Атмосфера в столовой буквально пульсировала от тревоги и напряжения экзаменационной недели. Мы все шестеро сидели за столом, который занимали обычно – прямо в центре зала, откуда могли видеть всё. По воскресным утрам мы наблюдали, как помятые после субботних возлияний студенты просачиваются к стойке с завтраком. Мы были «оком бури», пиком общественной жизни Хоторна, видимым отовсюду.

Я читала свои конспекты по уголовному праву. Джемма сидела по другую сторону стола, закрыв глаза и воспроизводя монолог для своего курса театрального искусства. Ее губы в кои-то веки шевелились беззвучно. Руби неотрывно смотрела на экран своего ноутбука, на котором мелькали фотографии картин, выполненных маслом. Мне они все казались одинаковыми, но Руби могла сказать наизусть, когда, где и каким художником была написана каждая из них. Халед склонился над учебником по анатомии, подперев ладонью подбородок.

Джон с напряженным лицом просматривал электронную почту на своем телефоне. Потянувшись за своим стаканом с водой, он раздраженно вздохнул:

– Как вы думаете, когда они обзаведутся посудинами побольше? Для человека столько воды – это мало.

Он держал пластиковый стаканчик большим и указательным пальцами. Стакан действительно был смехотворно маленьким.

Руби вскочила и выхватила у него стакан.

– Я принесу, малыш. – Она сжала плечо Джона и скрылась в направлении кафетерия.

Джемма посмотрела на меня и закатила глаза. За последние несколько недель влюбленность Руби возросла до предела; если Джону что-то было нужно, она спешила обеспечить ему это. Я знала, что Джемму бесит сама мысль о том, чтобы вот так обхаживать своего парня, но я также знала, что если б Джемма сама встречалась с Джоном, она вела бы себя так же.

Мы сосредоточились на экзаменационных материалах, однако все остальные в столовой беспокойно переговаривались между собой. Студенты вбегали в помещение, хватали кружки с кофе и миски с готовыми завтраками и выбегали прочь. На этой неделе полноценно питаться было совершенно некогда, и я мысленно сделала себе пометку по дороге к выходу прихватить несколько бананов.

Джон стукнул кулаком по столу, нарушив нашу сосредоточенность.

– Твою мать! – произнес он так громко, что несколько студентов, сидевших поблизости, оглянулись, широко раскрыв покрасневшие глаза. Несколько секунд они смотрели на нас, потом вернулись к своим учебникам и ноутбукам, не желая отвлекаться на посторонние вещи. Мы все подняли взгляд на Джона, и он понизил голос: – Как я заколебался!

– Что случилось? – спросил Халед.

Вернулась Руби, принеся Джону воды. Окинула взглядом нас всех, взирающих на Джона, и положила руку ему на плечо.

– Что такое? – осведомилась она.

Джон смотрел на Халеда, не обращая внимания на Руби и даже не поблагодарив ее за воду.

– Профессор Рой. Он меня заваливает.

Мы с Халедом переглянулись. Если карма и существовала, то это была она.

– Он предупредил меня о моей экзаменационной оценке… сказал, что за экзамен я получу «С» с минусом, – произнес Джон, скрипнув зубами так, что под кожей на челюсти натянулись мышцы. – Скорее всего, он ненавидит меня за то, что у меня есть связи в финансовом мире, а он так и не добился ничего. Он застрял в этом крошечном вонючем городке в Мэне и учит нас тому, на что сам не способен… Черт! Это снизит мне средний аттестационный балл. А что, если меня оставят на испытательный срок? Что, если я не смогу играть в следующем году?

– Все будет хорошо, – сказала Руби спокойным, матерински-ласковым голосом. – Просто постарайся, чтобы в следующем семестре у тебя были хорошие баллы. – Она снова села рядом с ним, придвинув свой стул еще ближе.

– Погодите, а чего этот препод такой злой? – спросила Джемма.

Джон откинулся на спинку своего стула.

– Потому что хочет быть на нашем месте. И потому, что никак не может склеить какую-нибудь телку.

– Ясно, – отозвалась Джемма, закатывая глаза. – И это вся причина?

