– Эй, Малин, подожди!

Голос Халеда разнесся над квадратным двором, и они с Джоном свернули на газон, срезая путь. Их ботинки оставляли следы на росистой траве, и я крепче сжала в руке термокружку, грея пальцы о ее горячие бока.

– Черт, как рано, – сказал Джон, когда они подошли; голос у него был сонный.

– Но я не против того, чтобы занятия начинались в восемь утра, – возразил Халед. – Зато весь остальной день свободен.

Мы втроем посещали курс микроэкономики. Это не имело отношения к моему основному направлению учебы, но я решила, что будет полезно узнать кое-что об этом – пригодится для жизни после колледжа, к тому же давался мне этот предмет легко. Профессору Рою зашло чуть за тридцать, он был из числа приглашенных преподавателей. Был профессор довольно скучным и очень неуклюжим, но мне нравились те материалы, которые он задавал нам для прочтения. К оценке наших работ относился строго, и большинство моих соучеников были на него за это сердиты. Меня это не волновало, поскольку за свои работы я получала высшие баллы. Большинство моих соучеников словно не понимали, что для получения хороших отметок нужно много читать и как следует изучать материал.

Обычно мне нравилось ходить на занятия в одиночку, тишина бодрила меня. Джон и Халед сегодня встали рано – должно быть, не проспали звонок будильника по пять раз подряд. Они редко успевали в аудиторию к началу урока, но вот в спортзал всегда ухитрялись явиться в семь утра – в те дни, когда учеба у них была по расписанию после обеда. Им нравилось после тренировки входить в столовую, поигрывая литыми мышцами.

Студенты медленно выползали из общежитий и тащились по дорожкам к учебным корпусам. В кампусе было тихо, не считая чириканья птиц над головами, – вероятно, они пробуждались задолго до восхода солнца.

– Ты дочитала главу? – спросил меня Халед.

– Да, – ответила я. – А ты?

– Почти. Вчера вечером я… э-э… отвлекся, – отозвался он, подмигнув.

Джон рассмеялся, одновременно зевая.

– Ты имеешь в виду, что отвлекся твой хрен – на Келли Ли.

Я отвела взгляд, пытаясь не воображать себе член Халеда.

– А ты чем занимался – то есть, пардон, кем занимался? – парировал Халед.

– Я был с Руб, – ответил Джон, пытаясь придать своему тону невинное звучание.

– М-м-м… Вы, конечно же, делали домашнее задание, – сказал Халед. Джон легонько ткнул его в плечо.

Некоторое время они толкали друг друга, пока мы не дошли до факультета экономики. Это был один из старейших учебных корпусов в кампусе, с кирпичным фасадом, высотой в три этажа.

– Ладно, Малин, тогда расскажи нам, о чем говорится в этой главе, – тяжело дыша, попросил Халед, пока мы взбирались по лестнице. Я удержалась от того, чтобы сообщить им, что прочитала всю книгу, и это было правильно. Я знала, что они сочтут меня чокнутой заучкой, поэтому сохранила эти сведения при себе.

– Просто не веди себя по-идиотски, и он не вызовет тебя отвечать, – посоветовала я. – А прочитаешь потом.

Халед вздохнул, привалившись к перилам.

– Маленькая мисс Совершенство никогда не выдает свои тайны.

– Ты действительно думал, что она расскажет нам? – спросил Джон, шаркая подошвами по ступеням; шнурки его ботинок были развязаны.

Я знала, что нужно как-то оправдаться, чтобы сохранить их расположение.

– О боже, ладно, – произнесла я. – Если он тебя вызовет, наболтай что-нибудь о причинах, следствиях и социальных вопросах, и о том, как это влияет на экономику. Например, что после теракта одиннадцатого сентября стало меньше краж, потому что поднялась волна патриотизма и сочувствия. А потом приведи собственный пример, скажем… если в Сети появилось видео о том, как кто-то избивает бездомного, то, вполне возможно, на следующий день будет больше пожертвований на убежища. Или что-то в этом роде.

– Спасибо, я тебя обожаю! – воскликнул Халед.

– М выручает своих лучших друзей, – со вздохом облегчения сказал Джон. Я ненавидела, когда он называл меня «М», как это делала Руби.

В аудитории было пусто. На преподавательском столе лежал раскрытый ноутбук профессора Роя, его сумка была небрежно брошена на пол.

