Книга: Охотничий Дом
Назад: Эмма
Дальше: Сейчас 2 января 2019 г

Кейти

Бесполезно было говорить, какой коттедж мне больше нравится. Я одиночка, потому под общее молчаливое одобрение выбрала самый маленький. Последовали добродушные споры о том, кому какой достанется. Один коттедж больше других, и Самира – вероятно, справедливо – считала, что его должны занять они с Джайлсом, у них же Прайя. А Ник и Миранда хотели тот, из которого лучший вид на озеро, – на секунду мне показалось, что Ник спорит, просто чтобы подразнить Миранду, но потом милостиво уступил. Все показывали себя с наилучшей стороны.
– А давайте прогуляемся, – предложила Миранда, когда с расселением все решили. – Разведаем вокруг.
– Но уже почти темно, – возразила Самира.
– Так еще лучше. Захватим шампанское на озеро.
В этом вся Миранда. Любой другой остался бы в Охотничьем Доме до ужина, но ей требовались приключения. Моя жизнь, как только Миранда вошла в нее двадцать с чем-то лет назад, стала гораздо ярче.
– Мне надо уложить Прайю. – Самира посмотрела на переноску, в которой лежала малышка. – Для нее уже поздно.
– Ладно, – небрежно обронила Миранда, едва взглянув в ее сторону.
Не знаю, заметила ли она обиженный взгляд Самиры. Миранда почти весь день вела себя так, словно Прайя – лишний багаж. Помню пару лет назад ее рассуждения о том, «когда у нас с Джулиеном будут дети». Последнее время мы редко виделись, и я не могу понять, то ли ее равнодушие искреннее, то ли она скрывает за ним какую-то личную боль. Блефовать Миранда всегда умела первоклассно.
Все остальные – включая Джайлса – потянулись в темнеющий вечер. Самира, свернув на дорожку к их коттеджу, оглянулась на мужа – наверное, ждала, что пойдет с ней, поможет уложить Прайю. Впервые я так ясно увидела разногласие между ними. Эти двое – идеальная пара, так поддерживают друг дружку, такие любящие, все делают вместе. Прямо сблевать тянет.
Спотыкаясь на неровностях тропинки, мы гуськом двинулись к воде. У Бо, Джулиена и Эммы фонарики, которые они прихватили из Охотничьего Дома, чтобы освещать путь. После тепла в доме я забыла, как ужасно снаружи. Холод такой, что кожу на лице тотчас стянуло, словно в знак протеста против этого режущего воздуха. Кто-то схватил меня за руку, я дернулась, но тут же поняла, что это Миранда.
– Привет, незнакомка. Так здорово снова тебя увидеть. Господи, я так соскучилась.
Непривычно слышать от нее подобное признание – и еще необычнее ее тон. Я посмотрела на нее, но в темноте выражения лица было не разглядеть.
– Я тоже.
– У тебя новая стрижка?
Ее рука коснулась моих волос у щеки. Я постаралась не отшатнуться. Миранда обожала дотрагиваться – а я наоборот.
– Да. Сходила к Дэниелу Гелвину, как ты советовала.
– Без меня?
– Да как-то не подумала. Просто была пара часов свободных… мы закрылись раньше обычного.
– Ладно, – сказала она, – в следующий раз, как соберешься, дай знать, хорошо? Устроим свидание. А то ты последнее время совсем пропала. – Миранда понизила голос: – Мне пришлось просить Эмму… Господи, Кейти, она такая славная, что от нее свихнуться можно.
– Прости, на работе ужасная запарка. Знаешь, когда ты борешься за партнерство…
– Но так же будет не всегда?
– Нет. Надеюсь, что нет.
– Потому что я недавно думала… помнишь, как раньше было? Когда нам было по двадцать? Мы виделись каждую неделю, ты и я. Пусть даже просто ходили выпить в пятницу вечером.
Я кивнула. Но она вряд ли увидела.
– Да. – Голос мой прозвучал немного хрипло.
– Господи, помнишь ночной автобус? Мы уснули и доехали до конечной… в Кингстон, да? А в тот раз, когда пошли в круглосуточный «Теско», ты вдруг размечталась об омлете, но уронила коробку с яйцами, и они размазались повсюду – ну просто повсюду, – и мы решили сбежать, на своих дурацких высоких каблуках… – Миранда рассмеялась, но тут же замолчала. – Я скучаю по этому… по этим дурачествам. – Голос ее был полон тоски. Хорошо, что не видно выражения ее лица.
– Я тоже, – сказала я.
– Эй, вы гляньте на себя, – раздался из темноты голос Джулиена. – Подружки-расподружки. И о чем вы там сплетничаете?