Вмешался Халед:

– Да он вообще не любит ставить хорошие отметки. Ни у кого в группе нет выше «B». Это всем нам портит аттестат. Кажется, сейчас самые высокие баллы у Малин – верно, Малин?

Я медленно жевала, переводя взгляд с Халеда на Джона и не зная, что сказать, чтобы Джон не сорвался окончательно.

– Кажется, да. Ну, может быть, – ответила я.

Руби приподнялась, поглаживая Джона по спине.

– Может быть, ты пойдешь и поговоришь с ним? Один на один. Обычно это помогает. Скажешь, что нельзя тебя вот так заваливать. Если ты будешь с ним вежлив, он почувствует себя виноватым и поставит тебе хотя бы просто «С», без минуса.

– Детка, я не могу этого сделать. Я не стану перед ним унижаться, – возразил Джон, отпрянув от ее прикосновения. – Со мной все хорошо. Абсолютно.

Мне хотелось, чтобы они перестали называть друг друга «детка» и «малыш».

Руби отвела взгляд и вернулась к изучению картин на ноутбуке. Если она и обиделась, то никак этого не показала. Макс не сказал ничего. Он смотрел в свои конспекты, словно ничего не слыша.

– И все же, – возобновил разговор Халед, – что ты собираешься делать?

Джон яростно уставился на остатки сэндвича в своей тарелке.

– У меня есть одна идея. – Он оглянулся на Руби. – Но я не собираюсь ему отсасывать.

Джемма поморщилась.

– Ну, у тебя и выраженьица…

– Почему ты получил «С» с минусом? – спросила я, и все остальные посмотрели на меня непонимающе. – Что такое? Должна же быть какая-то причина для такой низкой оценки. Профессора не снижают баллы студентам из-за того, что якобы ненавидят их.

Джон ухмыльнулся, глядя на меня.

– В отличие от тебя, у меня больше двух друзей, и я живу не только учебой.

Я не дрогнула. Этот вызов заставил мою кровь быстрее течь по жилам. Очаровательный, дружелюбный, милый Джон. Никто другой не был таким идеальным. Он любил, чтобы все вокруг любили его, он притворялся славным парнем, но я знала, что это лишь игра. И наконец его настоящее «я» всплыло на поверхность. Пусть все остальные тоже это увидят.

Руби и Джемма смотрели на меня пристально, с напряжением, желая увидеть, что я сделаю, как отреагирую. Фраза Джона балансировала на грани оскорбления. Вероятно, Руби была в панике, не зная, что сказать, как выбрать между мной и Джоном. Кого бы она выбрала? Я не знала точного ответа на этот вопрос.

Я спокойно, неглубоко вдохнула, зная, что нужно вернуть обычный порядок вещей. Ради всей нашей компании. Мне не следовало бросать Джону вызов, не следовало затевать все это.

«Притворяйся».

– Не у каждого из нас есть время на то, чтобы блистать в обществе, – ответила я, слегка поддразнивая. Лицо Джона дрогнуло, он улыбнулся, словно против своей воли. Напряженность спала так же внезапно, как и возникла.

– Если он поставит мне дерьмовую отметку, я с ним разберусь, – заявил Джон, сверкая глазами.

– Только не делай глупостей, – предупредила Руби, медленно выдыхая. – Я не хотела бы, чтобы тебя выгнали из колледжа.

– Не волнуйся, детка, – сказал Джон, обвивая рукой ее плечи и целуя в щеку. И хотя Руби отстранилась, чтобы вытереть со щеки его слюну, она улыбалась.

Я оглянулась на Макса, который так и сидел, склонившись над конспектом. Он даже не поднял взгляд на весь этот обмен «любезностями». Он словно бы жил в своем собственном мире, где все мы не значили ничего.

На следующий день я вышла из библиотеки и под ледяным дождем побежала к факультету английского языка. Острые льдинки, похожие на стекляшки, царапали мое лицо и прилипали к пальто и ботинкам. Перепрыгивая через две ступеньки, я направилась к кабинету ассистента. Добравшись, дважды постучала в дверь.

– Да-да, – отозвался Хейл.

Войдя, я сказала:

– Здравствуйте. Просто хочу сдать экзаменационную работу сейчас.

– Ты так рано сдаешь ее… Неплохо, – отметил он.