– Мы первые, как ни странно, – сказал Халед, усаживаясь на один из стульев, составлявших единое целое со столом. Металл заскрипел под весом его тела. Я выбрала крайнее место у двери. Я предпочитала выходить из аудитории первой, избавляя себя от обсуждений прошедшего занятия. Сиденье холодило кожу даже сквозь джинсы, и я глотнула черного кофе – термокружка сохраняла его горячим.

Джон поставил свою сумку на стол по соседству с тем, что занял Халед, и прошелся по комнате, остановившись перед ноутбуком профессора Роя.

– Чувак, что ты делаешь? – спросил Халед.

– Просто смотрю, нет ли здесь чего интересного, – ответил Джон, кладя палец на тачпэд. – Например, ответов на экзаменационные вопросы. Никогда не знаешь, на что наткнешься.

Я посмотрела в сторону двери, и Джон поднял голову, проследив за моим взглядом.

– А Малин может покараулить, верно, М? – сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно.

Мне хотелось сказать ему что-то вроде «нет, отвали, я тебе не караульщик», но я лишь улыбнулась в ответ и произнесла:

– Конечно, – стараясь, чтобы это прозвучало небрежно.

Он хитро ухмыльнулся мне и снова уставился на мерцающий экран. Несколько раз щелкнул по тачпэду, едва-едва прикасаясь к нему. Халед протяжно рыгнул и посмотрел на меня с глупым выражением лица. Эхо его отрыжки все еще гуляло по аудитории.

– О черт, – промолвил Джон, и губы его раздвинулись в усмешке. – Вы гляньте на это!

Халед вскочил и присоединился к Джону у преподавательского стола.

– М, ты должна это видеть, – добавил тот.

– Я сторожу, забыл?

Они проигнорировали мою фразу, посмеиваясь над тем, что было на экране.

Я смотрела на них. Джон навис над самым ноутбуком, Халед стоял позади него, заглядывая ему через плечо, и постоянно озирался на дверь, изображая, что ему интересно происходящее на экране. Не в его привычках было потешаться над людьми, но и от мысли, что придется противостоять Джону, ему было не по себе, так что он присоединился к нему.

– Фу, позорище, – заявил Джон. – М, он просматривает свою страницу на «Рейтинге профессоров», и у него там только один отзыв на две звездочки. «Любой ценой избегайте этого курса. Если вы все же оказались здесь, сядьте в дальний угол и поспите. Он даже не заметит. Две звездочки – за задания по чтению, это единственное хоть сколько-либо интересное на его курсе».

– Черт, – произнес Халед своим обычным бодрым и позитивным тоном, – не могу сказать, что тот, кто оставил отзыв, не был прав. Но все равно я чувствую себя виноватым перед профессором.

– Виноватым? Нет, приятель, это чистая правда. Он жмотится на хорошие отметки, а его лекции скучны, как я не знаю что… Так, а что тут у нас еще? Может, зарегать его на сайте знакомств? Возможно, если он с кем-нибудь переспит, то немного расслабится…

– Парни, – вмешалась я, – хватит рыться в его инфе.

Джон не обратил на меня внимания. Халед посмотрел прямо на меня, но ничего не сказал.

– Ага, у него уже есть профиль на «Мэтч.ком». Ни одного нового сообщения. Интересно, сколько раз в день он обновляет эту страницу? – хмыкнул Джон.

– Может быть, оставить ему отзыв на четыре звездочки на профессорском сайте, чтобы поднять его средний рейтинг? – предложил Халед, пытаясь присоединиться к веселью – но неудачно.

Я снова напомнила о себе:

– Джон, серьезно, перестань.

В коридоре раздались шаги. Отчасти я надеялась, что это профессор Рой, но походка была медленная, шаркающая – скорее всего, сонный студент. Джон вздохнул и закрыл страницу.

– Ладно, ладно, спокуха. Он сам виноват, не будет оставлять свой ноут открытым.

Халед ничего не сказал, только посмотрел на меня, но я отвернулась и открыла свою тетрадь. Студент вошел в аудиторию, и Халед отскочил от преподавательского стола. Джон сохранял спокойствие – лишь небрежно, по-приятельски, кивнул вошедшему, а потом вернулся на свое место. Проходя мимо моего стола, подмигнул мне.

