Я сделала глубокий вдох, набираясь храбрости, и начала свою историю.
– Когда мне было тринадцать, я пошла на свою первую вечеринку и то, что произошло там, испортило мою жизнь, – я помедлила, облизывая вдруг пересохшие губы, и ненадолго прикрыла глаза. Кайлер взял меня за руку и сжал пальцы. Эта безмолвная поддержка придала мне уверенности, и я продолжила.
– Я пила водку с друзьями, и к тому времени как мы начали играть в «Правду или Действие», уже конкретно напилась. Когда бутылка указала на меня, я выбрала «действие» и мне дали испытание: парень по имени Дэниел должен был потрогать мою грудь. Это звучит очень по-детски сейчас, но тогда это было важным событием. Ему было пятнадцать, на две года старше меня. Все девчонки были в него влюблены, и я в том числе, но на испытание я не соглашалась. Все стали дразнить меня недотрогой, и я, отбросив страх, пошла с ним в одну из спален.
Мне понадобилось несколько глубоких вдохов. Неважно, сколько раз я рассказывала эту историю, все будто повторялось снова и снова. Кай держал мою руку, поглаживая кожу большим пальцем.
– Мое тело было уже хорошо развито, и мальчишки всегда сально шутили на этот счет, но конечно, я была полностью невинна. Даже не целовалась ни с кем. Так что снять лифчик перед парнем, на два года старше, было делом великой важности.
Дрожь прошлась по телу.
– Он оказался свиньей.
Я продолжила, хотя меня опять затягивал уже знакомый черный водоворот.
– Грубо тискал меня, и я закрыла глаза, желая, чтобы все поскорее закончилось.
Я сжала губы, вспоминая унизительные неловкие подробности.
Кайлер пересел, обнимая меня сзади своими сильными руками, и ко мне вернулась храбрость. Я положила затылок ему на грудь.
– Наверное в тот момент он и сделал фото.
Кайлер застыл.
– Я так сильно нервничала тогда, что даже не слышала, как он сфотографировал меня. Только когда мы вернулись в комнату, под отвратительные крики свидетелей, я поняла, что произошло. На следующий день мое фото увидела вся школа. Парни не давали мне проходу, сопровождая предложениями и свистом, мало кто остался в стороне. Некоторые пытались меня облапать. Это был настоящий цирк.
В горле застрял комок. Кайлер прижал меня крепче и мягко поцеловал в висок.
– А девочки возненавидели меня. Все подруги отвернулись. Даже зная, как это произошло, видя, как я была расстроена, они не постояли за меня, побоялись стать запятнанными из-за нашей дружбы, – я с грустью покачала головой. – Абсолютно незнакомые мне люди вместе с девочками, которых я знала много лет, выкрикивали оскорбления. Это было кошмарно, – я сглотнула. – Я чувствовала себя такой глупой, что даже не смогла рассказать учителям или родителям. Мне было слишком стыдно.
Я замерзла и стала потирать руки Кая, пытаясь согреться.
– Я была подавлена настолько, что это наконец заметили родители, но я не смогла признаться. Было так больно, что я до сих пор это чувствую. Вот здесь, – я положила ладонь на грудь. – Не думаю, что смогу забыть то унижение. Помножь это на отвращение к себе, и голова превратится в довольно мрачное местечко. Спустя несколько недель, я не смогла выносить происходящего, и у меня случился срыв.
В глазах заблестели слезы.
– Мой тренер по плаванию нашла меня после занятия рыдающей в раздевалке, и позвонила родителям. Я созналась, рассказав им все.
Губы Кайлера коснулись моей щеки.
– Мое чувство собственного достоинства тогда было где-то в унитазе, пришлось посещать психиатра, чтобы проработать свои проблемы. Родители настояли на том, чтобы сообщить в школу, и тогда все стало еще хуже. Дэниела отстранили на две недели, а другим вынесли предупреждение. Оскорбления только усилились, и теперь к прозвищу «шлюха» добавилось еще «стукачка». Я пыталась не обращать внимания, но это не заканчивалось.
Я вдохнула и, почувствовав знакомый запах, позволила ему успокоить меня.
– Когда Дэниэл вернулся, то стал каждый день поджидать меня у шкафчика. Он всегда молчал и просто злобно смотрел. Ничего конкретного он не делал, и пожаловаться было не на что. То безмолвное унижение было худшей формой пытки. Я буквально тряслась, поднимаясь по ступенькам в школу каждое утро.
