Все разошлись по своим коттеджам, чтобы подготовиться к вечеру. Миранда потребовала, чтобы мы принарядились.

– Ерунда какая, – сказала Самира, – тут же лесная глушь. У меня полно забот поважнее, чем наряжаться. И вообще я думала, что мы приехали отдыхать, а не рауты устраивать.

– Но ведь это же праздник, – возразила верная Эмма.

Впрочем, в таких делах бесполезно сопротивляться. Миранда все равно добьется, чего хочет.

Но я не стала тратить время, прихорашиваясь перед ужином. Потому что проторчала в ванной, разглядывая пластиковую полоску, а потом ходила взад-вперед, гадая, что же теперь делать. Хотелось заорать. Но здесь было так чертовски тихо, что они все услышали бы меня.

Может, думала я, пытаясь дышать глубоко и ритмично, тест дефектный. Если бы у меня только имелся запасной. В аптеке на вокзале Кингс-Кросс я страшно торопилась, стараясь, чтобы никто не увидел, что именно я покупаю. Но в инструкции говорилось, что если отрицательный результат может выдаваться с погрешностью, то положительный всегда однозначен.

Было уже почти восемь, и я надела черное платье, старенький коктейльно-офисный вариант, которое бросила в чемодан на всякий случай перед самым отъездом, и с такой силой провела расческой по волосам, что стало больно.

Не знаю, кажется ли мне, но платье сделалось будто теснее с тех пор, как я надевала его на рождественскую вечеринку в офис. Со всех сторон разглядев себя в зеркале, я совершенно определенно увидела небольшую выпуклость там, где раньше ничего не было. О боже. Я повернулась боком. Ну точно. Меня охватил страх.

Теперь, когда я заметила, это стало казаться очевидным. Поразительно, что Миранда до сих пор ничего не сказала. Да еще и грудь слегка набухла. Но как, черт побери, это произошло? Я была так осторожна. Видимо, недостаточно. И я не знаю, что теперь с этим делать.

Не хочу идти. Не могу – я просто не могу пойти туда и показаться им. Я просидела на кровати около получаса. Думала… надеялась… что они забудут обо мне.

В дверь постучали. Какой-то миг я полагала, что мне почудилось.

– Кейти? Ты что там делаешь? Я вижу, ты сидишь на кровати!

Я открыла – а что мне еще оставалось? Чувствовала себя зверем, которого застигли в берлоге. На пороге, подбоченившись, стояла Миранда. Разумеется, выглядела она сногсшибательно: золотое платье-футляр, которое может позволить себе надеть только такая роскошная женщина и только в новогодний вечер.

– Итак? – Она осмотрела меня с ног до головы.

– Не слишком празднично. – Она открыла маленькую вечернюю сумочку, висевшую у нее на сгибе локтя. – Вот, это поможет.

В каком-то оцепенении я позволила ей провести помадой по моим губам, восковой запах был едва выносим.

Миранда отступила:

– Вот. Так лучше. Ну пошли уже.

Она ухватила меня за запястье, ногти царапнули кожу, и чуть ли не потащила в открытую дверь. Я вырвала руку, прикосновения сейчас причиняли мне почти муку.

– Со мной все в порядке, – сказала я, получилось слишком резко, – я могу дойти и сама.

Во взгляде Миранды читалось такое потрясение, будто я наорала на нее. Я ведь никогда не возражала ей. Она любит рассказывать, что мы лучшие подруги, а потому «никогда не спорим». Но тут нет ни малейшей ее заслуги. Это я никогда ей не перечу. Не перечила.

– Послушай, Кейти, я не пойму, что с тобой творится. Ты ходишь кислая с той минуты, как мы сюда приехали. Точно вдруг сделалась слишком хороша для нас. Точно тебя от нас тошнит. Но сегодня вечером ты как следует повеселишься.

И я покорно, точно на веревочке, последовала за ней. Ну а что еще я могла поделать?