– Ага, давайте, – подхватил Джайлс, – колитесь!
– Ладно. – Миранда приникла ко мне, шепнула на ухо: – Я так рада, что мы здесь, наверстаем упущенное. Я жутко соскучилась по тебе, Кей.
Она сжала мою руку, и мне вдруг почудился какой-то подвох. Но в следующий миг ощутила укол совести – все-таки я плохая подруга.
А Миранда уже отстранилась, и я скорее угадала, чем увидела в темноте, что она вскинула вверх бутылку:
– Смотрите, что у меня!
Радостные возгласы, улюлюканье. Джайлс в круге света от фонарика исполнил пару придурочных па – ну вылитый маленький мальчик, выпускающий наружу лишнюю энергию. И похоже, это оказалось заразительно, внезапно все расшумелись, восторженно загомонили, голоса эхом разнеслись над озером.
Но Эмма вдруг резко остановилась. Я услышала, как она ойкнула, и проследила ее взгляд. Причал, к которому мы направлялись, был освещен луной, и там четко обозначился силуэт человека. Высокий и какой-то слишком неподвижный, словно и не человек вовсе. Лесничий, подумала я. Он примерно такого же роста. Или кто-то из других гостей, про которых нам говорили?
Бо направил на человека луч фонарика, все были уверены, что тот обернется или хотя бы шевельнется. И тут Бо расхохотался. А следом и остальные поняли, в чем дело. Это был вовсе не человек. Статуя, мужчина, задумчиво глядящий вдаль, – в духе работ Энтони Гормли.
* * *
Мы устроились на пристани, перед нами раскинулось озеро. На поверхности то и дело возникали мелкие морщинки, хотя ветер дул едва-едва. Рябь, наверное, вызывало что-то из глубины, под зеркальной гладью явно прятались какие-то тайны.
Несмотря на шампанское, все притихли. Возможно, причиной тому была громадность окружающих нас черных вершин, плита темного неба над головой, полная тишина, – вся эта давящая красота заставила нас умолкнуть.
И все же тишина была не всеобъемлющая. Если посидеть немного, то вокруг начинали проступать звуки – шелест и шорох в подлеске, загадочное озерное эхо. Хитер успела рассказать про гигантских щук-монстров, которые здесь обитают, – исполинское чучело одной из них висит на стене Охотничьего Дома как доказательство правдивости рассказа. Огромные челюсти, острые зубы, вылитая тварь юрского периода.
Я слушала, как высокие сосны шуршат над головой, раскачиваясь на ветру, то и дело раздавался мягкий стук – порыв ветра срывал с веток снег. Совсем рядом внезапно заухала сова. Звук такой узнаваемый, но такой странный, что трудно было поверить в его реальность, в то, что это не какой-нибудь спецэффект.
Джайлс попытался передразнить сову:
– Тевит, тивиу!
Мы рассмеялись, как и требовалось, но меня поразило, как тревожно, почти пугающе прозвучал голос птицы. Для городского жителя крик совы в диковинку, он словно подчеркнул, насколько это место нам чуждо.
– Я и не знал, что в Британии есть такие места, – точно прочитав мои мысли, сказал Бо.
– Ах, Бо, – отозвалась Миранда, – какой же ты янки. У нас тут не только Лондон и конфетные деревеньки.
– Вот не думал, что ты часто бываешь за Кольцевой, Миранда, – парировал Ник.
– Эй! – Она сделала вид, что собирается его стукнуть. – Бываю периодически. Как раз перед Рождеством мы скатались в Сохо, правда, Джулиен?
Все, включая Миранду, засмеялись. Люди думают, что она не способна посмеяться над собой, но это не так… может, если не будет при этом выглядеть слишком смешно.
– Давай открывай бутылку, Мэнди, – сказал Бо.
– От-кры-вай, от-кры-вай! – принялся скандировать Джайлс, и все подхватили. И вот уже над озером разносилось пение, было в этом что-то странное, почти дикарское, языческое. Наверное, это все действие пейзажа – древнего и загадочного.
Пили мы прямо из бутылки, передавая ее по кругу, как скауты, ледяная шипучка обжигала рот.
– Как в Оксфорде, – сказал Марк. – После экзаменов устраивались ночью и надирались.
– Только тогда была испанская шипучка, – заметила Миранда. – Боже, мы эту дрянь галлонами пили. И как только не замечали, что на вкус просто блевотина?
– А еще вы тогда устроили костюмированную вечеринку у реки, – продолжил Марк. – Вы двое, – он указал на меня и Миранду, – и Самира.
