Мы брели к озеру. Джулиен ковылял весь скрюченный – наверное, ушибся, когда они с Джайлсом и Марком устроили этот бардак. Разбили столик – господи, ну как дети. Кейти все еще была завернута в большой шерстяной плед поверх платья. Неужели ей до сих пор холодно? Она всегда была такой болезненной. Мне стыдно за свое поведение. Не из-за Марка, он получил по заслугам – за тот вечер. Но Кейти ничего мне не сделала, ну разве что была немного замкнутой и не веселилась. Иногда на меня словно что-то находит, тянет перейти черту… даже причинить боль. И я не могу остановиться, это сильнее меня.

Хотелось бы что-то сказать Кейти, извиниться, может быть, но слова подобрать не удавалось. Шампанское все еще пульсировало в мозгу. Изо рта вырывался пар, но холода я не ощущала, опьянение согревало не хуже одеяла. Я была словно под наркозом. Совсем забыла, что до шампанского выпила немало вина. Мысли путались, в голове шумело. Хорошо бы поблевать, станет легче.

– Осталась минута! – крикнула Эмма.

Я смотрела на звезды. Новый год. Что он принесет мне?

– Тридцать секунд!

Я огляделась. Все улыбались, но лица в свете огней от Дома выглядели странно, призрачно, улыбки будто оскалы.

Марк держал в руке очередную бутылку шампанского. После игры он ни разу не пересекся со мной взглядом. А я привыкла, что его глаза вечно прикованы ко мне. Разумеется, я не жалею об этом, нет. Но, стоя тут, в темноте, я чувствовала себя невидимой… бестелесной… шариком, который может улететь в сияющее звездами небо.

– Двадцать секунд…

Все принялись скандировать:

– Девятнадцать, восемнадцать…

Мне вдруг сделалось неуютно. Как будто это отсчет перед чем-то ужасным… взрывом бомбы. Представила, как мигают тревожные красные огоньки.

– Пять, четыре, три, два…

– С Новым годом!

Джайлс щелкнул зажигалкой.

– Осторожно! – пронзительно вскрикнула Самира.

– Давай! – встрепенулась я. – Мы ждем!

Даже сама услышала, как заплетается у меня язык.

Наконец Джайлсу удалось запалить фитиль. Он отступил от воды. Раздалось шипение, и большая красная ракета взмыла вверх с тоненьким посвистом. Над озером расцвел сияющий шар, рассыпался тысячами искр. Наступившая вслед за этим тишина была еще плотнее прежнего. Нас окутывал густой, бархатный мрак. Будь мы в Лондоне, вокруг бы сверкали и трещали сотни фейерверков. Напоминающих о других людях и других жизнях. Но здесь мы были одни.

В мозгу все звучал тоненький свист – пронзительная нота. Но звучал как-то иначе, почти как человеческий голос. Наверное, виной оглушительная тишина, непроглядная тьма. Я вдруг подумала, что и не фейерверк то был вовсе. А сигнал бедствия. Выпущенный с тонущего корабля.

Джайлс вернулся к нам.

– Совсем не то, что вестминстерский салют, – сказал он.

– Да кому нужен Вестминстер, все эти потные тела, сгрудившиеся в кучу, когда у нас есть это? – воскликнула Эмма. – Это место, – она взмахнула руками, – и лучшие друзья.

Она взяла меня за руки и улыбнулась – настоящей теплой улыбкой. Захотелось обнять ее. Господи, спасибо тебе за Эмму.

И тут она запела, а у нее на удивление приятный голос. Мы с опозданием подхватили:

И хотя мы были пьяны, в откликающейся эхом тишине голоса наши звучали стройным хором. Мелодия была так прекрасна, так проникновенна, и были в ней уязвимость, хрупкость. Нас окружали мощные деревья, сливающиеся с черной тьмой. Кто угодно мог наблюдать за нашим маленьким ритуалом.

Это все выпивка, подумалось мне, это она настраивает меня на философский, меланхолический лад. Раздался громкий хлопок, и я испуганно вздрогнула. Но это просто Ник откупорил бутылку «Дом Периньон». Разлил шампанское по бокалам, которые, как выяснилось, прихватила Эмма. Он протянул бокал Кейти, и я увидела ее лицо. Да что с ней такое? Неужто все еще дуется из-за купания в озере? Она попыталась взять бокал, но пальцы обхватили пустоту, и бокал полетел на землю. В темноте мелькнула чья-то тень.

– Упс! – Бо успел подхватить бокал. – Чуть не сбежал!

Ник разлил наконец шампанское и поднял свой бокал:

– За старых друзей!

Он смотрел прямо на меня. Обычно я спокойно переношу взгляды в упор. Могу любого переглядеть, как кошка. Но сейчас я отвела глаза.

Повисла странная пауза. Никто не знал, что делать дальше. Было тихо-тихо. В голове вдруг что-то совершило сальто. Земля уплыла из-под ног. Вот это да. Я и вправду надралась. Но осознаю это.

– Мы должны поцеловаться, – сказала Самира. Она встала на цыпочки и чмокнула Джулиена в щеку. – С Новым годом!

