II. Политическая история и научная биография

«Духовный труд как профессия» – амбициозное название серии докладов, которую задумали и организовали лидеры студенческого союза «Freistudentischer Bund» («Союз вольного студенчества»). Немецкая молодежь, в том числе студенческая, издавна собиралась в союзы, сыгравшие большую роль в духовной и политической жизни страны. Движение молодежи (Jugendbewegung) на рубеже XIX–XX вв. было значительной силой. Знаменитый издатель и создатель легендарного кружка Serakreis в Лейпциге Е. Дидерихс, видный деятель этого движения, в 1917 г. дважды устраивал в замке Лауэнштайн на севере Баварии встречи немецких интеллектуалов, обсуждавших будущее Германии. В них принимали участие и Макс Вебер, и Эрнст Толлер, поэт, драматург и молодежный активист, один из видных деятелей Союза. У Вебера были хорошие, интенсивные, но не лишенные проблем и напряжений отношения со студентами.

Большую роль в приглашении Вебера сыграл видный деятель Союза Иммануэль Бирнбаум, впоследствии влиятельный журналист. Вначале Веберу предложили сделать доклад «Наука как профессия». Он привлек широкое внимание интеллектуалов и произвел глубокое впечатление на слушателей. Доклад о профессии политика Вебер прочитал 28 января 1919 г., то есть спустя более чем год. Пригласить его для чтения также и второго доклада решено было достаточно быстро, тогда как еще два, посвященные искусству и педагогике, вообще не состоялись. Известно, что и переговоры с издательством первоначально строились на том, что все четыре доклада выйдут вместе, но уже в скором времени стало ясно, что рассчитывать надо только на тексты Вебера, которые и были напечатаны отдельными брошюрами в 1919 г. Предварительно организаторы договаривались с Вебером еще летом 1918 г.; впоследствии, уже зимой, он хотел отказаться от доклада, и его пришлось уговаривать снова. Настроение у него было неважное. Известно, что Вебер в 1918 г. много занимался политикой, вел консультации, в том числе участвовал в очень важных заседаниях в министерстве внутренних дел по выработке проекта немецкой конституции, выступал с речами, агитируя за Немецкую демократическую партию (Deutsche Demokratische Partei). С этой партией был связан и его самый большой политический успех, и самое большое разочарование. В декабре 1918 г. проходило выдвижение по округам кандидатов от партии в Национальное собрание, которое должно было принимать конституцию Германии. Вебера поддерживала партийная верхушка, его с энтузиазмом выдвинули на первое место среди прочих кандидатов, обойдя предложенный местной партийной бюрократией порядок номинирования кандидатур, на региональном партийном собрании во Франкфурте. Однако местные партийные деятели путем бюрократических уловок сумели изменить ситуацию, и в скором времени обнаружилось, что продвижение в Национальное собрание для Вебера здесь практически исключено. Таким образом, 5 января, публикуя свое заявление в связи с отказом от дальнейших попыток выдвижения, Вебер вряд ли был расположен в ближайшее время выступать с речью о призвании политика. Однако и в более широком плане дела в Германии не давали повода для оптимизма.

Чтобы несколько представить себе эту обстановку, вспомним лишь некоторые важные события, вернувшись – от даты его доклада – на несколько месяцев назад. В ноябре 1918 г. в Германии начались политические процессы, которые в ретроспективе называют Ноябрьской революцией. Уже в октябре 1918 г. стало ясно, что война Германией проиграна, 1 ноября началось Кильское восстание моряков, волнения быстро распространились на крупные города, и вскоре был низвергнут баварский король Людвиг III (автономия земель была еще очень велика, и первая республика была провозглашена в Баварии социалистом и пацифистом Куртом Эйснером, к которому Вебер, заметим, относился крайне негативно). Вскоре последовало отречение императора Вильгельма II. Однако получалось так, что именно возникающая республика будет нести ответственность и за военное поражение и унизительный мир, и разрушение гражданского порядка. Это входило в намерения имперской бюрократии и генералов, и это же вызывало негодование Вебера, считавшего именно их ответственными за многие роковые для страны решения. Революция не переросла в столь же длительную и масштабную гражданскую войну, как в России, но в Германии тем не менее началась тяжелая и часто кровавая борьба. Жертвами ее стали, между прочим, Карл Либкнехт и Роза Люксембург: – руководители левосоциалистического союза «Спартак», основатели коммунистической партии Германии были убиты 15 января 1919 г. членами фрайкора, добровольческой праворадикальной военной организации. Вебер негативно относился к «Спартаку», но бессудные, совершенные «неизвестными» политические убийства были противны самому духу того, что он считал ответственной политикой.