– Ага, было дело, – подхватил Джайлс. – Забыл только, какая тема была?
– «Прекрасные и обреченные», – ответила я.
Все должны были нарядиться в стиле двадцатых годов, «золотая молодежь» – как Ивлин Во и его друзья. Господи, до чего же мы были пафосные. Вспоминать об этом все равно что читать старые записи в дневнике, стыдно и вместе с тем трогательно. Потому что это был замечательный вечер, просто волшебный. Мы зажгли свечи, вставили в фонари и расставили их вдоль берега. Все так постарались с костюмами, и все были прекрасны: девушки в блестящих платьях «чарльстон» и парни в смокингах. Миранда, разумеется, была самой сногсшибательной – в длинном облегающем серебристом платье. Помню, как я наблюдала за вечеринкой, все уже пребывали в пьяной эйфории. И думала: как такая старушенция, как я, оказалась здесь? Неужели эти люди мои друзья? И особенно эта девушка – такая эффектная, такая сияющая, – неужели это моя лучшая подруга?
Когда мы возвращались назад к огням Охотничьего Дома и хижин, я заметила еще одну статую, слева от нас, ее силуэт обозначился в свете окон сауны. Статуя была повернута спиной к озеру, лицом к нам. От нее меня пробрала та же жуть, что и от первой. Я подумала, что для того она тут и стоит.
* * *
Наконец-то можно было передохнуть в уединении. Мы провели в компании друг друга почти восемь часов. Мой коттедж находился дальше всех от Охотничьего Дома, сразу за сауной с покрытой мхом крышей. Он был самым маленьким. Ни его размеры, ни удаленность меня особенно не волновали. Я принялась распаковывать чемодан, хотя вещей взяла с собой совсем немного. После шампанского во рту стоял кисловатый привкус, в животе слегка бурлило. Я выпила воды. Потом долго принимала горячую ванну – в эффектной лохани, добавив в воду органического масла с густым и душноватым запахом герани и розмарина. В ванной имелось высокое окно, из которого открывался вид на озеро, подернутый, будто патиной, жухлым плющом, – прямо картина кого-то из прерафаэлитов. Окно было расположено достаточно высоко, чтобы кто-то мог заглянуть в него с целью подсмотреть, – впрочем, я бы все равно ничего не заметила. Не знаю, почему мне пришло это в голову, тем более тут и подглядывать некому, но, однажды мелькнув, эта мысль засела в мозгу. Я выбралась из ванны и прикрыла окно полотенцем. Взгляд наткнулся на зеркало, висящее над раковиной, даже в тусклом свете выглядела я ужасно – измученная, бледная, под глазами темные круги.
Признаюсь, я была почти готова отказаться от поездки в этом году. Просто притвориться, что не заметила письма от Эммы во «входящих», а потом станет «слишком поздно», чтобы что-то решать. Мелькнула внезапная мысль: может, я уже внесла свой вклад в общее веселье? И могу теперь просто спрятаться здесь на три дня от гвалта и суеты, никто и не заметит, что я исчезла. Ник, Бо и Самира, если заведутся, вполне себе громкие, а Миранда и в одиночку умеет создать столько шума, что хватит на целую вечеринку.
А я тихоня, которую мало кто замечает. Наблюдатель, растворившийся на заднем плане. Когда мы жили вместе – Миранда, Самира и я, – жизнь у нас кипела. Они были актерами, я – зрителем.
Если рассказать об этом моим коллегам, они удивятся. Сейчас я один из старших сотрудников фирмы. И рассчитываю скоро стать партнером. Люди слушают, когда я говорю. Я делаю презентации, мне нравится мой голос в тишине комнаты для совещаний. Мне нравится видеть обращенные ко мне лица людей, внимательно слушающих меня. Меня уважают. У меня под началом целая команда. И я давно уже поняла, что мне нравится ответственность. Думаю, каждый из нас в разных обстоятельствах выпускает на волю разные версии самого себя.
Среди друзей я была не лидером, а, напротив, аутсайдером. Уверена, люди часто недоумевали, что эта серая мышка делает рядом с такой, как Миранда. Но в дружбе, как и в любви, противоположности притягиваются. Экстраверт и интроверт, инь и ян.
Было бы очень легко проникнуться неприязнью к Миранде. Бог наградил ее и красотой, и деньгами. У нее такая невероятная фигура, что она выглядит «дурным, нереальным примером для юных девушек», как будто ее подправили в фотошопе. Кажется несправедливым, чтобы у такой худышки была грудь такого размера, – разве она состоит не из жира? И густые, возмутительно блестящие белокурые волосы и зеленые глаза… думаю, в реальной жизни больше ни у кого нет таких по-настоящему зеленых глаз, кроме как у Миранды. Она из тех, кого вы сразу назвали бы сукой. И она определенно может ею быть.