– Да, хочу завершить сессию пораньше, так что… – Я порылась в своей сумке, набитой учебниками и конспектами, и нашла нужную тетрадку. Достав экзаменационное эссе, разгладила края бумаги. – Вот.

Хейл взял работу у меня из рук, и на долю секунды наши пальцы соприкоснулись.

– Спасибо, – сказал он с улыбкой. – Ты хорошо поработала в этом семестре.

Я улыбнулась в ответ, поправляя свою зимнюю шапку. Да, я проделала хорошую работу.

Я уже направилась к двери, когда Хейл остановил меня.

– Малин, – окликнул он. – Э-э… могу я спросить тебя кое о чем?

– Конечно, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. Опершись рукой на косяк двери, повернулась к Хейлу. У меня не было времени на разные глупости. Я знала, что вопрос не относится к моим успехам в учебе. Я получила «А» за последнюю работу, и за предыдущую тоже. И правильно ответила на все вопросы теста в середине семестра.

– Ты знаешь что-нибудь о том, что написали касательно профессора Роя?

«Черт».

– Э-э… нет, а что там было?

– Он ведь преподает у вас экономику, верно?

– Да, а что?

– Я уверен, что ты слышала о сайте «Рейтинг профессоров».

«Какого хрена, Джон?»

– Да.

– Кто-то написал о нем кое-что… плохое. Я просто хотел убедиться, что тебе не пришлось терпеть ничего такого от него. Ну, понимаешь, неподобающего.

Я шагнула обратно в кабинет и постаралась сохранить спокойствие и собранность.

– Что вы имеете в виду? Извините, я не видела этот отзыв и не вполне понимаю, о чем вы говорите.

Хейл вздохнул.

– Кто-то… одна из девушек-студенток написала, будто он домогался ее и предложил ей… оказать ему сексуальные услуги в обмен на более высокий балл.

Я не знала, что сказать. Я понимала, что это неправда. Вспомнила, как вел себя Джон накануне. «У меня есть одна идея». И широкая ухмылка на лице.

Хейл продолжил, нарушив молчание:

– По-моему, администрация еще не видела этого. Иногда подобные вещи случаются; в таких ситуациях есть только ее слово против его слова, и с этим мало что можно поделать, но все равно получается неловко. Адам… профессор Рой – мой друг. Мне кажется, он ничего такого не сделал бы, но чужая душа – потемки, как говорится. – Он помолчал, потом снова посмотрел на меня. – Я просто хотел удостовериться, что он не оскорблял подобным образом тебя.

Я покачала головой и сглотнула.

– Нет, никогда. Он хороший преподаватель.

– Ясно. Что ж, ты всегда можешь обратиться ко мне, если что-нибудь… И если ты услышишь что-то… ну, знаешь, студенческие сплетни, если ты узнаешь, что это неправда, пожалуйста, скажи мне или кому-нибудь еще. При нынешнем раскладе я даже не уверен, что он вернется к преподаванию в следующем семестре.

– Я вам сообщу, – пообещала я.

Я не стала задерживаться и, как только поняла, что разговор закончен, направилась к выходу из здания. Вряд ли Хейл заподозрил, будто я что-то знаю, но меня злило, что он вообще спросил меня об этом. Мне не хотелось лгать ему.

«Долбаный Джон – тупица, кретин!» Я сбежала по обледеневшим ступеням крыльца и направилась к столовой.

Я в ярости прошествовала к нашему столу; сумка колотила меня по бедру, мокрые подошвы ботинок скрипели по полу. Все над чем-то смеялись, кроме Макса, который опять уткнулся в учебник.

– Джон! – строгим голосом окликнула я. Все посмотрели на меня.

– Расслабься, всё в порядке, – сказал он, улыбаясь остальным. Руби изображала улыбку, скрывая разочарование. Она не намеревалась становиться на мою сторону. Мне предстояло сделать это в одиночку. Даже Халед выглядел жалко, вымученно улыбаясь и не поднимая глаз.

Я склонилась так, чтобы за соседними столами меня не слышали, и шепнула:

– Ассистент преподавателя спрашивал меня насчет профессора Роя.

– О-о-о, про-о-о-офессор Ро-о-ой, – протянула Джемма, изображая восторженное обожание. – Все только о нем и говорят. Каков подлец!

