Глава 45

Джеральдин было слышно, как Кроули в гневе скрипит зубами. Оставалось лишь надеяться, что они останутся целы. Она решила, что этот разговор должен состояться лицом к лицу, а не по телефону. Инспектор приехала на базу группы по расследованию особо тяжких преступлений, чтобы он мог наорать на нее, если сочтет нужным. Кроули слушал не прерывая, но лицо его с каждым мгновением наливалось кровью, и теперь она ждала, что он вот-вот взорвется.

Вместо этого шеф глубоко вдохнул через нос и, на миг закрыв глаза, попытался взять себя в руки.

– Предложение Дэллоуэя исключается. Обойдемся внешним наблюдением без всякой камеры. Мне нужны полицейские у каждого входа, и чтобы они не сводили с дома глаз.

– Там только один вход. И длинная подъездная дорожка.

– Кажется, ты сказала, что дом стоит на холме? Если это так, то к нему можно добраться, шагая в гору.

Джеральдин поморщилась, чувствуя себя полной дурой. Всего несколько минут назад она описала дом и прилегающую территорию. Здание посреди сельской местности на холме. Ей казалось, что Эмили, если у нее была машина, могла попасть к дому только одним путем – по подъездной дорожке.

Кроули посмотрел на наручные часы:

– Время идет. Туда следует отправить целую команду, чтобы они нашли хорошее место еще до вечера. Как я понимаю, нож уже передан на экспертизу?

– Да, – подтвердила Джеральдин.

– Надеюсь, вы попросили сделать ее срочно?

Она кивнула.

– Что ж, и на том спасибо, – сказал Кроули. – Будем надеяться, что на нем кровь Нины Бэрроуз и отпечатки Эмили Джейкобс. И тогда она наша.

Джеральдин неохотно кивнула. От такого поворота событий она была готова расплакаться. В это утро инспектор была готова поставить свою жизнь на то, что Эмили невиновна… Она уехала от Дэллоуэя в расстроенных чувствах, внушая себе, пока ехала обратно, что поведению Эмили наверняка есть иное объяснение. Джеральдин очень не хотелось терять надежду на то, что Эмили ничего не совершала. Но надежда ей вряд ли поможет; если только чудо. Эмили пырнула женщину ножом в руку, пытаясь напасть на Дэллоуэя. Она совершила преступление! Интересно, первое или второе?…

Джеральдин чувствовала себя совершенно несчастной. Ее муж был на свадьбе ее подруги, ел вкусную еду и пил шампанское, а ее новый наряд лежал в машине, но она так его и не наденет. Как и не попробует ни вкусной еды, ни шампанского…

– Иди и выпей чашку чаю, или еще чего-нибудь, Джеральдин. На тебя страшно смотреть, – не без сочувствия произнес Кроули.

Ей повезло, что дело об исчезновении Эмили вел он, иначе она могла бы услышать «иди и наведи порядок на своем столе, Джеральдин». Инспектор с благодарностью улыбнулась и тихо закрыла за собой дверь его кабинета. Она перехватит сандвич и чашку чаю, а затем позвонит мужу. Сначала минут пять будет плакаться ему в жилетку, а потом скажет, что постарается вырваться к нему. Хотя, если честно, она даже на это не рассчитывала. Не видать ей этой свадьбы, как собственных ушей…

В кармане загудел мобильник, и детектив устало вытащила его. Ей пришла эсэмэска от Тони. «Срочно позвони мне!» – написал он.

Внутренне сжавшись в ожидании очередной порции дурных известий, Джеральдин набрала его номер.

Когда Эмили очнулась, была ночь. У кровати горела лампа, и в ее мягком свете лимонные стены казались почти оранжевыми. Эмили все еще вводили жидкости. Пакет с физиологическим раствором, прикрепленный к трубке капельницы, был на три четверти полон. Несколько мгновений она словно загипнотизированная наблюдала за тем, как капли прозрачной жидкости медленно стекают в трубку. Ее спасали от дегидрации. Возможно, именно поэтому Эмили чувствовала лишь слабый эффект от того, что ей ввели. Они либо были добры к ней, либо по эгоистичным причинам хотели видеть ее здоровой. Боль в груди значительно уменьшилась, превратившись в легкую болезненность при касании. Инфекция постепенно оставляла ее тело, и оно ощущало лишь остаточные напоминания о былом недомогании.

Не иначе как ей дали максимальную дозу антибиотиков, а затем, спеша поставить ее на ноги, удвоили и эту дозу. Эмили не сомневалась, что в этом доме она получает лучшее лечение. Кстати, а где все? Она не слышала никаких звуков, проникающих сквозь стены. Возможно, отдыхают, копят силы… Бутылка воды исчезла с тумбочки у кровати, новой тоже не поставили, из чего Эмили сделала вывод, что это сделано намеренно. Если это так, то ее, похоже, готовят к операции.