Но, несмотря на свои порой деспотические манеры, Миранда может быть и очень доброй. Когда мои родители разводились, она постоянно зазывала меня к себе, чтобы я отвлеклась от ругани дома. А когда в последнем классе мой тогдашний парень Мэтт бесцеремонно бросил меня ради хорошенькой и популярной Фрейи, Миранда не только утешала меня, но и распустила слух, что у него хламидиоз. А когда мне не на что было купить платье для Летнего бала в колледже, она тут же дала мне свой самый роскошный наряд – платье-футляр из серебристого шелка.
Сегодня в поезде я открыла глаза и увидела, что Миранда на меня смотрит. Эти зеленые глаза. Такие цепкие, оценивающие. И задумчивые, будто она пыталась что-то понять. Я тут же притворилась, что снова уснула. Иногда мне кажется, что Миранда, знающая меня так давно, научилась читать мои мысли и ей достаточно просто пристально посмотреть на меня.
Мы с ней дружим гораздо дольше, чем кто-либо из нашей компании. С младшей школы в Сассексе. Две новенькие девчушки. Одна уже золотая, сияющая деньгами – ее перевели из частной школы неподалеку, когда родители решили, что она должна «приложить усилия» (и думали, что государственная школа увеличит ее шансы поступить в Оксфорд). Другая – с мышиного цвета волосами, в болтающейся на тощем теле школьной форме из магазина подержанных вещей. Золотая девочка (ставшая популярной в первое же утро) жалела ее, старалась сесть рядом на собраниях. Она сделала из мышки свой проект, позволила ей почувствовать себя своей, не такой одинокой.
Я так и не узнала, почему она выбрала меня в лучшие подруги. Потому что она именно выбрала, мне почти ничего не пришлось делать. Но, с другой стороны, Миранда всегда любила экстравагантность, любила бросать вызов людским ожиданиям. Многие девочки выстраивались в очередь, чтобы заслужить ее дружбу, до сих пор помню. Такие волосы – белокурые и блестящие – выглядели ненастоящими. Ресницы до того длинные, что однажды она получила от учителя замечание за то, что накрасилась, – ну разве справедливо! Настоящая грудь в двенадцать лет. Она была спортивной, умной, но не слишком умной (хотя в школе для девочек успехи в учебе вовсе не такой уж недостаток, как в смешанной).
Девочки не могли этого понять. Зачем ей дружить со мной, когда она могла дружить с ними, с любой из них? Видимо, с ней что-то не так, раз у нее столь «странный» вкус. Она могла бы править школой, как королева. Но Миранда не была в школе оглушительно популярна – скорее всего, из-за дружбы со мной. Впрочем, парням на вечеринках, куда мы ходили, став подростками, было плевать. Меня никогда не приглашали в гости к ученикам из мужской школы или на пляжные вечеринки. Миранда могла бы уже оставить меня. Но она всегда брала меня с собой.
Этих воспоминаний я стыжусь больше всего. Схожий стыд я ощущала, оставаясь на ночь в ее красивом эдвардианском доме, когда мне хотелось стащить на память какой-нибудь небольшой трофей. Что-нибудь маленькое, пропажу чего Миранда едва ли заметит, – заколку или пару носков с кружевной оборкой. Просто чтобы у меня было что-то красивое, на что я могла бы смотреть в моей тесной бежевой спальне нашего типового дома, где на стенах пятна, а ставни едва держатся.
* * *
Около восьми в дверь постучали. Всего лишь Ник и Бо, слава богу. Я-то решила, что это Миранда. Мы с Ником познакомились на Неделе первокурсника и с тех пор дружим. Все горести и радости университета прошли вместе.
Они вошли, огляделись.
– У тебя домик в точности как у нас, – сказал Ник, – только поменьше. Но порядка гораздо больше… Бо уже везде раскидал свои шмотки.
– Эй, – возмутился Бо, – просто я не беру в поездки три одинаковых костюма.
Это даже не преувеличение. Ник из тех людей, кто носит добровольную униформу: накрахмаленная белая рубашка, темные джинсы из селвидж-денима и ботинки чукка. Бывает элегантный пиджак и, конечно, всегда его фирменные очки от Cutler & Gross в черепаховой оправе. Он каким-то образом умеет это подать. На нем все выглядит стильно, солидно, хотя на человеке попроще, наверное, смотрелось бы заурядно.