В этот вечер все было иначе, чем накануне. Еще вчера царили приподнятое настроение, дух товарищества, сегодня же в воздухе угадывалось напряжение. Словно прогулка по дикой местности заставила всех насторожиться. Интересно, вспоминают ли другие олениху – как она рухнула на колени, повалилась на бок. Между нами точно висело теперь что-то темное, на нас давил груз тайной вины. Мы совершили убийство. Мы все замешаны в этом, хотя стреляла только Эмма. И сделали это ради забавы.

Все – кроме меня – разбились по парам: Ник и Бо, Эмма и Марк, Миранда обнимает Джулиена за талию. Чуть в сторонке Джайлс и Самира о чем-то беседуют вполголоса. Миранда уговорила их оставить Прайю в коттедже, чтобы мы могли побыть в этот вечер «среди взрослых», но, судя по угрюмому лицу Самиры, она не очень-то этому радовалась.

Когда Джулиен принялся обходить всех с бутылкой шампанского, во всеобщей веселости отчетливо угадывалась натянутость. Шампанское все глотали залпом, торопливо, словно умирали от жажды. Разумеется, вся эта напряженность могла существовать лишь у меня в голове. Но вряд ли. Я видела, как все бросают друг на друга быстрые, почти враждебные взгляды – не только я. Все мы что-то искали в лицах друг друга. Но что? Дружескую близость? Спасительное напоминание о том, что нас связывает? Или со страхом высматривали новую черту, мелькнувшую там, на мрачном склоне горы? Что-то новое, чуждое, жестокое.

– Ужин готов! – крикнула нам Эмма от кухонной стойки.

Все с облегчением отозвались, все устали поддерживать легкомысленную болтовню – она давалась с таким усилием, будто все мы впервые встретились.

Оленина «веллингтон», хотя это, конечно, нарушение старинного рецепта, выглядела потрясающе. Эмма и вправду отменно готовит. Впрочем, это вполне согласуется с ее фантастической организованностью. Она спланировала эту поездку до мельчайших деталей. И похоже, ее не захватило странное настроение, которое владело остальными, – бодрая и энергичная, она торжественно поставила блюдо с пирогом на стол.

– Боже! – вскрикнула Миранда. – Я без ума от тебя, Эмма. У нас в холодильнике обычно можно найти только бутылку шампанского и банку оливок. А у тебя все по-взрослому.

Эмма вспыхнула от удовольствия. Вот только… не думаю, что это был комплимент. Миранда словно определила место Эммы – скучная домохозяйка. Тогда как сама она, Миранда, эффектная и непредсказуемая, сплошной рок-н-ролл. И даже это неправда. Да, кухарка из Миранды так себе, но она все-таки готовит. Однако она никогда не упустит случая выглядеть лучше Эммы. Какая же она стерва. Я одернула себя: что на меня нашло? В конце концов, уж кто бы говорил.

Все захлопали, искренне восхищенные блюдом: золотистая корочка из слоеного теста, а внутри мясо, исходящее невероятно аппетитным духом.

Я положила себе ломоть. Приготовлено идеально: хрустящее слоеное тесто, нежная розовая оленина. Я проткнула мясо вилкой, прыснул красный сок. И тут же вспомнилось убитое животное – подогнувшиеся ноги, утробный стон, который эхом отразился от окрестных вершин, когда она упала. Грудь сдавило. И все-таки я положила кусочек в рот, кое-как прожевала и попыталась проглотить. Непрожеванное мясо уже привычно застряло в пищеводе, меня охватила паника – сейчас задохнусь. Схватилась за стакан с водой, сделала большой глоток, закашлялась.

Самира, сидевшая рядом, посмотрела на меня:

– Что такое?

Я покачала головой. Теперь и Эмма уставилась на меня:

– Надеюсь, все хорошо?

– Да, – выдавила я, в горле саднило. – Объедение.