Халед испустил негромкий смешок – он всегда смеялся шуткам Джеммы.

– Он не подлец, – возразила я.

Джемма подмигнула.

– Мы-то это знаем, но больше – никто.

Я обвела взглядом столовую – все сидели, уткнувшись в свои телефоны. Я была уверена, что новость уже распространилась по всему колледжу.

– Нельзя вот так поливать человека дерьмом, ты испортишь ему карьеру, – сказала я.

– Спокуха, – отозвался Джон, – это просто безвредные слухи. Он это заслужил.

– Он не сделал ничего плохого. А ты сделал.

Джон похлопал себя рукой по груди, явно гордый и довольный собой.

– Успокойся, никто не узнает, что это сделал я.

– Я не хочу влипать из-за тебя в неприятности, – сказала я, и в моем тоне сквозил гнев.

Джон, прищурившись, с широкой улыбкой посмотрел на меня. Он видел, что я зла. Я даже не пыталась это скрыть. Его лицо чуть заметно вытянулось.

– Послушай, М, мне жаль, – произнес он в тон мне; остальные молча смотрели на нас. – Я не хотел, чтобы из-за этого у тебя были какие-то неприятности. Это просто тупой розыгрыш. Я же никого не убил.

Я знала, что должна подыграть ему. Сказать, что это смешно. Но не сделала этого. Я хотела высказать Джону все, что думала на самом деле. Сказать ему, что он поступает подло и по-детски. Но я понимала, что остальные сочтут меня слишком серьезной, скучной и прямолинейной. Никто не хотел драмы. Никто не хотел разногласий в нашей компании. Я не могла рисковать тем, что потеряю их, поэтому попыталась успокоиться, расслабить напряженные мышцы.

Я посмотрела на Руби. Она вряд ли одобрит это. Вряд ли сможет посчитать это приемлемым.

Заметив, что я смотрю на нее, она наконец заговорила:

– Всё в порядке, М, у тебя не будет неприятностей.

Глаза ее умоляли меня оставить всё как есть. Она была на стороне Джона, и на краткий момент мне захотелось вытрясти это из нее. Руби намеревалась защищать Джона во всем, она не ставила под сомнение его поступки и мотивы. Так же, как моя мать вела себя в отношении Леви. Верность и слабость.

После обеда, когда все остальные упаковались в куртки и шарфы и направились сдавать последние в семестре экзамены, мы с Максом остались за столом одни.

– Макс, – сказала я.

Он поднял на меня взгляд, и я кивнула в сторону стула, который до этого занимал Джон. Макс посмотрел в ту же сторону и ответил:

– Не мое дело.

– Он превращает это в наше дело. Мы виновны в пособничестве, – возразила я, удивленная его беспечностью. Помимо друзей, единственным, что было для меня важно в Хоторне, – это мои отметки за учебу. Я знала, что Макс чувствует то же самое.

Он повернул лицо к огромному окну, выходящему во двор кампуса, и окинул взглядом студентов, спешащих по дорожкам. Он не стоил моих усилий. Он явно плевать на меня хотел, и я не собиралась тратить время на споры относительно дурацких поступков Джона. Я начала собирать свои вещи. Да, в «Гринхаусе» будет полным-полно народа, но, по крайней мере, там я смогу скрыться и от Джона, и от всех остальных. Я запихала в сумку конспекты.

Макс оглянулся на меня и сказал:

– Один раз он сделал это со мной.

– Сделал что? – спросила я. Мое терпение балансировало на очень тонкой грани.

– Ну, это было немного по-другому… В средней школе, когда мы были в выездном спортивном лагере. В последнюю неделю у нас проходило состязание. Только один из ребят в лагере мог стать капитаном. Джон хотел получить эту позицию, очень хотел. Мне было все равно. Мне не нужно было капитанство, однако это решали голосованием, и я получил больше всех голосов.

Я не могла представить его в роли лидера. Вот такого тихого, отстраненного Макса, которого я знала…

Он продолжил:

– В тот вечер я вернулся в палату и обнаружил, что кто-то измазал дерьмом мою постель. Оно было под простынями, везде… На следующий день кто-то назвал меня Капитаном Засранцем. Это прозвище приклеилось ко мне до конца лета.

