Обед оказался настоящим испытанием. Джеймс, должно быть, составил целый список из 20 вопросов, решив узнать все о моей школе и друзьях в Ирландии.
Он старательно избегал всего, что связано с моими родителями. И я не совсем уверена, ради кого именно это было.
Кэлвин усмехался на каждое мое слово. Кайлер старательно меня игнорировал. Кенту было скучно почти до слез. И только Китон единственный поддерживал разговор.
Я предложила принести десерт, только чтобы разорвать царившее за столом напряжение. Кэлвин вызвался помочь, и я сразу почуяла подвох.
Он крутился рядом, выставляя тарелки на стойку, пока я резала торт.
Внезапно моей ноги что-то коснулось – он прижал меня к стойке, положив ладонь на бедро. Я вскрикнула, заставив всех посмотреть в нашу сторону. Кэлвин, смеясь, сделал вид, что стряхивает оттуда невидимые крошки.
Это должно быть смешно?
Пора было поставить его на место.
– Кажется, довольно глупо приставать ко мне, когда у меня в руке такой большой нож, – заметила я и выставила острие перед собой. – Имей в виду, я не прочь им воспользоваться.
Скамья скрипнула, когда Джеймс поднялся, направившись к сыну; в его взгляде сквозила явная угроза. Кэлвин отступил на шаг, выставив ладони перед собой в защитном жесте.
– Спокойно, пап. Я же не виноват, что у Фэй нет чувства юмора.
Я резко развернулась и уставилась на него.
– Ну ты же поняла, что это была шутка? – улыбнулся парень.
– Пошутишь еще раз, и придется что-нибудь тебе отрезать. – Для наглядности я разрезала ножом воздух.
Джеймс мягко перехватил мое запястье и забрал нож.
– Руку или член? – Кэлвин сама невозмутимость.
– Хватит. На выход, – велел Джеймс, указав на дверь.
Проходя мимо, Кэлвин схватил кусок торта и запихнул в себя сразу половину. Полностью игнорируя приказ отца, он вернулся за стол и плюхнулся на скамью рядом с Кайлером. Его губы, все в шоколадной крошке, изогнулись в улыбке. Джеймсу он показал средний палец, и тот со злостью выдохнул.
Покачав головой, я принялась расставлять тарелки.
Но не успела я съесть и пары кусочков торта, как что-то теплое снова коснулось моей ноги. Интуитивно я сразу заподозрила Кэлвина. Его дьявольская ухмылка тут же подтвердила мои догадки. Я уставилась на него, раздраженно прищурившись, пока его нога продолжала двигаться вверх-вниз вдоль моей икры.
Это определенно был вызов. Видимо, парень совсем без тормозов: не знает, когда надо остановиться.
Что ж, вызов принят. Моя очередь.
Я сняла обувь под столом и чуть подвинулась вперед, сократив расстояние. Нарочито медленными, соблазняющими движениями языка я облизала остатки шоколадного торта с ложки. Одновременно с этим я вытянула ногу и принялась поглаживать его по внутренней стороне бедра. Глаза Кэлвина округлились, он слегка дернулся, но ничего не сказал. Кайлер мельком взглянул на брата, проследил за его взглядом и несколько мгновений внимательно изучал нас обоих. Китон и Джеймс в это время были заняты разговором. Кент погрузился в свои мысли, едва ли замечая, что творится вокруг.
Я поднимала ногу все выше и выше, пока в глазах Кэлвина не вспыхнул темный огонек. Улыбка превратилась в зловещую усмешку.
Кажется, он не верит, что я пойду дальше. Что ж… сейчас он увидит, что я не отступаю.
Нога слегка коснулась особо чувствительного места между ног, и Кэлвин тихонько охнул. С трудом сдерживая улыбку, я пальцами коснулась его твердеющей плоти и принялась двигать ступней вверх-вниз. Моя ухмылка росла вместе с темпом движений. Его же лицо наоборот, становилось все более мрачным. Я продолжила, и Кэлвин заерзал. Кайлер бросил быстрый взгляд под стол – он явно все видит, но надо отдать ему должное – ни один мускул на его лице не дрогнул.
Кэлвин подпрыгнул на стуле, чуть не опрокинув стол, и Джеймс посмотрел на него с подозрением.
– С тобой все в порядке, Кэлвин? Ты какой-то нервный сегодня. – Не знаю, как мне удалось сказать это с непроницаемым лицом.
Вид у него стал обиженным.
– Превосходно, – прошипел он.