Она едва заметно кивнула, без улыбки. Неужели заметила мои судороги? А то и гримасу на лице, когда я увидела кровавый мясной сок. Да нет, дело наверняка в другом. Эмма всегда меня недолюбливала. Я так старалась подружиться с ней – и старалась бы еще больше, если бы она хорошо ко мне относилась. Хочется же получить что-то в ответ, не так ли? Ей тоже надо было хоть как-то постараться наладить отношения со старыми друзьями Марка. И она действительно постаралась подружиться с Мирандой, хотя та часто вела себя с ней как записная стерва.

Мне было немного жаль Эмму. Ей столько следовало узнать, наверстать – все эти шуточки для своих, истории. С Бо было совсем иначе. Он американец, чужестранец. Житель Нью-Йорка для нас экзотика, и потом, он учился в Стэнфорде, а это уж точно не способствует развитию комплекса неполноценности. Эмма же училась в захолустном Бате, и Миранда выискивала новые и новые способы ткнуть ей в нос разницу между Батом и Оксфордом. Не думаю, что она хотела обидеть Эмму, она просто так самоутверждалась.

К ее чести, Эмма будто вовсе не замечала выпадов Миранды. У нее доставало здравомыслия и уверенности в себе. Она была из тех, с кем легко дружить, потому что у нее не было убеждений… но близкими подругами мы бы все равно не стали. В ней не было глубины, а если и была, то она прекрасно это скрывала. С Эммой легко, но скучно. Господи, я начала рассуждать совсем как Миранда.

– Знаешь, – сказала я Эмме пару лет назад, когда она только-только появилась в нашей компании, – тебе вовсе не обязательно терпеть всякое дерьмо от Миранды.

Она изумленно посмотрела на меня:

– Что ты имеешь в виду?

– То, как она с тобой разговаривает. Она так со всеми, если честно. Миранда думает, что мир создан исключительно для того, чтобы служить ей, уж я-то хорошо это знаю. Но я ее люблю, потому что хорошего в ней куда больше. И все-таки вот эта черта ее премерзкая. Так что не стоит потакать ей в том, что она считает себя пупом земли.

Эмма нахмурилась.

– Меня это вовсе не задевает, Кейти.

В ее голосе прозвучала резкость, какой я никогда раньше не слышала.

– О, я просто подумала…

– Не надо за меня волноваться. Меня правда это не задевает.

И похоже, не врала. Сейчас я наблюдала, как она улыбается всем, расспрашивает Миранду, где та отхватила такое платье. Может, я слишком мнительная, но иногда мне кажется, что Эмма меня не выносит и терпит только ради остальных. И под ее любезной улыбкой скрывается неприязнь. Или то, что у таких людей, как Эмма, называется неприязнью.

Довольно грустно сознавать, что кто-то недолюбливает тебя столь глубоко, как Эмма. Порой, когда на меня «накатывает», я размышляю, что именно во мне ей не нравится. Может, она увидела во мне то, что я сама осознала лишь недавно, – мою тягу разрушать все, мой эгоизм.

Миранда старательно выковыривала мясо из теста, которое отодвинула на край тарелки. Вечно она носится со своим весом. Нелепо, потому что у нее идеальная фигура, уж по стандартам женских журналов и «Дэйли мейл» – точно. Но я помню обеды у них в доме, помню, как мать отбирала у Миранды тарелку раньше, чем та успевала доесть. «Леди, – говорила она, – не подчищают тарелку, потому что талия должна быть не больше двадцати пяти дюймов». Пару лет Миранда была веганом, потом какое-то время сидела на всех подряд диетах. Она занималась пилатесом, балетом и сайклингом – да всем, что предлагал ее роскошный фитнес-центр. Результат – умопомрачительная фигура, вот только, на мой вкус, ей бы слегка набрать вес, хоть чуточку округлиться. В свои тридцать с небольшим она похожа на голливудскую старлетку. О, и я уверена, что она колет ботокс. Вы решите, что я знаю об этом, потому что мы ведь лучшие подруги, но она не любит рассказывать о таком. Например, о том, что регулярно ходит в солярий (на свадьбе она выглядела так, будто по меньшей мере недели три провела на Сен-Барте). Но когда я сказала об этом, она ответила что-то вроде: «О да, последнее время я часто бываю на солнце и очень быстро загораю», – и резко сменила тему.