Знаменитая формула «государство с успехом претендует на монополию легитимного физического насилия» не случайно рождается у Вебера в это время. В нескольких крупных центрах Германии были сделаны попытки установить власть советов, организованную по образцу революционной России. Центральное правительство пыталось подавить это движение, ответом стали массовые забастовки. Пожалуй, дальше всего дело зашло именно в Баварии. 21 февраля Эйснер был убит правым радикалом графом Арко. 7 апреля была провозглашена республика советов, которой удалось успешно отразить в первые недели своего существования атаки фрайкора, однако уже 3 мая соединенными усилиями армии и фрайкора Мюнхен был взят под контроль центральным правительством.

Вернемся еще раз на несколько месяцев назад. 18 января начинается Версальская мирная конференция, а 28 июня подписан Версальский мирный договор. За месяц до этого Вебер вместе с несколькими почтенными коллегами подписал знаменитый «Меморандум немецких профессоров», в котором оспаривалось стремление победителей представить Германию единственной виновницей войны. Вебер не был согласен со всем строем этого документа, подготовленного немецкими официальными лицами, но эффекта меморандум все равно не имел. Разочарование Вебера, его мрачный настрой это только усилило. Уже вскоре после выступления с речью о политике он окончательно решил посвятить себя науке и преподаванию. В марте он принял приглашение Мюнхенского университета, а 1 апреля был назначен на должность профессора. С этого времени начиналась уже другая жизнь – сугубо научная, только вот длиться ей оставалось всего год. Правда, и в эту жизнь то и дело врывалась политика.

Когда Баварская советская республика успешно отбивалась от фрайкора, ее отрядами руководил упомянутый выше участник встреч в замке Лауэнштайн Эрнст Толлер, немецкий поэт и драматург, глубоко почитавший Вебера (настолько, что переходил из университета в университет, чтобы посещать его лекции). Толлер был среди тех, кто слушал доклад о политике и участвовал в последующей дискуссии с Вебером. Одной из привлекательных для молодежи сторон личности Вебера была его готовность к длительным спорам с теми, кто имел совершенно иной жизненный опыт, статус и политические взгляды, хотя отношения со студенчеством в конце его жизни были у Вебера непростыми и неровными. Когда, после разгрома Баварской советской республики, Толлер был арестован и судим по обвинению в государственной измене, именно свидетельство Вебера о том, что тот вел себя всегда исключительно в согласии с убеждениями, спасло Толлеру жизнь. Он вышел на свободу через несколько лет заключения. В некотором роде зеркальный случай произошел в 1920 г., когда суду был предан застреливший Эйснера граф Арко. Ему тоже грозила смертная казнь, но возмущение консервативного студенчества заставило власти отступить. Вебер был не согласен с этим, он называл такое поведение властей, используя старые, непечатные немецкие выражения публично, подлой трусостью. Если в 1919 г. ему приходилось наталкиваться на реакцию несогласия и непонимания со стороны левых и пацифистов, то в 1920 г. к нему все более настороженно относились правые, радикальные круги. Вебер совершенно не симпатизировал Эйснеру, но считал, что Арко лучше быть расстрелянным, лучше погибнуть героем за свои убеждения, нежели влачить жизнь «знаменитости кофеен». Его расстрел стал бы «могильным камнем на этом карнавале, украшенном гордым именем революции», его жизнь означает, что и Эйснер живет вместе с ним.

Не только для партийной бюрократии (на что указывает Моммзен), но и для многих знакомых Вебера странным было такое непредсказуемое сочетание политического реализма и этического ригоризма в политике. Далеко не столь позитивное отношение, как доклад о науке, вызвал и его доклад о политике. И, конечно, проблема тут была не только в практически-политических оценках и не в личных отношениях. Например, Карл Лёвит, в будущем знаменитый философ, был очень воодушевлен докладом о науке и разочарован докладом о политике. Лишь частично такое недовольство можно списать на характер «презентации». Вебер, сообщают издатели, с самого начала считал, что доклад получится не очень хорошим. Но ведь пришло на него довольно много публики, примерно, около сотни человек, а после выступления еще долгие часы продолжались разговоры со слушателями уже в приватной обстановке, на одной из мюнхенских квартир. Само отношение Вебера к политике, само видение настоящего и будущего, нескрываемая горечь пережитого исторического опыта не могли не сказаться на восприятии речи.

Стенограмма доклада не сохранилась, но судя по всему, он подвергся серьезной доработке для публикации и существенно увеличился в объеме. Вебер многое дописал, и вместе с его добавлениями и уточнениями получился оригинальный письменный текст, а не просто расшифрованная и авторизованная речь. Вебер мог ответственно подойти к выбору каждого слова, каждой формулировки, и это заставляет столь же внимательно вчитываться в его доклад, как мы это делаем с научными трактатами.