Заметив на локтевом сгибе пластырь, Эмили поняла: у нее брали кровь. Но где делались сами анализы? Вряд ли у Дэллоуэя имеется целая домашняя лаборатория. Или тут находится свой лаборант. Или, может, Мередит, используя имя другого пациента, переправляла кровь в лабораторию клиники? Не потому ли ее тогда поместили в ту палату в качестве резервного донора на случай, если их первая попытка окажется неудачной? Сестра Бэрроуз утверждала, что ее определили в ту палату по ошибке. Но так ли это? Или Шелли просто ошиблась? Эмили очень хотелось в это поверить, однако не верилось. Разве на тот момент Шелли знала, что у нее группа крови B? Когда ее усыпили, после того как София умерла, взяли у нее кровь на совместимость с Уолтером? Неужели они сделали анализ, чтобы убедиться, что она подходит на роль донора? И если да, то выбрали ли ее в качестве будущего донора уже тогда? Как жаль, что она так мало знает о трансплантации! Но это такая специальная область медицины…

Эмили знала лишь то, что кровь группы О , универсальной для донорства, можно переливать реципиенту с группой В. Почему они не нашли для Уолтера никого с этой группой? Или нашли, но в то время тот был слишком болен, чтобы перенести операцию? Он болен и сейчас – но они готовы рискнуть… Или его очередь в списке ожидания для пересадки была слишком далеко? Или Дэллоуэй решил, что проще заплатить и самому найти идеального донора?

Ее ничто уже не удивит – ведь Дэллоуэй прооперировал своего собственного сына в своем собственном доме. По всей видимости, пока Шелли отбирала потенциальных доноров, он обзавелся всей необходимой медицинской аппаратурой и инструментами для проведения серьезных операций.

Операция сына потребовала бы тщательного планирования и выбора времени. Эмили с трудом представляла, что Дэллоуэй будет делать ее один. В ту ночь, когда София боролась за свою жизнь, у ее постели находился не один человек – Эмили была в этом уверена. Она лишь потому перестала наблюдать за происходящим у постели Софии, что кто-то неожиданно шагнул к ней и посветил фонариком ей в глаза. Так что их было как минимум два человека; возможно, Мередит и Шелли. Но кто тогда помогал Дэллоуэю? Или он просто держал печень Софии на льду, ожидая, когда остальная часть его команды присоединится к нему? Надо будет спросить у хирурга, когда она увидит его в следующий раз. Если она умрет, то заслуживает знать ответы на все вопросы до того, как ее жизнь закончится.

А она закончится, в этом Эмили даже не сомневалась. Дэллоуэй сказал, что вылечит ее. Шелли заявила, что ее печень восстановится через несколько недель. Но теперь, когда она знала, что они сделали и что намеревались сделать, захотят ли они оставить ее в живых?

При этой мысли Эмили вздрогнула. Ее родители вряд ли станут скучать по ней. Ей было горестно, что она их дочь и они не любят ее. Горькая правда заключалась в том, что ее отсутствие никак не повлияет на жизнь других людей в отличие от отсутствия Зои, перевернувшего ее жизнь. Эмили горько оплакивала потерю сестры; как же грустно, как жестоко судьба уравняла счет… Она так надеялась увидеть Зои снова, и вот теперь этого никогда не произойдет. Теперь пропавшей без вести станет она. Искать теперь будут ее. Шанс увидеть друг друга снова исчезнет навсегда. Это была ее кара.

Бремя вины покалечило Эмили. Оно давило на нее сильнее, чем все, что она вынесла до сих пор. Эмили из последних сил старалась поверить, что версия событий, которую она изложила полиции, была правдой. Ей казалось, что со временем станет легче, что ее ложь заставит боль исчезнуть. Она никак не рассчитывала, что ее будет повсюду преследовать укоризненный голос Зои. Ибо горькая правда заключалась в том, что она никому не призналась, что в тот день видела Зои, вприпрыжку шагавшую по той дороге; сестра болтала на ходу босоножками, беззаботно подставив лицо утреннему солнцу. Эмили наблюдала за ней и кипела от ярости. Еще ни разу она не была так зла. Ни разу не испытывала к своей младшей такой ненависти, как в тот момент…

Эмили закрыла глаза, чтобы стереть мысленную картинку, – и тотчас напряглась, услышав, как открылась дверь. В дверях застыл чей-то силуэт. Чей именно – было трудно разглядеть под длинным хирургическим халатом. Кто бы это ни был, он пришел за ней.

Джеральдин проигнорировала охранника. Тот, словно возбужденный щенок, стоял, переминаясь с ноги на ногу, – не то готов выполнить любую их команду, не то ему приспичило по малой нужде. Он зычным голосом пригласил ее в свою каморку, предложил чай, кофе и даже стул с замусоленной подушкой на сиденье. Швырнув подушку в угол, инспектор подвинула вращающееся кресло к столу, чтобы сесть рядом с Тони.

– У меня расшалились нервы, – сказала она. – Даже боюсь взглянуть.

На экране застыла Эмили в больничной рубахе.

– Ты будешь в шоке, – сухо ответил Тони. – Я уже посмотрел.