– Он такой секси, – говорила сейчас Миранда, – этот лесничий. Сильный и молчаливый… словно из женского романа. Такой опытный. Я и не знала, что выследить оленя так трудно. И такой мощный.

– Ага, мощный! – подхватила Самира, а Джайлс отозвался стоном.

Но Миранда не слушала. Она смотрела на Джулиена. О Джулиене можно сказать многое. Вот только «мощным» его никак не назовешь.

– Брутальный тип, – продолжала Миранда. – И есть в нем что-то почти опасное… Что только прибавляет ему привлекательности. Сразу видно, что он все умеет, сможет построить тебе дом в лесу. В наше время мало кто на это способен.

– Знаете, кого вы мне напоминаете? – вдруг спросил Джайлс.

Он произнес это шутливо, но я видела, что он почти взбешен.

– Кого? – игриво спросила Миранда.

– Двух безнадежных старых дев.

Все дружно покосились на меня – даже Ник, черт бы его побрал. Потому что если здесь и есть безнадежная старая дева, то это ваша покорная слуга. Я сосредоточенно тыкала вилкой в пирог на тарелке.

– Я думаю, – невозмутимо сказала Миранда, – от лица всех женщин ты должна соблазнить его, Кейти.

Сквозь игривость в тоне пробилась необъяснимая жесткость. Я в недоумении глянула на Миранду. В этот вечер у нее все чересчур: золотое платье, волосы взбиты как-то агрессивно, глаза блестят даже ярче обычного, смеется слишком громко.

– Чтобы он ее прикончил? – Джайлс расхохотался. – Вы разве не задумывались? Что такой чувак, как он, делает в таком месте? Ну да, здесь красиво и тихо и вообще классно, но уже через несколько дней должна жуть взять от этого вечного одиночества. Так и свихнуться можно, если, конечно, уже не спятил.

– Он тут не один, – возразила я. – Есть же еще управляющая, Хитер.

– Есть, – согласилась Миранда, – но они же не пара? И потом, она наверняка тоже слегка с приветом. Чтобы выбрать такую жизнь, надо быть немного извращенцем или же прятаться от чего-то.

– По-моему, она выглядит абсолютно нормальной, – сказала я.

Не знаю, зачем я их защищаю. С Мирандой опасно спорить, когда она в таком настроении.

– А лесничий на вид совершенно безобидный. И да, по-моему, он привлекательный.

– Ага! – У Джулиена прорезался неубедительный тон доброго дядюшки. – Значит, тебе такие нравятся, Кейти?

Так, теперь все пялились на меня, точно я образец на стекле микроскопа. Я проглотила-таки непережеванный кусок мяса, отпила воды, хотя ужасно хотелось вина.

– Возможно.

Ужин закончился, но было еще рано. Эмма из кожи вон лезла, пытаясь угодить. То и дело вскакивала, чтобы подлить вина, отчего всем было слегка неловко, будто она вызвалась в этот вечер побыть официанткой. Несмотря на все ее усилия, разговоры за столом увяли. Молчание все длилось и длилось. Непринужденность вчерашнего вечера испарилась, и чтобы вернуть ее, было явно недостаточно снова начать делиться воспоминаниями. Для меня Новый год всегда был праздником из-под палки. Вот и сейчас полночь – час не то чтобы поздний в любую другую ночь – казалась бесконечно далекой.

– Я тут подумала… – заговорила Самира, – детский сад, конечно… Но мы могли бы сыграть в «Правду или вызов».

– Нам уже за тридцать, Самира, – напомнил Ник. – По-моему, мы слегка из этого выросли.

– Да ладно, – возразила Миранда, – некоторым из нас нравится считать себя молодым.

– Прикольно же будет! – подхватила Эмма.