Фу! Какими же отвратительными бывают мальчишки… Я не знала, что сказать. Я ждала, что еще скажет Макс. Но он снова уставился на студентов, которые спешно шагали через двор; чтобы сохранить тепло, они придерживали шарфы и воротники руками.

– Тогда я не знал, кто это сделал. Я не думал, что он может быть таким… подлым. Полагаю, теперь он меня уже ничем не может удивить.

Я снова села за стол, вспомнив кое-что.

– Что случилось с отцом Джона? – спросила я.

– Я не знаю подробностей, – ответил Макс. – Какое-то время из-за него у нас в семье все было плохо. Его поймали на незаконной инсайдерской торговле и отправили в тюрьму. Потом он развелся с моей тетей. Это было громкое дело. Кажется, сейчас живет в Бостоне… Новая жена, новые дети… Мы не видимся с ним.

– Значит, по-твоему, это делает поступок Джона нормальным?

– Нет, в этом нет ничего нормального. Но у него теперь нет возможности даже общаться с родным отцом. Тебе не кажется, что это может испортить любой характер?

Я ничего не ответила.

Макс крепко сжал в пальцах ручку, скулы его затвердели.

– Я научился позволять ему делать то, что он хочет. Не становись у него на пути, серьезно.

Я проигнорировала слова Макса, заметив в вестибюле столовой Руби. Если выйти сейчас, я еще успею перехватить ее по пути в «Гринхаус».

– Ладно, не важно, – сказала я, перебрасывая сумку через плечо и оставляя Макса за столом в одиночестве.

– Руби! – окликнула я, выходя из столовой вместе с порывом теплого воздуха. Она не остановилась и даже ускорила шаг, как мне показалось.

– Руби! – снова позвала я, уже громче, и бегом догнала ее, потянув за плечо и развернув лицом к себе.

Она остановилась посреди дорожки. Снежинки таяли на ее розовой шапке. Ничего не говоря, Руби настороженно смотрела на меня, потом раздраженным тоном спросила:

– Что?

– Руби, что происходит? Ты не злишься на него?

Она вздохнула, поправила на плече лямку рюкзака, потом скрестила руки на груди и обвела взглядом двор.

– Да, злюсь.

– Тогда почему ты ему ничего не сказала? Может быть, он послушал бы тебя. Ты же его девушка! А что, если профессора Роя уволят?

– То, что делает Джон, пусть останется на совести Джона. Он сам решает, как ему поступать.

– Серьезно?

– А что?

– Но это же полная хрень!

– А что я, по-твоему, должна ему сказать? Я не его мать. Злюсь ли я? Да, конечно, злюсь. Но не за то, о чем ты думаешь. Есть кое-что, чего ты обо мне не знаешь. Есть что-то, чего я не знаю о Джоне. Ты думаешь, будто знаешь всё, но это не так. Просто оставь всё как есть. Ладно?

Я никогда прежде не слышала, чтобы она так говорила. Это была не та милая, веселая Руби, которую я знала. Это была какая-то другая девушка, до этого таившаяся глубоко у нее внутри. Сердитая девушка, которой было что скрывать.

– Ладно, – сказала я, пытаясь успокоиться и понимая, что она начинает сердиться и на меня тоже. Я знала, что не могу потерять ее как подругу. Она была единственной моей прочной связью с этой компанией. Она была нужна мне. Мне нужно это уладить. – Если захочешь поговорить, то я всегда рядом.

Руби положила руку мне на плечо; взгляд ее теперь был скорее сочувственным.

– Спасибо, М, но я просто не готова говорить об этом. Но я люблю тебя за твое понимание.

Мне неприятно было слышать это, но я улыбнулась, взяла ее под руку, и мы вместе направились к «Гринхаусу». Я сменила тему, заговорив о том, как нелепо смотрится Джемма в своих дутых зимних ботинках. Мне нужно было развеять напряженность.

Я ненавидела то, как Руби утаивала что-то от меня, как она намекала на то и это, а потом отступала назад, точно дразнила меня, проводя черту и не давая мне узнать правду. Подпуская меня поближе, а потом увеличивая расстояние. Это был ее собственный способ контроля.