Когда аудитория заполнилась студентами – все молчали, время от времени кто-нибудь делал долгие глотки кофе из термокружек, – вошел профессор Рой. Джон посмотрел на Халеда и поднял брови; мне было понятно, что он хочет насмешить его, но Халед притворился, будто деловито листает «Фрикономику».

Я села прямее, ощущая беспокойство; мои защитные стены сделались еще выше. Профессор Рой поудобнее расположил на столе свой ноутбук и несколько книг и откашлялся. На долю секунды помедлил, глядя на экран. Я гадала, не забыл ли Джон вернуть все так, как было прежде. Оглянулась на него, но он, похоже, ничуть не был обеспокоен, а когда поймал мой взгляд, то ответил мне хитрой довольной ухмылкой.

Я рассеянно листала свой «Фейсбук», разглядывая фотографию с выходных, на которой Руби отметила меня. Снимок был темный, вспышка освещала только наши лица, блестящие от пота; музыкальная группа выступала в старом спортзале. Я продолжила смотреть новости, мелькнуло имя Джеммы – в посте Лайама на ее странице. Скучаю по тебе, детка, жду не дождусь лета, когда мы будем вместе каждый день. #первыйстаканзаменя. Я щелкнула на имя «Лайам Вельд», но его страница была настроена на режим приватности и доступна только для друзей. На фотографии профиля он и Джемма стояли на какой-то сцене – вероятно, в старшей школе или на выступлении летнего театра. Я гадала: быть может, они познакомились именно через школьный театральный кружок? Надо было побольше расспросить Джемму о Лайаме, но я забыла. В то время это не показалось мне важным.

Я смотрела, как Макс и Руби спешат ко входу в «Гринхаус»; их лица раскраснелись от холода, куртки припорошены снегом. Они улыбались друг другу и о чем-то разговаривали; шагали практически вровень, и стройная Руби хорошо смотрелась рядом с худощавым спортивным Максом.

Я посмотрела в окно, выходящее на озеро. Тройка лыжников скользила по занесенной снегом ледяной поверхности, синхронно взмахивая палками.

Мы втроем занимались домашними заданиями в «Гринхаусе», золотистый свет ламп озарял нашу подготовку к зимней сессии. Короткий световой день и мороз вынуждали нас оставаться в помещении, мозги перегревались от усилий запомнить все статьи и теории по тому или иному предмету. Еще один день экзаменов и сидения над бумагами – и нас отпустят домой на зимние каникулы. Я уже боялась этого. Руби и Макс, румяные от пребывания на холоде, вошли в холл – они ходили выпить горячего шоколада в «Брю». Когда подошли ближе к моему дивану, я выключила звук в наушниках, однако никак не дала понять, что заметила Руби и Макса, – притворилась, будто продолжаю читать.

– Любимый цвет? – спросила Руби. Макс помолчал.

– Синий, – сказал он, потом подумал несколько секунд. – Любимая телепередача?

Руби свела брови, обдумывая ответ. Потом застенчиво произнесла:

– «Семейство Кардашьян».

– О да, – отозвался Макс, – я больше не могу дружить с тобой.

Руби засмеялась и достала из своего рюкзака учебник. «История татуировок». Я заметила на обложке фото мужчины, чья грудь была расписана черными чернилами. Взглянула на книгу, лежащую у меня на коленях. «Введение в уголовное право».

Мои друзья уселись на диван бок о бок. Руби скрестила ноги и выпрямила спину. Розовая шапка с помпоном обрамляла ее лицо, имевшее форму сердечка, из-под шапки выбивались темные волосы. В последнее время Макс задерживал на ней взгляд дольше обычного.

Джону не нужно было учиться – у него была фотографическая память. Или, по крайней мере, так он утверждал. Они с Халедом, вероятно, играли в видеоигры в общежитии. Джемма предпочитала учиться, сидя рядом с ними: она заявляла, будто в «Гринхаусе» не может сосредоточиться, однако подсознательно делала попытки флиртовать с Джоном. Я гадала, что почувствовал бы Лайам, если б увидел это. Подумала о Руби, но ее, казалось, совершенно не тревожили заигрывания Джеммы с Джоном. Мне кажется, она вообще не рассматривала Джемму как угрозу.

– Следующий вопрос? – напомнил Макс.

Руби откинулась на спинку дивана, мягкая обивка промялась под ее спиной.