Когда стало ясно, что финиш уже близко, я убрала ногу и отодвинулась.
Вот теперь 1:1.
Кэлвин почти сполз со стула с таким выражением лица, будто у него в заднице застрял ядерный реактор, который вот-вот должен был рвануть.
– Я в туалет, – выдавил он и вылетел из комнаты, пока я едва сдерживалась, чтобы не взорваться от смеха.
Кайлер отвернулся, но я успела заметить, как легкая улыбка тронула уголки его губ.
Кэлвин безусловно выиграл в первом раунде, но сейчас я его сделала.
– Мы можем поговорить? – спросила я у Джеймса после завтрака следующим утром.
– Конечно. Пойдем в кабинет.
Его кабинет располагался в пристройке, попасть в которую можно было по лестнице из холла. Спальня, которую он делил с Алекс, как и их личные комнаты, располагалась тут же.
Он провел меня в кабинет, и моя челюсть снова отвисла. Библиотека здесь в точности походила на киношные, как в тех старинных особняках. Разве что высоких потолков не было. Ряд за рядом полки вмещали тысячи книг. С одной стороны стоял элегантный стол из красного дерева с таким же стулом, а напротив, у старинного камина, примостились два огромных «дедушкиных» кресла с красной вельветовой обивкой. Словно сотни миль отделяли этот кабинет от современного интерьера особняка. Здесь царила уютная атмосфера и старомодный шарм.
– Присаживайся, – предложил Джеймс, и я плюхнулась на стул. Он подошел к столу и вытащил из ящика два массивных фотоальбома в кожаном переплете. – Полагаю, ты хочешь спросить о маме?
– Да. – Не помню, чтобы эта мысль покидала мою голову с тех пор, как я узнала о таинственных родственниках из Америки. – Почему вы не общались?
Он глубоко вздохнул и налил себе что-то из хрустального графина, а, заметив мой скептический взгляд, пояснил:
– Знаю, что рановато, но тут придется выпить.
Сев на стул, он глубоко задумался, словно выпал из реальности, а затем поднял на меня взгляд пронзительных голубых глаз. Сейчас он был совсем не похож на отца стольких детей. Может, это все из-за качества жизни.
– Мне было девятнадцать, когда твоя мать сбежала, – начал он свой рассказ, медленно вращая янтарную жидкость в стакане.
– Мы были близки как близнецы, даже еще сильнее. – Он вдруг оглянулся, словно призраки прошлого преследовали его, пытаясь хорошенько напугать. Кадык дернулся.
– Наши родители умерли, когда ей было четырнадцать, а мне шестнадцать. Она когда-нибудь говорила об этом?
– Мама говорила, что родители погибли при пожаре и ей пришлось самой заботиться о себе.
Он с грустью покачал головой:
– Это не правда. У нее был я. И вдвоем нам жилось даже лучше. Наши родители нами пренебрегали большую часть времени. Сирша и я всегда были близки, а когда остались одни, стали еще ближе. У меня была работа на местной фабрике, так что я мог о ней позаботиться. Я настоял, чтобы она продолжала учиться в школе.
Он закрыл ладонями лицо, а когда заговорил снова, то его дыхание сбилось.
– Мне нравилась такая жизнь. Я любил ее и хотел для нее всего самого лучшего.
Джеймс искренне любил мою мать. Это было ясно как день. Почему же мама предпочла его забыть? Что такого могло произойти, отчего она вела себя так, будто его не существует?
– Почему мама сбежала? Она же была еще совсем юной.
– Ей только исполнилось семнадцать. Прошло три месяца… – Он отвернулся. – Случилась ужасная ссора, и мы не разговаривали несколько дней. Однажды я просто пришел домой с работы, а все ее вещи исчезли. – Он сделал глоток. Я терпеливо ждала продолжения. Нервы были натянуты как струна. Я грызла ноготь, а сердце билось с чудовищной силой.
– Я даже не представлял, куда она могла отправиться, никто ничего не видел. Я работал полный день и не мог просто так взять и пойти ее искать. А еще я верил, что она вернется. И когда этого не произошло, каждый выходной тратил на поиски. Я прочесал всю Ирландию вдоль и поперек. Я подавал объявления в газеты, постоянно опрашивал ее друзей, но никто ничего не слышал. Она будто растворилась.
Я чуть придвинулась к нему.
– И все? Вы так ее и не нашли?
Он запрокинул голову, выпивая остатки алкоголя залпом и ненадолго прикрыл глаза.
– О нет, я нашел ее в полном порядке. Через несколько лет. Вы уже жили тогда в графстве Уотерфорд.