Она единственная, у кого настроение не изменилось, – полна энтузиазма, радостная после кулинарного триумфа. В этот вечер она постаралась принарядиться – до Миранды, конечно, далеко, но серебристое платье с открытыми плечами тоже поблескивает, губы накрашены такой же ярко-красной помадой. Идеально сочетается с крошечным мазком крови, оставшимся после охоты, который она пропустила, – на виске, возле линии волос.

Поскольку никаких иных предложений не поступило, все согласились сыграть в «Правду или вызов». Обстановка тотчас немного разрядилась – на остаток вечера появился план.

Мы убрали посуду и снова сели вокруг стола. Эмма раскрутила пустую бутылку из-под вина. Горлышко указало на Бо.

– Вызов.

– Поцелуй Марка, – тут же велела Миранда.

Бо сморщился:

– А это обязательно?

Марк был явно в ужасе. Но Бо спокойно встал, подошел к нему, наклонился и поцеловал в губы. И на мгновение – такое короткое, моргни, и пропустишь – мне почудилось, будто Марк ответил на поцелуй, будто губы его раскрылись навстречу губам Бо. Выглядело это возбуждающе. Я увидела, как нахмурился Ник. Он тоже заметил.

Раздался смех. Теперь в воздухе повисло какое-то новое напряжение, сексуальный трепет. Бо крутанул бутылку. Она указала на Миранду.

– Правда, – выбрала она с рассеянной улыбкой.

По этой улыбке и ленивому, сонному взгляду я поняла, что Мирада прилично набралась.

– Ладно, – подал голос Ник, – я спрошу. Ты когда-нибудь спала с кем-то еще за этим столом?

Миранда хихикнула.

– Спала ли я с кем-то еще? – повторила она, выделив «спала». – Ты имеешь в виду, с кем-то, кроме мужа?

– Да.

Ник цепко смотрел на нее, примерно так же кот следит за птицей.

– Хм… – Изображая раздумья, Миранда прижала палец к губам, правда, получилось это у нее только со второго раза. – Пожалуй, на этот вопрос я бы ответила… да.

Ошеломленное молчание. Ведь этого просто не может быть? Я никогда об этом не слышала. Как я могла не знать? Я бросила взгляд на Джулиена, но он не выглядел удивленным. Так он знает? Но кто же это? Я сканировала лица сидящих за столом, но не нашла ответа. Марк? Скорее всего. Он же вечно торчал у нас в общежитии, карауля Миранду, чтобы передать послание от Джулиена. Случай вполне мог представиться. Но если так, это обязательно вышло бы наружу раньше.

– Больше я ничего не скажу, так что можете крутить дальше, – объявила Миранда.

– Давай же! – воскликнула Самира. – Ты должна нам сказать.

– Да, – поддержал Бо, – так нельзя, сказать «да» и не сказать с кем.

– Можно, – хитро улыбнулась Миранда. – Я ответила на вопрос. Я выложила свою «правду».

– Ладно. Следующий, – решил Джайлс.

Блеск в глазах Миранды стал ярче. После ее признания ставки будто поднялись, воздух наэлектризован. Она раскрутила бутылку, и та указала на Марка.

– Вызов, – произнес он, прежде чем бутылка замерла.

– Хорошо, – Миранда задумалась. В руках у нее внезапно оказалась непочатая бутылка «Дом Периньон». – Выпей всю!

– Всю? – выдохнула Эмма. – Но это невозможно!

– Я на вечеринках такое сто раз проделывал, – усмехнулся Марк. – Я тебе не рассказывал? Бутылку за десять минут.

Я помнила. Как помнила и последовавший за этим дурдом. Марк из тех, кому лучше вообще не пить. Одни, выпив, впадают в сентиментальность, другие в откровенность, а третьи в агрессию, и угадайте, к какой группе относится Марк.

Миранда встала, торжественно откупорила бутылку, постаравшись, чтобы шампанское не выплеснулось, и подошла к Марку.

– На колени! – Тон одновременно и соблазнительный, и властный. – Рот пошире.

