбрасывать.

Но особенно Никита Сергеевич интересовался сельским хозяйством, считал себя большим специалистом в этой области. В 1955 г. Сельскохозяйственную выставку в Москве посетил американский фермер Росуэлл Гарст, занимавшийся у себя выращиванием кукурузы. Много говорил о ней, дошло до Хрущева, он пожелал принять Граста и остался под большим впечатлением. Начал рассылать на места указания взяться за возделывание кукурузы, рекламировал ее как самую перспективную культуру, которая поможет решить проблемы и с зерном, и с кормами для животноводства.

А в 1957 г. Никита Сергеевич запросил данные по сельскому хозяйству в США и у нас и был шокирован. Узнал, что в Америке производительность в 3 раза выше. (На самом деле цифры для него сгладили. Советская производительность в земледелии была ниже в 4,5 раза, а в животноводстве – в 8–10 раз). Но для Хрущева и этого хватило. В мае на совещании работников сельского хозяйства областей и автономных республик СССР он бросил задачу: «В ближайшие годы догнать США по производству мяса, масла и молока на душу населения». Выработку продукции предстояло увеличить в 3,5 раза, Хрущев считал возможным сделать это за 3 года, в 1960 г. В крайнем случае, в 1961 г. «зачистить остатки» [171, с. 629–632].

Самодурство Первого секретаря сплотило против него других партийных руководителей: Молотова, Маленкова, Кагановича, к ним присоединился даже Шепилов, которого возвысил сам Никита Сергеевич. Он писал: «Бессистемный поток самых невероятных, смешных, неграмотных инициатив и указаний Хрущева уже к весне 1957 года сделал для всех очевидным: Хрущева надо убирать, пока он не наломал дров».

18 июня был организован коллективный демарш. На заседании Президиума противники Никиты Сергеевича потребовали, чтобы председательствовал не он, а Булганин, и посыпались претензии. За снятие Хрущева с поста Первого секретаря ЦК проголосовали 7 человек – Маленков, Молотов, Каганович, Ворошилов, Сабуров, Первухин и Булганин. Против – 4. Сам Хрущев, Микоян, Суслов и Кириченко – вернейший подручный Никиты Сергеевича, которого тот вытащил с Украины себе в помощь. Но свалить Хрущева не удалось. Он изворачивался, за него заступались кандидаты в члены Президиума – Фурцева (возглавлявшая московскую парторганизацию), секретарь ЦК Брежнев.

Они не имели права голоса, но, пока шли споры, был извещен председатель КГБ Серов. Экстренно, самолетами, собрал в Москву еще нескольких кандидатов. Защищать Первого секретаря подключились Мухитдинов (первый секретарь компартии Узбекистана, Шверник (еще один подручный Хрущева, участник фиктивного суда над Берией, а потом глава комиссии по реабилитациям). Решающей стала позиция маршала Жукова. Военачальником он был прекрасным, но вот в людях не разбирался и порой проявлял поразительное простодушие. Так было, когда Серов увлек его охотой за «трофеями». А теперь Жуков считал себя обязанным Хрущеву – тот сделал его министром обороны, за Венгрию дал четвертую Звезду Героя. Заявил, что решениям Президиума не подчинится, откровенно намекнул, что за ним армия – «без моего приказа ни один танк не двинется».

Вопрос был перенесен на Пленум ЦК, Жуков выделил военные самолеты, чтобы срочно собрать членов ЦК в Москву. Распоряжался перевозками Серов, и доставили в первую очередь сторонников Хрущева. За кем-то самолет послать забыли… А антисталинские «разоблачения» дали Никите Сергеевичу мощное оружие против конкурентов. Завести речь о его персоне он даже не позволил. Опередил. Сразу после открытия пленума выступил Суслов и объявил: раскол в Президиуме вызван «десталинизацией», именно из-за этого противники нападают на Хрущева. За ним выпустили Жукова и дали ему зачитать документы, что Молотов, Каганович и Маленков – «главные виновники арестов и расстрелов партийных и советских кадров» [103]. После такого удара им уже ничего не оставалось делать. Вместе с Булганиным, Ворошиловым, Первухиным, Сабуровым их объявили «антипартийной группой».

Но Никита Сергеевич был интриганом коварным. Противников он постарался расколоть. Наказания стали разными. Троих лидеров оппозиции вывели и из Президиума, и из ЦК. Маленкова сослали директором электростанции в Усть-Каменогорск, Кагановича – на Урал, Молотова – послом в Монголию. Сабурова выгнали только из Президиума, оставив в ЦК. Первухина понизили из членов Президиума в кандидаты. Ворошилова вообще оставили в прежних должностях – членом Президиума ЦК, председателем президиума Верховного Совета. Булганин остался председателем Совета министров. Шепилов вроде бы в их группу не входил, но резко критиковал Хрущева, и ему прилепили ярлык «примкнувшего», сослали директором института экономики в Киргизию.