Позвоночник словно парализовало, когда я вспомнила наш прошлый дом, но Джеймс не заметил моего замешательства.
В его глазах блеснули непролитые слезы.
– Она ничего мне не объяснила. Да и уделила от силы пять минут. Была такой безразличной.
Он помотал головой, будто прогоняя воспоминание. Его дыхание участилось.
– Сказала держаться от нее подальше. Что она не хочет меня больше видеть.
– Но почему? Почему она так сказала? В этом нет никакого смысла, – удивилась я, продолжая сверлить его взглядом. Он точно должен знать, в чем дело. Единственная сестра, единственная семья никогда не вычеркнет тебя из жизни без веской причины.
– Не знаю, что ты хочешь услышать, Фэй. Она никогда ничего не объясняла. Лишь сказала, что счастлива замужем и оставила прошлое позади. Она даже о тебе не сказала ни слова. – Джеймс смотрел в пустой камин, пока пересказывал эту историю.
Я сгорбилась на стуле, когда волна отвращения вдруг окатила меня с головы до ног.
Джеймс коснулся моего колена:
– Это не то, что ты думаешь. Она защищала тебя. От меня.
Я нахмурилась, пытаясь понять, что он имеет в виду.
– Я рассказал, что у меня жена и дети, она видела, что я предан своей семье. Тройняшки тогда еще не родились, Алекс только вернулась к работе после рождения Кэлвина – бизнес взлетел, – а я сидел дома с детьми. Отец-домохозяйка. Мы не знали, что делать со всеми этими комнатами, и я предложил ей переехать, снова стать семьей, но она отказалась.
Он опять закрыл рукой рот и сник. Я видела, насколько трудно ему второй раз переживать это, но жажда подробностей перевесила чувство вины. Джеймс вскоре вернул себе самообладание.
– Алекс – единственный ребенок в семье, и, хотя у нее много родных, ты единственная девочка. Сирша понимала, что, если я узнаю о тебе, то не оставлю этот факт без внимания, и ничего не сказала.
Он встал и налил себе еще выпить.
– И все равно назначила вас моим опекуном?
Что-то в этой истории не складывалось.
– Предполагаю, она решила, что это меньшее из двух зол.
Я подняла голову.
– Она знала, что я тебя не брошу, и не хотела, чтобы ты была одна.
Я сплетала и расплетала пальцы. Запутанный клубок эмоций словно тяжкий груз теснился в груди. Я машинально накрутила прядь волос на палец, пытаясь разобраться в своих чувствах.
– Ты напоминаешь мне ее. Она тоже так делала. – Он указал на мой локон, и я остановилась. Джеймс сделал еще глоток. Воздух хоть от сгустившихся эмоций, казалось, можно было резать ножом, и я уже пожалела, что задавала вопросы.
Да и вопросов, на самом деле, только прибавилось.
Поставив пустой стакан на стол, он открыл один из фотоальбомов и перелистнул несколько страниц.
– Вот последнее фото, где мы вместе. – Он показал мятый снимок, зажатый в уголках страницы. Стало трудно дышать. Я будто смотрелась в зеркало. У мамы были ярко-рыжие волосы, и я машинально коснулась своих.
– Ей нравилось экспериментировать с волосами, я всегда давал ей часть своих с трудом заработанных денег, чтобы она могла попробовать что-нибудь новенькое.
Задумчивая улыбка смягчила черты его лица.
Мы переворачивали страницы в полной тишине. Поначалу он объяснял мне обстоятельства каждой фотографии, рассказывал истории, связанные со снимками, но с каждым разом говорить становилось все тяжелее, пока он и вовсе не замолчал. Меня тоже захлестнул внезапный прилив горя. Эта потеря тяжким грузом лежала на душе Джеймса, и горевал он гораздо дольше, чем я.
Мне всегда казалось, что мама как открытая книга. Да, иногда она замыкалась в себе, но я думала, что это из-за слишком болезненных воспоминаний о пожаре, унесшем жизни ее родителей. Она убедила меня в том, что осталась совсем одна, но это оказалось ложью. Джеймс заботился о ней. Зачем она скрывала от меня эту часть своей жизни? И знал ли папа? После всего, что выяснилось на этой неделе, я уже ничему не удивлюсь. Мое горе теперь отягощалось мыслью о том, что я вовсе не знала маму. Потому что та мать, которая так сильно меня любила, никогда не врала бы о таких важных вещах.
Но она именно так и поступила.
И я желаю знать, почему.