Джеральдин сделала глубокий вдох и приготовилась.

– Ну, давай.

Запись длилась меньше минуты. Все это время Джеральдин сидела, затаив дыхание. На застывшем кадре теперь была невысокая темноволосая девушка. Она выбежала из той же палаты, куда за минуту до этого вошла Эмили.

Джеральдин словно ударили под дых. Все, через что прошла Эмили, чтобы доказать существование этой женщины, было ими проигнорировано. История болезни и прошлые поступки самым прискорбным образом были истолкованы против Эмили. Своим нежеланием прислушаться к ней они почти довели ее до сумасшествия. Случись ей потерять разум, в этом не будет ничего удивительного. Джеральдин вспомнила, как погас свет в глазах Эмили, когда инспектор в последний раз видела ее; вспомнила, как холодно отнеслась к ней в больнице после того несчастного случая. Какой одинокой, брошенной всеми чувствовала себя Эмили! Неудивительно, что она позволила избить себя, если это был ее единственный способ сбежать. Она отчаянно пыталась вырваться из этого места, чтобы доказать им, что не выдумала эту женщину… Джеральдин горько укоряла себя, что не поверила ей. В оставленном на автоответчике сообщении Эмили не сказала, что видела ее на записях камер видеонаблюдения; только то, что видела пропавшую пациентку, видела Катку. Неудивительно, что инспектор тогда решила, что у Эмили галлюцинации и навязчивые идеи…

Эти кадры доказывали, что она говорила правду. Чего они не могли доказать, так это была ли Эмили убийцей. Она сошла с ума или ей было на все наплевать? Она стала убийцей или же они сами подтолкнули ее к столь отчаянному шагу?

– Как вы это нашли? – спросил сержант Мартин у охранника, стоявшего прислонившись к стене.

Тот пожал плечами.

– Не знаю. Я просто искал.

– Да, – нетерпеливо сказал Мартин, – но почему вы это искали?

Охранник слегка растерялся:

– Наверное, потому, что сестра Джейкобс как-то раз вечером заглянула сюда и сказала, что ищет пациентку, которая что-то у нее украла. А потом у нас случилась эта история с женщиной, которая давала мужу то, чего не должна была давать. Я просто…

– А как вы узнали об этом? – перебил Тони. – Кто обратил ваше внимание?

Охранник сосредоточенно насупил брови и скривил рот:

– Думаю, что она. Медсестра Джейкобс то есть. Она рассказала им. Мистер Дэллоуэй, сестра Бэрроуз и докторша из Америки пришли сюда и посмотрели запись. Американская докторша сказала мне, что эту запись нашла медсестра Джейкобс, и рассказала им о ней. – Помолчав, он добавил: – Думаю, эту женщину поймали благодаря ей.

Сержант Мартин кивнул в знак согласия:

– Это так, детектив Саттон. Хотя запись, которую мистер Бердж только что показал мне, это не та больничная запись, которую смотрела Эмили Джейкобс. Она была сделана в спальне пациента. На ней видно, как его жена готовится дать ему суп.

Джеральдин вопросительно подняла брови:

– Когда врачи и старшая сестра пришли посмотреть записи?

– В субботу утром, – ответил Бердж.

Инспектор была потрясена. На тот момент Эмили уже была заперта в психушке. Ее госпитализировали в пятницу вечером. Она сбежала из отделения экстренной медицинской помощи в воскресенье вечером. Как ей удалось передать эту информацию? И почему она это сделала?

В ее кармане зазвонил мобильник. Джеральдин тотчас выхватила его. На экране высветилось имя Кроули. Охваченная волнением, она нажала зеленую кнопку.

– У нас есть один результат, – сказал шеф без всяких предисловий. – Нож все еще анализируют на предмет следов крови Нины Бэрроуз, и лаборатории нужен образец крови женщины, которую сегодня ударили этим ножом. Но на ручке есть отпечатки Эмили Джейкобс. Мы выдали ордер на ее арест.

Джеральдин с трудом сглотнула:

– У меня есть для вас кое-что, что может изменить ваше мнение относительно ордера на арест.

– Это может подождать! – рявкнул Кроули. – Вы можете рассказать мне все, что знаете об этой молодой женщине, когда мы поймаем ее. И если вы не собираетесь на ту свадьбу, на которую собирались несколько часов назад, то можете помочь нам. Возьмите с собой команду и отправляйтесь к этому доктору, хотя лично я не вижу причин, зачем ей возвращаться туда, чтобы повторить нападение. Скорее всего она в бегах. Однако, если она объявится, первым делом позвоните мне, – добавил он.

Завершив разговор, Джеральдин, пытаясь снять напряжение, потерла лицо. Все ее тело было напряжено.

– У меня есть парацетамол, если у вас болит голова, – услышала инспектор голос охранника.

Она медленно повернулась в кресле, намереваясь выместить на нем свою злость, но не смогла. Джеральдин не была стервой, а этот мужчина уже угодил в неприятности, хотя еще не подозревал об этом.

– Да, пожалуйста, – спокойно сказала она.