– За что ты больше всего благодарен судьбе? – спросила она.

– Вопросы начинают становиться сложными, – заметил Макс. Руби улыбнулась.

– Это значит, что они начинают становиться интересными.

Макс сомкнул обе руки на термокружке с горячим шоколадом.

– За своих родителей.

Лицо Руби на миг дрогнуло, но она справилась с собой прежде, чем Макс заметил это.

– Ах, – чуть насмешливо отозвалась она, – как мило.

– Ты задала вопрос.

– Теперь твоя очередь, – согласилась Руби.

Я листала страницы «Уголовного права», подчеркивая такие термины, как «преднамеренное преступление» и «возмещение урона».

– Где ты хочешь жить после окончания колледжа? – спросил Макс. Их неуемная энергия перетекала в нечто более интимное. Я притворилась, будто поглощена учебой.

Руби покусала губу. Она всегда так делала, когда хотела сосредоточиться. Позже губа покраснеет и начнет облезать.

– Честно говоря – в большом городе, например, в Бостоне, Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. – Она глянула в окно. – Не знаю, как меня угораздило застрять здесь на целых четыре года.

– Я рад, что ты оказалась здесь, – сказал Макс.

Они смотрели друг на друга, пока щеки Руби не сделались пунцово-красными; тогда она уткнулась в свой учебник, просматривая фотографии образцов дикарского искусства и современных татуировок. Если б она начала листать страницы еще быстрее, то порезалась бы краем бумаги. Потом откашлялась.

– Если б ты выбрал основным направлением не подготовку к медицинскому, то что? – спросила она.

– Фотографию, – без малейшего промедления ответил Макс.

– Что? Я никогда не видела тебя с фотоаппаратом. У тебя есть с собой какие-нибудь снимки?

Руби чуть подалась вперед, заинтересовавшись, румянец ушел с ее щек. Это была ее специальность – рассматривать произведения искусства. Для меня все искусство выглядело одинаково неплохо – до тех пор, пока соответствовало моим вкусам. Я загнула уголок страницы, на которой шла речь о ведении следственных процедур.

– Они все остались в студии.

– Но я хочу посмотреть!

– Не надо. Я не настолько хороший фотограф, – возразил Макс.

Я почувствовала, что Руби смотрит на меня, проверяя, не прислушиваюсь ли я к их разговору. Как будто хотела сохранить эту часть их отношений в тайне… Но было уже слишком поздно.

– А что ты снимаешь? – спросила она.

– Пейзажи и людей. Скучно.

Руби засмеялась.

– Прекрати это самоуничижение. Поверить не могу, что я не знала о тебе таких важных вещей!

Макс потер затылок и поерзал на диване.

– Да, на самом деле я не разглашаю это. Просто мне нравится фотографировать.

– Кстати, как твои дела со здоровьем? – поинтересовалась Руби, понизив голос. Макс сглотнул.

– С тревожным расстройством?

– Да.

Он несколько секунд помолчал.

– Не знаю. Когда мне кажется, что стало лучше, ни с того ни с сего вдруг случается приступ. Мама считает, что мне нужно принимать препараты, но я не хочу.

– Почему?

– Потому. Это значит принять для себя, что оно что-то значит. А я предпочту не обращать на это расстройство внимания.

Вид у Руби был задумчивый и даже встревоженный.

– Ты знаешь, откуда берутся твои страхи? Я имею в виду, есть ли что-то, что их провоцирует? У одной из моих подруг в старшей школе случались панические атаки во время эпидемий гриппа, потому что она боялась заболеть.

Когда Руби это сказала, у Макса сменилось настроение; взгляд его стал таким, как будто он сделал что-то не так. Он посмотрел на свой ноутбук, о чем-то размышляя, и наконец ответил:

– Нет, я просто так устроен. Я такой, какой есть.

– Я действительно очень хочу увидеть твои работы, – сказала Руби, снова возвращая разговор к фотографии. – Я намерена охотиться за ними, и ты не сможешь меня остановить.

– Тогда не злись, когда тебя постигнет разочарование, – попробовал пошутить Макс, стараясь развеять мрачную атмосферу. Он был одним из тех, кто не любит неловкие ситуации. Но что-то явно изменилось, и Макс закрыл свой ноутбук и подхватил свою сумку.

– Мне нужно идти, – сказал он.

