Тремя днями ранее
30 декабря 2018 г

Почти полтретьего ночи. Я размышляла, достаточно ли уже поздно, чтобы я могла ускользнуть в свой домик и меня не назвали бы разрушительницей компании. Рядом на диван упала Миранда:

– Слушай, мы за вечер даже не поболтали. – Она понизила голос: – Я сбежала от Самиры. Обожаю ее, честно, но она сейчас только о ребенке говорить способна. Вообще-то это немного… ну, короче, это чертовски бестактно, если уж напрямую.

– Что именно?

Миранда нахмурилась.

– Даже не помню, говорила или нет, когда мы последний раз виделись, сто лет уж прошло. Ну… – она перешла на шепот, – мы же пытались, понимаешь…

– Зачать…

– Зачать ребенка, да. В смысле, еще рано и все такое. Все твердят, должно пройти время, – она закатила глаза, – да только Самира, похоже, залетела сразу, как перестала принимать таблетки.

– У всех, наверное, по-разному.

– Да. Я о том, что, может, оно и к лучшему, если честно. Это же конец всему, разве не так? Той жизни, которую мы ведем. Глянь на этих двоих. Это похоже… я не знаю. Это вдруг началось сплошь и рядом. У каждого из моих друзей на фейсбуке либо есть ребенок, либо скоро заведется… прям какая-то эпидемия плодовитости. Понимаешь, о чем я?

– Я давно перестала заходить на фейсбук. Это же как наркотик.

– Да, наркотик! – горячо подхватила Миранда. – Точно, точно. Господи, с тобой поболтать как глотнуть свежего воздуха, Кей. Ты так далека от всего этого – одиночка, живешь своей жизнью… и совсем не думаешь про детей и весь этот бред.

– Угу, – я сглотнула комок, – это обо мне.

– Прости. – Голос у Миранды потеплел. – Это комплимент.

– Да ладно. – Ком в горле никуда не делся. – Я понимаю.

– Слушай, у меня есть кое-что, что нас взбодрит. – Она подмигнула и попыталась что-то выудить из кармана джинсов. И крикнула уже во весь голос: – Кто хочет немного сладенького?

– Сама приготовила? – спросил Ник с насмешливым удивлением. – Не припомню, чтобы ты увлекалась стряпней, Миранда.

Это еще мягко сказано, и Ник, уверена, тоже так думает: Миранда отвратительно готовит. Помню особенно жуткое ризотто, когда половина риса прилипла к сковороде и пригорела до черноты.

– Так было же, – живо откликнулся Джайлс. – Эта штука, безе с малиной, за ужином.

Миранда лукаво улыбалась. Она снова была, как в студенческие годы, бесспорной королевой вечеринки. Глаза ее блестели по-особенному, возбужденно, почти одержимо. Я почувствовала прилив адреналина, как много лет назад. Когда Миранда такая, она веселая, но и опасная.

– Это кое-что другое. – Она наконец извлекла пластиковый пакетик с маленькими белыми таблетками. – Назовем это мятным десертом. Нейтрализатором вкуса. Вспомним старые времена… раз уж мы все собрались здесь вместе.

Я сразу решила, что не стану это принимать, если не желаю потерять над собой контроль. Последний раз, когда я это сделала, все кончилось очень плохо.

Ибица. Нам за двадцать. Большая компания. Вообще-то меня не приглашали, в Оксфорде я почти не была знакома с организатором поездки (читай: он не считал меня достаточно клевой, чтобы пригласить хотя бы на одну из отвязных вечеринок, которые устраивал). Но за неделю до поездки у Миранды умерла бабушка, и она продала свое место мне, со скидкой. На Ибицу ехали Джулиен, Самира и Марк и многие другие, о которых с тех пор ни слуху ни духу. Уже и не вспомнить их имен, даже если захотеть.

Мне нравились долгие ленивые ланчи у бассейна. На закате я пила розовое вино, загорала, читала. А вот вторая часть вечера мне не нравилась: тогда доставались таблетки и все смотрели на меня – когда я отказывалась – как на родителя, который явился испортить общее веселье. А потом все обращались в мерзкие версии самих себя – истерически хохочущие, необузданные, с расширенными зрачками, просто животные. Видели бы они это со стороны, думала я. В то же время я чувствовала себя скованной, скучной, плохой заменой Миранде. Самира – всегда в гуще веселья – как-то отвела меня в сторонку, сказала:

– Тебе надо просто немного расслабиться.