Кай убрал мои волосы и положил подбородок на плечо.
– Девушка Дэниэла решила взять все в свои руки. Или может, он ее подговорил, – я пожала плечами, – Я так и не узнала. Тогда-то и началась настоящая травля. Они изрезали колеса моего велика. Потом она уничтожила все мои учебники в шкафчике. После бассейна, когда я вернулась в раздевалку, то увидела, что вся одежда искромсана на куски. Она придумывала кучу всего. Я знала, что это она, но, конечно, не могла доказать. У нее всегда находилось алиби. В конце концов, даже руководство школы устало от моих жалоб. Они мне больше не верили.
Я покрутилась в объятиях Кая, прижимаясь к его груди. Он поцеловал меня в макушку.
– Двадцать четвертое февраля две тысячи двенадцатого навсегда запечатлелось в моей голове. Настал апогей. Это было в пятницу, – я наклонила голову, поглядев ему в глаза. Взгляд был хмурый, но сочувствующий.
– Когда я вошла в школу, то уже знала: что-то произошло. Все показывали на меня и смеялись, а я пробиралась к своему шкафчику на трясущихся ногах. И тогда я увидела фотографии на каждом шкафчике. Она в фотошопе приделала мою голову к порнографической картинке, распечатала с надписью «Шлюха напрокат» и написала мой номер телефона.
Я зажмурилась, чувствуя, как задыхаюсь. Кайлер гладил меня по спине.
– Я говорила директору, что это она, но мне не верили. Он сказал, что это дело будут раследовать, но я понимала, что никаких улик нет. Весь день я была словно зомби. Ничего не помню. Только поэтому я смогла вынести оскорбления и отвратительные предложения. Она ждала меня со своими подружками в конце дня. Не помню точно, что именно она сказала, но сразу стало ясно, что это было ее рук дело.
Я села прямо, чуть расслабившись.
– Я просто сорвалась. Это была последняя капля. Даже зная, что она специально провоцирует меня. и лучше молчать, я была уже не способна сдерживать свою реакцию. Весь невысказанный гнев, стресс, самоуничижение покинули меня, как разряд молнии. Меня охватила ярость, какой я прежде не знала, и я бы не смогла ее сдержать, даже если бы сильно хотела. Но я и не хотела. Я желала причинить ей боль, чтобы она поняла, каково это. В тот момент меня мало заботило, что мне за это будет. Я просто хотела отомстить.
– И что ты сделала? – подперев одну щеку, спросил он.
– Бросилась на нее с кулаками. Она такого не ожидала и потеряла равновесие на краю высокой бетонной лестницы, упав вниз головой, и докатилась до самой земли. Она лежала там без сознания, с кучей повреждений, а я стояла и смеялась, до колик в животе. Ни тени вины или раскаяния, – я уронила голову в ладони. – Вызвали две скорых. Одну для нее. Одну для меня. Меня собирались увезти в психиатрическую клинику на обследование, а ее в хирургию, – я обняла его за шею. – Она получила черепно-мозговую травму, Кай, и все из-за меня.
Он прижал меня к себе.
– Это был несчастный случай, Фэй, и ее точно нельзя назвать невинной. Она довела тебя до срыва, а ты просто защищалась. Ты не сталкивала ее с лестницы, просто выбрала не тот день для мести. Все на ее совести.
Я повернула его за плечи и посмотрела ему в глаза.
– Я хотела причинить ей вред, Кай. Очень, очень хотела. И не почувствовала никакого раскаяния, когда все случилось. Она неподвижно лежала на земле, я смеялась.
Знакомое чувство ненависти к себе словно сыпь распространилось по коже и не желало уходить.
– То, что моя ярость может быть такой сильной, пугает меня. Я знаю, на что способна, и это приводит меня в ужас. Я пытаюсь держать себя в руках при любом конфликте, но иногда желание выплеснуть эту ярость просто всепоглощающе. Как например сегодня с Кентом. Я была так озлоблена, что собиралась ворваться туда и надрать им всем задницы. Хорошо, Брэд прогнал меня оттуда.
Я отвела взгляд, не желая видеть, как в его глазах появится разочарование. Он приподнял мой подбородок пальцем.