Руби протянула к нему руку – так близко, что кончики их пальцев едва не соприкасались. Взгляд Макса остановился на ее руке, и мне показалось, что сейчас он положит ладонь поверх запястья Руби, но он не сделал этого. Вместо этого отдернул руку и застегнул свой рюкзак. Я сосредоточилась на книге, но кожей ощущала, что Руби смотрит на меня.

– Малин? – окликнула она.

Я притворилась, будто не слышу.

– Малин! – повторила она, ткнув мою ногу носком ботинка.

– Да? – осведомилась я, вынимая наушники из ушей.

– Ты нас слышала? – спросила она. Я выжидательно смотрела на них, как будто они только что оторвали меня от работы, на которой я была полностью сосредоточена.

– Что?

На обратном пути до общежития мы проходили мимо факультета искусств. В здании горел свет, и это привлекло внимание Руби.

– Давай зайдем, – предложила она, останавливаясь у дверей. – Может быть, мы увидим какие-нибудь работы Макса…

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, изображая непонимание. Конечно, я уже знала про это увлечение Макса – с нашей осенней встречи во дворе. Но никогда не рассказывала о нем Руби и не хотела, чтобы она догадалась, что я подслушала их сегодняшний разговор.

– Судя по всему, он фотографирует.

Руби открыла дверь, и мы вошли в вестибюль; на двери справа виднелась табличка с надписью «Студия». В длинном, открытом коридоре все стены были увешаны фотографиями, и мы медленно пошли от входа к дальнему концу.

– Не его, – вздохнула Руби и перешла к следующему снимку. – И этот не его. Скажи мне, когда найдешь его работы.

Я вглядывалась в каждую фотографию. На одной было изображено озеро – тусклое, одноцветное. В нем не было ничего зрелищного – не закат, не рассвет, и даже горизонт был слегка «завален». Мне сделалось неприятно, и я пошла дальше.

На следующем фото была изображена юношеская команда по лакроссу. Этот снимок выглядел интереснее предыдущего; он явно был сделан во время грозы, поэтому все тона были темными и мрачными. Я узнала некоторых игроков, хотя их лица на фото были размытыми из-за дождя – я видела их во время тех матчей, которые мы смотрели.

С другого конца коридора донесся восторженный возглас Руби.

Когда я подошла, она подпрыгивала на месте. Поднявшись на носочки, притянула меня ближе и прошептала:

– Смотри.

Фотография была сделана с вершины горы, деревья на склонах пылали оранжево-алой и желтой листвой. Небо было туманно-голубым, пейзаж простирался вдаль на многие мили. В нижнем правом углу виднелся небольшой скальный выход, и это была самая зрелищная часть фото. На камнях стояла крошечная черная фигура человека – он смотрел куда-то вдаль. Я почти ощутила на своем лице ветер. Под фото была наклеена полоска бумаги с начертанным на ней именем Макса.

Руби перешла к следующему снимку в серии. Это был еще один пейзаж: на сей раз океан и маяк, и еще одна крошечная человеческая фигурка. Контраст между простором и живым существом поражал своей масштабностью и в то же время тонкостью передачи.

Последняя работа Макса висела в центре стены галереи. На ней был не пейзаж, а портрет. Кожа женщины была изборождена глубокими морщинами, губы истончены старостью, серебристо-седые волосы уложены в узел. Одна из его подопечных из дома престарелых.

– Красиво, – пробормотала Руби.

Это действительно было красиво. Я не могла оторвать взгляда от глаз женщины: застенчивых, беспокойных, хотя выражение ее лица было скорее смешливым.

– Он хороший фотограф, – прошептала Руби. – Его снимки здесь самые лучшие.

Я видела, как смягчается ее лицо, как загораются глаза – тогда это бывало часто. К началу последнего курса эта искра исчезла из ее взгляда. Та Руби осталась в прошлом.

Когда мы вышли из здания, она повернулась ко мне, и лицо ее внезапно омрачилось.

– Давай не будем говорить ему, что видели его работы, ладно?

– Конечно, – согласилась я.

– Я не хочу… вводить его в заблуждение, понимаешь? Мы просто друзья, – продолжила она, словно прочитав мои мысли.

– Не волнуйся, эта тайна останется между нами, – сказала я.

Весь оставшийся путь Руби молчала, погрузившись в себя.