К концу недели они уже днем даже не пытались встать. В доме царил полный бардак. Всюду грязная одежда, пивные банки, использованные презервативы, даже лужи рвоты, не столько подтертые, сколько размазанные. Я уже собиралась бронировать билет на самолет обратно домой. Это же, черт побери, отпуск. Передышка от работы, где я тружусь по восемьдесят часов в неделю. Я знала, что вернусь усталой, грязной и злой. Но в результате я проторчала там до конца. Нашла уголок террасы, скрытый от глаз, перетащила туда лежак и провела последние дни за чтением. Решила, что хотя бы загорю как следует и вдоволь начитаюсь, – жалкое подобие того, чем обычно занимаются в отпуске. Но хотя бы в глазах коллег и родных буду выглядеть так, будто прекрасно провела время.

В последний вечер каким-то чудом все собрались с силами и сообща затеяли барбекю, какие устраивали в начале недели, пока все были на ногах. Я выпила много игристого вина, а потом еще. При свете свечей, глядя на лица окружающих и темно-бирюзовый блеск моря, я подумала: и с чего это я взяла, что плохо провожу время? Это ведь и значит быть молодым, разве не так?

А потому, когда настало время таблеток, я взяла одну. И очень скоро меня охватила эйфория, я ощутила себя непобедимой. Освобожденной из тюрьмы собственного «я» – неклевой и неприкольной подружки Миранды.

Многое из того, что случилось потом, происходило словно в некоем безвоздушном пространстве, не похожем на реальность. Помню прыжок в бассейн прямо в одежде, кто-то тащил меня оттуда, мол, я простужусь, а я все твердила, что «хочу остаться там навсегда». Помню любовь ко всему и ко всем, переполнявшую меня. Как же я раньше не понимала, насколько сильно люблю их?

Помню мужчину и секс в пустой раздевалке бассейна, когда все давно уже разошлись спать. Почти полная темнота, сделавшая ощущения еще острее. Я руководила и направляла. Когда я кончила, на какое-то мгновение мне показалось, что мое тело рассыпалось мелкими звездами. Никогда не чувствовала ничего похожего, я была в высшей степени самой собой… и одновременно кем-то совершенно другим.

На следующее утро я не решалась в это поверить. Разве могла эта дерзкая сексуальная девушка быть мной? Будь там Миранда, я бы спросила ее, что из того, что я помню, было на самом деле? Видела ли она, как я ушла с мужчиной в раздевалку? Действительно ли это произошло? Или это жуткая галлюцинация? Я не смогла решиться спросить Самиру из страха, что она высмеет меня и посоветует повзрослеть.

Это наверняка было, решила я, и доказательство – боль между ног, глубоко внутри. Я была убеждена, что на мне сохранился его запах. Однако на другой день никто ничего не сказал. Я оглядывалась, пытаясь уловить шутки или бахвальство среди парней, но ничего.

К счастью, некоторые из нас тоже отказались от таблеток. Бо – само собой, Самира и Ник из солидарности с Бо. Я поняла, как Нику неприятно это дополнение к вечеринке, по его свирепому взгляду, когда Миранда протянула ему пакет прямо через Бо. Вид у нее был самый невинный, но она всегда умела притвориться, что ей плевать, что ее ничего не колышет. Но, как самая давняя ее подруга, я знаю, что все не совсем так. Иногда подобная беззаботность дается немалыми усилиями.

Миранда стояла у проигрывателя в углу гостиной, перебирала старые пластинки. Наконец с победным криком она нашла, что хотела, «Хиты. Студия 54», и поставила на вертушку. Зазвучала музыка, хриплый женский голос, и Миранда вышла на середину комнаты и начала танцевать. Она двигалась абсолютно раскованно, а мы сидели и глазели на нее. Она пребывала в полной гармонии с собственным телом. Я всегда страдала от того, что не могу быть столь же раскрепощенной. Ведь что такое танец, по сути? Необязательно обладать каким-то особым талантом, если только не занимаешься этим профессионально. Скорее, это способность отбросить свою застенчивость. У меня никогда не получалось. Такому нельзя научиться. Это либо есть, либо нет.