Мы сели в мягкие кресла напротив кровати. Бо принюхался.
– А еще тут изумительно пахнет. Чем это?
– Я принимала ванну.
– А, приятный запах. Они тут все предусмотрели, правда? Эмма превзошла себя. Тут потрясающе.
– Да, – согласилась я, – правда.
Но голос прозвучал как-то тускло.
– Ты как? – Ник толкнул меня плечом. – Извини, что говорю, но вид у тебя не совсем… бодрый. С самого утра. Знаешь, эти заморочки в поезде, когда твое место оказалось в другом вагоне, я уверен, это не нарочно. Будь это Миранда, другое дело… – Приподняв брови, он посмотрел на Бо, тот кивнул в знак согласия. – Мне бы не пришлось гадать. Но это же Эмма. Не думаю, что она на такое способна.
– Но вряд ли она питает ко мне большую любовь.
Эмма сама благопристойность, и раньше я удивлялась, что во мне ей так не нравится, если не сказать вызывает отвращение.
Бо нахмурился:
– С чего ты взяла?
– Просто чувствую…
– Вряд ли ты права, – сказал Ник.
– Может быть, – ответила я. – Наверное, вы меня просто давно не видели, вот и подзабыли. И не надо было пить днем, мне потом всегда нехорошо. Особенно на пустой желудок.
– Это точно, – кивнул Бо.
Ник молча рассматривал меня. Наконец спросил:
– Дело в чем-то еще?
– Нет. Ни в чем.
– Точно?
Я кивнула.
– Хорошо, тогда пошли. Подзаправим тебя ужином. И пусть там будут волынки, оленина и килты, иначе я потребую деньги назад.
В Охотничий Дом мы брели, подхватив друг друга под локти. От Ника, как всегда, пахло цитрусом и, кажется, чем-то вроде ладана. Такой знакомый, успокаивающий запах, что хочется уткнуться лицом в его плечо и рассказать обо всем.
В Оксфорде я поначалу даже всерьез запала на Ника Мэнсона. Думаю, как и многие на нашем курсе. Он был очень красив, но как-то иначе, по-взрослому, и совсем не походил на других первокурсников – прыщавых, неуклюжих, не умеющих держаться с девушками. Его красота была куда более утонченной по сравнению с отточенной в тренажерном зале привлекательностью Джулиена. Ник будто прибыл с другой планеты, что, в общем-то, так и было. Он окончил школу в Париже (его родители дипломаты), где выучился беглому французскому и полюбил сигареты «Голуаз». Сейчас Ник смеется над тем, каким надменным он был, но тогда высокомерием грешило большинство студентов… только у него это выглядело вполне оправданно.
В середине второго курса он рассказал о своей сексуальной ориентации некоторым друзьям. Это не стало таким уж сюрпризом. Он не встречался ни с кем из девушек, которые буквально вешались на него, поэтому тут было о чем задуматься. Я-то предпочитала этого не замечать, объясняя себе его целомудрие тем, что он бережет себя для подходящей женщины.
Не буду отрицать, его признание меня слегка потрясло. Моя влюбленность была всепоглощающей, как это бывает в таком возрасте. Но со временем я научилась любить его как друга.
Встретив Бо, он совершенно пропал из виду. Я вдруг стала гораздо реже видеть его и слышать о нем. Трудно было не обидеться. На Ника – за то, что бросил меня, в то время это ощущалось именно так. На Бо – за то, что вытеснил меня. И потом, у Бо имелись свои проблемы. Он бывший наркоман, или, как он выражается, человек, который больше не принимает наркотики. Ник на несколько лет стал его круглосуточной сиделкой. По-моему, Бо тоже злился на меня, потому что я была близким другом Ника. Сейчас он больше уверен в себе и своих отношениях с Ником… а может, мы просто повзрослели. И тем не менее я чувствую, что с Бо я иногда слишком усердствую. Чересчур заискиваю. Потому что, если до конца быть честной, я все еще чувствую, что из-за его нужды в поддержке – а он до сих пор в ней нуждается – мы с Ником не так близки, как прежде. Мы прекрасно дружим, но это совсем не то, что раньше.
На улице ощутимо похолодало. Над озером повисли клочья тумана, но вокруг воздух было совершенно прозрачен, я посмотрела вверх, свет звезд от холода будто стал ярче. Бредя по тропинке к Охотничьему Дому, я оглянулась на сауну, возле которой видела вторую статую. Но странное дело, статуи я не увидела. Я всмотрелась в тень, отбрасываемую зданием. Статуя исчезла.
Назад: Эмма
Дальше: Сейчас 2 января 2019 г