Те, кто помог Никите Сергеевичу удержаться у власти, были вознаграждены. Освободившиеся кресла членов Президиума ЦК заняли Жуков, Брежнев, Козлов, Мухитдинов, Шверник, Фурцева. А после одержанной победы как раз можно было и расслабиться, повеселиться. В июле в Москве с невиданной пышностью прошел Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Съехалось 34 тыс. гостей из 131 страны. Шествия, танцы, представления, состязания, выставки, конкурсы. Песня «Подмосковные вечера», ставшая мировым хитом. Тысячи белых голубей, специально купленных и выпущенных в небо на только что построенном стадионе «Лужники»…

А вот стратегический замысел, что фестиваль поможет распространению советского влияния, лопнул. Наоборот. В Россию одним махом выплеснулись иностранные влияния. Вот теперь советская молодежь заговорила о неких «свободах», которых, как подразумевалось, раньше не было. В эйфории «дружба» зашкаливала, и потом рождались младенцы, их называли «дети фестиваля». Пошла повальная мода на западные фасоны, прически, товары, джинсы, рок-н-ролл. Разлетались будоражащие слухи, чего нет у нас, а «у них» есть. Хотя, в принципе, и Советскому Союзу было чем похвастаться. У нас тоже имелось то, чего еще не было «у них». 4 октября 1957 г. наша ракета впервые в мире вывела спутник на околоземную орбиту.

Однако в это же время разыгрывался следующий раунд борьбы за власть! Точнее, сам Хрущев решил обезопаситься на будущее. Жуков спас его, но… он стал бояться Жукова! Не забыл слова маршала, что за ним – армия. Нетрудно было представить: если он вдруг «передумает»? Мину подвели подло, исподтишка. Отправили Жукова с визитом в Югославию и Албанию. А без него провели собрания «партактива» в военных округах, штабах. Опорой Хрущева стали его старый сообщник маршал Москаленко и начальник Главного политуправления Советской армии Желтов. Жуков действительно недолюбливал политработников, считал бездельниками. А начальником был крутым, недовольных нашли предостаточно, партактивы принимали соответствующие резолюции.

Прямо с аэродрома маршала доставили на заседание Президиума ЦК. Микоян бросил ему в лицо его собственные слова, что без его приказа ни один танк не двинется с места. Дескать, как же это так, армия подчиняется не ЦК, а лично Георгию Константиновичу? Было принято постановление «о культе личности Жукова и его склонности к авантюризму, открывающему путь к бонапартизму». Тут же был созван пленум ЦК. Было признано, что Жуков «нарушал ленинские, партийные принципы руководства Вооруженными силами, проводил линию на свертывание работы партийных организаций, политорганов и военных советов, на ликвидацию руководства и контроля партии и ЦК над армией» [31]. Маршала вывели из Президиума и ЦК и отправили в отставку.

В обвинениях против Жукова особую активность проявил глава правительства Булганин. Выслуживался перед Хрущевым, простившим ему участие в «антипартийной группе» Молотова и Маленкова. Но Никита Сергеевич был злопамятным, он только отложил расправу. Использовал Булганина против Жукова, а потом и самого убрал. Впрочем, он на это давно нацеливался. «Вождем» теперь стал Хрущев, но был лишь партийным лидером. А на международной арене получался «неофициальным» лицом, договоры подписывал Булганин. Никита Сергеевич опять действовал исподтишка. Удар по Булганину возложил еще на еще одного вчерашнего оппозиционера, Ворошилова. Пусть тоже выслуживается.

В марте 1958 г. на сессии Верховного Совета СССР тот внес предложение – совместить посты Первого секретаря ЦК и председателя Совета министров. Совместились они, конечно, в лице Хрущева, а Булганина перевели начальником правления Госбанка. Но Никита Сергеевич мстил не сразу, а издевательски, мелочно. Через несколько месяцев сослал Булганина председателем совнархоза в Ставрополь. Еще через несколько месяцев вывел из Президиума ЦК. Потом, зная о любви Булганина покрасоваться в маршальском мундире, лишил его звания маршала. В 1960 г. отправил на пенсию.

Так же, систематически, раз за разом Хрущев клевал других участников «антипартийной группы». Сабурова в 1958 г. отправил директором завода в Сызрань, Первухина – послом в ГДР. В 1961 г. обоих убрал из ЦК. «Прощенного» Ворошилова держал председателем президиума Верховного Совета до 1960 г. – потом заменил Брежневым, в 1961 г. вывел из ЦК. Но Ворошилову все же сохранил привилегии, позволял заседать в Верховном Совете. А по Маленкову, Молотову, Кагановичу прошлись на съезде партии, объявили их соучастниками репрессий, сняли со всех должностей и исключили из партии. «Примкнувший к ним» Шепилов никакого отношения к репрессиям не имел, но ему Хрущев мстил как персональному «изменнику». В 1959 г. лишил ученой степени члена-корреспондента Академии наук. А потом вместе с Молотовым, Кагановичем и Маленковым выгнал из партии. Он стал работать скромным служащим в архиве.