Помню, как подростками мы хитростью пробирались в ночные клубы. Хотя Миранде не нужно было хитрить, ее пропускали сразу, едва взглянув, – в свои пятнадцать она выглядела на двадцать и уже тогда была красоткой. Оглядываясь назад, вспоминая, как мужчины смотрели на нее, какие замечания отпускали на ее счет, я неизменно передергиваюсь от отвращения. Я прокрадывалась вслед за ней в надежде, что меня не заметят. Помню, как танцевала рядом с ней, разгоряченная водкой, украденной из бездонных запасов матери. Копировала движения Миранды, словно я ее тень, потому что этим я всегда и была – ее тенью. Темнотой вокруг ее горящего факела. И мне казалось, что я почти стряхнула собственную неловкость.

Миранда из тех друзей, что делают вас смелым. С которыми чувствуешь себя шести футов ростом, почти таким же лучезарным, словно позаимствовал немного ее света. Но так же легко она может заставить вас почувствовать себя дерьмом. Это уж как ей вздумается. Иногда в те ночи она говорила, что я хорошо выгляжу, – неизменно в одежде, одолженной из ее тогда уже обширного гардероба, мешковатой на мне в области груди и бедер, как на девочке, которая решила поиграть в женщину, нарядившись в мамины шмотки.

А в другой раз она говорила что-то вроде: «Господи, Кейти, ты бы знала, какой у тебя серьезный вид, когда ты танцуешь. – И изображала – прищуренные глаза, мрачно сжатые губы и дерганые движения. – Как будто у тебя жуткий запор. Шону Полу наверняка и не снилось, что люди могут так танцевать». И вся моя обретенная уверенность улетучивалась, я чувствовала себя хуже прежнего. И глушила водку, смешанную с чем-нибудь, пока не чувствовала, что снова расслабилась. Именно тогда я поняла, почему моя мать использует алкоголь как лекарство.

На танец Миранды мне было трудно смотреть – как обычно. Такая грациозная, такая подвижная, можно подумать, что она брала уроки. Только Джулиен не смотрел на нее. Он стоял у окна, глядя в темноту, нахмурившийся, весь погруженный в свои мысли.

Миранда помахала, призывая нас присоединиться к ней. Схватила за руку Марка, заставила встать. Поначалу он дергался, скованно и неуклюже. Но вот она подстроилась под него, и они начали двигаться слаженно, и движения Марка сделались ритмичными, плавными, почти чувственными, в одиночку у него бы точно не получилось. Танец оказался заразительным. Самира встала, вот она-то в одиночку уделает всех на танцполе. Эта расслабленность, ощущение легкости у нее в крови. Джайлс ухватил за руку Эмму, поднял ее и закружил по комнате. С ритмом у Джайлса так себе, но ему абсолютно плевать – он отплясывал как пьяный школьник. Они воткнулись в одну из оленьих голов на стене, и она перекосилась. Эмма попыталась ее поправить, но Джайлс не дал, закружив ее в бешеном темпе.

– Джайлс! – вскрикнула Самира, но тут же расхохоталась и, закрыв глаза, отдалась мелодии.

Эмма тоже хохотала – хотя она самая застенчивая среди них – и одергивала блузку, когда та слишком задиралась. Теперь уже и Ник вскочил, протянул руку Бо, а уж эти двое по части танцев дадут фору даже Миранде.

И все же взгляд приковывала именно Миранда: солнце, вокруг которого вращаются другие планеты. Марк без всякого стеснения прижимался к ней. Никогда еще его влюбленность в нее не была такой очевидной. Иногда я задавалась вопросом, не кроется ли тут нечто большее.

Когда Миранда и Джулиен начали встречаться, помню, я думала: немного странно, что его приятель носится с записками между ними, как курьер. Марк регулярно приходил в наш колледж, чтобы поговорить с ней. Передавал что-то от Джулиена. Например, Джулиен, точно король, посылал гонца с приглашением на матч по регби. Или на вечеринку. Жалкое зрелище, думала я. Что это за дружба такая, когда один у другого в услужении? Кем Джулиен себя возомнил? И почему Марк с этим мирится? Безусловно, Джулиен был красив и обаятелен, но ведь и Марк далеко не урод и совсем не закомплексованный. С какой стати он согласился на роль слуги? Да и вообще это казалось странным. У всех тогда уже появились мобильники, Джулиен мог просто послать сообщение.