Марк повернулся ко мне. Я дернулась от страха. Он подался вплотную, и я быстро наклонила голову, так что его губы лишь мазнули по уху. Отодвинувшись, я увидела на его лице раздражение, почти злость. Вчера вечером у него было такое же лицо, угрожающее. Я повернулась к Джулиену. В густой тени не удавалось разглядеть выражение лица, только поблескивали в темноте глаза. Я шагнула к нему, потянулась, чтобы поцеловать, – разумеется, в губы, – и меня охватило странное чувство, что передо мной чужой. Что я не знаю этого мужчину, с которым провела полжизни, с которым делила дом и постель, рядом с которым спала столько ночей. Как мало нужно, всего-то несколько теней, чтобы сделать нас чужими.

– С Новым годом, – сказала я.

– С Новым годом, – ответил он.

Я не была уверена, но он вроде бы чуть увернулся, когда я целовала его, так что мои губы коснулись уголка его рта. Показалось, наверное, в этой тьме не видно же ничего.

С другой стороны от меня стоял Ник.

– Ник! – выкрикнула я весело. – Еще раз с Новым годом! Иди сюда.

Я протянула руки, он позволил себя обнять. От него потрясающе пахло, как от прилавка «Байредо» в «Либерти».

– Почему мы с тобой не лучшие друзья, Ник?

Вышло жалобно, почти умоляюще. Вообще-то я не собиралась произносить этого.

Он отступил, его руки лежали на моих плечах, для остальных это было ласковым объятием. Глядя мне в глаза, он проговорил:

– Миранда, думаю, ты знаешь ответ на свой вопрос.

Он произнес это так тихо, почти шепотом, что вряд ли кто еще услышал. Мне сделалось холодно, но причиной тому был не морозец.

Я отодвинулась от Ника. Отпила из бокала. И еще. Все вокруг обнимались, обменивались пожеланиями. А меня не покидало ощущение чуждости, разобщенности – с Джулиеном, а теперь и с Ником. Внутри нарастал страх, глубокий и властный – и совсем не похожий на тот, что я испытала вчера, когда Марк приставал ко мне в ванной. То был страх загнанного животного, а сейчас – страх перед неизбежным.

Я словно цеплялась за край скалы, пальцы мои медленно, но неотвратимо слабели. Подо мной зияла пустота, исчезло все, что я считала незыблемым.

– Ты в порядке?

Передо мной стоял Бо. Он всегда замечает, когда кому-то нехорошо. Всегда такой спокойный, наблюдает, пока остальные вокруг беснуются. И он добрый. Совсем не похож на Ника с его резкостью и острым умом.

– Да.

– Может, тебе воды попить?

Считает, что я напилась. Я и вправду напилась, настолько, что не могу сердиться на него.

– Ладно.

Войдя за ним в дом, я тупо наблюдала, как он наливает воду из-под крана. Он протянул мне стакан.

– Спасибо. Я посижу тут одна, если ты не возражаешь.

– Конечно… – Он не сдвинулся с места.

– Иди!

– Иду. – Он по-отечески погрозил пальцем: – Но я скоро вернусь, если ты не появишься.

– Хорошо. – И вдруг вспомнила: – Спасибо тебе, Бо.

– Не стоит, лапуля. Сколько раз кто-то помогал мне вот так – я по гроб жизни обязан.

– Но, Бо, – вырвалось у меня, прежде чем я успела прикусить язык, – я же не наркоша. Просто перебрала шампанского.

Ой. Я не собиралась этого говорить.

Что-то изменилось в его лице, оно сделалось жестче. Я никогда не видела у Бо иного выражения, кроме беспечной веселости. И всегда считала, что под маской добродушия наверняка скрывается кто-то более сложный, более темный. И, если вспомнить рассказы Ника, способный на отчаянное безрассудство. И вот сейчас на долю секунды маска соскользнула. В голове у меня резко прояснилось.

– Прости, Бо. Я не это имела в виду… не знаю, что на меня нашло. Я слишком напилась. Пожалуйста… – Я протянула ему руку.

– Ничего страшного, – ответил он своим обычным беспечным тоном.

Но протянутую руку не взял.

Я подождала, пока он уйдет, потом выключила свет, ноги у меня подгибались, как у складного стула, и я села прямо на пол. Посижу тут немножко, пока не протрезвею… Что ж со мной такое? Как я могла сказать такое Бо в тот момент, когда он пытался помочь мне?

Помню, Кейти как-то раз назвала меня «бесцеремонной».

– Можешь ляпнуть просто так, не думая, – сказала она. – Но дело в том, что тот, кто тебя не знает, сочтет, что это намеренно.

Вот она меня знает. Только вряд ли понимает, как я потом мучаюсь после этих своих бесцеремонностей. В Оксфорде я после каждой бурной вечеринки лежала утром в постели и мучительно пыталась припомнить, как я себя вела, что говорила и делала.

– В тебя влюбляются все подряд, – сказала однажды Самира. – Просто устоять не могут.

Но я часто задавалась вопросом, действительно ли я им нравлюсь?

Закрою-ка я глаза, только на минуточку…

Меня разбудил голос, низкий, нетерпеливый.

– Миранда?

Мужской голос, почти хриплый шепот человека, который не хочет, чтобы его услышали. Кто это?

– Джулиен? – Я прищурилась, пытаясь разглядеть лицо.

Темнота сбивала с толку. Где-то вдалеке звучали голоса… другие. Или только кажется. Голова плыла.

Он приблизился, и тут я поняла, кто это. Никогда не видела его таким. Странное, почти угрожающее выражение на лице.