– У всех есть темная сторона, Фэй. Крайне уродливая с виду. У всех, – его взгляд почти прожигал дыру в моей груди. – Ты знаешь, что мне это знакомо. Но людей определяют по их поступкам. По-настоящему злые люди не могут не совершать зла, и у них никогда не бывает угрызений совести. Для них творить зло так же естественно, как дышать. Они слабые, и позволяют дьяволу на своем плече склонить их на свою сторону. А другие люди достаточно сильны, чтобы сопротивляться, отличать правильное от ложного, постоянно сражаться ради победы добра над злом.
Он намотал локон на свой палец.
– А еще есть такие, как ты. Кто по своей сути добр, но попадает в плохую ситуацию. То, что случилось тогда, было самозащитой. То, что происходит после, характеризует тебя как хорошего человека, Фэй, – он покачал головой. – А вовсе не плохого. Ты не вредила ей намеренно, и твоим природным качеством является стремление помочь другим. Вот какую Фэй я знаю
Я пребывала в тихой задумчивости несколько секунд.
– Знаю, что могла бы с этим справиться. С тем фото, то есть. Я была расстроена и унижена перед таким количеством людей, которые увидели столь личную часть меня. Но с годами я поняла, что проблема была не в этом. Я бы смогла это пережить. А вот то, что это повлекло, навсегда осталось со мной. Травля, потеря друзей, то, что случилось с Верой – так ее звали – и страх, что где-то внутри меня скрывается настоящее зло. Теперь приходится жить с тем, что я сделала. С осознанием, что я способна такое совершить.
– Это все чушь, – разозлился Кай, – ты защищала себя. А это не одно и то же. Что было дальше?
– Я провела в психиатрической лечебнице пару дней. Они установили, что у меня был срыв из-за длительного стресса. Родители Веры хотели подать в суд, но я была несовершеннолетней. С помощью экспертизы записи с камер школа получила некоторые доказательства причастности Веры к травле, и адвокат посоветовал ее семье оставить это дело. Она была в больнице несколько недель, и я надеюсь, что повреждения оказались незначительными, – я потеребила подол платья. – Я больше ее не видела и никогда не возвращалась в ту школу. Родители переехали в Дублин, и мы пытались начать все заново, как будто ничего не произошло. Но я не могла притворяться, что все в порядке, и постоянно ощущала, как умираю внутри. Вина разрушала меня.
– Что ты чувствуешь сейчас?
– Я, кажется, целую вечность провела с психотерапевтом и наконец научилась справляться с этим. Но иногда я снова чувствую себя дерьмово и боюсь, что могу сорваться.
– Этого не произойдет.
Я открыла рот, чтобы возразить, но он остановил меня убийственным взглядом.
– Я смотрю на тебя. И вижу тебя. Ты хороший человек. Твои поступки это подтверждают. Ты стоишь горой за себя и других. Ты не жертва и не монстр. Ты борешься за то, что правильно. Как, например, сегодня.
Я прикусила нижнюю губу.
– Не могу смотреть, как обижают слабых. Это напоминает мне мою ситуацию, когда никто мне не помог. Мои так называемые друзья предали меня. Я бы никогда так не сделала. И даже если Кент не понимает, что тонет, я вижу это. Я не психолог, но его поведение – крик о помощи. Твои родители должны что-то предпринять.
Он сжал зубы.
– Знаю. И поговорю с мамой.
– Это придется отложить. Джеймс планирует поговорить с ней о Кортни на выходных.
– Поверю, когда увижу, – фыркнул Кай.
– Я говорила с ним утром, и он был искренен.
– Думаю, скоро посмотрим.
Я положила голову ему на грудь, слушая тихое биение сердца:
– Ты ведь знаешь, почему нас тянет друг к другу, да? – я запустила пальцы под его рубашку.
– Я знаю, что это не по тем причинам, о которых ты думаешь.
Я выпрямилась, услышав это:
– Что ты…
Звук падения чего-то тяжелого прервал меня на середине вопроса. Мы оба вскочили, и выбежали в холл. Я осмотрелась в поисках источника шума. Сверху донесся подозрительный скрип. Мы обменялись взглядами, прежде чем Кайлер побежал наверх по лестнице, перешагивая через ступеньку. Я бросилась за ним под тяжелый стук сердца.
Он открыл дверь в кабинет отца и замер.
– Какого черта ты здесь делаешь?
Я выглянула из-за его спины и ахнула. Сотни осколков лежали на полу вокруг стола. Но не это заставило меня остолбенеть. Согнувшись под тяжестью нескольких папок, над столом склонилась Эддисон.