Он подчинился, и Миранда без предупреждения перевернула бутылку, сунула горлышко в открытый рот Марка. Он подавился, дернулся, но Миранда и не подумала вытащить бутылку. Даже наоборот – я увидела, как она поглубже впихнула ее, наманикюренные пальцы пристукнули по донышку.

Кадык у Марка ходил ходуном, из покрасневших глаз текли слезы, мне даже почудилось, что это кровь. Джулиен и Джайлс уже подначивали: «Давай, глотай!» и «Пей до дна, пей до дна!» – наверняка вспомнили вечеринки игроков в регби. Остальные молчали.

Теперь у Марка текли не только слезы, но и сопли. Прямо рыдающий малыш. Он все чаще давился рвотными спазмами и издавал низкий, звериный вой, от которого у меня на руках волоски встали дыбом. Шампанское стекало по подбородку, нарядная рубашка уже была вся мокрая, как и брюки от костюмной пары.

– О господи, – вздохнула Самира, – хватит с него.

– Черта с два! – отрезала Миранда. – Пей! У тебя все мимо течет.

Сколько же пузырьков в бутылке, мне и бокал-то выпить всегда тяжело, давлюсь шампанским.

Картина была жуткая, гротескная имитация полового акта. Но невозможно было ни отвести взгляд, ни остановить происходящее. Парни уже бросили подбадривать, наступило скованное молчание. Даже Эмма не сдвинулась с места, не попыталась хоть как-то помочь своему парню. Мы смотрели – ошеломленные, загипнотизированные этим непристойным зрелищем.

Наконец шампанское кончилось. Медленно, почти неохотно Миранда вынула бутылку, хлопнула ладонью по донышку, вытряхивая последние капли. Одна угодила Марку прямо в глаз, точно финальное оскорбление и окончательное унижение.

Марк хрипел, давился спазмами, согнувшись, уперев руки в колени. Я с ужасом решила, что его сейчас вывернет. Самира, сидевшая за столом рядом с ним, погладила его по спине. Он стряхнул ее руку, яростно дернув плечами. Мы молча ждали, чем это кончится. Наконец, спустя целую вечность, Марк поднял голову. Он слабо, неуверенно улыбнулся и победно вскинул руку. Разумеется, он сознавал, что то, чему мы сейчас стали свидетелями, отнюдь не было его победой. Но все с облегчением выдохнули. Раздались возгласы:

– Игра сделана!

– Ну ты и жестокая, Миранда!

– Молоток, Марк!

Когда Марк раскручивал бутылку, руки у него тряслись.

Как я и полагала, выпал мой черед.

– Вызов, – сказала я.

Мне было страшно – я боялась очередного издевательского пожелания Миранды. Но лучше уж принять вызов, чем выкладывать сейчас правду.

– Марк? – поторопила Самира. – Есть идеи?

Потирая шею, Марк попытался что-то сказать, но у него вырвался лишь хрип. Он помотал головой.

– Хорошо, тогда я. – Миранда явно не переживала, что именно она причина его состояния.

Скрестив руки, она направилась к Эмме и что-то прошептала ей на ухо. Ну как школьницы, честное слово. И как Эмма может так по-дружески держаться с Мирандой, когда она только что унизила ее парня? Похоже, все и вправду предпочитают притворяться, будто это всего лишь игра. Эмма кивнула.

– Или… – сказала она громко и в свою очередь зашептала Миранде.

– А с нами поделитесь? – рассмеялся Бо.

В ответ Эмма игриво покачала головой. Миранда даже не взглянула в его сторону. Она в упор смотрела на меня. По телу пробежал холодок.

– В озеро, – произнесла Миранда. – Окунуться на десять секунд, целиком. Потом выходишь.

Не может быть, чтобы она это серьезно.

– Миранда, на улице ниже нуля. Там лед.

– Да, – вмешался Ник. – Миранда, она же насмерть может замерзнуть.

Я ждала, что и Самира вступится за меня. Но она хмуро смотрела куда-то в пространство, вся в своих мыслях.