Но потом я начала замечать, как Марк смотрит на Миранду, и заподозрила, что все эти визиты – инициатива не Джулиена. А самого Марка. Он все чаще мелькал не только у колледжа, но и в нашем общежитии. Наткнувшись как-то раз на него в коридоре, я спросила, как он преодолел дверь с кодовым замком, а он безмятежно ответил, что ему кто-то открыл. Однажды я застала его сидящим под дверью Миранды.

– Ее нет, – сказала я. – У нее репетитор до четырех.

До ее возвращения оставалось полтора часа.

– Ладно, – сказал он. – Мне все равно нечего делать.

И вот тогда я окончательно поняла, что ему очень хочется увидеть ее.

Был еще один случай, отложившийся в памяти. Джулиен и Миранда уже вовсю встречались, страсти у них бурлили нешуточные. Джулиен пригласил нас на барбекю в один из жарких дней после экзаменов (к тому времени мы уже снимали квартиру) в огромный ветхий таунхаус, который он делил с восемью приятелями из команды по регби, включая Марка. Я, как всегда, была невидимкой. Вообще-то кое-кто из приятелей Джулиена нехотя попытался подкатить ко мне, но я заморозила их своим высокомерием. Не хотелось, чтобы меня сочли некрасивой, но доступной подружкой Миранды.

Джулиен следил за грилем, без рубашки, выставив напоказ мускулистый торс. Лето едва началось, но он уже ухитрился обзавестись идеальным золотистым загаром. Я невольно сравнила себя с ним: красные плечи и шея, остальное белое как молоко. Миранда глаз не могла отвести от него – примерно так же в шестнадцать лет она смотрела на своего нового пони по кличке Берт. Затем она глянула на меня, я быстро отвернулась, и взгляд мой уперся в Марка. На нем были пижонские «рэй-баны», совершенно не подходившие его широкому лицу. Могло показаться, что он предается мечтам. Но, присмотревшись, я заметила, что очки не такие уж непроницаемые и Марк неотрывно смотрит на Миранду. Весь вечер он не отводил от нее глаз. А когда Миранда скинула жилетку, оставшись в бикини, его взгляд будто напрягся.

Позже я рассказала Миранде о своих наблюдениях.

– Серьезно, Мэнди, это было жутко. Он не просто смотрел, он пожирал тебя глазами. Словно хотел проглотить.

Она засмеялась.

– Ой, Кейти, вечно ты придумываешь. Он безобидный. Ты точно так же смотрела на Джулиена.

Этого было достаточно, чтобы я усомнилась в том, что видела. И задумалась: уж не зависть ли это с моей стороны? Нет, я это точно знала. Но на Миранду я обиделась. За то, что она не приняла мои слова всерьез.

– Эй, вы двое!

Возглас Миранды вернул меня в настоящее. Она перевела взгляд с меня на Джулиена – двух отщепенцев, не присоединившихся к упоительному кружению под музыку.

– Джулиен, бога ради, потанцуй с Кейти. Она сама не станет.

В голосе легкие стальные нотки.

Вот уж чего мне хотелось бы меньше всего на свете, но Джулиен уже был возле меня. Мне вдруг вспомнился их свадебный танец. Сколько лет прошло – пять, шесть? Миранда настояла, чтобы он заранее взял уроки танцев, чтобы они смогли станцевать фокстрот. Свадьба была совершенно в духе Миранды. Она заявила, что хочет чего-то очень скромного, но оригинального. Например, они с Джулиеном сбегут с церемонии.

В итоге праздник закатили в поместье ее родителей в Сассексе. Двести человек гостей. Резные золоченые стулья, какие увидишь только на свадьбах, круглые столики, над танцплощадкой светодиодный потолок «звездная ночь». И вишенка на многоярусном, цветочно-сахарном торте: танец новобрачных. Джулиен, до того выглядевший женихом с журнальной обложки, вдруг ушел в себя. Во время танца он сбился с ритма, наступил на шлейф Миранды (почти такой же длинный, как у Кейт Миддлтон) и вообще выглядел так, словно желал оказаться где угодно, только не здесь. Вот сейчас у него было такое же выражение лица, а лоб поблескивал от испарины.