Миранда беспечно улыбнулась, покачала головой:

– Управляющая сказала, что плавает каждый день, даже зимой. Прихватим полотенца и плед. Все будет хорошо, Кейти.

Я все смотрела на нее. Не верилось, что она собирается заставить меня это сделать. Взгляд у Миранды был пустой, ничего не выражающий.

– Давай, – сказала она и подбадривающе кивнула, – раздевайся.

Как часто в школе Миранда была моей защитницей, как часто осаживала девчонок, задиравших меня. Но знала я и другую Миранду – агрессора. Иногда она бывала даже более жестокой, чем последняя школьная стерва. Это случалось редко, но случалось. Щелчок переключателя, и вот она – демонстрация силы. Просто чтобы напомнить мне, кто тут главный.

Один случай запомнился особенно – из тех, которые и хочется забыть, и не можешь, как ни старайся. Дело было в девятом классе. В раздевалке перед хоккейной тренировкой. Одна из девочек, ее звали Сара, жаловалась, что учительница не дала освобождение, хотя у нее первый день месячных.

– Сказала, что тренировка только на пользу. Мол, от нагрузки быстрее пройдет. Но я-то знаю, что не пройдет. Несправедливо.

Остальные сочувственно кивали и бормотали.

Я вспомнила, что у меня в рюкзаке завалялся парацетамол, достала таблетки и протянула Саре. Она была наименее противной из одноклассниц. Иногда мы даже сидели вместе – конечно, когда я не сидела с Мирандой. Сара улыбнулась мне, взяла таблетки.

– Спасибо, Кейти.

У меня в груди потеплело.

И тут, как удар колокола, раздался голос Миранды:

– Да Кейти, наверное, не поняла, о чем ты. У нее же еще нет месячных.

Остальные девчонки ошеломленно уставились на меня. Словно я и была тем, чем себя всегда ощущала, – диковинным уродцем. Отсутствие месячных было верным признаком, что я не такая, как все. Четырнадцать лет, а месячных нет. Миранде я рассказала под строжайшим секретом. Она ответила, что четырнадцать вовсе не крайний срок, если хорошенько подумать.

И вдруг использовала это, чтобы унизить меня. Точно хотела показать, что держит меня на коротком поводке.

И вот теперь все повторялось.

Абсурд. Мне тридцать три года. Коллеги уважают меня, многие зависят от меня. Я ответственный человек. И вообще-то я первоклассный адвокат – ни одного дела не проиграла. Я не позволю так себя унижать.

Ладно, думала я, глядя на Миранду. Я понимаю. Тебя это заводит. Как ни в чем не бывало я стянула с себя платье, оставшись в одном белье. Как-то получилось, что белье было красивое – желтый шелк с изящным кружевом. И новое. Я увидела, как брови Миранды поползли вверх. Подозреваю, она ожидала какой-нибудь серый застиранный ужас, который усугубил бы мое унижение. Интересно, все заметили выпирающий живот? Впрочем, обильный ужин вполне сойдет за причину. И все же комнату я пересекла, ссутулясь.

Твою ж мать. Стало еще холоднее, если такое вообще возможно. От холода было почти больно. Кожу будто стянуло. Нельзя об этом думать, иначе я не смогу решиться. Нужно выглядеть сильной, решительной. Вода всего-то в трех десятках ярдов вниз по тропинке. Чернильно-черная. Но на поверхности плавают прозрачно-тонкие ледяные пластинки. Я спустилась к озеру, не останавливаясь, вода охватила щиколотки, икры, живот, я резко погрузилась по шею. Холод был невероятный. Словно я уже мертва, утонула, лишь голова торчит на поверхности. Холод выдавил весь воздух из легких, я захрипела, пытаясь вдохнуть. И сумела взять себя в руки. Повернулась к берегу. Все они стояли там и смотрели на меня. И все захлопали, закричали восторженно – все, кроме Миранды. Она просто смотрела.

И я тоже смотрела на нее, выходя из воды. Ненавижу. Я тебя ненавижу. Я больше не чувствую вины. Ты заслужила.